Гарем на шагоходе. Том 10

Глава 4 Жабры

Взрыв был ослепительным. Огненный шар, который породила ракета Магнуса, поглотил «Нимбус» с жадностью голодного божества, которому принесли в жертву дорогой и вкусный летательный аппарат.

Изуродованный, объятый пламенем кусок металла, который ещё секунду назад был гордостью личного автопарка Волка, камнем рухнул вниз, в лазурную, безразличную гладь океана.

— ВОЛК!

Крик Шондры потонул в рёве двигателей и свисте ветра.

Она видела всё. Видела, как ракета ударила в цель.

Видела, как «Нимбус» разваливается на части, как огненным комом падает в воду.

И её мир, безумный, хаотичный, но в то же время надёжный и понятный, на мгновение перестал существовать.

В её голове не было мыслей. Не было страха. Не было расчёта. Был только один-единственный, всепоглощающий инстинкт, который оказался сильнее многолетней выучки, сильнее страха разоблачения, сильнее всего на свете.

Спасти.

Не раздумывая, она переключила двигатели ступы на снижение.

Аппарат терял высоту, но недостаточно быстро. А времени не оставалось.

«Придётся рискнуть… — подумала она. — Вроде, уже достаточно низко, чтобы не разбиться…»

— Эй, ты что творишь? — раздался сверху голос Кармиллы.

Но Шондра не слушала. Перемахнув через борт, она прыгнула.

Прыгнула вниз, в бездну, навстречу ледяной воде.

Полёт длился всего пару секунд и одновременно вечность.

Ветер хлестал по лицу, выбивая слёзы из глаз. Внизу, в воде догорали и погружались обломки «Нимбуса», отбрасывая на волны тревожные, кровавые блики.

«Дура! Какая же ты дура, Шондра!» — пронеслось в её голове, когда холодные объятия океана сомкнулись над ней.

Удар оказался жёстким, но не смертельным.

Холод обжёг, выбил воздух из лёгких.

На миг турельщица отключилась, потеряла сознание.

Солёная вода хлынула в рот, в нос, заставляя панически закашляться. Она начала тонуть, тяжёлая одежда тянула вниз, прочь от блестящей ряби на поверхности океана, прочь от солнца, в непроглядную, враждебную тьму.

И вот, когда лёгкие уже горели огнём, а в глазах плясали красные круги, она позволила этому случиться. Она отпустила контроль, который держала всю жизнь. Она позволила своей истинной природе взять верх.

Боль была острой, но короткой. Словно тысячи иголок одновременно вонзились в её кожу. Она почувствовала, как меняется её тело. Как ломаются и перестраиваются кости, как растягиваются мышцы. Кожа на шее натянулась, и с обеих сторон, с тихим, влажным хлюпаньем, прорезались жабры, тут же жадно втянувшие в себя воду.

Пальцы на руках и ногах удлинились, а кожа между ними натянулась, превращаясь в широкие, упругие перепонки. Позвоночник изогнулся, тело стало более обтекаемым, гибким, созданным для воды.

Боль ушла, сменившись чувством невероятной, пьянящей свободы.

Шондра больше не тонула. Она была частью этого мира. Она вернулась домой, хотя не считала его родным.

Открыв глаза, Шондра увидела всё так же чётко, как на суше. Тёмная толща воды больше не была для неё преградой. Она видела течения, видела стайки испуганных рыб, проносившихся мимо. Видела каждый пузырёк воздуха, поднимающийся от обломков, уходящий на глубину.

И она увидела его.

Волк находился без сознания, зажатый в искорёженном кресле пилота. Его тело безвольно покачивалось в воде, а из разбитой головы медленно вытекала тонкая струйка крови, окрашивая воду вокруг в розовый цвет.

Шондра ринулась к нему, её новое тело двигалось с грацией и скоростью торпеды. Она подплыла к обломкам и попыталась высвободить капитана из ловушки.

Но ничего не выходило. Её тело хоть и стало гораздо сильнее, но не справилось с покорёженным металлом.

И тут она заметила движение.

В воду плюхнулась ещё одна торпеда. Живая.

Тёмная на фоне далёкой поверхности фигура раскинула вокруг щупальца, точно осьминог. Нет, не щупальца. Волосы.

Резким движением они сократились, толкнув её вперёд и вниз.

Шондра с ужасом поняла, что это Кармилла. И сейчас она всё увидит.

Но турельщица сразу же отогнала эту мысль. Спасение Волка — только это сейчас имело значение.

Кармилла поравнялась с ней. Скользнула взглядом по жабрам и ластам Шондры.

В горящих глазах вампирши отразилась усмешка.

А затем её сильные руки без труда разорвали покорёженный металл, освобождая капитана. Девушки подхватили его под руки и устремилась вверх, к далёкому, спасительному свету солнца.

Они вынырнули на поверхность. Кармилла жадно глотала воздух, а вот Шондра наоборот, снова начала задыхаться. Ей пришлось начать обратную метаморфозу — пока частичную.

Перепонки ей всё ещё нужны, чтобы плыть.

Кармилла, с видом театрального критика, которому показали очень плохую, но очень дорогую постановку, лениво усмехнулась.

— Ну надо же, — протянула она. — Наша серая мышка, оказалась не мышкой, а селёдкой! И с какими жабрами! Дорогая, тебе этот перламутровый оттенок очень к лицу. Освежает. Только вот с маникюром беда. Перепонки — это так немодно в этом сезоне!

— Заткнись! — прорычала Шондра. — Волк не дышит! К берегу, быстро!

Вампирша перестала смеяться.

Волк был тяжёлым, но вместе они держали его легко, не давая уйти под воду. Они поплыли к ближайшему берегу — небольшому скалистому островку, торчавшему из воды в паре сотен метров от места крушения.

Вытащив капитана на скользкие, мокрые камни, Шондра опустилась рядом, тяжело дыша.

Её сердце колотилось с бешеной силой. Она смотрела на его бледное, безжизненное лицо и чувствовала, как ледяной страх снова сковывает её.

— Волк… — прошептала она, и её голос прозвучал странно, глухо. — Очнись… пожалуйста…

Взяв себя в руки, Шондра отбросила все мысли, оставив только холодный, выученный до автоматизма алгоритм действий. Она резко запрокинула голову Волка, очистила пальцами его рот от возможных остатков воды и водорослей, зажала ему нос и, сделав глубокий вдох, плотно обхватила его губы своими.

— Ну вот, — язвительно заметила Кармилла, стоя на коленях рядом и выжимая воду из своих длинных белых волос. — Наша тихоня оказалась главной по поцелуям в экипаже. Целуешь так, будто тренировалась на спящих принцах. Хотя кто его знает, может, и тренировалась… в своём подводном царстве.

Её голос звучал привычно насмешливо, но в нём не было прежней злорадности. Вампирша не сводила горящих красных глаз с бледного лица капитана, а её пальцы судорожно сжимали и разжимали складки мокрого платья.

Шондра игнорировала её.

Она оторвалась, сделала тридцать ритмичных и сильных нажатий на грудную клетку, считая про себя. Металлический протез Волка глухо стучал о камень при каждом толчке. Затем — снова два вдоха. Её тело, всё ещё частично пребывающее в амфибической форме, работало как идеальный механизм, не чувствуя усталости.

— Сердечно-лёгочная реанимация, — вдруг сказала Кармилла, и в её голосе проскользнула несвойственная ей нота задумчивости. — На восемьдесят процентов бесполезна вне стен медицинского учреждения. Наша жестянка про это как-то раз брякнула. Статистика — жуткая штука, да, селёдка? Особенно когда ты в эти двадцать процентов очень хочешь попасть

— Заткнись, тебе говорю! — снова прорычала Шондра. — Он суперсолдат! У него «Регенерис-75»! Он не может просто захлебнуться!

Кармилла покосилась на голову Волку, пробитый череп потихоньку зарастал.

— Да живой он, — фыркнула она. — На мертвецах не заживает.

Но всё же в её словах сквозило напряжение.

После очередного цикла компрессий Шондра снова склонилась для вдоха. И в этот момент тело Волка под её руками резко дёрнулось. Раздался хриплый, прерывистый кашель, и из его рта хлынула струя солёной воды.

Капитан судорожно вздохнул, его глаза закатились, пытаясь сфокусироваться на склонившихся над ним фигурах. Грудь поднялась в мучительном, но собственном вдохе.

— Вот и наш бабник проснулся, — выдохнула Кармилла, и в её голосе явно прозвучало облегчение. Она даже не попыталась его скрыть. — Решил, что двадцать процентов — это достаточно веская причина, чтобы вернуться и продолжить мучить нас своим обаянием?

Волк закашлялся снова, пытаясь приподняться на локте.

Его взгляд, ещё мутный и неосознанный, скользнул по Шондре, задержался на её шее, где ещё виднелись полузатянувшиеся, синеватые жабры, на её руках с сероватой кожей и намеком на перепонки между пальцами. Он медленно перевёл взгляд на Кармиллу, которая улыбалась одновременно ехидно и искренне.

— Чёрт… — прохрипел он, с трудом выговаривая слова. — Или я мёртв, или у меня самая… красивая русалка на всём побережье. Кажется, я выбрал правильный день… чтобы не умереть.

— Не русалка, а амфибка, — поправила его Кармилла. — Ты только взгляни на неё! Ладно бы ещё красивый чешуйчатый хвост отрастила! У неё лягушачьи лапки! Боги, с кем я связалась? Настоящая кунсткамера!

Волк снова закашлялся, но в его глазах уже появлялась привычная жёсткая искорка.

Организм быстро восстанавливался.

— Кстати… — улыбнулась вампирша. — А шляпа-то с тебя слетела.

Одна из её прядей протянула капитану выловленный из кабины головной убор.

Волк принял её, встряхнул от воды и нахлобучил на голову, но сразу же снял и потрогал пальцами почти закрывшуюся дырку.

— Вот же чёрт… — выдохнул он.

— Ага, — беловласка ехидно кивнула. — Минуту назад мог бы потрогать собственные мозги. Надеюсь, не все извилины успели вытечь, камикадзе хренов.

И в этот момент над ними раздался знакомый гул турбин.

Ступы.

Они прилетели. Лекса и Вайлет кружили над островком. Лицо полицейской выражало смесь ужаса, облегчения и… полного недоумения.

Шондра смотрела на них. И чувствовала себя голой. Не физически. Гораздо хуже. Её самая страшная тайна, её проклятие, которое она скрывала всю свою жизнь, была раскрыта.

Она медленно, с видимым усилием, заставила своё тело подчиниться. Снова та же острая, ломающая боль. Она чувствовала, как жабры полностью зарастают, не оставляя даже шрамов. Как перепонки на руках и ногах исчезают. Как меняются кости и мышцы, а кожа приобретает свой обычный, человеческий оттенок.

— Твою мать… — шумно выдохнула Лекса.

Через минуту перед ними снова сидела их Шондра. Турельщица. Солдат. Человек.

Только в её глазах теперь была такая бездна отчаяния, что, казалось, в ней мог утонуть весь этот проклятый океан.

Она сидела на мокрых камнях рядом с человеком, которого только что спасла, под пристальными взглядами тех, кого считала своей семьёй. И впервые за долгое время она не знала, что делать дальше.

Её секрет раскрыт. Игра окончена.

Я разлепил глаза. Потолок. Металлический потолок с длинными полосами тусклых светодиодов. Моя каюта.

Мозг не сразу согласился вспоминать прошедший день.

— Ты как? — прозвучал рядом тихий знакомый голос Шондры.

В нём слышались непривычные нотки. Страх. Она меня боялась.

Я медленно повернул голову.

Она сидела рядом с моей кроватью в кресле, сцепив руки на коленях. Выглядела она так, будто не спала трое суток и всё это время разгружала вагоны с углём.

Бледная, с тёмными кругами под глазами, и во взгляде — такая вселенская тоска, что на её фоне даже самые депрессивные баллады про неразделённую любовь показались бы весёлой полькой.

— Сколько я проспал? — хрипло выдохнул я и потянулся за коммуникатором на тумбочке.

— Шесть часов, — ответила турельщица. — У тебя была серьёзная черепно-мозговая травма, там под водой, но всё затянулось ещё до того, как мы тебя вытащили на берег. Однако Лия говорит, что это может отразиться на памяти. Ты… всё помнишь? — её голос дрогнул.

Не сдержался, усмехнулся.

— Если я что-то забыл, то не помню об этом.

Но я помнил. О, ещё как помнил.

Память, сволочь такая, услужливо подсунула мне самые яркие кадры. Магнус, этот самодовольный индюк, обвёл меня вокруг пальца и узнал, как именно я отматываю время.

Взрыв. Падение. Ледяная вода. И её. Её лицо, меняющееся в солнечном свете, её глаза, становящиеся из бездонных тёмных озёр снова родными, человеческими. Её серую кожу, отливающую перламутром, и жабры на шее.

Всё отлично сохранилось в моей памяти.

Я посмотрел на неё. На нашу Шондру. Самого спокойного, самого адекватного, самого… нормального члена моего экипажа. И ведь она не перестала такой быть.

— Я помню, — сказал, глядя ей прямо в глаза. — Я всё помню, Шони.

Она вздрогнула и отвела взгляд, уставившись в пол. Её плечи поникли. Она ждала приговора. Ждала, что я сейчас шарахнусь от неё, назову чудовищем. Я видел, как она сжалась, как приготовилась к удару. И от этого стало паршиво.

— Спасибо, — сказал я искренне.

Она удивлённо подняла на меня глаза.

— За что?

— За то, что спасла мою жизнь, разумеется.

Шондра молчала, просто смотрела на меня, потом сказала:

— Кармилла помогла. Без неё я бы не справилась.

— Шони, — я протянул руку и коснулся её ладони. Она оказалась непривычно холодной, будто страх вытянул из девушки всё тепло. — Мы должны поговорить.

— Не о чем тут говорить, — буркнула она, пытаясь выдернуть руку, но я держал крепко. — Ты всё видел.

— Да, я видел. А ещё я знаю, что было до. Ты, не раздумывая, прыгнула за мной. Поступилась своей тайной, чтобы спасти меня. Вот об этом я и хочу поговорить.

Она снова опустила голову, но я коснулся её подбородка и заставил посмотреть мне в глаза.

— Мне жаль, что твой секрет раскрылся… так, — сказал я твёрдо. — Я надеялся, что однажды ты сама всё расскажешь.

— Я… я не хотела, чтобы вы знали, — прошептала она. — Никто не должен был знать.

— Почему? — спросил я как можно мягче. — Почему ты так этого боялась?

Она молчала. Я видел, как она поджимает губы, как борется со слезами.

— Шондра, посмотри на меня. Посмотри, кто сидит перед тобой. Я — суперсолдат-мутант с кучей генетических изменений и с бионической рукой, в которой спрятан вращающийся тесак. Мой штурман — вампирша, которая дерётся волосами. Мой абордажник — дриада, которая управляет растениями, жрёт удобрения и учится жизни по мыльным операм. Мой медик — светящаяся инопланетянка. А ещё у меня есть кошка-эмпатка с аллергией на логику. Ты серьёзно думала, что после всего этого сможешь удивить меня жабрами?

На её губах мелькнула слабая, жалкая тень улыбки.

— Но остальные хотя бы нормальные… — вздохнула она.

— Правда? — я вскинул бровь. — Хорошо, давай разберём. У меня в экипаже механик, который разговаривает с роботами и мечтает дать им всем права. Киборг-связист, считающий вероятность каждого чиха. И бывшая полицейская, плохо различающая закон и справедливость. У меня в команде нет «нормальных», Шони. Есть только более адекватные и менее. И ты как раз на вершине адекватности, за что я тебя и ценю.

Шондра сидела, сгорбившись.

— Ракунград… — прошептала она. — Мой родной город. Родители жили там… у них всё было хорошо, пока однажды… — Шондра тяжело сглотнула. — Мама… она была красивой…

Её голос звучал тихо, почти безжизненно. В нём слышалась боль, которую она носила в себе всю жизнь. Она говорила, а я слушал, и каждое слово прожигало меня насквозь.

Шондра рассказала о своей матери, красивой, весёлой девушке из прибрежного городка. О том, как однажды вечером, купаясь в море, она услышала песню. Нечеловечески прекрасную, гипнотическую, лишающую воли. Она поплыла на звук и попала в объятия амфиба — одного из тех морских гуманоидов, которых мы встречали в Бризхейве.

Только те уже частично ассимилировались, разобрались в обычаях сухопутных. А этот был первозданным сыном моря. Он не был злым. Он просто был… другим. Он не понимал человеческих законов, человеческой морали. Он увидел самку, которая ему понравилась, и он взял её. Без насилия в нашем понимании. Просто подчинив её волю своей песней.

— Мать очнулась на берегу, ничего не помня, — продолжала Шондра. — А через девять месяцев родилась я. С маленькими, едва заметными жаберными щелями на шее и тоненькими перепонками между пальцев, — её голос сорвался. — Родители сразу всё поняли.

Я молчал, боясь хоть словом прервать этот хрупкий, мучительный поток.

— Поняли, что их дочь — не совсем их дочь. Что в её жилах течёт чужая, морская кровь. Мама потом сделала генетический тест, оказалось, что у неё есть редкая мутация, позволяющая скрещиваться с некоторыми видами с определёнными маркерами в ДНК. Я в этом совсем не разбираюсь, да и не суть…

Шондра замолчала, собираясь с силами. Я видел, как сжимаются её кулаки.

— Они не отдали меня в приют, не бросили. Но и не полюбили. Отец смотрел сквозь меня. Братья и сёстры дразнили «лягушонком», «головастиком». А мама… она смотрела на меня с таким ужасом и отвращением, будто я была напоминанием о самом страшном дне в её жизни. Я была живым воплощением её кошмара. И я видела это в её глазах каждый божий день.

Теперь ясно, почему она так боялась открыться. Родственники приучили её считать себя чудовищем, выродком, уродом.

— Я всю жизнь прятала это, — шептала Шондра, и по её щекам текли слёзы. — Но иногда, после очередной ссоры, прыгала в волны и уплывала, куда глаза глядят. Однажды во время такого срыва меня нашла родня со стороны отца. Они тоже меня не приняли. Я не могла уйти в океан, потому что там меня считали таким же уродцем.

Она снова сглотнула и сжала кулаки ещё крепче.

— Но и оставаться дома тоже не могла. Сбежала в армию, как только мне исполнилось восемнадцать. Война оказалась проще. Чётче. Там были враги, которых можно увидеть в прицел. И не было этих… взглядов. Там ценили мои навыки, а не презирали за мою кровь. И никто не узнал, что я — ошибка, проклятие, чудовище.

Шондра выдохнула и откинулась на спинку стула, опустошённая.

История рассказана.

Вся её боль, всё её одиночество лежали теперь передо мной, как оголённый нерв.

Она ждала. Ждала моего вердикта. Моего отвращения. Моего страха.

Боги, до чего же эти люди травмировали её…

Я взял её холодные, до сих пор сжатые в кулаки руки и мягко разжал их.

— Слушай меня, Шондра, — сказал я тихо, но твёрдо, глядя прямо в её полные слёз глаза. — Ты — не ошибка. Ты не проклятие. И уж тем более ты не чудовище. Ты — самый сильный и самый человечный человек из всех, кого я знаю. Ты прошла через ад, который большинство не выдержало бы, и осталась собой. Ты спасла меня, зная, что раскроешь свою главную тайну. Для меня это и есть настоящая человечность.

Я прикоснулся к её щеке, смахивая слезу.

— Твоя мать была сломлена. Твои родные — слепы. Они не разглядели чудо, которое им подарили. Их потеря. Моя удача.

Она смотрела на меня, не веря своим ушам. А потом её плечи задрожали, и она разрыдалась — тихо, беззвучно, по-взрослому. И я просто обнял её, позволяя ей выплакать всю ту боль, которую она носила в себе долгие годы.

— Ты действительно не считаешь меня монстром? — спросила она сквозь слёзы. — Или просто пытаешься утешить?

— Монстром? — усмехнулся я. — Ты серьёзно? Шондра, ты хоть понимаешь, что ты только что мне рассказала? Ты рассказала мне историю не о монстре. Ты рассказала мне историю о герое. О маленькой девочке, которую предали самые близкие люди, но которая не сломалась. Которая стала одним из лучших солдат, которых я когда-либо знал. Которая раз за разом спасает мою задницу и задницы этих сумасшедших кур из моего экипажа.

Она вытерла слёзы, размазав туш по щекам.

— То, что ты сделала там, в океане… Ты не превратилась в монстра, чтобы спасти меня. Ты просто показала ещё одну часть себя. Такую же сильную, смелую и прекрасную, как эта. И знаешь что? — добавил я с улыбкой. — Ты должна была показать мне это сто лет назад! Да я чуть не зааплодировал, когда пришёл в себя! Это было самое крутое, что я видел со времён атаки песчаных червей в каньоне Ржавой Челюсти!

Она слабо улыбнулась, и эта улыбка была дороже всех сокровищ мира.

— Для меня ничего не изменилось, Шони, — сказал я уже серьёзно. — Точнее, изменилось. Теперь я знаю, что самый надёжный и адекватный член моей команды — ещё и морской супергерой. Это, знаешь ли, серьёзный тактический бонус.

Я посмотрел ей в глаза.

— И запомни. Мне плевать, есть у тебя жабры или нет. Мне плевать, есть у тебя перепонки или нет. Я люблю тебя такой, какая ты есть. С ластами или без ласт. Ты — моя Шондра. Моя турельщица, мой старпом. Мой самый верный друг. Поняла?

Она смотрела на меня, и в её глазах больше не было слёз. Только бесконечная, тёплая благодарность. Она медленно кивнула.

— Поняла, кэп.

И тут в её взгляде появились непривычные чёртики.

— Ну, раз мы всё выяснили, — протянула она и провела пальцем по моей груди. — Трахаться будем?

Я усмехнулся и поцеловал её.

— Волк, стой, — она с улыбкой упёрлась в меня ладонью. — Я же шучу. Не до этого сейчас. У нас же проблемы. Мы устроили перестрелку с Магнусом. Это выглядит как нападение. Нам вот-вот предъявят обвинение. Нужно немедленно что-то делать.

Ах да… я же не отмотал время назад… Совсем вылетело из головы. Нужно было сделать это сразу, едва очнулся на берегу. Но не сделал. Возможно, дело в черепно-мозговой травме, чёрт его знает. Хотя это жалкое оправдание.

И уже прошло дохрена часов.

А в придачу, любая отмотка больше не является моей персональной. То есть, и не являлась, но я об этом не знал. Чёрт, уже так привык к этой маленькой, очень удобной функции, что без неё тяжело.

— Есть ещё кое-что, — тихо добавила Шондра. — Кармилла…

— Что с ней? — я сразу же почувствовал очередную жопу.

— Она с девочками…