Фоллаут: Московский Гамбит

Глава 5: Нелегкий Выбор

Прошло не больше часа с тех пор, как тело Павла с «Пушкинской» унесли с платформы, оставив после себя лишь темное, быстро высыхающее пятно крови на граните да тяжелый груз страшной правды. Совет станции вновь собрался в промозглом «кабинете» Ирины Петровны. Чадящая свеча почти догорела, ее заменили на тусклый фонарь «жучок», который приходилось то и дело подзаряжать вращением рукоятки, отчего неровный свет плясал по стенам, придавая и без того мрачным лицам собравшихся сходство с персонажами театра теней.

«Итак, — начала Ирина Петровна без предисловий, ее голос звучал глухо, но твердо, — информация, которую принес… Павел… подтверждает худшие опасения и одновременно — наши самые безумные надежды. Профессор Артемий Борисович Давыдов жив. Он гуль, что объясняет его долголетие. Он действительно работал над проектом «Заря» — компактными источниками энергии. И его держат в плену люди, называющие себя «Анклавом-Москва», которые хотят использовать его знания. Место — предположительно, старый комплекс Курчатовского института, где они оборудовали базу.»

Она обвела взглядом каждого из присутствующих: Матвеича, сгорбившегося и отрешенного; тетю Полю, тихо молившуюся, перебирая пальцами самодельные четки из гаек; Бороду, хмуро сверлившего взглядом стол; и Седого, который сидел неподвижно, как гранитная скала, лишь желваки на его скулах выдавали внутреннее напряжение.

«Мы не можем сидеть сложа руки, — продолжила Ирина. — Каждая минута промедления — это еще один гвоздь в крышку гроба «Маяковской». Мы должны попытаться его спасти. Или, по крайней

й мере, получить его знания. Это наш единственный шанс. Но миссия эта…» она запнулась, подыскивая слова, «…будет смертельно опасной. Шансы на успех минимальны. Но альтернативы у нас нет.»

Она глубоко вздохнула и посмотрела прямо на Седого. «Сергей. Я прошу тебя возглавить эту экспедицию. Ты наш лучший боец. Ты знаешь Пустошь и туннели лучше, чем кто-либо другой на этой станции. У тебя есть опыт… тот самый опыт, о котором ты не любишь говорить, но который сейчас может спасти нас всех. Только ты сможешь оценить обстановку на месте, принять правильное решение в критической ситуации и, если повезет, вернуться живым… и с Давыдовым.»

Седой не ответил сразу. Он смотрел на пляшущий огонек фонаря, и в его памяти всплывали обрывки прошлого. Вот он, молодой лейтенант спецназа ГРУ, на учениях в горах Тянь-Шаня, где каждый неверный шаг грозил смертью. Вот первое настоящее боевое задание в какой-то забытой Богом «горячей точке» еще до Большой Войны, где он впервые увидел, как легко человеческая жизнь превращается в ничто. А вот уже послевоенный хаос, первые годы выживания, когда приходилось делать страшные вещи, чтобы просто не умереть с голоду, когда старые идеалы и кодексы чести рассыпались в прах перед лицом первобытной борьбы за существование. Он помнил лица товарищей, которых потерял в бесчисленных стычках с мутантами, рейдерами, или просто из-за глупой случайности — отказавшего оружия, неудачно поставленной ноги на ветхой лестнице, дозы радиации, полученной из-за неисправного дозиметра. Каждая такая потеря ложилась на его душу тяжелым камнем. Он научился быть осторожным, циничным, не доверять никому, кроме себя и своего оружия. И теперь ему снова предлагали повести людей на верную смерть ради призрачной надежды.

«Анклав…» — мысленно произнес он. Судя по описанию Павла — силовая броня, энергетическое оружие — это не просто банда отморозков. Это организованная, хорошо оснащенная и, скорее всего, идеологически мотивированная сила. Наследники довоенного правительства или военных структур, сохранившие доступ к технологиям. Против таких его полтора десятка полуголодных ополченцев с ржавыми автоматами — все равно что дети с рогатками против танка. Шансы даже не минимальные, они стремились к нулю.

«Я понимаю, о чем ты думаешь, Седой,» — мягко сказала Ирина Петровна, видя его колебания. — «Это самоубийство. Я это понимаю. Но…»

«Но у нас нет выбора, да?» — закончил он за нее, впервые поднимая на нее глаза. В его взгляде не было страха, только холодная, усталая ярость и глубоко запрятанная боль. «Ты посылаешь меня и тех, кто пойдет со мной, на убой. Ради чего? Ради легенды о чудо-профессоре, который, может быть, уже давно сошел с ума или работает на этот самый Анклав по доброй воле?»

«Он гуль, Седой, — напомнил Матвеич, подавая голос. — А гулей Анклав, если это тот самый Анклав, о котором ходили слухи еще до войны, презирает и уничтожает. Не думаю, что он работает на них по доброй воле. Скорее всего, его держат силой. А знания… такие знания не устаревают.»

«Даже если так, — возразил Седой. — Добраться до него, вытащить его с охраняемой базы, да еще и вернуться сюда живыми… Ирина Пална, ты ведь понимаешь, что это почти фантастика? Нам не хватит ни людей, ни оружия, ни снаряжения.»

Он снова погрузился в свои мысли. Вспомнил Шныря, мальчишку с рогаткой. Вспомнил бледные, испуганные лица детей на платформе, когда погас свет. Вспомнил худую, изможденную бабу Нюру, пытавшуюся продать свою «земляную картошку». Что будет с ними всеми, если он откажется? Если станция окончательно погрузится во тьму, если кончится вода, если начнет отказывать импровизированная система очистки воздуха? Голод, болезни, отчаяние. А потом придут ОНИ — мутанты из темных туннелей или рейдеры с поверхности, привлеченные запахом легкой добычи. И тогда «Маяковская» действительно станет братской могилой.

Эта мысль была еще страшнее, чем перспектива погибнуть в бою с солдатами Анклава. Там, по крайней мере, будет бой, будет шанс, пусть и мизерный. А здесь — медленное, мучительное угасание, свидетелем которого он не хотел быть.

«Сколько людей ты готова выделить для этой… прогулки?» — спросил он, и в его голосе прозвучал знакомый Ирине Петровне металлический оттенок — тот самый, который появлялся у него перед лицом серьезной опасности, когда он переставал колебаться и начинал действовать.

Ирина Петровна поняла — он почти согласился.

«Столько, сколько ты скажешь, Седой. Но ты сам знаешь наши ресурсы. Борода может дать тебе двух-трех своих самых толковых ребят, кто ходил с ним на поверхность. Зубовы, техники, тоже рвутся — они молодые, горячие, но стрелять умеют. Может, еще кто из ополчения. Но костяк — это ты.»

«Мне не нужно много людей, — отрезал Седой. — Чем больше группа, тем она заметнее и медлительнее. Нужен один, максимум два, надежных напарника. Те, кто умеет держать язык за зубами, выполнять приказы и не паниковать при первом же выстреле. И самое лучшее снаряжение, какое у нас есть. Патроны, медикаменты, еда на несколько дней. И точные карты той местности, если они существуют.»

«Карты… — Матвеич поскреб в затылке. — В архиве метрополитена, что мы когда-то вскрыли, были какие-то схемы северных районов. И НИИ там обозначены. Надо посмотреть. Может, и Курчатовский найдется.»

«Хорошо, — кивнул Седой. — Значит, так. Я пойду. Но при одном условии.» Он посмотрел на Ирину Петровну. «Если я не вернусь через условленное время… или если вернусь с плохими новостями… у вас должен быть план «Б». Эвакуация. Хоть какая-то. Нельзя просто сидеть и ждать, пока все умрут здесь.»

Ирина Петровна с трудом сглотнула. «План «Б»… Да, Седой. Он будет. Я обещаю.» Хотя оба они понимали, насколько призрачен этот «план «Б» в их ситуации.

«Тогда решено, — Седой поднялся. Его движения снова стали четкими и собранными, как у сжатой пружины. Внутренние терзания закончились, уступив место холодной решимости. — Матвеич, ищи карты. Борода, поговори со своими ребятами — мне нужен один доброволец, самый лучший. Тетя Поля, подготовь мне максимальный запас стимуляторов, антирадина и перевязочных материалов. Ирина Пална, собери все, что у нас есть по патронам калибра 7.62 и 5.45, а также гранаты, если они еще остались. Выступаем послезавтра на рассвете. У нас мало времени.»

Он не стал говорить о шансах на успех. Все и так все понимали. Это был не просто нелегкий выбор. Это была ставка ва-банк. Последний довод старейшин, последний шанс «Маяковской». И он, Сергей «Седой» Орлов, должен был бросить эту кость в игре со смертью.

Выходя из душного «кабинета» на погруженную в полумрак платформу, где испуганные люди жались друг к другу в поисках тепла и защиты, Седой почувствовал на себе их взгляды — полные страха, надежды и немого вопроса. Он молча прошел мимо, не поднимая глаз. Ему нечего было им сказать. Пока нечего. Его ответ будет там, впереди, в холодных руинах мертвого города, в логове врага, где его ждал либо спасительный огонек «Зари», либо быстрая и жестокая смерть.