Фаворит-2. Служу России!

Глава 9

Пока лощёные «мессии»

Лишь о себе самих пекутся,

У трона матушки-России

Бироны не переведутся.

Петербург

23 июня 1734 года

Я очнулся и увидел перед собой ангелочка. Такого заплаканного, с шальными, полными беспокойства глазами. Ангелочек сидел возле меня на краешке кровати в рабочем, замызганном фартуке. Открыв глаза, я все это увидел, но счел пока полежать и поразмышлять, не показывая своего пробуждения.

Первым делом, когда я увидел заляпанный жиром и кровью животных фартук, хотел было отчитать ангелочка за антисанитарию. Но все же не стал выговаривать Марте за то, что она пришла на дежурство у раненого больного в грязном. Наверное, и так улучила момент и сбежала на какое-то время с работы.

Потом обязательно укажу ей на это. В данный момент я был слишком признателен и благодарен девушке за её заботу и переживания, чтобы первыми моими словами после пробуждения были упрёки.

Я лежал и пока не подавал признаков того, что пришёл в сознание. Нужно было немного обдумать своё положение, привести мысли в порядок. И понять, что мне делать.

Непреложный факт — нужно отвечать на покушение. Причём, жёстко и недвусмысленно. Кому именно? Я уже почти знал ответ на этот вопрос. Сработал метод, который сам для себя я называю «конспект под подушкой». Это когда студент часть ночи учит какой-то предмет перед экзаменом, напрягает все свое сознание разделом науки. А потом кладёт конспект под подушку, засыпает. На утро, словно бы и не спал, а учил. Знания, как будто сами влезли в голову, и студент вполне готов к испытанию.

Во всем виновато подсознание, которое, напрягается, если человек обдумывает важную задачу. И когда сознание не может уловить какие-то факты, за дело берется подсознание. Можно считать, что это интуиция, чуйка. И ничего сверхъестественного в явлении нет. Я в это даже не верю, я знаю. Я был в отключке, спал, но даже во сне обдумывал ситуацию.

Единственный, кто мог бы послать человека меня устранить, сделать это топорно, на эмоциональном порыве — это Иоганн Герман, или Арман, как он предпочитает называться, медик Лесток.

Однако, из тех, кто еще мог бы посчитать, что я перехожу дорогу в неположенном месте, могли быть и другие. Те же Шуваловы. Но они, если бы поставили перед собой цель меня убить, то отталкивались в своих планах от дуэли. Вполне было бы достаточно того, чтобы эта дуэль состоялась, так как Александр Иванович Шувалов видел моё состояние и прекрасно понимал, что это была бы не дуэль, а самое что ни на есть убийство меня.

Бестужев-Рюмин так и вовсе планировал бы акцию ни один, и ни два дня. Он мне показался и сейчас человеком основательным и осторожным, и в истории, что я знал, Алексея Петровича нельзя было обвинить в безрассудстве.

Мавра Егоровна и Елизавета Петровна также мне брались мной в расчет. Да они способны на поступок, правда, только при посредничестве мужчин и с их подсказок.

А ещё мне вспомнилось выражение лица медика, когда я говорил, что выступаю категорически за то, чтобы никакие внешние силы не вмешивались в русские дела. Лестока скривило. Он уже давно и глубоко должен был погрязнуть в шпионской деятельности в пользу Франции.

— Вы очнулись, я же вижу! — радостно сказала Марта только через минут пятнадцать, когда я действительно пробудился.

Я резко открыл глаза. Девушка отвернулась, начиная поправлять растрёпанные волосы, вытирать мокрые глаза. Раньше не могла этого сделать? Было мило видеть ее растерянность и желание предстать передо мной в наиболее приглядном виде.

— А я уж подумал, что в раю, и надо мной склонился ангел, — сказал я, между тем, продолжая прислушиваться к своим ощущениям.

Не сразу понял, что всё-таки плечо тянет, но боль тупая, вполне переносимая без напряжения сил и воли. Ощутил я и напичканную чем-то повязку. Такое ощущение, что там приложен сложный компресс. Какие-то мази?

— Ты меня лечила и обихаживала? — спросил я.

— Ганс Шульман… Он… — девушка замялась, и выражение лица её стало виноватым.

Она стала прятать глаза, поджимать губки. Будто бы в чем-то виновата. Я даже сперва грешным делом подумал, что Марта… Чтобы оплатить мое лечение… Но нет, всякое может быть на белом свете, но вряд ли…

— Тебя просили ему в жёны? — спросил я, резкому изменению настроения Марты понял, что угадал.

Она удивилась, но и обрадовалась чему-то. Может тому, что я говорил спокойно, не стал отчитывать Марту за то, что кто-то в нее влюблен. Молодая еще она, многое не понимает и не видит. Хотя, какой эмоциональный юнец мог бы даже и по этому поводу закатить сцену ревности. Юность — она такая, эмоциональная и далеко не всегда разумная.

— Он признавался мне в любви… но я, господин Норов, я вся ваша! — скороговоркой выпалила девушка, оправдываясь.

— Сколько времени я пролежал? — мне всё-таки было интереснее задать именно этот вопрос.

— Больше дня вы приходили в себя. В бреду были. Такие странности говорили… — глаза Марты в удивлённом порыве расширились.

Вообще, она девушка очень фотогеничная. Если показывает эмоцию, то настолько очевидно и красочно, что хоть Оскара давай за актерское мастерство. Не скажу, что в будущем Марта имела бы шанс стать великой актрисой. Она девушка красивая, но несколько неформатная для стандартов красоты будущего.

— Следующий вопрос, — не унимался я. — Кто из важных господ меня спрашивал?

— Господин Норов, если надо, я вас спасу. Если хотите, мы можем уехать в Шлезвиг. Там у меня есть родственники, они нас примут… — заговорщицки, шёпотом, стала говорить Марта.

— Что? Из Тайной канцелярии приходили? — догадался я.

Девушка энергично закивала головой, боясь подтверждать мою догадку в голос. Я улыбнулся. Одновременно приподнялся в кровати, смог даже самостоятельно подложить себе под спину подушку и сесть. Вполне нормально. По крайней мере, встать с кровати, чтобы справить нужду в горшок, смогу. И… сделал это, попросив Марту все же выйти на две минутки. Хотя чего там было стесняться? И все же…

— Ты ни о чём не беспокойся. Это даже хорошо. Это правильно. Я ожидал, что придут из Тайной канцелярии. И не думай ничего скрывать обо мне. Своей скрытностью или ложью ты только вызовешь больше подозрений, — наставлял я Марту, когда она вернулась, а я оправился.

Так что, получается, что «Андрей Иванович» — это всё-таки Тайная канцелярия? Это он, а не Остерман, установил за мной слежку?

— И кормить меня будут? — решил я направить девичью энергию в более полезное русло, а не занимать свою головку проблемами и тревогами.

Через полчаса я уже с большим аппетитом поедал что-то вроде куриного бульона, заправленного лапшой. Подумал о том, что тут не хватает картошки.

Я человек, который немного увлекался кулинарией, пусть не изысканной, а той, что мог себе позволить и продукты к которой свободно продавались в небольшом магазинчике прямо в моем доме. Но был грешок… Во все супы я всегда добавлял картофель. Даже во французский бульон с гренками, который из-за добавленного ингредиента переставал быть французским.

Я ел, а Марта рассказывала, кто приходил ко мне и просил сразу же сообщить, как я очнусь. Трактирщик на этом уже заработал рубль с полтиной. Так что два брата Марты побежали по адресам и мне скоро предстоит проводить встречи.

В том, что моим самочувствием интересовались в том числе и офицеры полка, сомнений не было. Думаю, что приходила компания во главе с Саватеевым. А ещё…

— Сие вам передали и просили доложить, как очнетесь, все ли с вами в порядке! — кривясь, явно нехотя Марта вручила записку или даже письмо, запечатанное восковой печатью.

В присутствии девушки я не стал распечатывать послание. Дождался ухода моего ангелочка. В комнату вошел ее отец и пусть и вежливо, но настойчиво призовет Марту к дисциплине. В трактире уже были посетители и некому их обслуживать. Нет, если Марта ангел, то и ее отец… Но он, скорее черт. Запутался…

Впрочем, там, в записке, абсолютно ничего крамольного не было написано, скорее, лишь намёк.

«Выздоравливайте. Жду нашей новой встречи!» — немногословно, но вполне красноречиво сообщали написанные на бумаге слова.

Можно было гадать, кто же написал эту записку. Однако, красиво написанные буквы «ЕП» не оставляли интриги. Елизавета Петровна возжелала меня видеть.

Впрочем, не слишком ли я тороплю события, используя в своих мыслях слово «возжелала»? Не верю, что Елизавета Петровна лишь увидела меня, как сразу и захотела чего-то там, что я сегодня обязательно захочу сделать с Мартов.

Но, как минимум, я должен был заинтересовать цесаревну. Более того, если бы в прошлой жизни я имел такую яркую внешность, даже по меркам XXI века быть выше среднего роста, то по-любому пользовался бы у женщин исключительным интересом. А в этом времени, я очень даже статен и приятен наружностью.

Конечно, вопрос был в том, нужно ли мне это? Не всю ли свою первую жизнь я любил лишь одну женщину, которую повстречал в конце войны и тогда же потерял? И как ни хотелось, так и не получилось искренне и всем сердцем полюбить хоть кого-то ещё, не получилось. Может еще все впереди?

— Господин Норов… — с опаской ко мне обратился хозяин постоялого двора и замолчал.

Я уже подумал, что он хочет поднять вопрос об оплате. Мол, его дочка ухаживала за мной. Чем не повод завуалировать просьбу оплатить услуги Марты и в других делах. Но нет, ошибся…

— Вас там требуют господин Норов… Тако ж Александр, — сообщил мне трактирщик.

Это еще кто такой? Что за выверты мироздания? Александр Норов — это же я. Или…

Андрей Иванович Остерман заслушивал доклад одного из своих людей. Перед ним, за столом для игры в шахматы, играя чёрными, сидел один из самых опытных агентов Остермана.

Когда-то, на заре становления самого Андрея Ивановича, как одного из виднейших людей Российской империи, Остерман помог ещё молодому, но весьма шустрому авантюристу избежать заслуженного наказания в Пруссии. Этот авантюрист был шпионом сразу и для Франции, и для Дании. Для всех, кто предлагал деньги.

И теперь Олаф Курц оказывался незаменимым во многих тайных делах кабинет-министра. Причём, ему удавалось использовать подложные имена, что могло запутать любого, кто захотел бы выйти на пресловутых агентов Остермана. Как именно звали человека, сидящего напротив русского кабинет-министра, знал лишь только его хозяин.

— Олаф, уверен ли ты в том, что Норов тебя не видел? — уже третий раз Андрей Иванович задавал один и тот же вопрос.

Два немца сидели, играли в шахматы, пили вино, и размышляли об интригах при русском дворе. Да и о будущем Российской империи то и дело, но заходил разговор. Но сегодня главной темой был некий гвардейский капитан. Что-то странно происходит вокруг его. Слежки, покушение, интерес Бирона…

— Нет, ваше сиятельство, он не должен был меня заметить. Я не следил напрямую за гвардейцем. Достаточно было спрятаться за теми, кто непосредственно вёл за ним слежку. Это были тайники, а также какие-то неумехи со стороны графа Бирона. Поэтому он видел их, но никак не меня, — с достоинством и уверенно отвечал Курц.

Остерман посмотрел на своего агента, улавливая мельчайшие признаки лжи, или притворства. Но не нашел ничего, что говорило бы о лукавстве Курца. Так что Андрей Иванович уделил внимание игре. Он сделал ход ладьёй, создав угрозу для ферзя своего соперника. После вновь отвлёкся от игры, вопрошающе посмотрел на собеседника.

— Тогда скажи, Олаф, так кому именно он передал послание? Какому Андрею Ивановичу? — спросил Остерман.

— Уверен, что вам обоим, ваше сиятельство, — не думая, выпалил Олаф Курц.

Остерман усмехнулся. На самом деле, он так же считал. Единственное, что не укладывалось в логику, это слишком развязное, как бы не наглое поведение гвардейца. Подобные люди должны были появиться в поле зрения власть имущих, но после.

Дело в том, что пока еще не началась острая фаза противостояния при дворе. Скорее, то, что происходило — это в некотором роде вялотекущее соперничество. Все политические партии накапливали силы, не особо активно борясь за ту позицию, с которой они начнут внутриполитическую войну. И война будет, обязательно, в будущем. Остерман же считал, что тот, кто делает первый ход часто проигрывает. Но только в том случае, если понять, что это за ход и для чего.

— Как ты думаешь, Олаф, может, я чего-то не знаю, и пора уже всерьёз думать о будущем после Анны Иоанновны? — спросил Андрей Иванович, сделав выражение лица, будто он сильно пожалел, что не заметил, как подставил своего коня под удар.

На самом деле, это был гамбит, на который Курц попался. Остерман намерено отдавал фигуру и зарабатывал лучшее положение в игре. Теперь уже не ферзь Олафа Курца был под ударом, а в три хода белые обязаны были ставить мат чёрным.

Андрей Иванович, вопреки тому, что в политике не любил первые ходы, предпочитал все равно в шахматах играть за белых, порой даже настаивая, чтобы вопреки правилам, первые ходили черные.

— Если когда-нибудь наступит тот час, когда ты меня обыграешь, я буду всерьёз думать, как тебе выходить из тени и в будущем занимать моё место. Но ты не ответил на мой вопрос. Это игра началась? Или недоразумение? — ухмыляясь, наслаждаясь победой в игре, настаивал на ответе Андрей Иванович Остерман.

— Всё сводится к тому, что свой шаг сделал Бирон… или Миних. Если бы я не знал о том, что вражда между этими людьми без компромиссов, я бы подумал, что они заодно. А так… да, это ход. И, возможно, всё же стоит рассматривать Елизавету Петровну как претендентку на престол? — осторожно, понимая, что опять может получить волну критики от своего учителя, размышлял вслух Олаф.

— Олег Антонович… Да-да, лучше всё же привыкать к этому имени, забывая о том, что ты Олаф. Задействуй больше людей, и будь аккуратен. Но каждый шаг этого гвардейца я должен знать. С кем встречался, о чём разговаривал. Что касается Лизы, то это детские игры. Не зря же Анна Иоанновна вызвала из Мекленбурга Анну Леопольдовну. Лизу уже никто не поддержит, она же отомстит… И мне и Миниху, да и Бирону, который перед кем только не хвастался, что подолы Лизке задирал, — сказал Остерман.

Андрей Иванович встал из-за столика для игры в шахматы, сам налил себе воды с лимоном, молча сел за свой рабочий стол. Перед Остерманом лежали записи с его размышлениями. Так кабинет-министру было удобнее принимать решения, когда все записано и можно в любой момент перечитать былые размышления. Он уже как два дня думал, не началась ли всё-таки эта самая большая игра. И в разговоре с Олафом, Остерман все равно не находил однозначного ответа.

Предыдущие игры ему удавалось выигрывать. Но нельзя недооценивать своих противников. Не сказать, что Остерман у кого-то, словно кость в горле. Но его слушает императрица, он считается незаменимым министром в иноземных делах. И, конечно же, такое положение дел может не устраивать при дворе многих, если не всех игроков.

Но не настолько, чтобы смахивать с шахматной доски осторожного Остермана. Он, будто бы и не лезет на самый верх. Правда, все равно там находится. Как будто и не выпячивается, не навязывается императрице, но чаще Остермана на доклад к государыни приходит только граф Эрнст Иоганн Бирон, да и то, чаще по ночам. И для всех не понять, почему Остерману все это удается, как и миновать опалы.

— Кто ты такой и за кого, капитан гвардии Александр Лукич Норов? — вслух задал сам себе вопрос Остерман, ответа на который не знал.

Хотя нет, Андрей Иванович всё ещё всерьёз считал, что Норов лишь подставное лицо, своего рода фигура, которую ему предлагают съесть. А, может, не только ему. И тогда, если он всё-таки «съест» этого Норова, через три хода ему поставят и шах, и мат. Вот такой гамбит возможен.

Наверняка, Норову сразу после того, как он пробудился, должно было непрестанно икаться. Ведь не только Остерман вызывал своего доверенного человека, чтобы обсудить фигуру гвардейца. То же самое сделал и другой Андрей Иванович — Ушаков.

Вот только глава Тайной канцелярии розыскных дел был практически уверен, что послание от гвардейца адресовалось именно ему. Ведь оно было сказано человеку, которого Ушаков отправил следить за гвардейцем.

Андрей Иванович направлялся с очередным докладом к императрице, и чтобы не терять время, прямо в карете, заслушивал другой доклад, который подготовили ему, главе Тайной канцелярии.

— Кто ещё знает о том, что это Лесток послал убийцу? — перекрикивая шум дороги, спрашивал Андрей Иванович.

— Никто. Я сам лично его прирезал, как только стало понятно, чей он, от кого получил серебро, — отвечал один из основных агентов Тайной канцелярии, Иван Савельевич Борщёв.

— Это было зело неразумно убивать татя. Пусчай бы и говорил! Лестока можно было подставить под гвардейца. Если Норов будет действовать, то мы сразумеем, по ком он печалится. Не может капитан, путь бы и гвардии, чинить такие поступки, коли нету за ним покровителя, — размышлял Ушаков и Борщев во всем соглашался с начальником.

Впрочем, в понимании Ушакова оставалось лишь столько два фигуранта, человеком которых мог оказаться Норов. С одной стороны — это Миних. Но Ушаков прекрасно знал фельдмаршала и оценивал в нём качества интригана как очень скупые. Христофор Антонович Миних был прямолинейным, не способным на интересные, хитрые и тайные дела. Скорее, Миних в открытую заявил бы о своих действиях.

С другой стороны — граф Бирон. И вот с фаворитом на тему Норова следовало бы переговорить. Не то, чтобы Ушаков был в союзниках у графа Бирона, но отношения с ним Андрей Иванович имел вполне порядочные, достаточные, чтобы напрямую спросить, не является ли Норов человеком фаворита.

— Ещё я прознал, что уже апосля ранения Норов имел разговор с Густавом Бироном. Они зачинились в комнате от иных и говорили. А тот, брат графа Бирона, по пока непонятным причинам, возвернулся с войны, сделал это весьма скоро, — размышлял Ушаков.

— Опекайте медикусов при дворе государыни. Поспрошайте их. Повинны прознать, может, у Анны Ивановны хворь какая, что начинается вокруг неё шевеление! — потребовал Ушаков, дважды тростью ударил по стенке кареты. Она остановилась. — Выходите, господин Борщёв. Работайте. И когда очнётся Норов, сообщите ему о том, что подозрения падают на Лестока. Пусть убирает француза, а то возомнил нешта медикус себе лишнего.

Борщёв привстал в карете, открыл дверцу и спешно покинул экипаж Ушакова, который уже был на подъезде к Летнему дворцу.

Сегодня Андрею Ивановичу предстояло сообщить свои выводы о работе по изучению состава Оренбургской экспедиции, что еще с месяц назад одобрила государыня. Вот только все никак не отправится экспедиция на башкирские земли, чтобы приводить тамошние дела в порядок.

Есть о ком рассказать государыни. Причем, имя этого человека… Насмешка Бога, не иначе.

От автора:

Аудиокнига «Телохранитель Генсека» уже доступна!

https://author.today/audiobook/458854