Глава 12 25 февраля 1965 года. Наметки. Старая Площадь

Не успел сесть за стол в своем кабинете, как помощники уже несут кучу бумаг на подписи и рассмотрение. Я охаю и хочу прятаться за шкаф. Два дня ЦК и правительство пребывали «в загуле», то есть принимали и беседовали с финской делегацией. Распорядок переговоров был продуман до меня и без меня. Так что поначалу пришлось больше вникать и с умным видом поддакивать. «Ой непохож!» Поработал, короче, «свадебным генералом». Это Косыгин воду мутит, считая себя главным. Не тут ли собака порылась, когда впоследствии его реформу стали зажимать, как палачи тестикулы в изощренных пытках? То-то мне прощается неуверенность. «Что с этого пентюха взять?» Кстати, а откуда в том мире у Ильича появилась такая тяга к международной политике. Он же неуклонно создавал такое понятие, как «Разрядка». Еще одна загадка семидесятых. Кто был движителем с обеих сторон? И кто от американцев похерил проект и взял курс на обострение?



Вечером двадцать третьего я крепко насел на Александрова и потребовал подробную записку о состоянии финско-советских отношений. Заодно пообщался с Громыко и обсудил с ним несколько животрепещущих вопросов. Андрей Андреевич произвел впечатление опытного дипломата. Отвечал коротко и по существу, иногда с удивлением посматривая на меня при особо каверзных вопросах или делал вид, что незнаком с международным сленгом. Иногда хмурился, подозревая в откровенном издевательстве. Но я быстро сводил все в шутку, смягчая строгий образ нашего министра иностранных дел. Как там в послезнании:

— «Жёсткую и мрачноватую манеру министра иностранных дел вести переговоры Кеворков охарактеризовал так: 'К встрече с Громыко, как к смерти, живого человека подготовить нельзя».

Я уже знал, что Громыко являлся активным сторонником налаживания отношений с Западом. Особенно с Америкой. Меня, вообще, заинтересовал внезапный и согласованный тренд советского истеблишмента на «мирное сосуществование» с коллективным Западом. Откуда что и взялось? Понятно, что жесткий курс Интернационала на раздувание мировой революции остался в прошлом. Но неужели эти деятели не видят, что мир капитала нам вовсе не друг, да и даже не «партнер»? К чему жеманные экивоки, дружеские жесты, перешедшие в восьмидесятые год в омерзительное подобострастие. Такое впечатление, что в перестроечном МИДе засели власовцы.

Понятно, что волюнтаризм Никиты еще хуже, чем жесткие установки «Железного занавеса» с его нарушениями человеческих прав и всеобщей изоляцией. Но поступаться принципами и интересами собственной страны совершенно тупиковый путь развития. Что и случилось в будущем. Все продали, сдали, но своими на благословенной «Земле Обетованной» так и не стали. Со слабаками серьезно никто разговаривать не будет. Мы должны действовать с позиции силы, милостиво разрешая противнику переговоры о мире. Черт бы побрал эту внешнюю политику! Мне бы успеть экономику на новые рельсы поставить и людей накормить.


Громыко прилюдно объяснял миротворческий курс желанием избежать очередной военной катастрофы. Две мировых войны для одного континента чересчур. Ильич ему постоянно вторил: «Лишь бы не было войны!» Как будто это мы ее форсируем? Здорово подозреваю, что корни «перестроечного» долбоепизма растут уже в здешней почве. С экономистами все как-то понятней. Этим идиотам проще вернуться к простой логике рыночных отношений. Товар-деньги-товар. Искать нечто прорывное в политэкономике страшно, на это решаются лишь гении. Наше родные академические институты оказались наполнены «либеральными» кадрами, тяготеющими к западной экономической мысли. Тем более что успехи самых развитых стран капитала налицо. Ага.

Да этом времени даже половина Европы живет крайне бедно, а «западники» «фапают» на несколько «витрин капитализма» и не желают видеть скрытых противоречий внутри более развитой Западной Европы. И МИД туда же. Мне крайне не нравится то обстоятельство, что наши Министерство иностранных дел занято больше государствами условного «Запада», а международный отдел ЦК КПСС странами социалистического блока и компартиями в странах развитого капитала. Третий мир кое-как поделен между ними. Непорядок! Чую, что с Громыко мы долго не сработаемся. Использую его знания, опыт и связи в начале. Чтобы сдерживать наших и «партнерских» ястребов. Последний в Америке хватает. Именно они в семидесятые снесли с поста Никсона и похерили «Разрядку». Стоит ли ее тогда, вообще, начинать?

Поэтому вчера я взял бедного Кекконена в оборот и подробно выпытывал неизвестные широкому кругу тайны финской экономики. Правда, пришлось с ним слегонца выпить, за что потом прилетело от Виктории Петровны. НО я же опытный перец, сначала пару бутербродов с семгой и масло, без хлеба. А уже потом водочки. Чухонец поначалу держался, но быстро «потух». Громыко лишь неодобрительно покачал головой. Я расторопно разрядил обстановку, сославшись на некие задумки и, зарядив Косыгина заковыристыми задачами в области микроэлектроники. И вот тогда поймал на себе предельно внимательный взгляд Андрея Андреевича. Разгадал, что я не шуткую, а веду некую потаенную игру. Значит, фигуру Премьера точно стоит держать в поле зрения!


Куда это годится? Кидаю папку с бумагами из ЦК в сторону. Зачем неподготовленные документы приносить мне на утверждение! Надо поговорить с Черненко и гнать нерадивых «ответственных работников» к чертям. Распустились! У меня нет, как у Ильича большого опыта административной работы, так что его знания здорово помогают, но одновременно мешают. Порядок есть порядок, и его нарушать нельзя! С тоской гляжу на календарь. Сплошные мероприятия. Когда глобально работать?

27 февраля в ГДР на Лейпцигскую ярмарку уезжает Косыгин. Надо обязательно успеть переговорить с ним. Только уже сомневаюсь, что получится. 3 марта в Москве открывается второй съезд писателей России. Придется сидеть в Президиуме. Надо обязательно запланировать встречи в кулуарах и познакомиться с важными для меня людьми. Только вот не знаю, буду ли те там. Михалков и Соболев с литературными генералами мне неинтересны. Шолохов другое дело. Кстати, закончил он «Они сражались за Родину»? Насколько помню, там случились некоторые проблемы с цензурой и печатью. Как можно такой талантище зажимать? Делаю пометку в «текущем» блокноте. И фильм выйдет раньше, после моего совета Бондарчуку деваться тому будет некуда. И Шукшина туда обязательно! Размышляю и делаю пометку рядом — загнать того на обследование!


5 марта Президиум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза дает в Кремле обед в честь участников проходящей в Москве Консультативной встречи коммунистических и рабочих партий. Что они там за пять дней порешают? Хотелось бы подробностей. 10 марта мне принимать секретаря ЦК МНРП, первого заместителя Председателя Совета Министров Монгольской Народной Республики Д. Моломжамца. 12 марта принимаю Чрезвычайного и Полномочного Посла Польской Народной Республики в СССР тов. Э. Пщулкопского. 14 марта у нас выборы в Советы. 17 числа принимаю посла Афганистана.

А еще запланирован прямой эфир с экипажем «Восхода 2». Подожди, там же будет Леонов и первый осуществленный выход человека в космос! В какое насыщенное событиями время я попал! Это знаковое событие надо обязательно как можно более выгодно подать в общемировой прессе. Пригласить представителей основных СМИ, устроить пресс-конференцию. Показать мировому сообществу неоспоримое преимущество СССР к космической гонке. Так, Королев! Как обухом по голове. Он же умрет меньше чем через год! К Чазову на обследование немедленно и серьезный разговор о Лунной программе. Нет, подожди, у него был рак, и об этом узнали на операционном столе. И спасти не смогли. Жутеое стечение обстоятельств. Но все равно в лучшую клинику страны. Он мне дороже всех секретарей ЦК. Да и на космос у меня есть серьезные виды. Надеюсь, наш гений меня поймет.


Но что, черт побери, делать с постоянной рутиной? С тоской взираю на груды неподписанных бумаг. Решения, постановления, меморандумы, приветственные телеграммы. Все они требуют моей подписи. Голос внутри ехидно нашептывает: А что ты хотел? Тяжела шапка Мономаха!


Через полчаса прошу чай и всех помощников к себе. Цуканов, Александров-Агентов и Голиков дисциплинированно явились в кабинет. Последний со мной, то есть Ильичом с 1954 года. По распределению обязанностей Виктор Голиков ведал сельским хозяйством и идеологией. Но главным образом он был личным помощником Брежнева, следил за тем, что и как пишут о Леониде Ильиче. Вот и вчера с утра представил мне сводки из прессы. Старшим в этой троице неформально считался Цуканов. С него и начал:

— Знаете, не дело, Георгий Эммануилович, столько мелочей перекладывать на Первого.

Помощник вспыхнул:

— Но, Леонид Ильич…

Останавливаю его жестом:

— Я понимаю, что так сложилось. Но мне очень бы хотелось, чтобы вы с товарищем Черненко как-то отрегулировали вопрос с документооборотом. Первый секретарь ЦК КПСС вам не диспетчер. Он должен заниматься стратегией, а не тактикой. Улавливаете?

Замечаю в глазах помощников странное выражение. Как будто видят меня с иной стороны. А так и есть! Это наш первый серьезный разговор после моего «попадания» и этих молодцев впереди ждут как приятные, так и нелюбезные сюрпризы. Мне все равно, что они будут думать о закидонах «Ильича»


Наконец, Цуканов «отвисает»:

— Что от нас требуется, Леонид Ильич?

— Во-первых, — загибаю пальцы, — провести ревизии документооборота, что проходит через Орготдел. Текучку безжалостно раскидывать по отделам ЦК, министерствам и ведомствам. Принимать у себя только согласованные документы. Все приготовления проводить до меня. Понимаю, — вижу огонек в глазах Александрова, — есть моменты, когда важна скорость принятия решения. Так вот, ваша задача: научиться их различать с обыденной текучкой. И действительно важные решения обсуждать со мной заранее. Особенно это касается внешней политики. По некоторым моментам мне будет необходимо запрашивать мнение МИДа, Совета Министров и даже разведки. Мы при Хрущеве упустили серьезность международной политики. Болтались, как дерьмо в проруби. А на носу переворот в Доминикане, Алжире и война между Индией и Пакистаном. Отличный повод влезть и потоптаться! А что имеем на сей час? Америка уже вовсю вколачивает Вьетнам в «каменный век», а мы только приступили к противодействию их агрессии. Косыгин к немцам на переговоры уезжает, а у меня ни докладной записки и вообще никаких материалов, о чем он там беседовать собрался. Куда это годится?

«Тире», так за глаза называли помощник по международным делам, прячет глаза. Его понять можно. Ильич ранее не особо интересовался внешней политикой. Александров-Агентов в будущем как-то похвастался в приступе откровенности, что это именно он «создал этого человека ». Ему с солидным университетским образованием, знающему пять языков, любящему поэзию будто бы приходилось повседневно иметь дело с ограниченным, малокультурным боссом, 'тыкающим 'ему. Странно так отзываться о человек, знающем многих поэтов наизусть. Но в политике железная хватка и чуйка зачастую важнее высокоразвитого интеллекта. Сейчас ситуация и вовсе иная. Не факт, что его возможности меня удовлетворят. Необходим целый пул консультантов. Но это уж в Кремле.


— Леонид Ильич, все будет. Я тут же поеду к Косыгину.

— Правильно, — степенно киваю, делаю глоток душистого чая и благосклонно улыбаюсь. Морозный лом в спинах моих помощников чуть оттаивает. — Но впредь прошу не затягивать. Задача всем на ближайший месяц устаканить документооборот и задуматься над вопросом бюрократизации административного механизма.

Цуканов подает голос:

— Нам и это рассчитывать?

— Нет. Но понять суть процесса от принятия решения в ЦК до его исполнения на местах не помешало бы. Иначе мы потонем в бумажках согласованиях и телефонных разговорах. Так ли необходима моя подпись на всех документах? Это принижает роль Первого и перекладывает на него излишние обязанности.

Затем внезапно вспоминаю, что Ильич и сам зачастую был виноват в заедавшей его текучке. Он был общительным человеком, заводил много связей и друзей. А друзья спешили воспользоваться таким положением. Письма, звонки, встречи. Да и сам Брежнев любил позвонить в обкомы и проводит в незначительных разговорах и встречах довольно много времени. Я нахмурился, как бы с этим совладать? Помощники воспринимают изменение настроения на свой счет и замирают. Ничего, впредь полезно будет!


— Виктор Андреевич, найдите ответственного со стороны Совмина, кто готовит предложения по реформе сельского хозяйства. У нас важный пленум на носу, мне доклад зачитывать, а у меня еще муха не жужжала.

— Андрей Михайлович, мне требуется выступить и встретиться с участниками на Консультативной встрече коммунистических партий. Попрошу от вас подробную записку о приехавших товарищах, всю их подноготную. Если надо, просите помочь Андропова. Я ему позвоню. После я дам более подробные инструкции.

Александро-Агентов удивлен моим вниманием к такому заурядному событию, но я его пока не посвящаю в свои планы. Слишком много о себе думает.

— Георгий Эммануилович, пригласите ко мне, пожалуйста, Андропова.

Даю понять, что разговор закончен. Цуканов уже у двери спрашивает:

— Вас хотел увидеть товарищ Суслов. И звонил генерал Банников.

Вот как? Начальник Второго Главного управления просится на прием?

— Что ему нужно?

— Не знаю. Добивается встречи.


Банников вряд ли в курсе, кто подложил чекистам такую жирную «свинью», начальник Второго главного управления случайно попал в жернова. Но то, что те точно будут, я уверен! На очередном заседании ЦК, а они проходят у нас по вторникам, кому-то из КГБ не поздоровится. И я ставлю на то, что Банникова сделают козлом отпущения. Я не являюсь сторонником заявления Н. С. Хрущева, что «органы госбезопасности вышли из-под контроля партии и поставили себя над партией». Это очередной миф. Под лозунгом «исключить возможность возврата к 1937 году» органам госбезопасности в нарушение конституционного принципа равенства всех граждан перед законом было запрещено собирать компрометирующие материалы на представителей партийно-советской и профсоюзной номенклатуры.

Это ошибочное и противоправное политическое решение 195 года положило начало росту коррупции и зарождению организованной преступности в нашей стране, ибо вывело значительные контингенты лиц, наделенных административными властно-распорядительными, контрольными и хозяйственными полномочиями, из-под контроля правоохранительных органов, в том числе КГБ СССР. С одной стороны, создавая некое подобие касты «неприкасаемых», оно в то же время способствовало зарождению «телефонного права», получившего особое распространение к семидесятым. В то же время это облегчало зарубежным спецслужбам попытки вербовочных подходов и оперативной разработки партийно-государственных функционеров различного ранга, в результате чего руководящая элита страны оказалась без должного контрразведывательного прикрытия от разведывательно-подрывного воздействия спецслужб иностранных государств. Не здесь ли находятся многие разгадки странных событий в будущем. «Вовремя предать — значит не предать».

Вот поэтому мне нужны две независимые конторы вместо одного монстра. И отдельно «политический сыск» без права карать. Все-таки верховенство право надо уважать, иначе скатимся черте куда! Какой ты к чертям хозяин страны, если у тебя под носом творится беззаконие! Так что да здравствует правовое советское государство!


— Скажи генералу, мы его сами вызовем. Суслов пусть подойдет после Андропова.

— Хорошо, Леонид Ильич.

Какие у меня интеллигентные помощники!



Андропов умно поглядывал из-за затонированных очков в модной оправе, но словами по древу не растекался, собран и деловит. Нарабатывает баллы перед новым Первым. Должность у него, на самом деле, немаленькая. Через этот отдел проходит дикая прорва денег, уходящих бездельникам из «дружественных» партий. А сколько там просачивается мимо?

— Юрий Владимирович, у меня к тебе новое и важное поручение, как заведующему Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. МИД у нас на Западе зациклился, — нарочито иронично хмыкаю.

Я в курсе что Андропов, по существу, был одним из архитекторов западной политики Брежнева. Вместе со своими консультантами он разработал курс на сближение с коллективным Западом. Несостоявшийся зачинатель Перестройки не подает вида в ответ на мой откровенный наезд. Лицо он держать умеет. Но за свою карьеру не раз показывал слабость. Особенно на посту Генсека. Чем его правление запомнилось людям? Облавами в банях? Бессмысленным ужесточением видимого порядка? Ну и тотальным разгромом МВД. Бандиты девяностых спасибо не раз сказали Генсеку на час.


— Внимательно слушаю, Леонид Ильич.

— Я планирую на весну, скорее всего, после дня Победы большой вояж по странам социалистического содружества. Нам нужен свежий толчок во взаимных отношениях. Примерный маршрут Белград, Будапешт, Прага, Берлин, Варшава.

— Белград? — вскинулся Андропов.

— Да-да! — отмахнулся я. — Туда в первую очередь! Считаю недопустимым нынешнее положение дел. Балканы мягкое подбрюшье Европы, — снова удивил секретаря ЦК выражением от Черчилля. Ну он до сих пор, наверное, находится под впечатлением прошлого заседания Президиума. Уже поди и не знает, кого же они протолкнули на Олимп советской власти: Шерхана или Багиру. — Поэтому мне нужны все детали. Подробное досье на верхушку компартий и правительств. Предложения от ЦК и Совмина по экономическим, политическим и культурным связям. Ну не мне тебе говорить. Всё! Представишь материал моим помощникам. Если что накопаешь интересного, — нагибаюсь ближе, — тогда сразу ко мне. Звони в любое время, кроме ночи, — ухмыляюсь, делая намек на не такое уж давнее прошлое. — Ночью надо спать, — наблюдаю в глазах Андропова толику растерянности. Просто словами в ЦК не бросаются и, значит, я обозначил продолжающуюся политику антисталинизма. — По Югославии. Мне нужен человек, что сможет договориться с Тито о встрече пережать мое личное послание.

«Ювелир» снова собран. Это его шанс показать себя полезным:

— Понял тебя, Леонид Ильич.

Андропов также перешел на доверительное «Ты».

— Тогда выполняй. Жду на следующей неделе первые результаты.


Облегченно откидываюсь в кресле. Послать своего потенциального противника таскать каштаны из огня крайне выгодно. До чего же неудобная мебель! Здесь совсем нет понятия об эргономике? Нет, в Кремле все будет иначе. Заведу моду на практичную мебель. Первый должен задавать общий стиль. Равняться будут на меня. Там, глядишь, и до райкомов дойдет, до директоров. А оттуда потихоньку перетечет к офисным клеркам. Правильная мебель — это даже не вопрос статуса, а здоровье руководящего работника. И пусть новый стиль мебели собирают в Союзе. Для такого не жалко потратить валюту. Новые рабочие места, технологии. Не одним чугуном должна страна Советская славиться.

Немедля заношу свежую идею в отдельную записную книжку «Для деловых заметок». Из нее впоследствии выйдет немало поручений и правительственных постановлений. Но не сразу. Я в отличие от некоторых форумных писак прекрасно представляю, что организация целых отраслей не делается лишь по росчерку пера. В первую очередь потребуются кадры, их обучение. И не у нас, а заграницей. Затем создание училищ в Союзе. Проекты, документация, площади, оборудование для производства. И как их тут называют: Фонды! То есть нужна целая последовательность действий и ответственных за их выполнение.

И так везде. У нас в экономике полным-полно узких мест, а мы реформы необдуманные затеваем. Пододвигаю принесенный Цукановым график моей работы. Когда же мне с Косыгиным пересечься? Послезавтра он улетает в ГДР. Значит, уже после приезда. Делаю пометку, чтобы помощники согласовывали наше рандеву. Я не гордый, сам в Совмин смотаюсь. Но сначала… оглядываюсь. О главном и забыл! Кому поручить? Не своим точно! Позвоню в отдел науки, там найдут. Я не собираюсь восстанавливать традиции сталинизма, но мне необходимы его экономические гении. Я не дам тащить обратно страну в сторону капитализма!


Информация к сведению:


Так что же особого сделал Черненко, чтобы получить такую оценку генсека Брежнева и уникальное звание «хранителя партии»?


Ко времени его прихода в Общий отдел ЦК во всех сферах экономической, общественно-политической жизни страны проявлялась безграничная власть аппарата ЦК КПСС. Год от года партийные комитеты в центре и на местах, подменяя органы советской власти, государственные учреждения, взваливали на себя основное бремя управления всем народно-хозяйственным комплексом страны. Превратно, слишком прямолинейно истолковывая известное ленинское положение о том, что «экономика есть главная политика», они год от года всё глубже вязли в функциях непосредственного руководства экономическим развитием. Исходящие из ЦК постоянные напоминания о необходимости усиления политической роли партии в экономической жизни страны оборачивались мелочной опекой предприятий и объединений, вплоть до повседневного решения оперативных, текущих вопросов, связанных с материально-техническим снабжением, транспортными перевозками, «выбиванием» фондов и тому подобными делами.

У хозяйственных руководителей вошло в привычку, что без ЦК, его отраслевых отделов не решался ни один, даже казалось бы, самый незначительный вопрос. Под неослабным контролем партии находилась работа с кадрами, номенклатура которых в ЦК по каждому министерству или ведомству всё более разрасталась. В адрес ЦК КПСС, минуя другие компетентные советские и хозяйственные органы, поступали тысячи писем, просьб, предложений. Огромное их количество рассматривалось Секретариатом и Политбюро ЦК.


Известно, что работа аппарата — это прежде всего работа с документами. В безмерном потоке бумаг, который в то время буквально захлестывал аппарат ЦК, можно было безнадежно потеряться. А бумажный вал рос не по дням, а по часам. Требовалось разработать достаточно четкую и эффективную систему подготовки, прохождения и контроля исполнения документов. Черненко приступил к этой работе с присущими ему деловитостью и настойчивостью.

Цель на первый взгляд была предельно проста: сделать так, чтобы руководство ЦК КПСС могло в любое время, по самому приблизительному признаку получить оперативную и исчерпывающую информацию о судьбе документов, поступивших в ЦК, постановлений пленумов, решений, принятых на заседаниях Политбюро и Секретариата. Такая система была разработана и внедрена в центральном партийном аппарате в предельно сжатые сроки. Центр этой системы, главный ее пульт находился в Общем отделе ЦК.

Надо сказать, что к тому времени аналогичные системы уже действовали во многих центральных ведомствах — Госплане, Госснабе, Госкомстате, во многих организациях оборонной промышленности. Но аппарат ЦК упорно работал по старинке. Константину Устиновичу стоило немало усилий преодолеть консервативную психологию. В процессе работы с документами постепенно вводились элементы механизации и автоматизации учета и контроля, новые средства оперативной полиграфии, микрофильмирование.


Не имея инженерно-технической подготовки, Черненко, тем не менее постоянно интересовался малейшей возможностью использования технических средств в работе аппарата ЦК партии. Именно по его инициативе в Общем отделе ЦК была создана электронная система обработки информации, вычислительный центр. Все документы, все постановления были занесены в компьютеры. Черненко этим гордился. Любой документ после этого можно было найти за считаные минуты. Кроме того, была сформирована база данных по кадровому составу — на всю номенклатуру ЦК.

Была создана подземная пневмопочта между Кремлем, где проходили заседания Политбюро, и зданиями ЦК на Старой площади. Она позволила осуществлять оперативный обмен необходимыми документами. За создание такой связи Черненко и целая группа работников, осуществивших это оригинальное решение, были удостоены Государственной премии. Все новшества, вводимые Черненко в аппарате ЦК и Общем отделе, в конечном итоге преследовали одну цель — выработать наивысшую оперативность и четкость в аппаратной работе. По свидетельству многих бывших партийных аппаратчиков, с приходом Черненко заметно усилился спрос за соблюдение исполнительской дисциплины с работников аппарата ЦК.

Был отработан и отшлифован до мелочей регламент подготовки и проведения заседаний Секретариата и Политбюро. По предложению Черненко, поддержанному Брежневым, на заседаниях Политбюро стали рассматриваться итоги работы Центрального комитета, Политбюро, Секретариата и аппарата ЦК за истекший год. К каждому такому рассмотрению готовился обширный материал, в котором отражались основные направления деятельности руководящих органов партии. Анализировались и обобщались характер рассмотренных на заседаниях Политбюро и Секретариата ЦК вопросов, эффективность мер, предпринятых по линии аппарата ЦК, Совмина СССР и отраслевых ведомств по вопросам экономики. Отдельной строкой обсуждения стало выполнение планов работы Политбюро и Секретариата ЦК. Рассматривались результаты командировок, состояние контроля за выполнением принимаемых решений, меры, предпринятые по письмам и жалобам граждан.


Это был своеобразный отчет ЦК о проделанной работе за год. Он всегда с большим вниманием и заинтересованностью обсуждался на заседаниях Политбюро, а затем рассылался на места. По примеру ЦК обкомы, крайкомы и ЦК компартий союзных республик ввели такую же форму внутрипартийной информации, считали ее эффективной и действенной. По инициативе Черненко осуществлялись меры, направленные на повышение уровня работы с документами в местных партийных комитетах. По примеру ЦК в них были разработаны и утверждены регламент работы бюро и секретариатов, жесткий порядок контроля и проверки исполнения.

Но особой заслугой Константина Устиновича стало коренное изменение работы с письмами и заявлениями граждан, качественное улучшение организации приема населения по личным вопросам в партийных и советских органах. Каждый человек, независимо от своего положения, был уверен, что любое его обращение в местные или центральные инстанции не останется без ответа. Если вопросы, поднятые в заявлениях трудящихся, их просьбы требовали больше времени, чем было установлено соответствующим, довольно жестким регламентом, полагалось в обязательном порядке дать заявителям «промежуточный» ответ о том, какие меры предприняты по их обращениям и что предполагается сделать в ближайшее время.

Не понаслышке Черненко знал характер работы на местах и поэтому хорошо представлял разницу между тем, какой она выглядит из окон ЦК, и реальной жизнью в низовых звеньях партии. Наверное, поэтому у него вошло в привычку держать руку на пульсе областных, городских и районных парторганизаций. В Общем отделе ЦК был даже создан специальный сектор по осуществлению связей с местными партийными органами, и он очень внимательно следил за его работой. Систематически, раз в два года, в ЦК проводились всесоюзные совещания заведующих общими отделами партийных комитетов. В их работе не раз принимал участие Брежнев, который выступал с большими речами. Это, безусловно, поднимало престиж Общего отдела и в первую очередь его заведующего.


'В 1974 г. я лишний раз убедился в том, каково место К. У. Черненко в аппарате ЦК. Тогда активно обсуждались проблемы совершенствования структуры управления в сельхозорганах. Было много претензий к сельхозтехнике. У нас в Воронеже возникла идея передачи снабженческих функций из Сельхозтехники в Госснаб, организации там Сельхозснаба. Кроме того, были разработаны предложения об углубленной производственной специализации и реорганизации сельхозорганов в Центре и на местах. Упор делался на повышение самостоятельности районного и областного звеньев, передаче им функций Центра.

Я подготовил соответствующую записку, расчеты, схемы и привез эти материалы к Ф. Д. Кулакову. Он внимательно все прочел, задал много вопросов. Предложения ему понравились. Я говорю: «Хорошо, Федор Давыдович, тогда доложите об этом Л. И. Брежневу ». Он задумался: «Нет, так не выйдет».


Снял телефонную трубку, позвонил К. У. Черненко и стал объяснять ему, что-де в Воронеже подготовили интересные предложения, разработали схему управления сельскохозяйственным комплексом. «Надо с ними познакомить Л. И. Брежнева, а лучше, если б Леонид Ильич принял Воротникова». Что ответил К. У. Черненко, я не знаю. «Давай, — говорит Кулаков, — иди к Черненко, тот все устроит ». Я удивился. Секретарь ЦК, член Политбюро звонит заведующему отделом и просит! Почему бы ему самому не позвонить, не зайти к Л. И. Брежневу и все объяснить?

Поднялся на 6-й этаж к К. У. Черненко, передал материал. Тот не стал ничего смотреть. «Оставь, я все сделаю». Действительно, прошло несколько дней, и меня вызвали к Л. И. Брежневу. Материалы у него. Я рассказал о наших предложениях. Брежнев начал читать документы, но вскоре отвлекся от текста, заговорил о текущих делах. Вспомнил, что раньше был так называемый ГУТАП, который занимался снабжением сельского хозяйства техникой. И дела тогда шли хорошо.

Мои материалы были разосланы по Политбюро с положительной резолюцией Л. И. Брежнева…'.

* * *

Машина с водителями, комфортабельная дача круглый год с превосходным питанием в дачной столовой за символическую плату, «кремлевская столовая „на улице Грановского, отдых в лучших цековских санаториях, в том числе и 'у друзей“ за рубежом. К тому же вскоре потекли ручейки всяческих подношений из различных краев и республик, которые хозяйка дома иногда демонстрировала нам. И наши старые знакомые, жившие до этого весьма скромно, откровенно упивались открывшимися перед ними райскими возможностями, хотя и любили говорить, что „ничем не пользуются“, имея, очевидно, в виду то, что они могли бы намного расширить сферу своих возможностей».

Леонид Ильич щедро вознаградил своего помощника за труды — сделал его членом ЦК, депутатом, дал Ленинскую и Государственную премии, присвоил звание чрезвычайного и полномочного посла; на приемы в Кремле Александров-Агентов приходил в посольском мундире.


'Александровы были оригинальной парой, — пишет Галина Ерофеева. — Он — из интеллигентной семьи, внук царского генерала. Ее родители — рабочие, сумевшие воспользоваться тем, что подарила революция смекалистому человеку из низов. Переселились в петербургскую квартиру, принадлежавшую некогда барам, неплохо устроились на работе. Дочку учили музыке, языкам… Наблюдая за их жизнью, можно было легко представить, как прекрасно они вписались бы в круг среднего класса той же Швеции, которую они оба нежно любили. Впрочем, и в Москве их образ жизни со времени работы А. А. в высших сферах власти стал похож на буржуазный: огромная пятикомнатная квартира на улице Горького, обставленная стильной мебелью, с диванным гарнитуром, обитым шелковым штофом, многочисленные украшения в виде бронзовых или фарфоровых статуэток, хрусталя и картин завершали вид богатого, процветающего дома…

Приобретения были не только увлечением, но и истинной страстью хозяйки. Трудности нашей жизни открывали неожиданные возможности. Оказывается, можно было поделиться талонами в «кремлевскую столовую» со вдовой престижного художника и задешево приобрести его картины, которым нашлось бы место в небольших музеях…'

Загрузка...