Гарем на шагоходе. Том 10

Глава 13 Голод

Я сидел на крыше избушки, скрестив ноги в позе лотоса… ну или вроде того.

Наверняка настоящий йог бы покачал головой от степени неправильности техники.

Подо мной, далеко внизу, мерно гудел реактор.

Избушка стояла на поляне, потому что Ди-Ди решила провести анализ работы некоторых критически важных узлов. Что-то ей не нравилось в работе амортизации после нашего титанического прыжка с баржи на мост Акватики.

Вокруг, до самого горизонта, простирались Дикие Земли — первобытный, нетронутый и абсолютно враждебный мир, где каждый куст мог оказаться хищным, а каждая бабочка — ядовитой.

Идеальное место для утренней медитации.

Лёгкий ветерок обдувал кожу. Я сдвинул шляпу чуть на затылок, чтобы не мешала.

Глаза закрыл. Я не просто дышал. Я слушал. Слушал этот мир не ушами, а чем-то другим.

Разумом. Эмоциональной антенной. Той самой силой, что досталась мне от Сэши. Силой, которую усилили и исказили другие мои нечеловеческие способности.

Эмпатия. Телепатия. Сверхчувственное восприятие.

Называйте как хотите, суть одна — я мог дотянуться до чужого разума.

И мог воздействовать на него.

Обычно я использовал эту способность точечно. Успокоить перепуганного шушундрика, прочитать поверхностные эмоции врага, заставить кити-кити не творить всякую дичь хотя бы пять минут (последнее, кстати, получалось из рук вон плохо).

Но сегодня я решил пойти дальше. Гораздо дальше.

Мне нужно совершенствовать свои навыки. Ведь каждый из них может оказаться решающим в трудную минуту.

Я отбросил все пустые мысли, все тревоги, всю злость. Полностью опустошил свой разум. Освободил для новых ощущений. И начал… расширяться… прощупывать всё вокруг, ощущая каждую жизнь, каждую искру.

Я раскинул свою ментальную сеть, как рыбак, забрасывающий невод. Широко, безрассудно, накрывая сразу десятки квадратных километров этих диких, необузданных джунглей. Моя эмпатия рассеялась в пространстве. Чем дальше, тем слабее.

А потом… ощутив сотни и тысячи пульсирующих светящихся сгустков эмоций, начал воздействовать на них.

Я не пытался контролировать.

Просто звал. Тихо, настойчиво, на той частоте, которую не уловит ни один прибор, но которую почувствует любое живое существо.

«Я здесь», — транслировал я в эфир. — «Я — вожак. Идите ко мне».

Первыми откликнулись мелкие твари.

Какие-то многоногие, похожие на бронированных сороконожек, твари, чей коллективный разум гудел, как рой пчёл.

Затем — стая летающих, похожих на птеродактилей, ящеров, их эмоции были острыми, быстрыми и полными первобытной жажды крови.

Я чувствовал их всех. Их голод, их страх, их простую, незамутнённую логикой жажду жизни. Это походило на попытку одновременно слушать тысячу радиостанций, каждая из которых вещала на своём языке. Голова загудела, но я держался.

А потом пришли они. Тяжеловесы.

Земля задрожала. Из-за ближайшего холма, ломая деревья, как спички, вывалился он.

Тираннозавр. Изменённый, искусственно увеличенный на потеху публике.

Огромный, как десятиэтажный дом.

С пастью, способной перекусить пополам аэрокар.

Генные инженеры из старой Империи постарались на славу, создавая аттракционы для своих зоопарков. А потом зоопарки развалились, аттракционы разбежались и начали сами строить свою жизнь. Теперь эти доисторические машины смерти стали полноправными хозяевами Диких Земель.

Его разум был… другим. Холодным, древним, как камень. В нём не было ничего, кроме трёх простых концепций: «голод», «опасность», «добыча». Я осторожно коснулся его сознания, и он замер, подняв свою гигантскую башку. Он почувствовал меня. Не понял, но почувствовал. И в его примитивном мозгу что-то щёлкнуло. Он не знал, кто я, но он знал, что я сильнее.

Следом за ним из зарослей показались другие. Стая юрких, хищных велоцирапторов, двигавшихся с грацией балетной труппы, состоящей из серийных убийц. Их разумы походили на шипение змеиного клубка — быстрые, ядовитые, полные предвкушения охоты.

Появился трицератопс, похожий на живой танк, но не такой огромный, как мой Добрыня. Обычный. Его мысли были медленными, упрямыми и твёрдыми, как его костяной воротник.

Вокруг избушки собрался самый странный зоопарк во вселенной. Монстры всех мастей и калибров, привлечённые моим зовом, стекались к поляне, рыча, шипя и с любопытством разглядывая друг друга и мой шагоход.

Я чувствовал, как нарастает напряжение.

Ещё немного, и эта толпа голодных хищников начнёт выяснять, кто здесь на вершине пищевой цепи. Нужно их успокоить.

Я сосредоточился, направив на них волну чистой, концентрированной воли.

«Спокойно. Ждать».

И они подчинились. Тираннозавр перестал скалить зубы и с любопытством разглядывал мой шагоход. Рапторы прекратили своё хищное шипение и замерли, как статуи. Это было невероятно. Я держал под контролем сотни разумов.

Сотни диких, первобытных инстинктов.

Я чувствовал себя дирижёром чудовищного оркестра, который по одному моему жесту мог либо заиграть похоронный марш, либо разнести к чертям весь этот лес.

Именно в этот момент, когда я упивался собственным могуществом, как самый банальный суперзлодей из комиксов, мой коммуникатор на запястье завибрировал, вырвав меня из транса.

Чёрт. Беркут.

Я с неохотой открыл глаза и нажал кнопку приёма.

— Волк, — раздался в динамике знакомый, прокуренный голос старого вояки. — Какого лешего у тебя там происходит? Мои датчики похожи на новогоднюю ёлку, а Сайлен докладывает, что к твоему куроходу стягивается вся нечисть в радиусе пятидесяти километров. Ты что, решил устроить конкурс на самое уродливое чудовище Диких Земель и забыл меня пригласить?

Я посмотрел вдаль. В паре километров от нас, на соседней поляне, стоял его «Мехатиран». Огромный, похожий на разъярённого тираннозавра, отлитого из стали. Его живой прототип утробно зарычал, потому что я ослабил контроль. Пришлось немедленно отрешиться и напитать сеть новой волной энергии.

— Просто разминаюсь, старик, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более невозмутимо. — Проверяю, на что годятся мои… навыки.

— Навыки⁈ — хохотнул Беркут. — Парень, ты собрал армию, способную взять штурмом небольшой город! Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты решил основать собственное государство. Королевство Волка и его Чешуйчатых Подданных. Звучит, а?

— Звучит как диагноз, — проворчал я. — И хватит придумывать для меня государства! Я просто тестирую пределы. Никогда раньше не пробовал дотянуться до такого количества разумов одновременно.

— Ну и как успехи? — в его голосе прозвучало неподдельное любопытство. — Судя по тому, что этот большой парень с клыкастой пастью ещё не пытается использовать твою избушку в качестве зуботочки, получается неплохо.

Я снова посмотрел на тираннозавра. Тот стоял смирно, лишь изредка моргая маленькими, глупыми глазками.

— Контроль стабильный, — доложил я. — Но это выматывает. Как будто пытаешься удержать в руках сотню скользких, извивающихся угрей.

— Аккуратнее с этими угрями, Волк, — голос Беркута стал серьёзнее. — Такая сила… она меняет людей. Не дай ей вскружить тебе голову. А то однажды проснёшься, а у тебя на голове корона из костей, а под задом трон из черепов. И все эти твари будут называть тебя «хозяин».

— Постараюсь, — усмехнулся я. — Конец связи.

Я отключил коммуникатор и снова закрыл глаза. Беркут абсолютно прав. Эта сила пьянила. Она давала ощущение всемогущества, власти. И это опасно.

Я медленно, осторожно, начал отпускать нити контроля. Одну за другой.

Но всем перед этим давал установку мирно убираться туда, откуда пришли.

Я почувствовал, как разумы монстров освобождаются из-под моего влияния. В их сознаниях промелькнуло удивление, затем — снова голод и страх.

Тираннозавр издал оглушительный рёв, который эхом прокатился по джунглям, и, крутнувшись на месте, неуклюже поплёлся обратно в чащу.

За ним последовали и остальные.

Через пять минут поляна опустела. Остался только я, моя избушка и гулкая тишина, нарушаемая лишь пением каких-то птиц.

Я тяжело выдохнул, чувствуя, как по вискам струится пот. Голова гудела, как перегретый реактор. Да. Это было круто. И очень, очень глупо. Теперь нужно прийти в себя, восстановиться. Нужно хлебнуть кофе. Много крепкого, горячего кофе. И сожрать что-нибудь калорийное. Мясное. Много-много мяса.

Блин, а голод этих хищников заразителен…

Я чудовищно хочу жрать.

Спустившись с крыши, я, шатаясь, добрался до пищеблока.

Ноги подкашивались, а в голове стоял опустошающий гул. Даже не знаю, как это обозвать. Психоэнергетическое истощение? Эмпатический похмельный синдром?

Каждая клеточка тела вопила, требуя немедленной дозаправки. Энергия, калории, белки с жирами и углеводами — всё ушло на поддержание ментальной удавки на шеях сотен диких тварей.

Кухня встретила меня стерильным блеском хромированных поверхностей и умиротворяющим жужжанием систем. Гладкие панели имитировали мягкий дневной свет.

В центре этого царства пищевых технологий священнодействовал Фунтик — наш многорукий робот-повар. Его манипуляторы двигались с завораживающей точностью.

Один переворачивал шипящий на сковородке кусок мяса, второй посыпал его специями из дозатора, третий уже выкладывал на тарелку готовый стейк, а четвертый нарезал овощи для салата.

Овощи в мой заказ не входили. Связавшись с кухней по коммуникатору, я велел роботу жарить мясо. Много мяса. Но, видимо, он посчитал, что без клетчатки я столько белка не переварю.

— Фунтик, друг мой железный, — прохрипел я, тяжело падая на стул у стола. — Давай скорее сюда!

— Капитанский заказ, порция номер три, готовится. Порции номер один и два готовы, — он поставил передо мной тарелка с сочными, ароматными кусками говядины. — Приятного аппетита, капитан, — безэмоционально прожужжал вокодер робота.

Не говоря ни слова, я вгрызся в мясо.

Это было не просто утоление голода, а восстановление самой сути бытия. Я рвал сочное, слабопрожаренное мясо зубами, чувствуя, как живительная сила растекается по венам, как утихает гул в голове, как возвращается ясность мысли.

Без лишних команд робот поставил передо мной запотевшую кружку с ледяным пивом.

И наступил подлинный дзен.

Каждый кусок я щедро заливал пенным напитком.

Тот приятно холодил обожжённое горячим мясом горло.

Фунтик безмолвно поставил передо мной третью тарелку, едва я прикончил вторую. Я кивнул ему в знак благодарности и с тем же первобытным энтузиазмом принялся за новый стейк. Голод был чудовищным, всепоглощающим. Он был проще и честнее любых человеческих эмоций. Он требовал одного — жрать. И я жрал.

В этот момент двери пищеблока бесшумно разъехались, и на пороге возникла Кармилла. Она не вошла — она именно материализовалась в проёме, как хищная богиня, сошедшая с Олимпа, чтобы поглядеть на суету смертных.

Чёрно-красный облегающий костюм, водопад белоснежных волос, и алые глаза, в которых плясали насмешливые искорки. Она прошествовала через столовую на кухню, скрестила руки на груди, оперлась плечом о косяк и смерила меня взглядом, полным снисходительного любопытства.

— Зрелище… завораживающее, — протянула она бархатным голосом. — Первобытный голод во всей его неприкрытой красе. Я уж подумала, что на борту завёлся ещё один тираннозавр, но нет, это всего лишь наш капитан ужинает.

Я оторвался от стейка, смерив её тяжёлым взглядом. Кусок мяса торчал у меня изо рта. Прожевав, я буркнул:

— Чего тебе?

— Просто любуюсь, — она улыбнулась, обнажив кончики белых клыков. — Я всё видела на экранах в командном отсеке. Впечатляющее шоу. «Король джунглей», «повелитель тварей»… Ты собрал вокруг нашей избушки целый парад чудовищ. Признаюсь, я и не подозревала, что твой дар можно масштабировать до таких пределов. С непривычки ты израсходовал слишком много энергии. Отсюда и этот… зверский аппетит.

— Я как бы и так догадался. Но спасибо за разъяснение.

Мои зубы снова вгрызлись в мясо, по пальцам текло масло.

Вампирша плавно отделилась от косяка и подошла ближе, обойдя стол. От неё пахло дорогими духами и едва уловимым, непонятным ароматом. Возможно, это запах альпов, просто раньше я его не различал.

— Ты же понимаешь, что твои способности накладываются друг на друга? — уточнила она.

— Да, — буркнул я с набитым ртом.

— Ангорийцы, даже самые одарённые, не способны на столь грандиозные трюки. Сэша вряд ли вообще способна подчинять своей воле. Общаться, делиться эмоциями, побуждать — это да. Но не подчинять и властвовать. Этим славимся мы, вампиры. Но наш гипноз не действует на расстоянии. Нужен зрительный контакт, голос. Наши способности… глубоко интимны, так сказать. Исключение — только высшие альпы. Но и они не могли призывать на расстоянии тех, с кем раньше не вступали в ментальный контакт. Ты отлично скрестил одно с другим. Мне почти страшно.

— Кармилла, не трать слова. Я всё и так понимаю.

Но она не отстала.

— Знаешь, Волк, с каждым днём ты восхищаешь меня всё больше, — прошептала она, склонившись ко мне так близко, что её белые волосы коснулись моего плеча. — Эта сила, эта воля… Ты становишься настоящим… высшим альпом. И даже могущественнее. Скоро я начну называть тебя богом без тени иронии.

— Отвали, — рыкнул я, отодвигаясь и снова впиваясь зубами в стейк. Я был не в настроении для её психологических игр и соблазнов. Усталость делала меня раздражительным, а её близость — напряжённым.

Кармилла не обиделась. Наоборот, она рассмеялась — тихим, грудным смехом, от которого у обычного человека мурашки бы побежали по коже.

— Какой ты милый, когда злишься. Ладно, не буду мешать твоей трапезе. Набирайся сил, дорогой. Они тебе пригодятся.

Она грациозно прошествовала к большому хромированному холодильнику. Открыла дверцу прядью волос. Внутри, на полках, рядом с обычными продуктами, лежали аккуратные медицинские пакеты с тёмно-красной жидкостью.

Кармилла взяла два.

Вернулась к столу. Один пакет она с лёгкостью вскрыла, а точнее, подсоединила к нему трубку для переливания. И начала пить прямо из пакета, как какой-нибудь сок.

Второй с тихим стуком положила на стол рядом с моей тарелкой.

— Вот, — сказала она, облизнув губы. — Тебе стоит попробовать. Альпам это очень хорошо помогает восстанавливать силы после больших нагрузок. Гораздо эффективнее, чем жареная коровья плоть.

Я покосился на пакет. На нём были стандартные медицинские обозначения: группа крови, резус-фактор, срок годности. Реквизит из больницы, а не ужин.

— Хотя, конечно, — добавила Кармилла с мечтательной улыбкой, — свежая, живая кровь намного лучше. Вкуснее. Пьянит, как хорошее вино… Но за неимением гербовой, как говорится, пишут на простой.

Вампирша допила свой пакет, элегантно скомкала его и, бросив точно в утилизатор, направилась к выходу.

— Наслаждайся, капитан, — бросила она через плечо и исчезла так же бесшумно, как и появилась.

Я остался один на один с недоеденным стейком, кружкой пива и пакетом донорской крови. Голова всё ещё гудела, а голод, хоть и притупился, но не ушёл окончательно. Я посмотрел на сочное, ароматное мясо. Потом на пакет.

«Гадость какая», — подумал я.

Но слова Кармиллы про быстрое восстановление сил зацепили.

Я действительно чувствовал себя выжатым, как лимон. А что, если она права? Что, если эта дрянь и вправду сработает как высокооктановое топливо? Я ведь уже давно не совсем человек. Или совсем не человек. Регенерация, сила, скорость, пси-поле, воздействие на растения, эмпатия, гипноз… Может, и диета мне нужна нечеловеческая?

Жуткая мысль. Но времена тяжелые. Брезговать нельзя.

Твою мать… я всерьёз раздумываю, не хлебнуть ли кровушки из пакета.

Смех, да и только.

Но любопытство и прагматизм перевесили отвращение.

С тяжёлым вздохом я отодвинул стейк и взял пакет. Он был прохладным и упругим. Я подсоединил к нему трубку, как это сделала Кармилла.

Поднёс к носу. Запах. Еле уловимый, металлический запах меди.

«Ну, за науку», — мысленно произнёс я и сделал маленький глоток.

ГАДОСТЬ!

Не просто гадость, а омерзительная, тошнотворная дрянь!

Холодная, солоноватая, с отвратительным привкусом железа.

Меня едва не вывернуло. Я резко отпрянул от стола и сплюнул на пол. Фунтик тут же подъехал и устранил пятно встроенным в нижнюю часть уборочным блоком с вращающейся щёткой.

— Запрос на изменение рациона? — поинтересовался он.

— Отрицательно, — прохрипел я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Вернуть предыдущие настройки. Жарь стейки! Много! Срочно!

Я схватил кружку пива и сделал несколько больших глотков, смывая из ротовой полости отвратительный вкус. Затем с остервенением набросился на остывающий шмат говядины.

Нет уж. Пусть Кармилла сама пьёт эту бурду.

А я уж как-нибудь по старинке.

Сознание возвращалось медленно, неохотно, как гость, которого вытащили из тёплой постели на мороз. Первым, что почувствовала Моника, стала боль. Тупая, ноющая боль во всём теле. А ещё — тепло. Нежное, ласковое тепло солнечных лучей на коже.

Она с трудом разлепила веки.

Над ней сияло небо. Ярко-голубое, безоблачное, до боли режущее глаза после бесконечной тьмы забытья. Она лежала на чём-то мягком и тёплом. На песке.

Моника с трудом села. Голова кружилась, во рту был привкус соли и горечи. Она огляделась.

Пляж. Широкая полоса ослепительно-белого песка, омываемая лазурными, абсолютно спокойными волнами. За пляжем начиналась стена. Непроходимая, зелёная стена джунглей, из которой доносились странные, незнакомые крики птиц.

На песке, в нескольких метрах от неё, лежал Змей. Он оставался без сознания. Рядом валялись обломки их несчастной яхты — куски дерева, обрывки парусины, какой-то спасательный круг с полустёртой надписью.

Моника закашлялась и тяжело задышала.

Она жива. Они оба живы.

Аксидианка поднялась на ноги, пошатываясь. Обошла пляж, забралась на скалу. С неё получилось разглядеть весь остров целиком. Он оказался маленьким, затерянным посреди бескрайнего, сияющего на солнце океана. Ни земли на горизонте. Ни признаков цивилизации. Ничего.

Только они, пальмы, крикливые птицы и обломки их надежд.

Она подошла к Змею и пнула его ногой.

— Эй. Проснись.

Он застонал и открыл глаза.

— Мы… мы умерли? — прохрипел он. — Это рай? Тут так тепло… и птички поют…

— Это не рай, идиот, — прорычала Моника, и в её голосе зазвучала старая, добрая, концентрированная ярость. — Это очередная дыра, в которую мы угодили! И, кажется, на этот раз — надолго!

Моника посмотрела на бескрайний океан, потом на джунгли, потом на своего напарника по несчастью. И поняла, что расклад очень, очень… хреновый!