Прошло два дня с тех пор, как Седой и профессор Давыдов вернулись на «Маяковскую». Два дня, наполненных для станции смесью скорби по погибшему Рыжему и робкой, почти немыслимой надежды, связанной с прибытием загадочного ученого-гуля. Седой понемногу приходил в себя — рана на плече, обработанная тетей Полей, затягивалась, а тяжелый, беспамятный сон, хоть и не принес полного забвения, все же немного восстановил силы. Он почти не выходил из своей каморки, молча переживая потерю и пытаясь осмыслить все, что с ними произошло.
Профессор Давыдов же, наоборот, после нескольких часов отдыха и первой за долгое время нормальной еды (если можно было назвать нормальной едой грибную похлебку и кусок вяленого мяса кротокрыса), несмотря на свою крайнюю изможденность, проявил недюжинную активность. Он потребовал немедленно показать ему вышедший из строя генератор и все технические помещения станции.
Ирина Петровна, Игнат Матвеич, и даже Седой, которого Давыдов лично попросил его сопровождать, устроили ему подробную экскурсию по «хозяйству» «Маяковской».
Старый геотермальный преобразователь, некогда бывший сердцем станции, теперь представлял собой печальное зрелище — груду мертвого, холодного металла, покрытую слоем пыли и ржавчины. Матвеич, смущаясь и запинаясь, как студент на экзамене, рассказывал Давыдову о его истории, о бесчисленных ремонтах и усовершенствованиях, которые они пытались делать из подручных средств.
Давыдов слушал внимательно, задавал короткие, точные вопросы, осматривал каждый узел, каждую трубу, каждый самодельный хомут. Его костлявые пальцы с удивительной для его возраста и состояния ловкостью пробовали на прочность соединения, проверяли состояние изоляции, ковырялись во внутренностях распределительных щитов. В его выцветших глазах горел знакомый Седому огонек — огонек ученого, столкнувшегося с интересной задачей.
«Мы его латали, как могли, профессор, — виновато говорил Матвеич, показывая на очередной кустарно приваренный патрубок. — Из старых запчастей, из того, что под руку подвернется… Но он свое отжил. Ресурс полностью выработан.»
«Понимаю, коллега, — Давыдов неожиданно тепло посмотрел на старого инженера. — Вы сделали настоящее чудо, что эта… эта конструкция вообще столько проработала в таких условиях. Мое почтение вашему упорству и смекалке.»
Матвеич зарделся от похвалы такого авторитета.
Затем они осмотрели скудные мастерские «Маяковской» — пару верстаков с разнокалиберными тисками, несколько ящиков с ржавыми инструментами, сварочный аппарат, работавший от автомобильных аккумуляторов. Давыдов внимательно все осмотрел, потрогал, задал еще несколько вопросов.
Наконец, когда экскурсия закончилась, они собрались в «кабинете» Ирины Петровны. Все напряженно ждали вердикта профессора. От его слов сейчас зависела судьба всей станции.
Давыдов долго молчал, глядя в одну точку, потом медленно обвел всех присутствующих своим пронзительным взглядом.
«Что ж, господа… и дамы, — он слегка поклонился Ирине Петровне. — Картина ясна. Старый генератор — это уже не жилец. Пытаться его реанимировать — пустая трата времени и сил. Он свое отслужил верой и правдой, и ему пора на заслуженный отдых… ну, или на переплавку, если у вас найдется, чем его распилить.»
На лицах Ирины Петровны и Матвеича отразилось отчаяние. Если уж сам Давыдов говорит, что все безнадежно…
Но профессор не дал им погрузиться в уныние.
«Однако… — он сделал паузу, и в его голосе появились новые, твердые нотки. — Я думаю, я смогу вам помочь. Не с этим старьем, конечно. А с чем-то принципиально новым. У меня есть… были… разработки. Проект «Заря». Помните, Орлов, я вам рассказывал?» Он посмотрел на Седого. «Это компактный, высокоэффективный источник энергии. Если у нас будут необходимые материалы и инструменты, и если вы сможете обеспечить мне соответствующие условия для работы, я смогу собрать для вас небольшую установку. Ее мощности вполне хватит для нужд вашей станции — для освещения, работы насосов, вентиляции, может, даже для небольшого производства.»
Ирина Петровна неверяще смотрела на него. «Вы… вы серьезно, профессор? Вы действительно можете это сделать?»
«Я не просто могу, Ирина Петровна, — Давыдов выпрямился, и в его фигуре, несмотря на изможденность, появилась какая-то внутренняя сила. — Я должен это сделать. Ради тех, кто еще верит в будущее. И ради памяти тех, кто отдал за это свою жизнь.» Он бросил короткий, значимый взгляд на Седого.
Новость о том, что профессор Давыдов берется построить новый генератор, молнией разнеслась по «Маяковской». Люди сначала не верили, потом начали осторожно радоваться, а потом… потом станцию захлестнула волна такой эйфории, какой здесь не видели уже много лет. Люди плакали, обнимались, смеялись. В их глазах, еще вчера полных отчаяния, загорелся огонек надежды. Настоящей, живой надежды. Надежды на то, что их мучения скоро закончатся, что на станции снова будет светло и тепло, что их дети смогут жить, а не выживать.
Седой наблюдал за этим всеобщим ликованием со стороны. На его лице не было улыбки, только какая-то странная, сложная смесь усталости, горечи и… да, пожалуй, удовлетворения. Он выполнил свою миссию. Он принес им эту надежду. Пусть и такой дорогой ценой.
«Конечно, это будет непросто, — Давыдов остудил немного пыл Ирины Петровны и Матвеича, которые уже готовы были чуть ли не носить его на руках. — Мне понадобится отдельное, хорошо защищенное помещение для работы — своего рода лаборатория. Нужны будут определенные инструменты, некоторые из них, возможно, придется искать или изготавливать самим. И, самое главное, — материалы. Некоторые компоненты для реактора «Заря» весьма специфичны, их не найдешь на каждой помойке. Придется организовывать вылазки, возможно, даже в очень опасные места.»
Он посмотрел на Ирину Петровну и Седого. «И еще одно, самое важное. Эта технология, Ирина Петровна, при неправильном обращении или при попытке использовать ее не по назначению, может быть… чрезвычайно опасна. Существует так называемый «Красный Фактор», о котором я рассказывал Орлову. Он не прощает ошибок. Мы должны будем соблюдать все меры предосторожности. И я должен быть уверен, что никто не попытается превратить мою «Зарю» в очередное оружие Судного дня.»
«Мы все понимаем, профессор, — твердо сказала Ирина Петровна. — И мы обеспечим вам все необходимые условия. И гарантируем, что ваша работа будет использована только во благо «Маяковской». Слово начальника станции.»
Станция ожила. Люди с энтузиазмом принялись за дело. Кто-то расчищал заброшенное техническое помещение под лабораторию для Давыдова, кто-то тащил туда столы, инструменты, кабели — все, что могло пригодиться. Матвеич, помолодевший лет на двадцать, не отходил от профессора ни на шаг, жадно впитывая каждое его слово, готовый выполнить любое его поручение. Даже Седой, немного отдохнув и придя в себя, включился в общую работу — он помогал Бороде организовывать охрану будущего «секретного объекта» и планировать первые вылазки за необходимыми компонентами.
Сердце надежды снова забилось на «Маяковской». Оно было хрупким, ранимым, но оно билось. И это биение отзывалось в душе каждого жителя станции, давая им силы жить, бороться и верить в лучшее.
А впереди их ждала еще долгая, трудная и опасная работа. И тень Анклава, нависшая над мертвой Москвой, никуда не делась. Но теперь у них была цель. И была надежда. А это уже немало.