Гарем на шагоходе. Том 10

Глава 10 Бастион

Несколько дней назад…

Тюремный блок «Бастион» гудел, как улей.

Не тот гул, что издают пчёлы, а тот, что издаёт улей, в который засунули бензопилу.

Непрерывный, разрывающий барабанные перепонки вой сирены смешивался с вибрацией, проходившей по стенам, полу и даже по воздуху, заставляя зубы мелко дрожать.

Красные лампы аварийного освещения, мигая с дьявольской периодичностью, бросали на всё тревожные, кровавые блики, превращая стерильные коридоры в декорации к фильму ужасов.

В камере для особо опасных преступников, лишённой даже намёка на удобства, на нарах сидели двое.

— Что это? — прорычал Змей. — Нас бомбят? Это Волк? Он решил разнести к чертям весь город? Мы же на воде… мы же потонем…

Моника даже не повернула головы. Она сидела, обхватив колени руками, и её неподвижность в этом вибрирующем, воющем аду казалась противоестественной.

— Я так и знал, что этим всё кончится, — продолжал Змей. — Ты его видела? Этот проклятый самодовольный ублюдок! Он уже не человек…

— Ты тоже, — буркнула аксидианка. Она не могла отделаться от воспоминания о том, как легко Волк подчинил себе её волю, эти кошмарный красные глаза… она больше не хотела их видеть. Никогда.

— Не в этом смысле, — отмахнулся Змей. — Волк — чудовище. Ты бы видела…

— Заткнись, — прошипела она. — И слушай.

— Что слушать⁈ — огрызнулся Змей, его хвост нервно дёргался. — Этот вой⁈ У меня сейчас мозги превратятся в кисель!

— Твои мозги уже кисель, — отрезала она. — И если ты не заткнёшься, я помогу им вытечь. Это не бомбёжка.

— А что тогда⁈ — не унимался он. — Цунами? Водяной смерч? Вторжение гигантских крабов-мутантов с морского дна?

Моника медленно повернула к нему голову. Её жёлтые глаза, обычно горевшие огнём, сейчас были похожи на два потухших уголька, в глубине которых тлела едва заметная искорка чистой, концентрированной ярости.

— Это тревога, идиот. Стандартный протокол. Слышишь? — она прислушалась. — Нет взрывов. Нет стрельбы. Только сирена и вибрация. Вероятно, где-то на верхних уровнях сбой системы или учения.

Она говорила это, но сама себе не верила. Ведь пару выстрелов они всё же слышали…

Ярость, кипевшая в ней после провала, сменилась холодной, звенящей пустотой. Она прокручивала в голове последние события снова и снова, как заевшую пластинку. Их провал. Захват. И безразличие. Гробовое, оглушительное безразличие от того, кто их нанял.

Роберт не попытался их вытащить.

— Он нас бросил, — наконец произнесла она, и в её голосе не было ни удивления, ни обиды. Только констатация факта, холодная и острая, как осколок стекла. — Этот ублюдок в рубашке туриста. Мы были для него просто расходным материалом.

Змей замер, сквозь пелену злости до него дошло.

— Блин…

— Помнишь, что он нам обещал за провал задания? — продолжала Моника. — А ведь мы провалили задание. С треском. Нас повязали, как школьников. И теперь мы — обуза. Лишние свидетели. Пешки, которых сбросили с доски, чтобы отвлечь внимание от более важных фигур.

— Нас казнят, — выдохнул Змей. — Или сгноят здесь. В этой вонючей коробке.

— Заткнись, — снова отрезала она, отворачиваясь к стене.

И в этот самый момент, перекрывая вой сирены, раздался сухой, отчётливый щелчок.

Он был негромким, но в этом аду из звука и вибрации он прозвучал, как выстрел. Магнитный замок на их камере пискнул в последний раз и погас. Массивная бронированная дверь с тихим, почти издевательским шипением отъехала в сторону, открывая им путь в пустой, залитый красным светом коридор.

Они замерли, не веря своим глазам.

— Какого хрена? — прошипел Змей, недоверчиво щурясь. — Это ловушка? Или нас сейчас просто пристрелят?

Моника молчала. Она смотрела в открытый проём, и в её потухших глазах снова разгорался огонь. Но это был уже не огонь ненависти. Это был огонь надежды. Дикой, безумной, отчаянной.

— Шанс, — прошептала она. — Похоже, произошёл системный сбой.

Она поднялась. Её тело, уставшее и униженное, вдруг налилось силой, напряглось, как сжатая пружина.

— Идём. Быстро. Пока охранники не очухались.

— Да куда идти-то⁈ Они же повсюду!

— Они заняты, идиот! — рявкнула Моника, выталкивая его из камеры. — Весь этот цирк с сиреной будет нашим прикрытием! Двигайся, или я оставлю тебя здесь гнить!

Они выскользнули из камеры. Коридоры и впрямь опустели. Весь персонал, все охранники были либо в убежищах, либо пытались навести порядок на верхних уровнях, где разворачивалась драма с мнимым цунами.

Они бежали, стараясь держаться в тени, их шаги тонули в рёве сирен. Пару раз они натыкались на патрули, но те были слишком заняты эвакуацией и координацией действий, чтобы обратить внимание на двух беглых ящеров в тюремных робах. Охранники орали в коммуникаторы, размахивали руками и бежали в противоположном направлении. Никому не было дела до двух заключённых.

— Куда мы? — задыхаясь, спросил Змей, когда они, наконец, нырнули в один из технических туннелей, где вой сирены звучал немного тише.

Воздух здесь казался спертым, пахло машинным маслом. Тусклые лампочки освещали лабиринт из труб, кабелей и гудящих распределительных щитков.

— Подальше отсюда, — прорычала Моника, прислонившись к холодной стене и пытаясь отдышаться. — Нам нужен новый план. План побега с Акватики.

— Что? Но мы ещё не отомстили! — повысил голос Змей.

Она посмотрела на него. В её взгляде больше не было отчаяния. Только холодная, безжалостная решимость хищника, которого загнали в угол, но который сумел вырваться.

— Сейчас наша задача — выжить, — коротко отрезала Моника и оскалилась, в красном свете аварийной лампы её зубы блеснули, как лезвия.

— Волк ещё пожалеет, что не убил нас, когда у него был шанс, — не унимался Змей. — И этот слизняк Роберт тоже. Он заплатит за то, что списал нас со счетов.

Они растворились в лабиринте технических коридоров Акватики, как два призрака, две тени. Город не заметил их побега. Пока не заметил.

Я сидел в своей каюте, глядя на экран коммуникатора.

На нём светилось лицо Серены Акулиной. Заставка к её комм-ID.

Звонить или не звонить — вот в чём вопрос.

С одной стороны, эта девушка с глазами цвета тропической лагуны стала единственным светлым пятном во всём этом акватиканском балагане. Она не пыталась меня убить, продать или соблазнить ради выгоды… ну, теоретически. Она просто делала свою работу.

И чуть не погибла во время атаки механических ос.

С другой стороны, звонить ей — всё равно что сыпать соль на свежую рану. Напоминать о себе, о том хаосе, который я принёс в её упорядоченный мир дорогих отелей и вежливых улыбок.

— Соколик мой ясный, — раздался из динамика в углу каюты скрипучий голос Ядвиги. — Ты чего это в экранчик-то уставился, будто там тебе судьбу предсказывают? Али девицу какую углядел, краше моих наливных яблочек?

— Отстань, старая, — буркнул я. — Медитирую. Пытаюсь достичь дзена и понять, почему в моей жизни так много взрывов и так мало спокойных вечеров с книжкой.

— А чего тут понимать-то? — хмыкнула Ядвига. — Характер у тебя, внучок, такой, что сам опасностей ищешь. Вот всё вокруг тебя и детонирует. Ты бы позвонил уже, да и дело с концом. А то маешься, как кот мартовский. Не томи!

Я тяжело вздохнул. Иногда мне кажется, что этот искин читает не только мои биометрические данные, но и мысли. Причём самые постыдные.

Ладно. Решено. Один короткий звонок. Объясниться, извиниться и исчезнуть из её жизни навсегда. Как благородный разбойник из дешёвого романа.

Я нажал кнопку вызова.

Пару секунд шли гудки, а затем заставка сменилась её настоящим лицом. Она сидела всё в той же подсобке для персонала. Уставшая, растрёпанная, но всё равно красивая. Той естественной, неподдельной красотой, которую не купишь ни за какие деньги и не нарисуешь никакой косметикой.

— Волк… — начала она, и её голос дрожал. — Боги, ты мне позвонил… а я не решилась. То, что показывают в новостях… это правда? Ты… ты действительно захватил заложников?

Она выглядела встревоженной, но в её бирюзовых глазах не было осуждения. Только беспокойство.

Я устало потёр переносицу. Вот и началось. Самая приятная часть программы — оправдания. Чувствую себя школьником, которого застукали за курением за гаражами.

— Это правда, Серена. И неправда одновременно, — сказал я, пытаясь подобрать слова, которые не звучали бы как бред сумасшедшего. — Это была вынужденная мера. Власти Акватики открыли огонь по баржам, на которых находился гражданский персонал. Если бы я не притворился террористом, они бы потопили всех. Иногда, чтобы спасти людей, приходится выглядеть как монстр.

Она долго молчала, вглядываясь в моё лицо, пытаясь прочитать в нём правду.

— Я… — она закусила губу. — Я верю тебе, Волк. После всего, что я видела… я верю, что ты не стал бы делать этого без причины. Но что теперь? Весь мир считает тебя преступником.

— Мир часто ошибается, — криво усмехнулся я. — Мне не привыкать. Если бы я получал по гриндольфу каждый раз, когда меня называли преступником, я бы уже купил эту вашу Акватику со всеми потрохами.

Она слабо улыбнулась, и я понял, что лёд тронулся.

Мы снова помолчали. Эта тишина была наполнена неловкостью и невысказанными сожалениями. О том, что могло бы быть, но никогда не будет. О тихом вечере, о простом разговоре без взрывов на заднем плане, о чём-то нормальном, человеческом.

— Прости, что мы так и не смогли увидеться снова, — сказал я с искренним сожалением. — Я бы хотел, чтобы всё сложилось иначе.

— Я тоже, — тихо ответила она, и на её щеках появился лёгкий румянец. — Волк… будь осторожен. Пожалуйста.

— Постараюсь, русалка. Но обещать не могу. В моём мире осторожность — это роскошь. Нам пора уходить в тень. Скоро связь пропадёт. Мы углубляемся в Дикие Земли.

В голову ударила непрошенная мысль… Дикие Земли. Звучит как название для парка аттракционов с динозаврами. И хоть динозавры здесь действительно водятся, на деле это просто огромный кусок континента, где законы цивилизации не действуют, а выживает тот, у кого ствол длиннее и броня толще. Место, где мы с Беркутом сможем затеряться, зализать раны и подготовиться к следующему раунду.

— Я буду… ждать, — прошептала Серена, и это слово, такое простое и такое тяжёлое, повисло между нами.

— Не стоит, — мягко ответил я, чувствуя себя последним ублюдком. — Живи своей жизнью. Найди себе хорошего парня, который не будет впутывать тебя в перестрелки с боевыми роботами. Какого-нибудь бухгалтера. Или дантиста. Они скучные, зато надёжные. И у них не бывает врагов, которые пытаются замочить их в аквапарке.

Она улыбнулась. Грустно, но светло. Той улыбкой, которой прощают и отпускают.

— Удачи, Волк.

— И тебе, Серена.

Связь прервалась. Экран погас, оставив меня наедине с моим отражением. Усталый мужик в помятой шляпе, который только что сжёг ещё один мост.

Я откинулся в кресле и закрыл глаза.

Ещё одна ниточка, связывавшая меня с нормальным миром, оборвана. Что ж, может, оно и к лучшему. В войне, на которой я сражаюсь, нет места для русалок и тихих гаваней.

Только шторм, только хардкор.

Дверь в каюту с тихим шипением отъехала в сторону. Я даже не открыл глаза. По отголоскам света разума уже знал, кто это. Да и парфюм очень характерный, с томными соблазнительными нотками. Кармилла.

— Ну что, Ромео, закончил свои сентиментальные прощания? — её голос, как всегда, был полон ехидства. Даже не знаю, то ли она сама догадалась, то ли Ядвига проболталась. — Джульетта уже рыдает в подушку и клянётся ждать тебя до скончания веков?

— Заткнись, Кармилла, — устало сказал я. — Не тот настрой.

— О, я вижу, — она подошла ближе, я чувствовал её присутствие рядом. — Ты весь такой трагичный, такой непонятый. Герой, отвергнутый миром. Это так… возбуждает.

Я открыл глаза и посмотрел на неё.

Она стояла, сложив руки под грудью, а её алые глаза насмешливо блестели в полумраке.

— Ты хоть понимаешь, что мы теперь враги номер один для большей части цивилизованного мира? — спросил я.

— Конечно, понимаю, дорогой, — улыбнулась она. — И мне это чертовски нравится. Наконец-то никакой двусмысленности. Никаких попыток казаться хорошими. Мы — плохие парни. И это развязывает нам руки. Теперь можно не сдерживаться.

Она подошла к моему креслу, наклонилась и провела пальцем по моей щеке.

— Так что не кисни, капитан. Война только начинается. И, поверь, это будет самая весёлая война в твоей жизни. Ведь у тебя в команде я.

Она подмигнула и, вильнув бёдрами, направилась к выходу.

— Кстати, — бросила она уже из дверного проёма. — Твоя русалка, конечно, милашка. Но у неё совершенно нет вкуса в одежде. Это лавандовое платьеце… безвкусица. Я бы на её месте выбрала что-нибудь более… откровенное. А так она никогда не захомутает холостого миллионера.

Дверь закрылась.

Я снова остался один. Усмехнулся и поднялся.

Пора на мостик. Сменю дежурного и помедитирую на бесконечные джунгли.

Прошло два часа.

Я сидел в капитанском кресле, глядя на безмолвную зелёную стену джунглей на главном экране. После сверкающего, стерильного ада Акватики эта первобытная, дикая красота должна успокаивать. Но она не успокаивала. Она просто была.

Безразличная, вечная, готовая поглотить и переварить любого, кто осмелится нарушить её покой. Вроде нас.

Мои размышления прервал тихий, шуршащий звук.

К моим ногам подкатился серый пушистый шар с клыкастой пастью. Фенечка. Она остановилась, и из её вокодера раздался спокойный, синтезированный голос:

— Капитан, с вами хочет поговорить Старший. Срочно.

Я удивлённо вскинул бровь. Хур-Хур. Последний раз мы общались перед всей этой заварушкой на Акватике.

— Как? — спросил я, наклоняясь к серому шару.

— Телепатически, через меня, — уточнила Фенечка. — Я могу работать как посредник. Возьми меня на ручки, я помогу настроиться на волну. Буду как этот… роутер. Только пушистый. И без назойливой синей лампочки.

Идея использовать живое существо в качестве средства связи показалась мне дикой. Но с шушундриками я уже давно перестал чему-либо удивляться.

Я поднял Фенечку. Она оказалась на удивление тяжёлой и тёплой, как свежеиспечённый хлеб. Настоящий колобок. Только меховой. Я откинулся в кресле, положил её на колени и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

Сначала была только темнота и гул систем избушки. А потом… потом я почувствовал это. Словно в мой мозг вставили невидимый, неощутимый кабель. Сознание на мгновение качнулось, а затем в голове возникло чужое присутствие. Спокойное, мощное, но… с нотками паники.

«Волк, слышишь меня?» — раздался в моей голове голос Хур-Хура.

«Слышу, — мысленно ответил я, поглаживая Фенечку. — Не знал, что твои сородичи могут работать ретрансляторами. Удобно. А главное — безопасно. Это самый защищённый канал связи из возможных. Нужно взять на заметку».

«У нас много талантов, о которых вы, двуногие, не подозреваете, — в мысленном голосе Хур-Хура прозвучала нотка гордости, но она тут же утонула в тревоге. — Но сейчас не об этом. У нас проблемы. Большие. Грейдер… он пошёл в атаку».

«Я в курсе, — ответил я. — Смотрел вашу пресс-конференцию. Ты был не очень убедителен, дружище. Сравнить меня с урчащим от голода шушундриком — это, конечно, оригинально, но для людей звучит как бред сумасшедшего».

«Я пытался! — в его мысленном голосе прозвучало отчаяние. — Но он давит со всех сторон! Общественное мнение против нас. Твоя репутация уничтожена, а вместе с ней — и моя. Грейдер каждый день выступает с заявлениями, он требует импичмента. Он говорит, что я покрываю террориста, то есть тебя. И, боюсь, у него есть все шансы. Совет нервничает, народ ропщет. Ещё немного, и они выметут меня из кресла президента поганой метлой. Что нам делать, Волк? Мы проигрываем».

Я слушал его паническую тираду и чувствовал, как внутри всё наоборот успокаивается. Его страх оказался для меня лучшим тонизирующим средством. Призывом к действию.

«Успокойся, Хур-Хур, — мысленно произнёс я. — Никто никуда тебя не выметет. И мы не проигрываем. Мы просто переходим к плану „Б“».

На том конце «провода» повисла тишина. Я чувствовал, как он переваривает мои слова.

«План… „Б“?» — неуверенно переспросил он.

«Именно, — подтвердил я. — Пора разыграть эту партию до конца. Слушай меня внимательно и запоминай. У тебя не будет права на ошибку».

Я сделал паузу, собираясь с мыслями, выстраивая в голове чёткую, безжалостную последовательность действий.

«Завтра ты соберёшь новую пресс-конференцию, — начал я, и мой мысленный голос звучал как приказ, не терпящий возражений. — Ты выйдешь к журналистам и скажешь, что был слеп. Что я обвёл тебя вокруг пальца, воспользовался твоим доверием. Что ты, как гарант закона и порядка, не можешь больше покрывать преступника. Ты публично отречёшься от меня, Хур-Хур. Ты назовёшь меня врагом Ходдимира. Террористом. И объявишь награду за мою голову. Большую. Очень большую. Такую, чтобы у каждого бандита слюнки потекли».

«Но… Волк… как я могу⁈» — в его голосе снова прозвучал ужас.

«Можешь, — отрезал я. — И сделаешь. Это единственный способ сохранить власть и не дать Грейдеру сожрать тебя с потрохами. Ты перехватишь у него инициативу. Ты станешь не тем, кто покрывает террориста, а тем, кто с ним борется всеми силами. Общественное мнение снова будет на твоей стороне. Ты станешь героем, который нашёл в себе силы признать ошибку и встать на путь истинный. Люди любят такие истории. Они от них плачут и прощают всё на свете».

Я чувствовал, как его мозг лихорадочно работает, как он пытается осознать всю глубину и цинизм моего плана.

«Хорошо, — наконец выдавил он. — Я… я сделаю это. А что дальше? Твой завод…»

«Мой завод, — продолжил я, — будет немедленно конфискован тобой в пользу государства. Как собственность террориста. Всё оборудование будет выставлено на открытый аукцион. Грейдер решит, что победил. Что вынудил тебя пойти против друга. Что лишил меня моей базы, моих ресурсов и шансов на победу».

«Но… мы же действительно всего лишимся!»

«Мы? — я мысленно усмехнулся. — Не мы, Хур-Хур. А они. Они будут думать, что мы всего лишились. А на самом деле… Помнишь ту небольшую подставную фирму, которую мы создали для закупки комплектующих?»

«Конечно, помню, — в его голосе прозвучало недоумение. — Но при чём здесь она?»

«При том, что за последние две недели я создал ещё десяток таких фирм. И на счета этих фирм я перевёл достаточно средств, чтобы выкупить всё оборудование с нашего завода. Трижды. Так что, когда состоится „открытый“ аукцион, всё моё оборудование купят мои же люди. Тихо, незаметно, по бросовой цене».

На том конце воцарилось ошеломлённое молчание. Я почти физически ощущал, как шестерёнки на его теле встаёт дыбом.

«Но… куда мы всё это денем? — наконец спросил он. — Нам нужна новая база. Скрытая, защищённая…»

«Она у нас уже есть, — спокойно ответил я. — В трёхстах километрах от Ходдимира есть одно чудесное место. Старый, заброшенный космодром. Реликт былого величия. Гигантские ангары, способные вместить десяток Волотов. Подземные бункеры, защищённые от прямого ядерного удара. Собственная геотермальная электростанция. И полное отсутствие посторонних глаз в радиусе ста километров. Идеальное место для новой берлоги. Я выкупил его на прошлой неделе через одну из подставных фирм. Для всех это просто кусок бесполезной земли с грудой ржавого металлолома. А для нас — это будущее».

Я замолчал, давая ему время осознать всё. Я чувствовал его восхищение. Неподдельное, чистое, почти детское восхищение перед лицом простого и не слишком надёжного плана. Однако моя уверенность передалась ему, и паника улеглась.

«Волк… это действительно может сработать!»

«Твоя задача — удержать власть в Ходдимире, — твёрдо сказал я. — Любой ценой. Моя — подготовить плацдарм для удара по Кощею. Переброска оборудования займёт время. Часть придётся купить в других местах, чтобы оставить меньше зацепок. Но мы справимся. Когда придёт время, мы ударим по Кощею оттуда, откуда он меньше всего ждёт. И мы снесём его с доски. Вместе со всеми его пешками и ферзями».

«Я понял, — его голос обрёл твёрдость. — Я всё сделаю, как ты сказал. Действуй, Волк. Делай, что должен».

«Вот и договорились, — кивнул я сам себе. — Удачи, Хур-Хур».

«Удачи, Волк. И помни. Даже когда весь мир будет считать тебя врагом, у тебя всегда будет один друг. Пушистый, серый и очень любящий мазут».

Связь прервалась.

Я открыл глаза. Фенечка тихо сопела у меня на коленях.

— Спасибо, — сказал я и осторожно опустил её на пол.

Она укатилась в угол мостика, где и замерла, притворившись очень большим комком пыли.

Я откинулся в кресле и посмотрел на экран. На зелёную, безмолвную стену джунглей.

Война становилась всё сложнее. Ставки — всё выше.

Но теперь я знал, что делать. План составлен. И достаточно хороший.

Осталось только его исполнить… и надеяться, что Грейдер не станет копать слишком интенсивно.