Гений автопрома

Эпилог

Эпилог

Январь в Париже ничуть не напоминал хвалёную еврозиму, минус стоял конкретный, и я шастал в трикотажной маске, весьма напоминающей балаклаву ОМОНа, только белую, с протяжным прибалтийским акцентом объясняя, что у меня «холодо-овая аллергии-ия». Эрнест Сергеевич Цыганков, более чем хорошо знавший меня по прежним заездам, называл её «воспалением хи-итрости». Журналисты осаждали, но за наш экипаж отдувался Велло, сыпал шуточками и розыгрышами, его моментально полюбили, а мне куда проще было отсидеться в тени этого трындюка-задушевника.

Наконец, погнали. Предупредил о прошлой засаде с парижскими полицейскими, и что скорость на выезде из города лучше держать в пределах нормы. Кому я это говорил? Он объехал пробку по встречке и притопил на всю мощь форсированного мотора, раскрутив тойотовский дизель до вполне бензиновых 5 тысяч. Как было сказано в моём пророчестве, на полной скорости подлетели к патрульной машине, коп, похоже, охренел от цифр на радаре и с запозданием на какую-то секунду кинулся наперерез, размахивая жезлом… Едва успел отскочить назад.

— Ыунпуу! Сойдёшь с дистанции на первом же участке! Полиция срисовала твой номер!

К искажённому радиопередачей голосу Эрнеста примешался вертолётный звук «хлоп-хлоп-хлоп». Начальник стада висел над нами и злился. Зато точно не превратит стрекозу в такси для богатых журналюг, как поступил прошлый командующий автопробегом.

— Это не я, — как ни в чём не бывало ответил Велло. — Наверно, Стасис шалит.

— Номерной знак! — надрывался Цыганков.

— А-а, знак… Не-ет! Наш я залепил изолентой.

У меня мелькнула не самая радужная мысль, что не доеду до Дакара не из-за поломок или разоблачения подмены, а чисто из-за эстонского хулиганства. За езду без номерного знака или со спрятанным знаком французские правила предусматривают какой-то ощутимый штраф. Возможно, это кого-то волновало, но не напарника.

Если кратко, то на первый КП мы пришли быстрее мотоциклистов, стартовавших раньше легковых машин, то есть сравнительно лёгких внедорожников 4×4, как наши. Все крупнее трёх с половиной тонн участвовали как грузовики. Хорошо, что правила ралли предусматривали штраф только за превышение времени прибытия на КВ, а не за приезд на 40 минут раньше.

Потом делились, на допах я штурманил, пересаживался за руль между допами до Марселя, и к погрузке на корабль наша пара удерживала лидерство, а доблестные гоночные УАЗы («гоночный УАЗ» звучит глупо и по-прежнему режет ухо) удерживали перевес в командном зачёте. Но перед началом африканского куска, куда более протяжённого, чем европейский, Цыганков выкатил ультиматум: все три четвёрки катят вместе. Добавил:

— Тебя, Велло, и тебя, Яакко, это тоже касается.

Если убрать стёб, с которым он произнёс «Яакко», в переводе с цыганковского на общедоступный это означает: держи эстонского сумасброда в узде, если это вообще возможно.

Началась пустыня. Больше всего ощущалась разница с предыдущим рейдом в комфорте. МАЗ — это просто корабль, УАЗ рядом с ним — жестянка. Пришлось пожертвовать даже возможностью установки кондиционеров, поливали маски водой, чтоб она, испаряясь, охлаждала лица.

Почему без кондишнов? Они — дополнительная нагрузка двигателя, тяговитого, но не супермощного, к серийному добавилась всего пара десятков коней. В кабине и на заднем борту аж 4 запасных колеса, потому что порвать покрышку или согнуть диск на каменистых участках легче лёгкого. Булыжник размером с футбольный мяч заставит МАЗ хорошенько вздрогнуть, на УАЗе элементарно разуемся, если даже не перевернёмся.

Говорят, каждый грамм веса на счету. А у нас увеличенные топливные баки и, по старой советской привычке, ремкомплекты для замены основных узлов.

Рессора лопнула? Для кого-то проблема, а для нас заминка максимум на 17 минут, продолжим движение раньше, чем подоспеет техничка, догоним.

Реакция Велло меня покорила. Он умудрялся, не снижая темпа, объезжать каждый камушек крупнее голубиного яйца, нас трясло, но не подкидывало. Мы — единственная пара, кому не пришлось менять колесо до границы Алжира! Дальше, правда, случалось всякое.

Правило «не отрываться» бесило моего товарища до безумия, мы катились на несколько сот метров впереди пелетона под окрики Цыганкова, цитировать которых не позволит цензура, остальная советская железная братия, кроме вертолёта, барахталась в нашей пыли.

Первые сутки около нас болтались французы на «нивах», но оторвались и ушли вперёд. Должен сказать, маршрут 1984 года мне показался несколько легче, чем в прошлый раз, после Нигера мы взяли на запад южнее и не заезжали в Мали, а, главное, проигнорировали Мавританию с её дьявольской пустыней. Перед финальным рывком через Сенегал нас в Гвинее впервые после высадки в Алжире атаковали журналисты. Надо сказать, я практически утратил осторожность, не прятал лицо под маской вне трассы, днём на одуряющей жаре это нереально. Только носил тёмные очки. Бородка, аккуратно подстриженная под шкиперскую, и сравнительно аккуратные усы никак не желали выглядеть по-эстонски. Вдобавок из-под крашеных в светлый цвет волос начали пробиваться тёмные корни, а заняться новой покраской не находил ни условий, ни моральных сил. И вот тут прилетел сюрприз — на французском языке.

— Пари Матч, Жюль Кретьен. Нам стало известно, что эстонский гонщик Яко Туманен получил травму во время подготовки. Господин Вело Нупу! Кто едет с вами?

Прозвучал перевод, и мой позвоночник покрылся инеем. Слева перестал дышать Цыганков. А мой пилот ни на секунду не растерялся, реакция что на трассе, что при молотьбе языком у него отменная.

— Меня зовут Вел-ло Ыун-пуу. Слышите? Ы-ун-пу-у! Если не можете выговорить правильно наши фамилии, вам трудно разобраться, кто есть кто у эстонцев. Следующий вопрос?

И он выразительно ткнул пятернёй в парня с надписью «Фигаро» на микрофоне, вышло не совсем вежливо, но тот радостно ухватился и принялся пытать наших о технической стороне подготовки УАЗов, причём всё четыре, о гордость страны Советов, доковыляли до границы с Сенегалом. Наши зажурчали в ответ, я прикинулся шлангом.

Вечером после пресс-конференции пришлось понервничать, проклятый пройдоха Кретьен-Кретин мог запросто отловить меня индивидуально. Но ко мне подошёл совсем другой персонаж, татарин из Набережных Челнов с эмблемой КамАЗа, механик.

— Не волнуйтесь, он больше не задаст глупых вопросов. Езжайте спокойно, Сергей-муаллим.

Я выпал в осадок — сильнее, чем от каверзного вопроса Кретьена. Охренеть! Офигеть! Оху… и так далее.

«Муаллим», от слова «учитель», это вежливое обращение, распространённое только в Азербайджане. И КамАЗовец знает моё настоящее имя. Вот куда дотянулась могучая длань Гейдара Алиева, бывшего старшего офицера КГБ, а в их организации бывших не бывает, особенно если гэбист идёт круто вверх. Андропов, Путин… Чем чёрт не шутит, вдруг Гейдар Алиевич возглавит здешний СССР? Мне как бы выгодно, он мне покровительствует, но…

Никаких «но», задача одна — доехать до побережья Атлантического океана и вернуться домой.

Утром стартовали с интервалами — в соответствии с набранными на предыдущих этапах очками, зачётными и штрафными. Команда как бы УАЗа, всегда державшаяся вместе, имела у каждого экипажа равный индивидуальный результат.

Весь Сенегал — один сплошной скоростной доп. И Цыганков внял нашим молитвам, разрешил оторваться от грузовиков.

Если кому-то что-то рассказывал о кошмарном преодолении пустыни в Мавритании — забыть! Гонка наперегонки со смертью по Сенегалу превзошла её. Четыре УАЗа с тойотовским сердцем, без стенограммы-легенды, с одной только картой без привязки к визуальным ориентирам, неслись в погоню за «порше», «рено» и оставшейся паре французских «нив», не считая нескольких внекомандных индивидуалов. У лидеров на «порше» более 5 часов форы!

В нашей категории отвалилось более 60% участников, высадившихся в Алжире.

Прыжок-трамплин… С полным неведением, что будет по приземлении — дерево, скала, ров, река, колодец. Проходы с заносом по совершенно непонятным дорогам, где ни за что не угадать, какая картина откроется при выходе из виража. Мы с Велло неслись, само собой, первыми. Не имея возможности ничего ему подсказать, я бубнел в эфир об увиденном, чтоб Брундза, Русских и Геныч знали, что им предстоит.

Спасибо, где-то через час после старта впереди погнал вертолёт, Цыганков с воздуха сообщал много полезного, но топливо выгорело, пилот повёл их на заправку, а мы остались вчетвером в сгущающихся сумерках, прорезаемых светом «люстр», отчего стена пыли казалась светящейся ареной рок-концерта.

Велло едва не зацепил корму лежащего на боку «рено», я заорал задним о препятствии. Остановиться помочь? Сзади идёт кавалерия из восьми грузовиков. Как говорила служанка Кэти в «Трёх мушкетёрах», в любви каждый за себя. В эту ночь в Сенегале — тоже. Даже поломка УАЗа не остановила бы три других экипажа. Ждать техничку, остальные — вперёд-вперёд-вперёд!

За километр до финиша, раскрутив мотор до звона, Велло сцепился с «геликом», успев мне бросить:

— Если сожгу двигун, дотолкаем руками.

Быстрее сдох хвалёный мерседесовский, из под капота повалил даже не дым — пламя. В зеркало заднего вида успел рассмотреть, как оба пилота выпрыгнули, принялись тушить… Им точно придётся толкать, не сходить же с дистанции на последних сотнях метров.

Впереди нас финишировал только «порше».

Когда мы отдохнули, приняли душ, и началась последняя пресс-конференция, я намылился вообще сдриснуть. Но у нас с Велло — второе в индивидуальном зачёте, командное первое, куда ещё бежать.

С облегчением и тревогой увидел Кретьена. С облегчением, потому что воображение рисовало его холодеющий труп с КГБшной пулей в голове. Беспокоился, потому что ждал очередных каверзных вопросов. Но француз не задал ни единого. Что с ним сделал «татарский механик», понятия не имею и не хочу знать.

С борта судна, взявшего курс на Одессу с заходом в Неаполь, позволили отбить телеграммы домой. Я отправил одну — жене, она сообщит папе, маме, Машке. Да и Мариночка уже многое понимает.

Но пониманию самой Валентины я поразился — в очередной раз. Без лишних слов кивнула, не возражая против моей поездки. «Значит, для тебя это важно». Бриллиант, а не женщина!

Волнуется, ждёт. Наверняка отобьёт ответное послание. Как хорошо, когда дома ждут, и туда приятно вернуться.

Невольно припомнил типа, сиганувшего в иллюминатор у берегов Италии, чтоб стать невозвращенцем. Даже если у него всё сложилось удачно, он потерял куда больше, чем приобрёл.

На судне помыл отросшие волосы и снова покрасил. Велло, созерцая мои манипуляции со своей койки в каюте, только хмыкнул:

— Если бы ты ещё научился говорить по-эстонски, цены бы не было твоей конспирации.

— Кстати, идея. В Италии на стоянке наверняка на борт прорвутся журналисты. Как ты думаешь, если я, пользуясь случаем, попрошу через эфир итальянского телевидения передать привет домой на «родном» языке?

— Хорошая мысль. Заучивай: «Keri persse, lohakas! Kaox ära!»

— Кери перссе, лохакас! Каоx ара! — я повторил очень старательно, но совершенно не удовлетворил Велло, он полировал со мной каждый звук до порта, убеждая, что какое-то количество знающих эстонский язык наверняка найдётся в Европе и уловит фальшь.

Перед телекамерами я старался до умопомрачения, когда завил, что хочу обратиться к родным по-эстонски, можно? И выдал стократно отрепетированное:

— Кери перссе, лохакас! Каоx ара!

Оператор снял, журналист-телевизионщик одобрительно кивнул, получилось вполне атмосферно, журналисты газет старательно записали спич на свои магнитофоны, после чего меня отпустили с миром, а внимание переключилось на Брундзу и Ыунпуу, Стасис гундел что-то пристойно серьёзное, а Велло нёс околёсицу и, похоже, едва сдерживался, чтоб не заржать.

В каюте я взял его на болевой и передавил шею, просветив, что таким приёмом одного слишком смелого в швейцарской гостинице отправил на тот свет.

— Колись, что означает «кери перссе, лохакас, каоx ара»?

— Ты послал их всех в жопу… Отпусти, больно!

— А так?

Прижал, но не стал его давить до посинения, самому смешно. Знал же, что этот гад — приколист, как додумался ему довериться?

Велло растёр шею. Проверил — на месте ли кадык.

— Не дрейфь. При твоём произношении всё равно никто ничего не понял.

Дальше тоже было весело. Все водители и штурманы, прошедшие Париж-Дакар, получили кучу плюшек, в том числе спортивные звания, в числе награждённых значился и Яакко Туманен 1952 года рождения, не выезжавший из СССР, но урвавший кандидата в мастера спорта на халяву.

Не жалко. О присвоении мне заслуженного мастера спорта СССР ни «Советский Спорт», ни другая центральная пресса не писали. Как и моём участии в чемпионате Москвы по художественному мордобою, боевые искусства по-прежнему оставались в стране несколько для служебного пользования, зато участники в моей весовой категории получили право гордиться: наваляли заслуженному мастеру спорта!

А в целом 1984 год отметился с самого начала триумфом «руслана» и жестокой завистью чиновников от средней руки до первых секретарей ЦК, чьи регионы не выделяли средств на разработку машины. Два десятка экземпляров в феврале ушло в ЦК КПСС и Совмин, породив моду у членов Политбюро ездить не на заднем сиденье «членовозов», а на переднем «руслана», некоторые даже за рулём — в своё удовольствие. Мы срочно вносили изменения по ходу дела, в частности, установили кондиционеры, о которых руководители южных республик, привычные к «волгам», на этапе проектирования даже не заикались. Алиев распорядился открыть в Баку в дополнение к стационарным сборочную линию автомобильных кондиционеров — для «руслана» и «лейлы».

К середине года под Кировобадом начался, наконец, серийный выпуск «аскеров», а по Азербайджану рассекали «лейлы» из опытной партии, вызвавшие восторг не менее чем представительский седан. К присвоению звания Героя Социалистического Труда за разработку этих машин меня представили ЦК сразу четырёх южных республик, такую силищу никто и не думал останавливать. Журавлёва за их дизайн получила госпремию Азербайджана.

Обнаглевший от золотой геройской звезды на груди и чувствуя некоторую безнаказанность, я добился возбуждения второго резонансного уголовного дела в автопроме по факту выпуска недоброкачественной продукции, пустив под жернова правосудия руководство Заволжского моторного завода из-за брака при выпуске модернизированных волговских двигателей и лицензионных тойотовских дизелей. Не знаю, насколько суд учтёт как смягчающее вину обстоятельство наличие многочисленных обращений дирекции в наше министерство за выделением части прибыли на техническое перевооружение, скорее, это только утопит подсудимых: значит, все знали, что на станках 1930-х годов нормального качества не добиться, но продолжали отгрузку с штампами ОТК о годности. Житков с Милишкевичем выкрутились по стандартной схеме: принесли в жертву зама министра, сменившего меня на этой должности, он не сел, потому что мало пробыл на небоевом посту. Мне попытались накрутить хвост, услышали «кери перссе, лохакас», по интонации догадавшись, что имеется в виду… и плюнули на безнадёжную затею, только попросили уничтожение следующих Содома с Гоморрой если не согласовывать с ними, то хоть бы предупреждать.

Когда ЗМЗ стал колом, заявив об отзыве последних отгруженных партий, остановилось и производство УАЗовских внедорожников. На ГАЗе продолжили выпуск только дизельных «волг» для такси и армии, а также с уфимскими моторами для категории «люкс». Я уловил момент и подсватал уфимские 5-цилиндровые бензиновые, пролетевшие годом раньше мимо кассы.

Это в буржуйском мире — ура, новый заказ, срочно разворачиваемся. Нет, здесь запустить в крупную серию, из расчёта до 100 тыс. в год, для моторного завода архитрудно: нужны собственные производственные мощности и поставки сырья, не всегда контрактного, отчасти распределяемого Госпланом, где предпочитают всё расписывать на много лет вперёд и принимают раз утверждённое за безоговорочную истину. Поэтому выпуск «волг» упал вдвое. Зато их сборка теперь подтянулась до приемлемого уровня, кнут «работай хорошо или сядешь» сработал на удивление эффективно, против тойотовской системы контроля качества не роптали, и машины стали покидать заводские ворота с приличными и вполне современными двигателями 2.0i. Пройдёт несколько месяцев, объёмы выплывут на прежние цифры.

Лицензионный дизель 3.0 отошёл моторному производству Ульяновского автозавода.

Последняя крупная новость 1984 года: ЦКБ Минавтопрома получил заказ на проектирование нового лимузина высшего класса, в стандартной и удлинённой версии, с перспективой вывода из эксплуатации устаревших и небезопасных, по современным меркам, ЗИЛов и «чаек». Со всем фаршем — АКПП, кондиционер, АБС, электростеклоподъёмники, кожа-рожа, отделка салона натуральным деревом. Тут у меня нет сомнений в прототипе — Mercedes-Benz W140, особенно 6-литровая бензиновая версия, любимец «конкретных в натуре пацанов» в малиновых пиджаках из 1990-х годов, а те парни хорошо разбирались в тачках. Эту машину помню великолепно, перекапывал от носа до кормы сотни раз, её внешность тоже крепко засела в голове.

Да, засела, но кроме мелких деталей, казалось бы — незначительных. Их всегда допиливала Екатерина, у «русланов» и «людмилы-кросс», считаю, превзошла оригинал.

Но…

На торжественном банкете в Баку в нашу честь, в том числе по поводу вручения госпремии дизайнеру Журавлёвой, к ней прицепился жгучий чернявый азербайджанец, 30-летний сын «очень большого человека», разведённый. Конечно — уроженец Нахичевани. Не прошло и двух месяцев, как сыграли свадьбу, бракосочетание принца Чарльза с Дианой на фоне торжеств на Кавказе — иллюстрация поговорки «чистенько, но бедненько», и новобрачный заявил: его возлюбленная ханум больше никогда не будет нуждаться в работе. Пусть сидит дома, окружённая мужниной любовью и отягощённая заботой о трёх… нет, пяти детях.

Ну и как вечно беременная, с тремя или даже пятью детьми на шее, она нарисует мне экстерьер и интерьер шестисотого «мерина»⁈