Генеральный попаданец

Глава 8 Секреты ЦэКовского двора. 19 февраля 1965 года. Кабинет Первого

В гости ко мне заглянул Андрей Михайлович Александров-Агентов. В 1961—1963 годах — референт меня, как еще председателя Президиума Верховного Совета СССР, с 1963 по 1966 годы — помощник по международным делам секретаря, затем Первого секретаря ЦК КПСС. С 1966 по 1986 годы — помощник по международным делам Генерального секретаря ЦК КПСС. Он протягивает отпечатанную на нескольких листах докладную. Начинаю быстро изучать предмет предстоящего разговора. Недоуменно кошусь на помощника: почему не вчера доставили?

Александров-Агентова характеризовали как человека высоко профессиональным, жёсткого, желчного. Может быть, даже злого в неплохом смысле этого слова специалистом, для которого никаких авторитетов не существовало. И что мне импонировало: он спорил с Брежневым, и Брежнев с ним часто соглашался, потому что понимал, он имеет дело с высоким профессионалом. Это ценное качество, подхалимов в ЦК и так хватает.

Короткая характеристика из его воспоминаний. Хорошая у меня память на подобное. 'Как-то я не удержался и показал Брежневу понравившуюся цитату из журнала: «Нервный человек не тот, кто кричит на подчиненного, — это просто хам. Нервный человек тот, кто кричит на своего начальника». Брежнев расхохотался и сказал: «Теперь я понял, почему ты на меня кричишь».

Но есть мнение, что Александров-Агентов с сороковых годов связан со спецслужбами. Иначе он после окончания в 1940 году Ленинградского ИФЛИ никак бы не попал на работу за границу и не получил должность корреспондента ТАСС в Швеции. Некоторые исследователи и историки считают, что с 1967 года Александров-Агентов стал в личном секретариате Брежнева фактически «глазами и ушами» Андропова. Но если на КГБ поставлю своего человека, а то и вовсе расформирую, подобным можно манкировать.

Но. В информации из будущего этих «Но» полным-полно. И как тут на самом деле дела обстоят ни фига не поймешь, пока в какашку не влезешь. Теперь посмотрим, насколько Александров-Агентов был профессионален в международных вопросах и насколько эффективны были его советы Брежневу по иностранной проблематике. Долго бытовал миф, что этот помощник внёс неоценимый вклад в дело разрядки в мире. Но так ли это? Вспомнился дневник многолетнего сотрудника Международного отдела ЦК КПСС Анатолия Черняева. Этот функционер не скрывал своей неприязни к Александрову-Агентову, имевшему в партаппарате кличку Воробей. По его словам, Александров-Агентов в 1968 году более других настраивал Брежнева на нашем вооружённом вторжении в Чехословакию.

«Бовин, как и я, знал за несколько дней, — отметил Черняев в дневнике 3 мая 1972 года, — что вторжение в Чехословакию в 1968 г. произойдёт. И написал Андропову о возможных последствиях. Тот послал Брежневу, но до него это не дошло, застряло у Александрова. Уверен я, что в настраивании Брежнева на вооружённое вмешательство Воробей сыграл едва ли не первую роль. Помню, где-то за месяц до 21 августа в его кабинете, когда я вновь поспорил с ним из-за Чехословакии, он мне гнусно пропел: „А что, Анатолий Сергеевич? Может, уже скоро и войска придётся вводить!“. Ну так вот. После вторжения Бовин вновь написал письмо Брежневу. Теперь уже с некоторыми фактами, подтверждающими его прежнюю аргументацию. И снова оно осело у Воробья».

«С Александровым, вернее, под командой Александрова, — писал Бовин, — мне пришлось работать много. Он пришёл в политику из филологии, был специалистом по исландскому языку. Но ещё накануне войны стал работать в Стокгольме под началом А. М. Коллонтай. Потом — хорошая школа МИДа. С 1961 года — помощник Брежнева по внешнеполитическим вопросам. Живой, гибкий ум. Знание нескольких языков. Приличная общекультурная эрудиция. Умение спорить с шефом, отстаивать свои позиции. Всё это было. А ещё были нервный, вибрирующий характер, суетливость, способность взрываться по пустякам, обидчивость. Возможно, некоторая закомплексованность вызывалась чрезвычайной субтильностью фигуры. Не случайно его звали „воробей“. Или — „тире“, просто „тире“. Потому что Александров-Агентов. Он не был догматиком. Но шатания его мысли имели гораздо меньшую амплитуду, чем, скажем, у меня или у Арбатова. И в протокольно-политесных делах он был более строг. Иногда возникали конфликты. Раза два он переставал здороваться со мной. Потом отходил. После Брежнева оставался помощником у Андропова, Черненко и Горбачёва. Перебор, по-моему…»

Добавлю перчинки: Черняев был убеждён, что Александров-Агентов приложил руку не только к нашему вторжению во 1968 году в Чехословакию, но и к вводу в конце 1979 года наших войск в Афганистан. Вопрос только в том, давал Брежневу советы по Чехословакии и Афганистану Александров-Агентов по собственной воле или под чьим-то влиянием — к примеру, Андропова? В том, что мы влезли в Афганистан из-за Андропова у меня нет сомнений. Больно много там было всего странного. Зачем такой слон, как армия, нужны были в стране, раздираемой гражданской войной? Кто в здравом уме будет влезать в абсолютно чужие нам распри? Забыли, сколько мы бились с басмачами? Угрозу проще было купировать материальным вливанием и действиями спецназа. Поэтому я настораживаюсь по поводу данной фигуры заранее.

Щепок в огонь щедро плеснуло послезнание. Еще весной 1972 года Цуканов предложил Брежневу создать при генсеке группу консультантов. Он хотел во главе этой группы поставить Бовина, а заместителем назначить Черняева. Но данная идея вызвала резкое противодействие у Александрова-Агентова. Тому удалось убедить Брежнева, что якобы полезней будет увеличить число непосредственных помощников генсека. Видимо, по подсказке Андропова новыми помощниками Брежнева были утверждены Константин Русаков, который после перехода Андропова в КГБ возглавлял в ЦК отдел по связям с соцстранами, и бывший мидовец Анатолий Блатов, отвечавший в ЦК в качестве заместителя Русакова за отношения с ГДР. Однако меж собой практически все помощники Брежнева — и старые, и новые — редко когда ладили. Интриги среди них стали обычным явлением.

Первым стал терять расположение Брежнева Голиков. Этот помощник, стоявший на позициях оголтелого сталинизма, тоже, как Александров-Агентов, старался во всё влезать, но, в отличие от Александрова-Агентова, придерживавшегося прогрессистских взглядов, он всегда защищал только охранителей, не уставая предавать анафеме либералов. Понятно, что это нравилось не всем. Более других Голиковым начал возмущаться Цуканов. Тут ещё какие-то старые обиды вспомнил заведующий общим отделом ЦК Черненко, который, к слову, на многие вещи смотрел так же, как и Голиков. Кто-то постарался в старые обиды Черненко на Голикова плеснуть керосинчика. В итоге два антагониста — Цуканов и Черненко — на короткое время объединились ради того, чтобы Голикова подальше отодвинуть от Брежнева.

В 1975 году очередь дошла уже до Цуканова. Константину Черненко удалось сильно подорвать его позиции. Вес Цуканова в партаппарате резко стал падать. Примерно тогда же Александров-Агентов ополчился на другого помощника Брежнева — Блатова. Один из конфликтов между ними разгорелся летом 1975 года на глазах заместителя заведующего международного отдела ЦК Анатолия Черняева. Аппаратчики тогда готовили материалы к докладу Брежнева для предстоящего 25-го партийного съезда.

Черняев рассказывал впоследствии в своих записках:

«В группе помимо Александрова-Агентова, Черняева и Брутенца были ещё Ковалёв, зам. министра МИД, Блатов, помощник Брежнева, Загладин и Шишлин. При первой же дискуссии произошёл 'музыкальный момент»: схлестнулись Александров-Агентов с одной стороны, Ковалёв и Блатов — с другой. Остальные наблюдали этот цирк. Ковалёв поставил вопрос о целесообразности дать на съезде новую формулу мирного сосуществования, чтобы она не отпугивала партнёров, поскольку то и дело мы напоминаем о том, что это особая форма классовой борьбы на международной арене.

Александров-Агентов набросился на него с истерической яростью. Ему плевать, что этого человека теперь знает весь мир, что он проделал за два года в Женеве действительно гигантскую работу в связи с Хельсинским Совещанием. Обвинил его в оппортунизме, в отказе от Программы партии, в пацифизме, либерализме. Толя спокойно возражал. Вступился Блатов. И тут началась настоящая истерика: раз так, мы с вами Анатолий Иванович работать вместе не сможем!

Для нас этот спор показался нелепостью и примитивом по существу. А по форме — он очень симптоматичен. Нетерпимость и фанатичное самомнение Александрова-Агентова дорого ему обойдётся потом'.

Кстати, когда Андропов стал генсеком, он сразу избавился почти от всех помощником Брежнева, сделав исключение, по-моему, лишь для Александрова-Агентова. Ни Цуканова, ни Блатова, ни Голикова он в своё близкое окружение не включил. Так же поступил после смерти Андропова и Черненко, оставив из группы брежневских помощников одного Александрова-Агентова. И память реципиента как ни, кстати, помалкивает. То ли это секрет, или информация хранится глубже обычной. Почему-то ощущаю, что этому помощнику можно доверять. Но почему неизвестно. Ладно, рискну, положившись на него. Хоть будет на ком обкатать мои «международные прожекты».

Сможет ли Александров аргументированно опровергнуть или согласится доработать мои доводы. Я ничем пока не рискую. Убрать строптивого помощника можно чужими руками. Да и стоящие за ним силы не всемогущи. Иначе не действовали бы так тонко. Сколько же на политическом Олимпе Союза глубоко похороненных тайн! Почему они не перепаривались позднее нашими историками? Зато в общественное сознание один за другим запихивались мифы о «Застое», бездельнике Брежневе, стариканах из Политбюро. Ага, в 21 веке как будто наверху работал одна молодежь. И не только у нас. Меркель, Байден, Трамп далеко не молоды. Критический анализ прошедшей эпохи был уровня ниже плинтуса. Такое впечатление, что кто-то искусно прятал нечто такое, могущее перевернуть наше понимание прошлого напрочь.

Поэтому в ближайшее без резких движений. Чтобы не спугнуть никого. Будем играть образ чудаковатого партийного бонзы, возомнившего себя мессией. С какой ноги встал, с такой и пошел. И понемногу обрастать спецслужбами, что будут заточены только под меня. Вы еще, суки, пожалеете, что влезли в подковерные игры! Конвергенцию вам подавай и общечеловеческие ценности! Знаем мы чем это заканчивается. Банальным ограблением державы при попустительстве «правоохранителей». Бедами и смертями миллионов людей. Но хуже всего, что неизвестные мне деятели лишат будущего целые народы. А у человечества отберут шанс на иной путь развития.

Помощник протягивает мне несколько отпечатанных листов. Быстро просматриваю и кривлюсь. Мне не нужны советы, мне нужен анализ.

— Леонид Ильич, что-то не так?

А вот сейчас он обеспокоен. Кладу бумаги на стол и поднимаю глаза.

— Андрей Михайлович, давайте договоримся так: выводы оставьте мне. А вот сюда, — показываю на листы, — прошу впредь заносить краткий анализ обстановки и различность взглядов на нее со стороны заинтересованных ведомств. МИД, военная разведка, ПГУ и Совмин. Мне здесь, — снова стучу по короткой записке, — непонятно, откуда взялись подобные выводы. От чего отталкиваться?

Александров-Агентов аж вспотел и смотрит на меня непонимающе. Все же нормально раньше работало?

— Хорошо, как скажете, Леонид Ильич.

— Вот и отлично, что мы друг друга поняли. Садитесь, — киваю в сторону стула напротив себя. Я устроился за длинным столом для заседаний. — Можете мне вкратце описать текущую обстановку во Вьетнаме? В пределах известного. И что нам, на ваш взгляд, следует узнать для более тонкого понимания вопроса.

Помощник уже спокоен, вопрос задан конкретно, без обтекания по древу. Это ему явно импонирует.

— Я все подготовлю и подниму людей.

Помощник мой начинал еще с Коллонтай. И позднее метил на место Громыко. Это мы еще посмотрим. Метра на два тебе выделю. Если что. Бесплатно.

Информация к размышлению:

Официально Александров-Агентов был взят на место Трапезникова. Но сферу ему сразу определили другую — международные дела. Так что мне неясно, почему новый помощник Брежнева довольно быстро превратился в серьёзную теневую фигуру. Он сразу стал влезать в идеологию, экономику, кадры и во многое другое, далеко не всегда имевшее отношение к международной проблематике. И никто не смел его одёрнуть. Многие в партаппарате гадали, почему Брежнев слишком много Александрову-Агентову позволял. Только потому, что новый помощник хорошо ориентировался в международных делах? Но Александров-Агентов был в Москве не единственным человеком, который владел иностранной тематикой. В аппаратах ЦК и правительства имелись специалисты получше. Скажем, у Косыгина в 1964–1966 годах в качестве помощника по международным делам работал Олег Трояновский, который до этого те же функции в течение шести лет выполнял у Хрущёва.

Что писал позже Трояновский, будь не ладна моя память. Помню не весь отрывок, но важную часть. Случился спор у нас однажды на форуме.

'В первые годы правления новой команды Косыгин также развернул активную деятельность на внешнеполитическом поприще. Ему первоначально казалось, что именно глава правительства, а не Генеральный секретарь является тем лицом, которое должно представлять государство во внешнем мире. В тот период, примерно с 1964 по 1967 год, он был очень на виду за границей. Создавалось впечатление, что и иностранные государственные деятели стали воспринимать его как первое лицо в государстве, во всяком случае, в области внешней политики.

Куда мы только ни ездили в те годы: в Китай, Вьетнам и КНДР в начале 1965 года, в Египет позднее в том же году; в начале 1966 года Косыгин организовал индо-пакистанскую встречу в Ташкенте, потом состоялись визиты во Францию и Турцию, а в начале 1967 года — в Великобританию. Он принимал участие в чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН, созванной в связи с войной между Израилем и арабскими государствами, встречался с президентом Джонсоном в местечке Глассборо между Нью-Йорком и Вашингтоном. В этих двух последних мероприятиях я его уже не сопровождал, так как к тому времени был назначен послом в Японию.

Но и внешнеполитическая активность Косыгина стала постепенно затухать, а точнее, его стали всё больше переключать на страны далеко не первостепенной важности. Как я понимаю, дело тут было в том, что на первые роли всё больше выдвигался Брежнев, про коллективное руководство стали говорить всё меньше, а потом и вовсе замолкли. А поскольку важнейшие международные вопросы всегда обсуждаются реальными первыми лицами государства, такие страны, как США, Франция, Великобритания, Западная Германия и Индия, стали компетенцией Брежнева, как, впрочем, и внешняя политика в целом. Естественно, что он был первым и при встречах с иностранными президентами и премьер-министрами, главенствовал на различных торжественных приёмах, которые, кстати, любил'.

Злые языки на нашем историческом форуме считали, что внешнеполитическая активность Косыгина снизилась не только из-за усиления напряжённости в отношениях между председателем правительства и Брежневым. Не обошлось и без интриг Александрова-Агентова, который видел в Трояновском конкурента и не хотел, чтобы кто-то из членов Политбюро имел в помощниках экстра-специалистов по международным делам. Хотя это мнение Трояновсого не так существенно. В нем могла говорить и банальная обида.

Еще один момент. Брежнев и Александров-Агентов имели на многие вещи совершенно разные взгляды. Александров-Агентов, оставаясь догматиком в вопросах ленинизма, не скрывал, что в искусстве ему немного ближе были авангардистские тенденции, а почвенничество вызывало у него лишь изжогу, между тем Брежнев с юности поклонялся Есенину. В чём же тогда могли сойтись Брежнев и Александров-Агентов? Часть наш форумчан считала, что Александров-Агентов, помимо своих обязанностей помощника по международным делам, выполнял по чьему-то заданию и другую тайную миссию, всячески помогая своему шефу через не выявленные пока каналы продвигаться к вершине власти, а заодно подтягивать к политическому олимпу нужных людей.

Брежнев наверняка знал об этой миссии Александрова-Агентова, поэтому и вынужден был держать его при себе. Не случайно он, став в 1963 году фактически вторым секретарём ЦК, сразу перетащил с собой из Верховного Совета и Александрова-Агентова. Косвенно эту версию подтверждают мемуары прораба горбачёвской перестройки — Александра Яковлева. Уже в «нулевые» годы тот рассказывал, как 14 октября 1964 года замер весь аппарат ЦК. Все томились в ожидании результатов пленума ЦК. Спокоен был только помощник Брежнева. Александров-Агентов позвонил Яковлеву и попросил зайти.

'Он, — рассказывал в воспоминаниях Яковлев, — предложил поучаствовать в подготовке речи для Брежнева на встрече с космонавтами.

«Так я узнал, что новым „вождём“ будет Брежнев»

«Мы сидели вдвоём с Александровым в его небольшой комнате и сочиняли речь. Он постоянно вызывал стенографистку и диктовал 'свои формулы», я, в свою очередь, пытался изложить на бумаге «свои соображения». Потом объединяли наиболее удачные фразы и снова переделывали. Обычная практика. Работать было трудно. И вовсе не потому, что Андрей Михайлович обладал невыносимым характером. Его боялись многие, опасались все. Хотя справедливость требует сказать, что он был первоклассным специалистом по международным делам, знал и помнил очень многое, умел грамотно диктовать тексты, не боялся отстаивать свою точку зрения, невзирая на ранги тех, с кем разговаривал, включая и Брежнева. Так вот, трудно было работать над текстом потому, что нам постоянно мешали. Телефон Александрова звонил без умолку.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — это был Андропов. — Да нет, не надо… Хорошо. Присылайте текст.

— Здравствуйте, Борис Николаевич, — звонок от Пономарёва. Нет, не надо… Хорошо. Присылайте текст…

— Здравствуйте, Дмитрий Фёдорович, — ответ Устинову.

И так далее.

— Секретари ЦК занервничали, — сказал Александров. — Опасаются за карьеру. Предлагают помощь. — Своего сарказма Александров не скрывал'.

Смысловая вкладка

Из книги Петра Вайля «Мир советского человека».

Эра коммунизма началась в Советском Союзе 30 июля 1961 года. Можно сказать, что этот день следует считать датой построения коммунистического общества в одной отдельно взятой стране — СССР. Хотя проект новой, третьей, Программы КПСС был принят Пленумом ЦК в июне, в газеты текст попал 30 июля. Готовая Программа КПСС обещала построить коммунизм, и эта задача, собственно говоря, уже была выполнена самим произнесением сакральных слов: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Строительство утопии — и есть воплощение утопии, так как все, что для этого нужно, — наличие цели и вера.

Такое прочтение проекта Программы КПСС возможно только при подходе к тексту как к художественному произведению. В этом великая разница между проповедью и инструкцией. Инструкцию должно выполнять, проповеди достаточно внимать. Проповедь о добре, благополучии и красоте жизни, которую несла новая Программа, наводила на сравнения с утопиями прошлого. Новая редакция утопии — Программа КПСС — была универсальной, учитывая в самом буквальном смысле мысли и чаяния всех членов советского общества. Потребность в таком универсальном инструменте назрела.

Всегда перед страной стояли конкретные и внятные задачи: победить внешних врагов, победить внутренних врагов, создать индустрию, ликвидировать безграмотность, провести коллективизацию. Все это сводилось к общей идее построения социализма, вскоре после чего началась великая война — мощный импульс созидания через разрушение. Советский народ всегда что-то строил, попутно что-то разрушая: буржуазное искусство, попутчиков, кулачество как класс. XX съезд отнял у людей идеалы — маячил призрак великой смуты: священное имя Сталина, «вождя и вдохновителя всех наших побед», было дискредитировано. Страна пребывала в неясном томлении — без опоры, без веры, без цели. Со страной поступили нечестно, сказав, как не надо, а как надо — не сказав.

В самом прямом смысле в конкретные цифры Программы никто не поверил. Но этого и не требовалось — по законам функционирования художественного текста. Но зато каждый нашел в Программе желаемое для себя. О чем же говорила Программа? Целью она провозглашала строительство коммунизма — то есть общества, смыслом которого является творческое преобразование мира. Многозначность этой цели только увеличивала ее привлекательность. Творческое преобразование мира — это было все: научный поиск, вдохновение художника, тихие радости мыслителя, рекордная горячка спортсмена, рискованный эксперимент исследователя.

При этом духовные силы человека направлены вовне — на окружающий мир, неотъемлемой частью которого он является. И в качестве таковой человек не может быть счастлив, когда несчастливы другие. Знакомые по романам утопистов и политинформациям идеи обретали реальность, когда любой желающий принимался за трактовку путей к светлой цели.

Художники-модернисты усмотрели в параграфах Программы разрешение свободы творчества. Академисты и консерваторы — отвержение антигуманистических тенденций в искусстве. Молодые прозаики взяли на вооружение пристальное внимание к духовному миру человека. Столпы соцреализма — укрепление незыблемых догм. Перед любителями рок-н-ролла открывались государственные границы. Перед приверженцами «Камаринской» — бездны патриотизма. Руководители нового типа находили в Программе простор для инициативы. Сталинские директора — призывы к усилению дисциплины. Аграрии-западники разглядели зарю прогрессивного землепользования. Колхозные мракобесы — дальнейшее обобществление земли. Прогрессивное офицерство опиралось на модернизацию военной техники. Жуковские бонапартисты — на упомянутых в Программе сержантов.

И все хотели перегнать Америку по мясу, молоку и прогрессу на душу населения: «Держись, корова из штата Айова!»

Программа с мастерством опытного проповедника коснулась заветных струн в душе. Против предложенных ею задач нельзя было ничего иметь в принципе. Три цели, намеченные Программой, не могли не устраивать: построение материально-технической базы, создание новых производственных отношений, воспитание нового человека. Общий труд, сама идея общего дела была немыслима без искренности отношений человека с человеком. Это было ключевым словом эпохи — искренность. Моральный кодекс строителя коммунизма — советский аналог десяти заповедей и Нагорной проповеди — был призван выполнить третью главную задачу — воспитание нового человека. В этих библейских параллелях тексту Программы стилистически ближе суровость ветхозаветных заповедей. В 12 тезисах Морального кодекса дважды фигурирует слово «нетерпимость» и дважды — «непримиримость». Будто казалось мало просто призыва к честности (пункт 7), добросовестному труду, коллективизму; ко всему этому требовалась еще борьба с проявлениями противоположных тенденций. Искренность обязана была быть агрессивной, отрицая принцип невмешательства, — что логично при общем характере труда и всей жизни в целом.

В том, что Программа обещала построить коммунизм через 20 лет, было знамение эпохи — пусть утопия, пусть волюнтаризм, пусть беспочвенная фантазия. Ведь все стало иным — и шкала времени тоже.

В этой новой системе счисления время сгущалось физически ощутимо. На дворе стоял не 1961 год, а 20-й до н.э. Всего 20-й — так что каждый вполне отчетливо мог представить себе эту н.э. и уже сейчас поинтересоваться: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»

Изменение масштабов и пропорций было подготовлено заранее. С 1 января вступила в действие денежная реформа, в 10 раз укрупнившая рубль. 12 апреля выше всех людей в мировой истории взлетел Юрий Гагарин, за полтора часа обогнувший земной шар, что тоже оказывалось рекордом скорости. В сознании утверждалось ощущение новых пространственно-временных отношений. Действительность в соответствии с эстетикой соцреализма уверенно опережала вымысел.

Иван Ефремов, опубликовавший за четыре года до Программы свою «Туманность Андромеды», объяснялся: «Сначала мне казалось, что гигантские преобразования планеты в жизни, описанные в романе, не могут быть осуществлены ранее, чем через три тысячи лет… При доработке романа я сократил намеченный срок на тысячелетие». Тут существен порядок цифр. Про тысячелетия знали и без Ефремова — то, что когда-то человечество придет к Городу Солнца, алюминиевым дворцам. Эре Великого Кольца. Потрясающе дерзким в партийной утопии был срок — 20 лет.

Во «Введении» новой Программы сказано, о каких пространственных границах идет речь: «Партия рассматривает коммунистическое строительство как великую интернациональную задачу, отвечающую интересам всего человечества». Именно так — всего человечества. Что касается временных пределов, они были четко указаны в последней фразе Программы: 'Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!

Закрытый занавес. Творцы коммунизма без твердого знания оного.