Фаворит-2. Служу России!

Глава 15

Если бы у меня было восемь часов на то, чтобы срубить дерево, я потратил бы шесть часов на то, чтобы наточить топор. Авраам Линкольн

Петербург

27 июня 1734 года

У меня возникает вопрос: а не слишком ли я начинаю разбазаривать свои знания? Ведь, по сути, то искусственное осеменение, которое я предлагал Бирону, — это огромный шаг, существенный прогресс в коннозаводческой деятельности.

Сейчас лошади — это и трактора и самолеты с автомобилями. Это все залог того, что можно выбраться из своего маленького мирка и съездить хотя бы за пятьдесят верст от дома.

— Ха-ха-ха! — весело, хватаясь за живот, рассмеялся граф. — Меня и так называют жеребцом. А прознают, что ещё и такое внедрю на своих заводах…

Эрнст Иоганн потряс чертежом искусственной вагины и следом конструкции, имитирующей кобылу. Да, латекса тут нет, резины, хоть бы и завалящейся, тоже нет, хотя будет время, так попробую сварить её из одуванчиков. Интересно, что получится. Или каучук закажу тем же голландцам. Не так много его и нужно для этого дела.

Ну, есть сено, ткани, найдутся какие-нибудь смазки. Как-то это всё очень пошло звучит, если применять подобное к человеку. И как же это прогрессивно может прозвучать, если использовать в воспроизводстве коней.

— Что вы хотите за эту науку? Но учтите, испытать всё это сперва нужно. Однако, коли всё так, как вы описали, получите куда больше, чем за то, что взяли польскую казну, — сказал Бирон, и мне даже показалось, что он подмигнул. Но, видимо, всё же показалось.

Не скажу, что в будущем я очень много знал о лошадях и том, чем занимаются на конных заводах. Было бы иначе, то, скорее, оказался бы чуть более справным наездником. Но любил различные передачи про животных, немало приходилось и читать, учитывая то, какую ересь порой показывали по телевизору. Так что сам принцип знал и видел.

Дважды в своей жизни посещал конные заводы, например, когда инспектировал работу КГБ по Гомельской области. Там, в Старом Селе (большой деревне рядом с Гомелем) был немалого размера конный завод и даже небольшой ипподром.

Почему-то местные чекисты решили, что мне это будет интересно, и сводили на очень обстоятельную экскурсию. И показали, как происходит забор… Думал даже, что это так насмехаются надо мной. Правда, как сейчас вспоминаю, перед этим тот конный завод взял всесоюзную премию. Может, поэтому и решили показать успехи области. Ну за одно и посмеятся, что не исключено.

— А отчего же не забираете свои деньги на покупку поместья? — не отрывая взгляда на рисунки, спросил граф.

— Всенепременно приду! К вам? — отвечал я.

Откуда мне знать, к кому приходить и требовать свои обещанные две тысячи. Нет, если бы их не нужно было использовать исключительно по назначению, для покупки себе геморроя, то уже давно все узнал бы. А так… Покупка поместья в бурлящих бунтовских регионах, словно выкинуть деньги.

— Прибудете перед отбытием своим в экспедицию ко мне. Будут и деньги и поручение, — сказал Бирон и такое у него было лицо…

Прям благодетель, будто бы ждал, что руку стану целовать. Неужели не понимает, что две тысячи рублей, данные мне на поместье — это выброженные деньги? Я узнавал, можно, ближе к Новгороду, за эти деньги купить более-менее поместье с небольшой деревушкой.

— Ну будет нам. Государыня ждёт, — будто бы оправдывался Бирон. — С вами свяжутся, господин Норов. И не печальтесь. Если то, что вы мне дали, сработает… Я умею быть благодарным.

Граф резко поднялся и вышел из беседки, в которой мы с ним разговаривали. А я подумал о том, что всё же не прогадал, решив предоставить такую информацию из будущего профессионалу.

Пусть в России появится ещё больше добротных лошадей, пусть она станет вровень с другими державами в этой области. Но, а в том, что Бирон способен это сделать, сомнений не было. Это фрегат не построят, или жалование офицерам не выдадут, а на бироновские конюшни в казне всегда найдётся немало денег. Рассчитываю, что какая-то горсть песка из этой финансовой горки окажется и в моём кармане. Желательно, чтобы песочек был золотым.

Петербург

28 июня 1734 года

— Вы машете шпагой, словно медведь схватил бревно. Вы же, русские, почитаете медведя? Но фехтование — это не с бревном, это с тростиночкой, с изяществом! — отчитывал меня сеньор Франческо Манчини. — Движение — основа всего. Вы же камень, булыжник неповоротливый.

Я спокойно принимал все колкости, больше схожие на оскорбления, прекрасно понимая, что в ряде случаев без подобного крайне сложно обойтись. Тем более, если мастеру фехтования на самом деле попался такой, казалось бы, труднообучаемый ученик.

Действительно, по сравнению с тем, как изящно умеет танцевать со шпагой в руках, даже с боевой, тяжёлой, Манчини, я больше похож на медведя с оглоблей. А вот итальянец у меня ассоциируется с прыгающим зайцем. Правда, таким, ушастым и злым, способным тактикой тысячи порезов завалить даже крупного хозяина леса.

Третий день кряду я только и делаю, что тренируюсь, причём, не только в фехтовании. Приходится ещё и танцы разучивать. Не за горами бал, и я ещё несколько дней назад мог бы изрядно смутиться, если бы какая-нибудь дама в череде своих приглашений на танец записала меня на менуэт. Ещё гляди, произошёл бы какой-нибудь неприличный конфуз с менуэтом.

— Господин Норов, но минует — это танец, — сказала бы мне дама.

— Ты давай, милая, не отвлекайся, — потребовал бы я у нее, осматриваясь, чтобы к занятым нами кустам никто не подошёл.

Теперь я, по крайней мере, отличаю менуэт от польского танца, он же полонез. Не могу сказать, что эта наука такая уж и лёгкая. И лучше бы в это время был распространён вальс. Вот его когда-то моя жена заставила разучить.

Манчини с видом превосходства ходил вокруг меня со шпагой, положенной на плечо. Позер, ничего не скажешь. И будь он хоть чуть менее профессиональным, приказал бы солдатам дать плетей макароннику, да в шею гнать. Но он Мастер!

— Атакуйте меня! — потребовал итальянец.

Я сделал ложный замах, показывая, что буду проводить атаку в голову. Однако Манчини ушёл чуть в сторону и попытался нанести мне учебной шпагой удар в корпус. Но и у меня сработали рефлексы: я крутанулся на правой ноге, становясь боком к своему сопернику, и шпага итальянца прошла мимо, предоставляя мне выбор, куда наносить следующий удар. Франческо Манчини оказался уязвимым для моей следующей атаки.

Наставник лихо ушел с траектории моего удара, сам показал открытое мой бок, болезненно ударив туда учебной шпагой. Опять же он победил.

— Я определённо не могу понять. В своей практике ещё такого не встречал. Вы быстры. Но что ещё важнее, мгновенно принимаете решение, будто бы навыки у вас отточены до совершенства. Но вы нисколько не фехтовальщик, — невероятно ловко уйдя от моей очередной атаки в сторону, пристально посмотрел на меня итальянец и стал размышлять.

Вот и пригодилось моё знание испанского языка. Именно оно позволило нам полноценно общаться между собой. Манчини не знал немецкого, уж тем более английского. Моё же владение французским языком или голландским пока что оставляет желать лучшего. Но оба мы знаем испанский.

Франческо Манчини, как мне показалось, даже проникся ко мне каким-то уважением ещё до того, как мы стали с ним изучать главные стойки и правила фехтования шпагой. Думаю, что среди русских людей вряд ли найдётся больше пяти человек, которые будут знать испанский язык. А фехтование многие до сих пор связывают с испанской дестрезой, немецкая школа более грубая. Наверное, она бы мне больше подошла.

— Перерыв. Попьём воды! — объявил мой наставник.

Удивительным образом в Петербурге установилась жаркая погода. Уже два дня не то, что не было дождя, но и облака оказывались очень редкими гостями на небосклоне. Заниматься физическими упражнениями под открытым небом было ещё тем испытанием.

Локация, в которой проходили наши тренировки, могла бы кому-то дать повод для размышления о моей устойчивой психике. Мы тренировались у того дома, где был убит Иоганн Лесток. Но я не специально.

Я арендовал квартиру, которую занимал ранее француз. Мало того, так и вторую половину дома также на две недели выкупил. И причин тому было две. Во-первых, это было действительно достойное жилище, неподалёку от нужных мне в Петербурге объектов. Причём стоимость проживания, особенно на две недели, мне показалась не слишком высокой. Удивительно, что эту квартиру медик именно снимал. Я думал, что она его собственность.

Во-вторых, я это точно знал, Тайная канцелярия не проводила никаких обысков в жилище убитого французского шпиона. И я надеялся на то, что мне удастся вскрыть какой-нибудь тайник. Ну не могло не быть тайника. И почему Ушаков не стал обыскивать дом?.. Может это было нельзя сделать из-за того, что квартира не принадлежала Лестоку? Может медик так же рассчитывал на это, что его не будут без особой нужды тревожить, если он станет проживать в чужом доме?

И оказался прав насчет тайника…

— Господа, смею спросить, долго ли вы ещё собираетесь отдаваться благородному искусству фехтования? — спросил мой учитель танцев Франсуа Ленье, который уже как минут десять наблюдал за нашим занятием.

Как, впрочем еще несколько зевак. И это несмотря на то, что только с одной стороны и можно было подступиться к тому пространству, где мы тренировались.

— Я должен отработать ещё полчаса! — грубо ответил Франческо. — Я свои деньги отрабатываю сполна!

Он наверняка не понял, что именно спрашивал танцор, но крайне негативно отреагировал на появление слащавого, относительно молодого француза.

— Он выглядит как женщина! — на испанском языке сказал мне наставник по фехтованию.

Я не стал реагировать. Да и вправду, Ленье даже пудрил своё лицо и рисовал на щеках румянец. У меня у самого это вызывало отвращение. Если бы не частые разговоры француза о женщинах, причём, при таких разговорах он облизывался, будто мартовский кот в брачный период, то я мог бы подумать что…

И, признаться, этих чертей, которые напролом прут против законов природы, предпочитая преступные однополые связи, я в этом времени не встречал. Впрочем, и в будущем не сказать, что я был знаком со множеством существ, заражённых этой болезнью. Но тогда казалось, что они повсеместно.

— Последний урок на сегодня, — становясь посередине двора, то и дело посматривая с брезгливостью в сторону мастера танцев, объявил Франческо Манчини. — Сражайтесь со мной, как будто от этого зависит ваша жизнь. Забудьте о правилах и любезностях.

Вот что мне понравилось в одном из самых высокооплачиваемых учителей фехтования в Петербурге, что он не только танцует, а, действительно, пытается дать науку выживания во время поединка.

Мы стали в стойку. Для баланса я вытянул левую руку в сторону, достаточно низко присел. Это мне нужно было делать обязательно, если противник, как итальянец, невысокого роста.

— Начали! — выкрикнул на испанском языке итальянец и сразу же пошёл в атаку.

Я отводил его выпады, уходил чаще вправо, разрывая дистанцию. Но всё это была лишь защита. Пусть и учебная шпага, но и она могла сделать массу неприятностей, даже учитывая, что мы были облачены в защитные деревянные, обшитые кожей доспехи.

— Хух! — уличив момент, на выдохе я метнул свою правую ногу в сторону соперника.

— Бум! — картина маслом — итальянец чуть приподнялся в воздухе, но, доказывая верность теории Исаака Ньютона о всемирном тяготении, плюхнулся на землю.

Недоумённо посмотрел на меня, приподнимаясь и щупая свою челюсть, проверяя, не сломлена ли она.

— О чём я и говорил вам, господин Норов, — усмехнувшись, говорил Манчини. — Вам не дано стать изящным фехтовальщиком. Но ваша сила в ином. Я превосхожу вас в опыте и искусстве владения шпагой во много раз. Но стоит признать, что я побеждён. А ещё у вас…

Франческо Манчини, отряхиваясь от пыли и грязи, рассказывал мои главные преимущества. Я и сам считал, что военно-прикладной рукопашный бой, как и понимание искусства владения ножом, помогают мне компенсировать пробелы в навыках фехтования. Как сейчас, когда я проявил изрядную растяжку и неожиданно, в момент, когда отвёл шпагу наставника в сторону, зарядил ему в голову.

— Я уменьшу цену нашего обучения на один золотой. Но тогда вы покажете мне некоторые из тех приёмов, которые я увидел впервые у вас. Расскажите, как можно выучиться так лихо бить ногами и руками! — потребовал Франческо Манчини.

— Мастер, но когда вы освоите те техники, которые будут неожиданными для ваших противников, вы и вовсе станете непобедимым. Разве это не стоит того, чтобы мы обучали друг друга бесплатно, словно друзья? — торговался я.

Ну не хотелось целых пять золотых отдавать, даже такому мастеру, как Манчини, который стоит всех пятнадцати золотых монет. Но это, если пройти с ним полный курс обучения, а не так как я, лишь недельный.

И то итальянец обладал каким-то уникальным даром педагога. Пусть он грубил, но этой грубостью чётко доводил до любого ума и восприятия свои требования, взращивал во мне азарт и злость. А это всё способствовало повышенной мотивации на каждом из занятий с итальянцем.

Он ушёл, чтобы завтра в обед, после того как я вернусь из полка, вновь прийти и три часа к ряду заниматься со мной фехтованием. Третьего июля у меня назначена дуэль с Даниловым, а четвёртого июля мне предстоит скрестить шпаги с Петром Александровичем Шуваловым.

Так что я ускорял свою подготовку, чтобы не только не опозориться во время этих поединков, выжить в них, но и продемонстрировать что-то такое, что точно не даст повода для сплетен, что гвардеец Норов на самом деле не такой уж и боец. Следовательно, не такой уж и гвардеец.

Если искусству фехтования я учился на свежем воздухе, то вот танцевать предпочитал всё-таки в доме. Да, в этом времени, как было заведено Петром Великим, танцы не считались уделом женоподобных лиц мужского пола. Напротив, в некотором роде общество принимало одномоментно и мужество, и утончённость мужчин.

Считалось, что блистательный дворянин должен быть одинаково хорош и в искусстве фехтования, и в сражении. Однако, он обязан был проявлять и чувственность, вплоть до того, что не стесняться своих слёз, признаний в любви, изящества в танцах.

— Предлагаю вам менуэт, — елейным голоском сказал учитель танцев.

Я ответил не сразу, подавил в себе желание рассмеяться. А потом всё же приступили к занятиям. Притупился у меня тут юмор, или перестроился. Теперь с даже незначительной ситуации или игры слов хочется смеяться.

— Вы медведь! — после получаса попыток освоить танец выкрикнул наставник. — Ой, простите, вырвалось! Но после ваших занятий фехтованием, ваши ноги дербенеют, а руки, которые могли быть более изящными, не танцуют, они будто тяжёлую шпагу держат в руках!

Я не стал одёргивать мастера танцев, указывать ему на то, что он позволяет себе излишнее в разговоре. Было у меня некоторое понимание, что учитель может допустить резкость по отношению к своему ученику, если тот не показывает должного рвения к учёбе.

Все движения, танцевальные па, мной были выучены очень быстро. Запомнить последовательность для меня оказалось проще простого. Вот исполнение каждого из движений было, конечно же, топорным. Я это понимал, поэтому старательно оттягивал мизинчики на руках, чтобы казаться тем самым утончённым танцором.

При этом я уже знал, навёл справки, что при дворе Анны Иоанновны не так, чтобы был хореографический кружок образцового порядка. Наверное, при Петре Великом танцевали ещё более нескладно, чем сейчас. И вряд ли я буду одинок в своём непрофессионализме, как танцор.

Вот гапака или русскую комаринскую я показал бы лихо. Кстати, уже пробовал и в этом теле потанцевать с разными приседаниями, прыжками, выбрасыванием ног в приседе. То, как я уделяю внимание своей физической подготовке, могло бы позволить мне в недалёком будущем показать и нижний брейк. Один из моих правнуков в прошлой жизни увлекался танцами, и я даже несколько раз был на его выступлениях. Наверное, это не совсем всё же танцы, а демонстрация акробатических этюдов.

Казалось бы, что в сумерках, когда уже учитель танцев всё же довольный и мной, и собой отправился восвояси, пора бы и поспать. Но нет, я учредил на ближайшие дни вечерние тренировки для командного состава моей роты.

Учитывая то, что я присутствую лишь только на утренней тренировке всей роты, а в ближайшие дни могу и там бывать лишь набегами, посчитал необходимым сначала показать новые упражнения командирам, чтобы они уже донесли их до личного состава. И главный упор во всех этих тренировках мы делали на работу с фузеями с примкнутыми штыками.

Оказалось, что мне очень много чего имеется показать, чтобы каждый солдат моей роты имел вдвое больше шансов выжить в рукопашном бою, чем кто-либо иной. Тут же не только уколы и удары самой фузеи со штыком. Это еще локти, колени, ноги. А правильно ударить головой? Это же явно может кому-то спасти жизнь, позволив выиграть сложный поединок.

Стоит ли говорить, что, когда ближе к полуночи я добирался до кровати, то казалось, что не успею и раздеться, усну в вертикальном положении. Но сегодня я хотел более детально изучить то, что нашёл под половицей в одной из комнат, что когда-то занимал Лесток. И взбодрившись кофе, делал это.

Два дня я искал тайник, уже посчитал, что его и вовсе нет. Однако, пусть немного, но я изучил характер медика, поэтому был уверен, что он ведёт записи. Ему же еще нужен был и компромат на многих лиц, чтобы выплывать из сложных ситуаций. Если вспомнить историю, то Лесток был, как-то дерьмо, которое как в воду не окунай, оно всплывает. И лишь два раза при очень бурной деятельности он оступился.

И только сегодня утром, когда я вскрыл очередные три половых доски, вселенский разум наградил меня. А вот прочитать, что написано в тех стопках бумаги, было недосуг. Я и так опаздывал в полк.

— Благодарю! — сказал я Никифору, слуге, которого недавно нанял. — Поставь ужин на стол и подготовь мне ванну. И еще кофе принеси.

Не могу я обходиться без прислуги. Дело не в том, что я хотел бы, чтобы меня одевали, кто-то выносил за мной ночной горшок. Мне элементарно не хватает времени приготовить самому себе еду. А постоянно ходить по трактирам тоже не выход.

Сам бы я приготовил, не проблема, если бы… Была газовая или электрическая плита, к которой подошёл, включил, поставил в кастрюле воду и пошёл заниматься своими делами, пока она закипит.

Современная кухня — это, скорее, даже не про то, как приготовить еду. Это квест с не факт что удачным результатом. Огонь в печи ещё нужно попробовать разжечь, да сохранять нужную температуру, чтобы можно было делать какие-то сложные блюда. И сложных блюд нет… Майонез нужно научить делать.

Но я не заморачивался особо в еде. Варёная и тушёная еда для меня была приемлема. Порывался было я сделать что-то этакое, но пока недосуг. Хотя мысли о том, чтобы открыть своё питейное заведение, то и дело меня посещали.

Если получится, то обязательно займусь этим. Ведь ресторанов в этом времени нет, как и сложных блюд, которые в будущем казались более чем обыденностью. Да любой салат из будущего в этом времени будет выглядеть столь изысканным и неподобным ни на что, что можно привлекать большую массу гостей и зарабатывать хорошие деньги.

Тем более, что серебра у меня сейчас хватает. В тайнике у Лестока было, как мне показалось, не менее тысячи рублей серебряными монетами. Но не это главное, что я получил в наследство от француза…

Проявив терпение, я всё-таки сначала поужинал, а уже потом стал разбирать стопку бумаг, которые лежали у меня под матрасом.

— Ай, молодец, французишка! — похвалил я почившего Лестока.

Действительно, он очень щепетильно относился к различного рода свидетельствам своей, и не только, своей деятельности, или потенциальных политических противников. Он и на соратников собирал компроматы.

— А вот и подарочек будет от меня Андрею Ивановичу Ушакову! — радостно сказал я, через час ознакомления с документами, отставляя их в сторону.

Сейчас шпионская сеть, не только французская, но и шведская, была здесь, в этих документах, как на ладони. Если взять всех их скопом да предоставить императрице, то можно сразу сверлить дырочку под орден. Но, правда, с орденами в этом времени тухло. Но ничего, придёт час, и эту оплошность мы выправим.

Так что я, раздеваясь ко сну, решил, что завтра вместо тренировки придётся мне отправиться к Ушакову, чтобы передать бумаги. Пусть действует. А ещё… в трёх документах фигурировал его пасынок как связной со шведами. И вот эти документы я придержу у себя. Пусть будет рычаг давления и на Ушакова.

Да, это опасная игра. Но и говорить о такой «бомбе» я не стану. Но, если глава Тайной канцелярии решит пойти на обострение со мной, припрятанные бумаги пригодятся.

В дверь постучали. Было уже явно за полночь, так что я придвинул шпагу и спешно проверил пистолеты. Стук становился настойчивым, требовательным, нетерпеливым. Я подошёл к двери.

— Кто? — спросил я, понимая, что так наглеть не будет ни Никифор, ни его жена, бывшая у меня кухаркой, да и дежурный солдат…

Впрочем, может случилось чего? Горим?

— Немедля откройте! — услышал я властный голос.

Знакомый голос… Хрена се! Кто ко мне пожаловал

!