Фаворит-2. Служу России!

Глава 11

Чем гениальнее ваш план, тем меньше людей будут с ним согласны.

Сунь Цзы

Петербург

26 июня 1734 года

Итак, я, наконец-таки, определился с главными направлениями программы развития России, как это видно мне, человеку из будущего. И сейчас я, находясь все еще в своей комнате, поедая овсяную кашу с изрядным куском варёной говядины, перечитывал основные пункты этого плана.

Казалось бы, написать всего лишь листок бумаги. Но не так то было легко. Нужно же еще продумать способы реализации всех целей, которые я расписал. Иначе, все это чистой воды прожектерство. И без того, на пути реализации хоть чего из программы найдется куча подводных камней.

Первым пунктом программы было не допустить резкую смену власти в России. И это было самым сложным, так как Анна Иоанновна не оставляет наследников, лишь только назначает их. Согласно закону, это все правильно. Но есть еще и здравый смысл. Анна Леопольдовна, вызванная из Мекленбурга не кажется никому достойной преемницей.

Между тем, часть нынешних элит нужно сохранять. Можно по-разному относиться к Бирону, Остерману, Миниху. Ну не заменять же молодежью тех, кто уже умеет многое, и обладает колоссальным опытом. Смена элит на некоторое время остановит развитие, посеет хаос. И лишь потом, набив изрядно шишек на лбу, можно — а часто так и нельзя — наладить систему управления. Нужна преемственность, обязательно.

Как минимум, если убрать Миниха, то армия в значительной степени ослабнет. Пётр Александрович Румянцев, вероятный следующий значительный полководец, пока, скорее, славится своими безобразными выходками, чем ратными подвигами. Ему нужно перерасти этот возраст, набраться военного опыт, и уже тогда делать ставки на именитого в иной реальности полководца [был даже случай, когда-то ли голый, то ли неприлично одетый, Петр Румянцев призывал к интимной связи женщину, замужнюю, под ее окном, когда и муж был дома].

Вторым пунктом моей программы шла экономика. Да, сейчас вовсе не видно того, что начинается промышленный переворот и что недолго осталось до времени, когда некоторые страны Европы, прежде всего, Англия, рванут далеко вперёд в своём экономическом развитии.

Но я знаю, что если уже сейчас не начать внедрять некоторые элементы, которые составят основу экономического взлёта Великобритании, то мы отстанем. Да и зачем же тянуть с промышленным переворотом, если в России механизация, как мне кажется, еще более может встречаться положительно.

Ведь земля — у помещиков, крестьяне, как рабочая сила — у помещиков. А тут… Прядильные станки… когда даже три, поставь, и все, до полусотни прядильщиц можно заменить. Экономия и на помещениях. И некому кричать, что без работы останется при использовании механизмов, ибо текстильная отрасль в России плохо развита.

Дикое Поле… Поволжье… Эти земли критически важно возделывать. Без оного, просто невозможен резкий демографический взрыв, продовольственная безопасность целой страны. Потому войн не избежать. Те же татары с турками спокойно землю на Диком Поле пахать не дадут.

Колумбовый обмен. Да я бы поставил программу выращивания картофеля на первое место, по значимости выше вопроса престолонаследия. А еще и подсолнечное масло… кукуруза… помидоры… тыква.

Ещё одним пунктом программы была социальная политика. Я пока не определился с мнением, можно ли вообще на данном этапе развития Российской империи упразднять полностью крепостное право. Однако считаю задачей минимума не допустить запрета на покупку крепостных иным сословиям, кроме дворянства.

При Елизавете в иной реальности это сделали, чем задушили даже такой бизнес, что основывался на крепостном труде. А еще и Америку не могли нормально осваивать, людей не хватало. А купили бы основатели русско-американской комании крепостных, да переселили бы их. Гляди и как-то иначе ситуация сложилась. Если еще и свободу на новых землях пообещать…

Ну, а в идеале, конечно, создать ситуацию, при которой держать в крепости крестьян будет просто не выгодно. Сложно осуществимо, но мысли и в этом направлении есть. Всех я, конечно, в миг счастливыми не сделаю, но такой задачи перед собой и не ставлю. Будет сложно! Но нам еще нужно заселять Сибирь, то же Дикое Поле.

И для того, чтобы страна была лучше управляема, следует провести административные реформы. Хотя бы сделать то, что после Пугачевского восстания ввела Екатерина.

Нужно поделить империю на более мелкие губернии и объединять их в округа, ну или назвать все это округами генерал-губернаторства. Генерал-губернатор, по сути, наместник государя в регионе и принимает почти все решения самостоятельно. Он — и военное командование, и государственное управление.

Армия — это отдельная головная боль. Видел я ее… В срочном порядке нужно создавать общие правила санитарно-гигиенического состояния войск. Причем, нужен чуть ли не процессуальный кодекс, где прописать сразу и меры наказания за разные провинности в этом деле.

Уже в следующем году будет война с Османской империей. И как быть? Снова терпеть десятки тысяч небоевыми потерями, буквально с одним десятком тысяч потерь в бою и от ран?

И ведь все уже придумано, в том числе, и как с турками воевать. В этом отношении России равных в иной истории не было. Пусть все эти задумки, или не все, но большая их часть, лишь в моей голове, но все же… суворовский метод передвижения войск, румянцевский метод сохранения в бою резервов и использования артиллерии, потемкинский метод передвижения во множественном каре, путь даже прямо внутри турецкого войска… И многое другое.

Я читал некогда труд Суворова «Наука побеждать», оттуда почти все можно и нужно внедрять в современную русскую армию. Миних молодец, на самом деле, немало уже сделал. Но недостаточно, чтобы русское оружие громило турку и добивалось таких результатов, чтобы не только воевать на территориях врага, но и занимать эти земли [тут отсылка к походу Х. А. Миниха в Крым, который был разорен, но оставлен русскими войсками].

Необходимо провести ряд реформ в чиновничьей системе, выработать правила, документооборот, пусть даже с учетом нынешнего времени и медлительности работы всех служб.

Ну и наука с образованием. То, что назрела необходимость открыть сразу не один, а два университета — факт. Система, при которой каждый профессор в Академии обучает двоих человек, не оправдывает себя. И кадры необходимо иметь грамотные, люди нужны образованные в массе.

Я бы раньше и Ломоносова вернул. Уверен, что с его азартом к науке, если где-то немного и недоучился, то все равно великим станет. Если что, помогу. А так, он же влачит в Германии убогое существование, да и в прусскую армию гляди, как и забреют, да не сможет удрать оттуда. Вот и кончится великий русский ученый, а отличный прусский солдат Ломоносов появится вряд ли.

Я отложил тарелку с кашей, отодвинул листы с набросками к плану действий и улыбнулся сам себе.

— Экий я прожектер! Еще позаботиться о своей безопасности не могу, лишь только начинаю жить, а все туда же — Россию переделывать собрался.

— Вы что-то сказали, господин Норов? — в комнату вплыла моя лебедка.

— Сказал? Ах, да. Что ты самая красивая женщина в мире! Вот что истина, — сказал я и усмехнулся, уж больно забавно было видеть покрасневшие от смущения щечки девушки.

И это она смущается все лишь от слов и после всего того откровения, что уже вторую ночь подряд происходит между нами? Но это и забавно, и чертовски привлекательно. Впрочем, если нравится мужчине женщина, как и наоборот, то, чтобы не происходило, какая бы глупая шутка не прозвучала, все равно все в кассу, все принимается, и от всего умиляешься. А вот при отсутствии симпатии, что ни делай, все одно — плохо.

— Ни от кого не было сообщений? — спросил я у Марты, когда поцеловал ее и проверил количество, длину и степень «задираемости» женских юбок.

— Вы больше ожидаете от кого посланий? — с нотками ревности спрашивала Марта, оправляясь.

Я отстранился от девушки, строго посмотрел ей в глаза.

— Не нужно ни тебе, ни мне говорить о том, что уже было оговорено. Нам здесь и сейчас хорошо, пусть так и будет. А что после… То одному Богу и ведомо. Боле, кабы никакой ревности не слышал! — сказал я.

Марта попробовала было отвернуться, показать капризы. Но я не реагировал, кроме того, что уже хотел указать ей на дверь. Вздумала пробовать манипулировать своими женскими штучками! Нет, мне женщина нужна не для проблем, она мне нужна для души, сердца, ну, и в некотором смысле, для тела.

— От господ морских офицеров прибыл вестовой. Лишь сказал, чтобы вам передали «спасибо»! И вот же… Полтину с меня стребовал за одно только слово! — поняв, что ее женские капризы на меня не действуют, сообщила Марта.

— Полтину! Вот же! — усмехнулся я.

Моя встреча с Лаптевым и Спиридовым состоялась на следующий день после их приезда в Петербург. К сожалению, времени у мичманов практически не было. И немалого стоило моим друзьям, чтобы уговорить при личной встрече Николая Фёдоровича Головина, президента Адмиралтейств-коллегии, чтобы он в сопровождении или даже под конвоем, но позволил двум мичманам встретиться со мной.

Только лишь то, что я ранен, и способствовало смягчению Головина и он своим личным распоряжением разрешил мичманам со мной встретится. Как сейчас помню те глаза, тот скепсис, что излучали Лаптев и Спиридов. Они пришли проведать меня, а я тут с ходу, с порога, сразу…

— Не убоюсь этого слова, друзья, у меня есть для вас важное! То, что сохранит жизни русским исследователям, позволит изучать иное, скажем, что Западной побережье Америки, Японию, — после приветствия, не теряя времени на досужие разговоры, переходил я к делу. — Взгляните сюда!

Я развернул бережно склеенные четыре листа бумаги, разложил карту на столе. Приходилось краем зрения посматривать на четырёх солдат и одного офицера, которые сопровождали мичманов. Всё же расстояние между нашими столиками, расположенными практически в разных концах зала, позволяло надеяться, что нас не слушают.

Сперва нехотя два морских офицера стали рассматривать карту. А потом почти одновременно их глаза загорелись азартом. Они пока ничего не говорили, но попеременно, будто выполняли физические упражнения на шею, то опускали голову к карте, то свой взгляд устремляли на меня. И все с неизменным удивлением смотрели в мою сторону.

Через минуты две послышались раздельные звуки, скорее всего, демонстрирующие удивление и восхищение мичманов, которым представилась исключительная возможность первыми в мире увидеть многое, если не всё, что ещё пока скрыто даже от англичан.

У меня не было специализированного образования географа, но географию я в школе преподавал. Причем, в советской школе, где немалый упор делался на знание карты мира.

Особенно изучалась территория Советского Союза со всеми реками, заливами, островами, горами и равнинами. Вся информация, что я бережно и насколько мог аккуратно, зарисовал на карте, была бесценна. Это был как раз тот случай, когда я мог бы обогатиться, монетизируя географические сведения, что были общедоступными в будущем. Правда, не зарисовал пока некоторые острова, что в иной реальности были открыты только Куком, лет так через сорок. Ну и Антарктида ни к чему пока.

И почему я, вопреки здравому смыслу любого жаждущего, бесплатно показывал мичманам скрытое от человеческих глаз мореплавателей этого времени? Так для меня деньги — это не самоцель, это средство достижения целей.

Россия — она во все времена Россия, как бы при этом ни называлась. Да, даже сейчас, когда я уже окунулся в эту эпоху, когда начал видеть в ней не только плохое, но и немало хорошего, я всё равно ещё предпочёл бы оказаться в Советском Союзе. Но СССР — это Россия в широком понимании этого слова, как матушка для многих и многих народов.

Та же мать может быть разной, и в истории России бывали моменты, которых хотелось бы избежать. Но мать всегда любит, и даже когда наказывает, она всё равно любит. Хотя, хотелось бы, чтобы мама была исключительно доброй. Вот только дети тоже бывают не подарочком.

— Прошу простить меня, господин капитан, но я не верю в то, что сейчас разглядываю! — решительно, даже с некоторым вызовом, сказал мичман Спиридов.

Я не спешил отвечать, тем более, что видел, как и Лаптев хочет высказать свой скепсис. Пускай пока высказываются.

— Я знаком с Дмитрием Овцыным. Он прямо сейчас должен исследовать выход в море Оби. И никаких сведений об островах, проливах, которые вы здесь столь подробно начертили, нет в делах Северной экспедиции, — сказал Харитон Прокофьевич Лаптев.

— А откуда это у вас? — последовал ещё один вопрос от Григория Андреевича Спиридова.

Две пары глаз уставились на меня, всем своим видом показывая, что они требуют ответов. Проблема заключалась в том, что правдоподобных ответов у меня не было. Так, на уровне мистики, удачи, стечения обстоятельств.

И были даже мысли о том, что мне не стоило бы светиться подобными знаниями. Однако прямо сейчас немалые средства, которые могли бы пойти на строительство флота, обучение новых экипажей, направляются на Камчатку, в сторону Аляски, в дельты Оби, Лены, Колымы.

Героические люди, которые могли бы заниматься и другими исследованиями, например, Америки, либо составить элиту русского военного флота, тратят годы своей жизни, кладут на алтарь научных исследований своё здоровье, судьбу, чтобы узнать лишь только четверть, или того меньше, что уже есть на этой карте.

— Я понимаю, господа, что это может прозвучать неправдоподобно, но я нашёл карты в каюте капитана французского фрегата, того самого, кой-нам всем знаком. Карты были на бриллианте. И были там заметки и самого капитана, и чужие карты, писанные явно не им, и на английском с голландским языках, — выдал я сшитую белыми нитками версию происхождения карты.

И вновь тогда установилась тишина. Казалось, что замолчали в одночасье все посетители трактира. И я грешным делом подумал, что гости трактира, порядка двадцати человек, слышали наш разговор. Но нет. Мужчины обратили внимание на выход в зал трактира Марты.

— Вы можете использовать карту, но не говорить, что ее дал вам я. Если информация на карте будет подтверждаться, то это может спасти и жизни исследователей, и время на их исследования. Передайте карту кому следует, кто прямо сейчас рискует жизнью и занимается исследованиями, — сказал я.

Конечно, скепсиса было немало. Однако, мичманы взяли карту. Я знал уже, что Харитон Прокофьевич Лаптев отправляется к своему брату в Якутск. Оттуда можно копию карты передать и Шпанбергу, Берингу, которые будут в Охотске.

Пусть видят, как расположены Алеутские острова, где не только Аляска, но и другие берега Америки. А еще, Курильские острова и Япония. Поможет ли карта? Да, если ей хоть сколько доверять. Ну, а проверят раз-другой, может быть, даже сплавают к Гавайским островам раньше Кука, так и хорошо, правильно.

Я выпил кофе, прогоняя воспоминания о встрече с морскими офицерами и, как я рассчитываю, моими друзьями. Уже скоро ко мне должны были прийти и другие люди.

Складывалось такое ощущение, что я некий чиновник и ко мне, согласно часам приема, устремляются все подчиненные. Вот и Саватеев пришел. Хотя его-то я как раз вызывал. Были вопросы к прапорщику и моему заместителю.

Часа два я говорил с Саватеевым. Ставший поручиком, но гвардейским, что в любом случае, скорее, повышение, Саватеев с немалым энтузиазмом принялся командовать. И как же не вовремя, что я взял себе больничный.

Бывший ротмистр командует бойцами так, как он привык это делать, как его учили, в соответствии с его собственным пониманием роли и предназначения гвардии. Так что в какой-то момент мне пришлось даже указать поручику Саватееву, что он лишь заменяет меня. Вышло несколько грубо, однако в вопросах субординации позволять поблажки можно лишь только в том случае, когда служба налажена и она ведется в соответствии с требованиями командира.

К обеду я даже прошелся по двору трактира. И это вполне мне удалось. Легкое головокружение, незначительная боль в ушибленном колене, и жутко чесалось плечо. Я, было дело, даже подумал, что стал обладателем какой-то способностью повышенной регенерации. Однако, после общения с доктором, прожигающего меня ненавистным взглядом, но при этом выполняющего свою работу, понял, что рана была не столь значительна, пуля содрала часть кожи.

С медикусом Шульцем мы даже проделали некоторую операцию. Не без моей подсказки молодой немец ещё раз почистил каналы, а после зашил рану. Так что выздоровление вполне прогнозируемое.

И вот она, сила самоубеждения! Как только я понял, что рана не такая и страшная, вдруг, ощутил, что мне стало намного лучше. Нет, я не порывался больше выходить за пределы трактира. Два дня всё-таки я подожду. На кону стоит слишком многое, чтобы я рисковал своим здоровьем именно сейчас. Сразу после ранения мне казалось, что без меня всё рухнет. Но нет, не без проблем, но происходит слаживание роты. Началась работа по изучению Лестока. Теперь он под надзором.

Конкретной и постоянной слежки за Лестоком от Кашина я не то, что не требовал, а запрещал её производить. Но мне не нужно, чтобы Лесток расслаблялся, пусть натворит глупостей, выдаст своих подельников, а после я смогу нанести удар. И делать это я хочу не чьими-то руками, а самостоятельно.

Иоганн Арман Лесток метался в поисках помощи и поддержки. Он сделал свой ход, который должен был решить проблему, не ставшую еще в полный рост, но которая таковой должна была оказаться. Он нанял человека, чтобы застрелить гвардейца. Но что-то пошло не так.

Лесток видел этот взгляд Елизаветы Петровны, когда он, медик, терявший доверие, говорил о наглости гвардейца Норова. Цесаревна уже два дня не подпускала к себе Алексея Разумовского, что также говорило о многом.

Более того, медик это знал точно, граф Бирон прислал своего человека к Лизе. Это означало, что фаворит вновь одолеваем жеребиным желанием обладать царственной кобылкой. И Елизавета, вопреки тому, что могут быть последствия, отказала во встрече Бирону.

А после она отправила записку Норову, содержимое которой Лестоку узнать не удалось. И что произойдет после того, как гвардеец станет любовником Елизаветы? Понятно — Лесток окажется вне круга посвящённых при цесаревне.

Медик обратился к Ушакову, но тот очень холодно встретил Лестока. После Иоганн Арман отправился за помощью к своим кураторам, почти каждому из сети французских шпионов в России. Нужна была хотя бы существенная охрана. Лесток был уверен в том, что бесшабашный гвардеец обязательно сделает ответный шаг. Но…

Франция проиграла Польше. Это становилось более чем очевидно, несмотря на то, что небольшие отряды поляков все еще бегали по лесам и пробовали действовать на русских коммуникациях. Но это агония… Уже анонсирован завтра-послезавтра приезд Миниха с плененным Станиславом Лещинским в охапке.

Так что проиграла Франция и не хотела усугублять свое положение. Ведь в скором времени, скорее всего, очень в скором, возможно, сразу после того, как закончится «Война за польское наследство», в Европе разразится новая война. И никому не хотелось, чтобы Россия деятельно участвовала в этом противостоянии, да еще и в союзе с Польшей, Саксонией, Австрией. Никто так и не может оценить возможности и потенциал России. Она неучтенный фактор, а неизвестности часто хотят избежать все стороны любого конфликта.

Связной французской разведки Андриан де Бреньи не собирается и близко вмешиваться в любые авантюры. Пока не собирается. Дело в том, что уже поступили сведения, что Франция может в ближайшее время направить в Россию своего пока что посланника, который мог бы стать полномочным послом в будущем.

Нужно же, как минимум, показать, что короля Людовика беспокоит будущего его зятя, плененного Станислава Лещинского. Иначе в Европе не поймут, осудят французского монарха. Да и жена, Мария Лещинская может глупостей наделать. Не такая она уже и мягкая-пушистая, колючки при необходимости обнажить способна.

Сейчас только решается, кому быть посланником. Скорее всего, все-таки относительно молодому Жаку Иахиму Тротти, маркизу де ла Шетарди придется взять на себя эту функцию.

Лесток разочарованный вернулся на свою квартиру в Петербурге, сразу же направился к буфету, где должны были еще оставаться две бутылки французского вина. Пробка все никак не шла, и француз уже откровенно сквернословил не только на бутылку, не желающую открываться, но и на себя самого. Как же недальновидно повел себя он! Впрочем, даже сейчас Лесток не смог бы придумать, что же иного сделать, чтобы не допустить к Елизавете Петровне нового фаворита.

— Дзынь! — звон разбитого стекла заставил Иоганна Армана упасть на пол.

Он пролежал так с минуту, а после посмотрел, что же стало причиной того, что разбилось стекло в окне.

На четвереньках, опасаясь то ли выстрела, то ли еще одного брошенного камня, может быть, и того, и другого одновременно, Лесток приблизился к запущенному неизвестным снаряду. Камень был с привязанной к нему запиской. «Смерть за попытку смерти!» — было написано корявым почерком.

Лесток встал, покорил себя за трусость, сделал два шага в направлении разбитого окна, высунулся из него не страшась порезаться оставшимися в раме осколками стекла и заорал во все горло:

— Я не есть бояться вас! Приди и сразись со я!

Но никто не отвечал французу. А в кустах неподалеку твое мужчин сдерживались, чтобы не рассмеяться в голос.

Это уже не первое напоминание Лестоку, что за ним смотрят и что он слишком уязвим. Зачем такое делали? А чтобы француз понервничал, натворил глупостей и был списан за профессиональную непригодность. А еще нужно было отследить контакты Лестока, чтобы понять, насколько он опасен и влиятелен. Ну и для того, чтобы выявить французскую агентуру в Петербурге.

И расчеты оказались правильными. Медик явно запаниковал и стал обхаживать многие злачные места в поисках поддержки, в том числе и по адресам французов.

Иоганн Лесток отошел от окна и посмотрел на свою левую руку, на которую опирался, когда выкрикивал из окна. Она была в крови. Но вся ли это кровь, что выльется из француза в ближайшие дни?

От автора:

Попасть в юность? Кто откажется? Попаданец в поздний СССР.

https://author.today/work/178571