«В войне ты либо умираешь, либо закаляешься, либо ломаешься, либо адаптируешься» — сказал нам как-то Зигвольт.
У меня было два выхода: закалиться или адаптироваться. До этого момента я просто адаптировался к окружению — обустраивал свою жизнь в прифронтовых лагерях, ни разу не вступив в полноценный бой. Сейчас же, в морозных предгорьях, приходилось закаляться.
— Холод даёт вам шанс сковать вашу волю с нуля, подобно тому, как кузнец куёт свои шедевры в раскалённой печи, — с искренним энтузиазмом подбадривал нас глава отряда, пока мы пытались отогреться при едва начатом костре при входе в горную пещеру, — Вспомните наш девиз!
«Калёные в хладе» — вот какой девиз закрепили за новым родом войск.
Командир нашей шестёрки был воином. То есть обладал внутренней энергией, но не давал клятвы верности конкретно королевству. Коренной северянин, ниже всех в отряде, не может похвастаться какой-либо мускулатурой, но абсолютно не дающий шансов нам пятерым вместе взятым, когда дело касалось разведки.
С самого начала войны он бегал с малым отрядом на нашем фронте и вражеском тылу, обеспечивая штаб критически важной информацией.
Вот только таких вот уникумов в Корпусах было невероятно мало — я бы не смог припомнить и десяти имён, которых Хёгни упоминал как специалистов. Именно потому дворец решил спустить приказ о подготовке таких на местах дислокации, пока зима ограничивала возможные манёвры, заперев корпуса в своих лагерях.
Я же попал в этот переплёт из-за короткого «исключительно талантлив в сокрытии ауры» в личном деле — это мне раскрыл Зигвольт, когда я в очередной раз зашёл к нему с вопросом о возможном снятии с меня номера в отряде. Но нет — бюрократически говоря, человек, назначенный учить какую-то группу определённому навыку (в данном случае сокрытию ауры), является членом этой группы.
Конечно, в полноценную разведку, так-то тылового специалиста, алхимика, не раз доказавшего свою эффективность, — дураков нет. Но вот на такие практики мне идти предписали, покуда уточнение насчёт меня не вернётся из главного штаба — запрос на прояснение момента уже послали.
Впрочем, Зигвольт прямо заявил, что Генерал-Маг, будь всё в его воле, вообще всех в лагере подписал под усиленные тренировки — да только Наблюдатель Королевства не давал. Мол, подрывать и так страдающую от погодных условий мораль личного состава не стоит.
Вот только малых элитных и квази-элитных групп это не касалось.
Хёгни верил в погружение — если хочешь научить человека быть невидимым, покажи ему, что значит быть замеченным.
Первой — самой мучительной для остальных — задачей было научиться «гасить» себя, своё присутствие в мире. В идеале полностью, но этого добился пока лишь я. Но хотя бы довести уровень подготовки до того, чтобы нас не учуяли обычные демоны, мне приказали. Сроков не было — под ответственность Зигвольта, который сам сказал, что верит в мою исполнительность.
Хёгни делал просто: выбирал одного, давал фору в десять минут, а потом запускал за ним всех остальных с заданием — найти и «ликвидировать». Нашли — молодец, не нашли — он выживает. Это в лагере, абсолютно без ограничений в том где можно спрятаться. И при нахождении разрешалось сопротивляться.
Ну… это было больно, да.
Поиск по ауре, она же чувствительность, тоже была крайне важным направлением, где я старался вперёд не выходить: показывал талант, но, из чистейшей паранойи — не весь айсберг моих навыков в этом умении.
Поэтому, собственно, и припахали бедного Хейста к работе…
В первый раз я продержался час — просто ушёл в мастерскую, начав спокойно работать. Думал «по-хитрому» спокойно переждать поиски под пламенем свечи. Лира не дала.
Через день — полные четыре часа. Просто и легко устроил себе лёжку на чердаке. Компенсировал эту трату времени тем, что ночью не спал, работая над очередной идеей. Личной, вдохновлённой комбинацией рецептур Учителя Лирхера и теми записями, что получил по допущению Героя Юга.
А ещё пытался, к этой связке, добавить те работы по биологии, что выдал мне перед переводом Ричсон. Их я уже отправил обратно в Тюр, для возврата в филиал Цеха Алхимиков, хотя запомнил довольно фундаментальную, но всё же несколько примитивную информацию накрепко.
Собственно, ночное бодрствование же компенсировал спокойным сном за время «упражнения» по поиску и пряткам. На эту тему пришлось поговорить с Хёгни отдельно, ибо тратить время на отработку того, что я знал и без того, смысла не видел.
Сам мужчина лет тридцати был крайне сильно поглощён появившейся задачей, поэтому воспринял мои мысли без энтузиазма. Но по-северному стойко, разрешив в итоге пропускать такие тренировки.
Так я «сачковал», пока не пошли пешие марши в полной экипировке, при минус двадцати, по обледенелым склонам рядом с лагерем — с минимальным использованием маны, в молчании. Иногда на рассвете. Иногда ночью. Иногда, когда я только закончил дела в лаборатории и лёг.
Нас гоняли на скорость, на слаженность, на выносливость. Кто отставал — возвращался и шёл заново. Кто падал — поднимался. Или оставался там до следующего круга. Хёгни не ставил себе цель сломать нас — скорее… подточить. Сделать более острыми.
Очень сильно этому начали помогать личные тренировки с Зигвольтом. Лишь ради этого я был согласен пожертвовать частью своего времени, хотя особого понимания у коллег-алхимиков это не находило. Впрочем, пока я успевал ассистировать им и не мешался под ногами — никаких разговоров на эту тему не было.
Под конец первых нескольких недель подготовки, к этому начали подключать те одиннадцать команд, что готовили и помимо нас. Вместе с личным штурмовым отрядом Зигвольта, который и стоял во главе нашего отделения — чёртова дюжина во всём подразделении.
Начались отработки в лесу за лагерем. Я чувствовал себя там, спасибо Крафту, не так плохо, как остальные. Тактические игры наша команда, к радости Хёгни, выигрывала часто.
Таким образом довольно интенсивная для других (ведь упор делали больше на маскировку и сенсорику, которые я развивал годами) подготовка к окончанию самых лютых заморозков перешла на практику в горах.
И вот, мы сидели у тусклого костра в пещере, прячась от ветра и выравнивая дыхание после затяжного подъёма. Снег скрипел на ботинках, лез в зазоры плащей и бронезащиты, пока мы устраивались. У костра — только трое: я, Лира и Хёгни. Остальные из нашей шестёрки рассредоточились: двое дежурили у входа, проверяя подходы, один остался на внешнем склоне, наблюдая за тылами. Меняться должны были через полчаса.
Стояли же смены два на два часа.
Костёр, фактически, обеспечил я — не передать сколько радовался Хёгни, когда я дал ему на тестирование первую партию крупных спиртовых таблеток для розжига костра. Впрочем, при наличии мага это лишь облегчение работы по розжигу костра. А вот совсем недавно созданная смесь «Жаровая пасть» — была уже намного более полезным изобретением.
Лидер отряда, похоже, даже простил мои «прогулы», когда впервые увидел работу подарка.
Плотная чёрно-красная масса, которую я храню в герметичных контейнерах из керамики.
При нанесении на любую пористую поверхность (камень, дерево, кость), смесь вступает в реакцию с кислородом, создавая стабильное, самоподдерживающееся тление с высокой температурой. По сути — алхимический эквивалент открытого огня, который горит даже в ветер и на снегу.
Пока что оно на этапе проверки, но военный патент уже оформлен, а первые партии розданы как раз отрядам разведки. Стоит он не так уж и дорого, если не использовать массово.
«Жаровую пасть» можно, собственно, «накормить» и обычным топливом, как это сделали мы, — и он разгорится ярче, но и сам по себе состав при начале реакции греет.
Инструкция проста: открываешь контейнер, выкладываешь щепотку-другую, допустим, на плоский камень и активируешь — снопа искр достаточно.
Смесь после «вспыхивает» в течение 3–5 секунд и начинает тихо, красно тлеть — как угли в жаровне, но не столь ярко. Держит же тепло до трёх часов на одной порции.
Я вижу в разработке огромный потенциал. Жаль только, что военный патент (ибо я на службе) слегка ограничивает мои права по отношению к изобретению до окончания боевых действий, но и так он обещает окупить себя.
Да даже не так — уже сейчас, лично для меня, оно себя полностью окупает! Тёплый костёр после марш броска по склону горы был нам необходим абсолютно точно.
Я, кстати, знал, что наш отряд не один, поэтому слишком сильно не нервничал. Где-то в трёх-четырёх сотнях метров выше по склону я смутно улавливал сигнатуру одной из разведгрупп. Слабый, еле заметный след маны, который выдавал их. Просто усталость, полагаю: длительное поддержание скрыта — самая сложная часть навыка.
Ещё дальше, чуть в стороне, пряталась вторая команда — они уже получше: я едва мог их почувствовать.
Скорее всего и Зигвольт со своими шли поблизости. Мои сокомандники не знали, что они подстраховывают нас, но я этот момент уже отметил: появлялись их ауры несколько раз на краю восприятия…
— Наша смена, — со вздохом, перебив мои размышления, произнёс Хёгни.
— Уже.? — вяло пробормотала Лира.
Впрочем, мотнув головой, она взбодрилась.
— Да, вставайте…
Наш лидер сидел на корточках у костра, грея огрубевшие до деревянности руки, которые, что давно привыкли к холоду. Лира, кутаясь в толстый шарф и перебирая рукописную карту, изредка бросала взгляды на него, но пока что уточнять направление дальнейших шагов не спешила. Я молчал, пытаясь не думать о сырой влаге, медленно впитывающейся в подкладку сапог. Неприятненько…
У костра, чуть в отдалении от нас, на плоском выступе у стены пещеры устроились остальные трое члена отряда. Свет «Жаровой пасти» ложился на них неровным светом, оттеняя своды застывшими силуэтами. Тратить энергию на движение не было желания ни у кого.
Эрик «Камнегрыз», тяжеловес и импровизированный подрывник, сидел, согнув колени и обняв себя руками, словно пытаясь сжать в комок всю свою немалую тушу. Так теплее — а он был опытным мужиком. Три слоя защиты головы: шарф, тяжёлая шапка и маска валялись рядом, а свет пламени отливал бронзу в рыжеватых волосах на голове и густой бороде.
Из него не выдавишь и пары слов, пока не напьётся чая — со слов его подруги, Сель, это привычка с тех времён, когда он служил магом-шахтёром на северных рудниках. Точно так же, как мы с Лирхером когда-то варили зелья для работы с камнем — так и Эрик работал с магией «взрыва камня», будучи незаменимым в шахтах. Такие люди и обосновывали невероятное количество, как для средневековья, руды и металла во всех сферах Королевства и Империи.
В итоге, как я понял, вербовщики короны предложили условия получше.
Его руки, исписанные ожогами, мелкими шрамами и остатками алхимической пыли, казались каменными. Взгляд же блуждал где-то в глубине огня.
Сель, напротив, шевелилась постоянно. Невысокая, угловатая, с острыми чертами лица, она всё никак не могла устроиться поудобнее. Сейчас же сидела почти боком к огню, снимая и снова натягивая перчатки, проверяя ремешки на коленях и обмотки на запястьях. То ли предвкушала выход, то ли нервничала из-за него. Тёмные короткие волосы, почти такие же, как и у Хёгни, торчали из-под капюшона.
Она отвечала за наблюдение, подстраховку, беглый бой — мобильный скоростной боец, в общем, предпочитающий посоху одноручный меч.
Её взгляд не задерживался на нас — только скользил по пещере, затем вверх, к потолку, где мог быть потенциальный лаз. Паранойя, — после потери предыдущего отряда, — это про неё. Благо, ей хватало воли контролировать себя. А иначе Хёгни взрывную печать на таймере к нам не допустила бы.
Последним был Фрюнн Хеймрик, или, как мы его называли между собой, Стрелок. Старше нас Лирой на два года. Боец дальнего боя, но с армейской подготовкой. Он, как и все мужчины его семьи, прошёл через рыцарское училище, что видно по манере держаться: спина прямая, подбородок чуть приподнят, лицо сосредоточенное. Да только нашёл себя парень в луке.И был в стрельбе очень даже неплох.
Он сидел ближе к Сель, держа на коленях изогнутый, крайне тугой костяной лук. Сила, необходимая для его натяжения была по-настоящему впечатляющей: мне он не поддавался даже под активным усилением.
В отличие от Эрика, он не смотрел в огонь, а время от времени переводил взгляд на Лиру, затем — на Хёгни. В нём было что-то… ну, от щенка: преданность, нетерпение, и лёгкая, почти детская тревожность перед тем, что ждёт нас в сегодняшнем броске.
Тело ощущалось… не как единое целое, а как набор плохо сшитых деталей. Суставы двигались с трудом, как будто их смазка замёрзла, и каждый шаг сопровождался ощущением тугого, скрипучего сопротивления. Мышцы — не болели даже, а словно ныли от бессилия. В теле вообще не оставалось лишней энергии, и даже поворот головы требовал сознательно приложенных усилий.
Быстрый подъём по склону днём выматывал даже… по факту сверхлюдей, ибо простого пассивного усиления не хватало для ощутимого облегчения задачи. А применять активное, светя присутствием на сотни метров — дураков не было. Уж точно не на разведке.
Костёр потрескивал слабо, будто устав от собственной попытки дать нам тепло. Свет «Жаровой пасти» был хорош — не дымил, не требовал подбрасывать дров, не вызывал лишнего внимания. Но всё же оставался всего лишь заменой открытого пламени. Тёплый, тепло — но не настоящий. Сейчас энергия реакции истаивала, с каждой минутой становясь слабее и холоднее.
Хёгни поднялся первым. Его суставы хрустнули, а движение не выглядело настолько же преисполненным энергии, как в начале пути. Я, вставая следующим, непроизвольно отметил: даже он, при своей подготовке, не выходит из ночного привала с лёгкостью. Сегодня явно будет тяжело.
Мои тренировки с нейтрализующими камнями давали «хитрить», используя рывками активное усиление без того, чтобы нарушать сокрытие, поэтому мне в плане сбора сил на то, чтобы… просто встать — было проще.
Секрет был в том, чтобы малость отпустить ауру — самый край на пару процентов, и в этом «отрывке» проводить все манипуляции. Что-то большее, чем ставший почти частью привычного быта, как рука или дыхание, телекинез — мне недоступно. Но это пока.
Подозреваю, что такой вот «трюк» — первый шаг для того, чтобы подделывать свою ауру, как лучший пользователь этого навыка, Фрирен. Но пока что мне не хватало контроля для удержания ауры в серединном положении хоть сколько-то минут: либо полностью скрытая, либо светит на полную.
— Встаём, ребята, — коротко бросил он, когда заметил, что остальные словно застыли. Какой-то мотивации сверху он не давал. Мы уже не нуждались в этом — нужен был лишь этот приказ.
Лира аккуратно свернула карту, пряча в герметичный чехол на груди, и только тогда встала. Остальные, слегка взбодрить себя вздохами и мелкими, разгоняющими кровь по телу движениями, последовали за ней.
— У нас сегодня будет первый разведконтакт, — сказал Хёгни, уже надевая маску. Голос стал глуше, — Без фанатизма — это просто тренировка, приближенная к реальности. Подтвердим старые данные — возвращаемся.
Он бросил взгляд на меня:
— Ты идёшь в центре, с Лирой. Стрелок — снаружи, со мной. Сель и Камнегрыз — в тыловой группе. При контакте — только жесты, без голоса. Повторяю: не геройствуем. Хейст, твоя чувствительность лучшая — будь начеке.
Фрюнн кивнул быстро. Сель просто поправила капюшон. Эрик — молча поднялся, неторопливо поводя крепкими руками.
Маршрут пролегал через склоны — крутые, занесённые, растрескавшиеся от постоянных ветров. Иногда снег там лежал по пояс, иногда под тонким льдом были природные каменные ловушки или вовсе обрывы, тянущиеся сотни метров, не говоря уже о возможности просто сорваться вниз по хребту. Такие точки Хёгни словно бы чуял — показывал коротким жестом.
Навигация, по крайней мере сейчас, усложнена туманом. Но более-менее направление я чувствовал. Как и чувствовал другие отряды разведки, тоже выходящие с лёжек. По ощущениям, — да и просто по логике, — не всем удалось найти такое удобное место для отдыха, какое показал нам командир.
Холод пробирался не просто насквозь — он стал частью меня. Как фон, как постоянный, неотключаемый гул в голове. Согреться было нельзя. Можно было лишь перестать мёрзнуть настолько сильно — и то, лишь на тех участках, где скалы слегка защищали от пронзающих, не хуже заклинания, холода ветров.
И всё же, мы продирались, выгрызали у горы метр пути за другим.
Целых пять изматывающих часов мы шли по разведанным другими отрядами тропам, стремясь пройти за гору. К тому моменту, когда мы дошли до места, откуда можно было обогнуть гору, выйдя на ту сторону, Хёгни дал знак «настороженность». Мы были на условно-вражеской территории. Шанс встретить загулявшего монстра стал выше.
Снега, к нашему везению, не было. Видимость, после ухода тумана, стала неплохой.
Мы вышли на узкий, занесённый снегом карниз. Под ногами хрустело, но несильно — лёд был старый, утоптанный ветрами. Впереди, с левого фланга, шёл Хёгни, склонив голову. Его фигура в белых тёплых одеждах почти терялась на фоне снега и рассеянного освещения. За ним, чуть выше, плавно шагал Фрюнн. Позади нас с Лирой шуршали, перекладывая вес, Эрик и Сель.
Запах здесь был иной. Резче. Суше. Кислорода было меньше. Холод же уже начал проникать в кости.
Внизу, метрах в двухстах, пейзаж прерывался на скальный срыв. Ещё ниже широкая чаша между гребнями, затянутая лёгким туманом. Края её были исполосованы трещинами, как раны. И вот там, в разломах и каменных полостях, мы заметили движение.
Я заметил их первыми, сенсорикой, но не показал. Лира указала первой — коротким, почти незаметным жестом: два пальца — «активность». Там, на границе тумана, глаз различал движение. А вот я… я его чувствовал.
Все оставались спокойны — оказалось, что сокомандники нервничали, но держали себя в руках. А вот моё сердце забилось быстрее, пульсируя во вставшем в горле коме.
Засомневался, стоит ли говорить, показав, что моя сенсорика вышла уже далеко за двести метров — я уверенно чувствовал настоящего демона в шестистах метрах внизу, среди блёклых аур каких-то монстров.
И тогда, давая мне ещё немного времени для раздумий, одно из пятен взмыло вверх.
Я едва различал тень. Ни крыльев, ни хлопков воздуха — существо просто плыло сквозь пространство, не отталкиваясь от него — и быстро набирало высоту.
Воздух — стихия демонов. Только они могут поднять себя в воздух на одной лишь силе магии. Как — тайна, которую смогут разгадать маги в будущем. Сейчас же нам оставалось лишь смириться с таким преимуществом противника.
«Готовность», «Лечь» — Хёгни не промедлил с приказами, заставив нас упасть прямо в снег.
Если нас заметят — не спасёмся. Враг может летать, он обладает силой, превосходящей всех нас вместе взятых в пару раз. Уверенный мастер по ауре. Без шансов.
Мы все замерли.
Оно пересекло наш уровень в стороне, метрах в ста пятидесяти, не меняя направления. Пугающе плавно, нелепо тихо.
Лира и Эрик должны были уже ощутить его ауру. Но не так чётко, как я.!
Аура демона не ощущалась, как у живого… нет, не живого — разумного существа. В ней нет эмоций, нет злобы, нет даже стремления к убийству — только голая функция, дрожащая лишь от ощутимой на инстинктивном уровне мощи.
Такое абсолютно невозможно спутать ни с чем человеческим!
Она… напоминала тишину в комнате, где только что кто-то умер — гнетущее, подавляющее чувство: не от громкости — громкая, а потому что пугающе пустое. И одновременно словно бы выпяченная на всеобщее обозрение.
Посыл «я здесь» ощущался чётко. Как и, неожиданно… старость этой ауры. Словно бы она существует уже минимум век — сказать что-то чётче я просто не мог.
Демон просто скользил, исчезая в тумане, как дурной сон. Мы притаились до предела, слушая собственные сердца. Мои пальцы дрожали едва заметно, и только усилием воли я не вздрогнул, чувствуя по очереди две слабых, изо всех сил сдержанных вспышки энергии от Эрика и Лиры, чуть не выдавших нас наружу.
Воинам в этом плане несколько проще…
Прошло почти пять минут, прежде чем Хёгни подал подрагивающими пальцами едва заметный знак: отступаем.
Данных достаточно. Больше здесь ловить было нельзя. Противник замечен в том же месте, где и докладывали. Возможно, логово. В воздухе зафиксирован демон. Перемещения — идут. Возможно, рутинное патрулирование монстров-стражей, а может — реакция на кого-то другого. Главное, чтобы никого из наших.!
Дай Богиня, чтобы это не был кто-то из наших!
На этом этапе — всё. Разведка отработана. А мы, бл… Демон, валим отсюда в пень — куда, чтоб его, подальше!