Фаворит-2. Служу России!

Глава 18

Недавно снимали бал Сатаны, когда 300 самых красивых манекенщиц и стриптизерш города Санкт-Петербурга ходили голыми вокруг меня одного, одетого. Это были самые сложные съемки!

Александр Абдулов

Петербург. Летний дворец.

2 июля 1734

— Стало быть, вы, Норов, уже капитан гвардии, — констатировал факт Миних.

— Так точно, ваше высокопревосходительство! — бодро ответил я.

— Не тянитесь вы так, — сказал фельдмаршал, посматривая по сторонам. — Обо мне и без того постоянно говорят, что я веду себя при дворе, будто нахожусь в расположении войск.

На представлении в Летнем саду, показанном, словно пародия на древнеримский триумф, я Миниха видел, но он ехал в колеснице. Был частью нелепого шоу. Естественно, возможности пообщаться с ним не случилось. Если бы я подошёл к Христофору Антоновичу, а не наоборот, то это выглядело бы не совсем прилично. Так что уже в бальном зале, когда Елизавета пошла по своим делам и не посматривая в мою сторону, я, завидев фельдмаршала, старался показаться ему на глаза.

Как и в будущем, элементарные нормы приличия требуют от лица более низкого социального статуса или возраста ждать, когда ему протянут руку для рукопожатия. Так и в этом времени. Можно ещё подойти, не боясь заполучить порицание, к человеку на один, пусть на два чина выше. Но капитан к фельдмаршалу не подходит.

— Помните ли вы, кому обязаны своим повышением? — строго и даже отталкивающе прямолинейно спрашивал фельдмаршал Миних.

— Несомненно, ваше высокопревосходительство! — уверенно отвечал я.

— Вот и не извольте забывать! — сказал сегодняшний триумфатор, резко развернулся, нацепил корявую, явно ложную улыбку, и направился прочь.

— Ваше высокопревосходительство, уделите мне еще немного времени! — сказал я в спину своему, якобы «благодетелю».

— Что еще? — нехотя развернувшись, спросил меня фельдмаршал. — Мне нужно было вам напомнить о важности быть благодарным. Я это сделал.

Он не только со мной такой грубый. С иными, кто в чинах сильно ниже, Миних даже не общается. А тут… В представлении этого человека теперь я должен быть благодарным уже за факт мимолетного общения с великим полководцем.

Но вот с придворными обывателями Антон Христофорович пытается быть другим. Это даже смешно, когда солдафон, такой прямолинейный человек, как Миних, подражает мастодонтам придворной лести и лицедейства. Не его все эти игры в слова и плетение кружева интриг.

И вопреки тому, насколько груб Миних, он мне даже во многом импонирует. По крайней мере, от фельдмаршала можно не ожидать тонкой хитрой игры с различными оттенками. Он законник, с большим трудом терпящий фаворитизм. Все знают о взаимной ненависти Миниха и Бирона.

На ум пришло сравнение. Если тот же Остерман мне казался отличным игроком, пусть даже не в шахматы, а в шашки, то Миних был тоже непревзойдённым игроком, но в другую игру, которую в XX веке называли «в Чапаева». Это, когда нужно ударами щелбанов по шашкам выбить шашки противника. Думать особо не надо, лупи себе, что есть мочи, не обращая внимания, как шашки разлетаются по всей комнате. Дали бы Миниху волю, уверен, многих, если не всех, он погнал бы щелбанами прочь от императорского трона.

— Не томите! Что у вас еще? — спросил фельдмаршал.

— Будет ли мне позволено прийти к вам, ваше высокопревосходительство? И прочтете ли вы мой трактат о правилах военных переходах и особенностях для пустынной местности? — скороговоркой, чтобы не давать Миниху сразу послать меня куда и Макар телят не водил, сказал я.

— Вы не унимаетесь? Под Данцигом об этом уже говорили. Будет для вас лестным то, что немногое из сказанного вами я принял для себя, — сказал фельдмаршал

Выражение его лица, вообще поведение, говорили скорее о том, что Миних не может признаться себе, что я прав. Вот и сейчас будет кривиться, показывать, насколько я ему не интересен. И это так и есть, уверен, ведь я капитан, а он фельдмаршал с изрядной долей честолюбия и эгоизма. Но все равно даст возможность предоставить свои наработки.

— Приносите! Найдете меня в ближайшие дни в Шляхетском корпусе. Если будет время, прочитаю. Но потрудитесь написать на немецком языке! Иначе и не возьму в руки бумаги ваши, — сказал Миних и еще быстрее, чем ранее, развернулся и пошел прочь.

Временно я остался один. Осмотрелся. Увидел генерал-майора Лесли, который присоединился к Миниху и фельдмаршал таскал его, словно сына, представлял многим и придворным и генералам. Меня бы так провел по приглашенным на бал.

Стало как-то одиноко. Это как приехать на форум, конференцию, где все коллеги знакомы между собой, а ты не знаешь никого, стоишь, смотришь на людей и глушишь внутри себя желание провалиться под землю. При этом все счастливы, искренне радуются.

Признаться, я очень хотел, чтобы здесь оказались мои морские друзья. Но всё как-то у них там не ладится, разбирательство никак не заканчивается. Это я ещё попал на гребень волны, да и не флотский, и приказ выполнял, потому и быстро выкарабкался. А так, подобные сюжеты, что случились на фрегате Митава, могут разбираться и годами.

Так что встал я в стороне, да сильно не отсвечивал, наблюдал за тем, как другие исполняют менуэт. Танцевальная программа началась уже как три танца назад. Менуэт мне кажется весьма комичным танцем. Попрыгать приходится, поклоны поотбивать, ножками сильно часто подрыгать в разные стороны. Пары выстраиваются, а потом руки к верху и пошли махи.

Складывалось ощущение, что это не сам танец, который зачастую первым исполняется на балах, конкурируя в этом с полонезом, а пародия на танец. Или его так танцую неуклюже? А профессионалы могли бы и красиво махать руками, а не словно 10 А класс пришел на физкультуру, что первым уроком в понедельник. Когда нужно махнуть хоть как-то махнуть рукой, чтобы учитель не цеплялся.

— Господин Норов, проследуйте к её императорскому величеству немедля! — потребовал от меня… лакей.

Я, конечно, понимаю, что все лакеи всего лишь ретрансляторы императорской воли. Но, видимо, на меня эпоха уже в значительной степени влияет, если имеет место такое раздражение, что мне указывает какой-то там слуга. И куда только испаряется моя пролетарская сознательность⁈

Я попытался, насколько это было возможно, осмотреть себя. Мундир был пошит идеально. Добавлены кружева под манжетами, которых вроде бы и не видно, но кто знает, рассмотрит и оценит. Это уже во французском стиле подобное. И выпячивать ничего французского нельзя, потому и прячут. Словно в Позднем Советском Союзе американскую майку прятать по костюмом от «Большевички». А где, того позволяли правила ношения мундира, у меня было сделано немного, парочка, замысловатых узоров серебряной нитью.

Так что это был тот редкий случай, когда мастер-портной знает себе цену и, действительно, берёт дорого, но лишь для того, чтобы сделать высококачественную вещь. Я обязательно присмотрюсь к этому датчанину. Пока, к сожалению, мне привлечь его нечем. У него и так бизнес, насколько понятно, идёт очень даже хорошо. Но задумки были.

Словил себя на мысли, что задумок у меня воз и маленькая тележка, а вот с реализацией крайне туго. Нет ни времени, ни людей, которые могли бы заниматься всеми теми проектами, что просто необходимо было внедрять.

Вопреки тому, что эта эпоха кажется действительно какой-то тягучей, медленной, неспешной, у меня почему-то всё с точностью наоборот. Это в прошлой жизни было, как у пенсионера и столетнего старика, всё медленно, будто бы в полудрёме. А сейчас, несмотря на то, что стараюсь каждый день свой распланировать поминутно, всё равно выходит, что нужно куда-то лететь, что-то делать, очень много непредвиденных обстоятельств.

Но сейчас как раз-таки я шёл неспешно, но уверенно, в направлении восседающей на троне, расположенном на постаменте, императрицы. Она, будто огромное изваяние, взирающее на всё происходящее, как требовательная учительница, следящая за своими нерадивыми учениками, восседала на пропитанном ее запахом троном-седалище.

Анна Иоанновна изредка шевелилась, в основном подставляя левое ухо для своего фаворита. Тот будто бы и не останавливаясь, все шептал государыни и шептал. Периодически императрица взрывалась гомерическим смехом. А после сразу же становилась серьезной и могла посмотреть на своего фаворита, как на юродивого. Однако, Бирон не терял запала и продолжал старался заинтересовать государыню.

По правую сторону от императрицы восседала Анна Леопольдовна. Юная, прелестная, такая, которую хотелось непременно защитить. Я заметил ее ранее и старался рассмотреть. Как-никак мне скоро принимать решение о том, на чьей стороне выступать в деле престолонаследия. Хорошо бы было не нарушать присягу, но все же…

Да! Мне хочется защитить, мне хочется быть рядом с ней, как будто старший брат, что ли… Странные эмоции, странные чувства. Возможно, они возникают, в том числе, и на фоне искренней жалости по отношению ко всему Брауншвейгскому семейству, их судьбы. В иной реальности их участь, этого милого создания, Анны Леопольдовны, была ужасной.

— Ваше императорское величество, — сказал я, наконец подойдя к государыни.

Поклонился я даже чуточку ниже, чем минимально требовал этикет, введённый ещё Петром Великим. Умеренный, но всё же интерес к моей персоне императрица проявила. Посмотрела будто бы сверху вниз, и в принципе так оно и было. Но дело не только в физике, что государыня сидела выше.

Наверное вот так, с пренебрежением, может смотреть рыбак на мелкую рыбешку. Он тянул леску, боролся с рыбой, уже фантазируя, что там будет килограмма на два рыбище. А тут… Между тем, пауза затягивалась.

Граф Бирон смотрел на государыню, будто бы своим взглядом хотел сказать: «Государыня, но мы же заучивали уже слова, вы же знаете их наизусть. Отчего же не говорите?»

И тут императрица выдала такое, чего я уж точно не ожидал от неё услышать:

— Аннушка, милое дитя, взгляни на этого молодца! Хорош! Умён без меры, храбрый без меры… Во всём он, как я погляжу, без меры, и в делах амурных тако же. Но пригож!

Про «амурные» слова намёк был более чем понятен. Государыня давала мне знать, что она знает о интрижке с Елизаветой Петровной. Знает, но напрямую не отчитывает. Значит, чего-то от меня хочет добиться. И зачем в таком свете императрица становится моим рекламным агентом и столь красочно рассказывает про все мои достоинства, лишь только намекая, что их слишком много?

— Иди, дитя, и потанцуй польский танец с сим бравым гвардейцем! — потребовала государыня от своей племянницы, а потом посмотрела на меня. — Ты-то, танцевать полонез умеешь?

— Так точно, ваше императорское величество! — отвечал я, будто бы на плацу.

Моего мнения, естественно, никто спрашивать и не собирался. Да я и отнюдь не против. Учитывая тот факт, что ожидал проблем, но пока что одни приятности, так и танцевальное настроение появляется. Ведь я, так или иначе, но решался пригласить на танец Анну Леопольдовну, обдумывая, как это сделать. А тут девушка сама ко мне в руки идёт.

— Как ви сказат, вашье вельейчество, волья ваша, — с ужасным акцентом, несмотря на то, что фраза была явно заучена, отвечала Анна Леопольдовна.

А мне казалось, что племянница русской императрицы должна была знать русский язык намного лучше. Ведь мама её, Екатерина Ивановна, должна была научить дочь русскому языку. Ну, да ладно. С коммуникацией проблем не будет, так как я знаю немецкий язык.

Раз-два присели, ножку вытянули вперёд. Потом сразу же встали. И, глядя партнёрше прямо в глаза, приставными шагами пошли вперёд, держась за руки. Потом нужно было, словно поздороваться на руку с каждой из танцующих дам, вернуться к своей и опять проходка по кругу.

Не сильно мудрёный, как по мне, танец. По сути, это даже не столько танец, сколько изящная проходка в такт музыке. Смотри себе на партнёршу, ну и на то, чтобы соседнюю пару не зашибить.

— Скажите, бравый офицер, а не страшно ли вам было идти на ту вылазку, когда французский фрегат потопили? Ведь всё могло сложиться иначе, — первой, как и положено по этикету, заговорила великая княгиня.

Мог бы и я начать разговор, но это выглядело бы несколько вульгарным, словно бы я не признаю старшинство той девушки, с которой сейчас отплясываю, и ручку которой стараюсь держать настолько нежно, но между тем, уверенно, чтобы этот полонез она для себя точно запомнила. Зачем? Ну и собственное эго, и закладка на будущее. И нравится мне, почему бы и нет?

— Ваше высочество, прежде хотел бы восхититься вами. С вашим появлением во дворце её величества явно стало светлее. Ибо вы — звезда, освещающая русский трон, — не мог же я обойтись без комплиментов, вот и одаривал ими.

— Вы — льстец! Но не говорите так! Тетушка заревнует к трону! — сказала Анна Леопольдовна, а я ещё некоторое время думал, чего в её интонации больше, радости от оказанного мной внимания, да ещё столь образно, или страха, что применяю такие сравнения, которые могли бы быть неприятны её величеству.

— Прошу, простите меня, ваше высочество, но, как человек военный, привык говорить правду. На войне нет ни времени, ни места для лжи и иносказания. Но я постараюсь умерить себя и чуть меньше вслух говорить о вашей бесподобной красоте.

В этот момент Анна Леопольдовна даже слегка приостановилась, чуть не создав столпотворение, так как следующая за нами пара не сразу отреагировала. Она посмотрела на меня с нескрываемым интересом — причём столь явно изучающим, что, будь я годами помоложе, то обязательно смутился бы. А так — вызов был принят, и глаз я не отвернул. А вот девушка в какой-то момент всё же засмущалась.

Анна Иоанновна наблюдала за танцем своей племянницы и русского гвардейца с тревогой. Сложная девочка попалась на воспитание Ане Иоанновне. Во многом — строптивая, даже слишком влюбчивая.

Стоило только распушить хвост одному саксонцу, как Аннушка сразу же попалась в сети ловкого сердцееда Линара. И это было, на самом деле, проблемой, где нельзя просто приказать Морицу Линару и Анне Леопольдовне не общаться друг с другом.

Ещё окончательно не закончилась война «За польское наследство». Однако уже понятно, что королём Речи Посполитой станет саксонский курфюрст Август. И в свете этого факта даже незначительное ухудшение отношений с Саксонией может привести к необратимым последствиям. Нужно всем показывать, сколь Россия дружественна и Саксонии, и нынешней Речи Посполитой.

Так считал Андрей Иванович Остерман, кабинет-министр, заведующий иностранными делами. Так он подавал доклады государыне. Тем более, что Россия запросила за свое участие в деле становления Августа польским королем сущую мелочь, «всего-то» Курляндию.

Хотя армейские представители, в частности фельдмаршал Ласси, писали о том, что нужно бы у поляков забрать Черкассы и Винницу, без которых подготавливать войну с Османской империей крайне сложно. Но, нет, «постельный певец» Бирон напел песенку про Курляндию, видя лишь себя герцогом этого герцогства, уже де-факто, как не принадлежащей Польше.

Императрице понравился посыл Норова, который обронил фразу, что с каждой войны Россия должна брать плату за кровь своих солдат. Так что государыня строго принимала Остермана и требовала от него решительных действий в этом направлении.

Потому, в какой-то мере, Анне Иоанновне приходится даже закрывать глаза на то, что Анна Леопольдовна уже начинает крутить шашни с Линаром… А, что ещё важнее, за что эту племянницу-курву хотела разорвать на части русская императрица, племянница-девка уже возлегла с этим саксонцем. И теперь нужно как-то объяснять будущему женишку, почему так. Правда женишок так себе, слабохарактерный, но все же.

— Эрнестушка, коли племянница по рукам красавцев вовсе пойдёт, то я тебя, жеребца такого, разорву! Прикажу уды твои отрезать. Горевать буду, но прикажу! — далеко не шутила Анна Иоанновна. — С Линаром у неё уже было. Если ещё и Норов её приголубит, а то, что этот шельмец ловок по бабам лазить, общеизвестно. Виноват будешь ты!

Действительно, это граф Бирон придумал хитроумный план, чтобы Анна Леопольдовна забыла своего саксонца, а влюбилась в гвардейца.

Во-первых, Бирон считал, что гвардейский капитан Александр Лукич Норов полностью его человек, несмотря на то, что ещё следовало бы разобраться, насколько тесно Норов якшается с Ушаковым. Но всё равно, если он скажет в какой-то момент Норову отойти в сторону, то гвардеец непременно это сделает. Чай что не саксонский посол, с которым ссориться пока не с руки.

Да, сердце девичье будет разбито, но без этого уже не обойтись. Так или иначе, но женского счастья племяннице императрице не видать. Тот, которого прочат в мужья Анне Леопольдовне, вовсе не может нравиться женщинам, потому как не ловок, не красив, да и вообще… И Морицу Линару указывать в данный момент политического развития отношений Саксонии и России нельзя. А Норову всегда можно.

Во-вторых, этой комбинацией Бирон искренне рассчитывал ещё и на другое… Он считал, что, если переключить Норова на Анну Леопольдовну, то в таком случае освободится вновь место рядом с Елизаветой Петровной. Раньше цесаревна редко отказывала Бирону. А графу, для его психики, просто было необходимо сменить женское тело, рядом с которым ему приходится засыпать. Да и нравилась ему Елизавета, чего уж там скрывать. А еще он никак не оставлял надежд на то, чтобы женить Лизу на своем сыне.

— Матушкья… — начал было на русском языке говорить Бирон, но перешел на немецкий. — Потому и утвердили Норова в Оренбургскую экспедицию. Вот, скружит девке голову, в чём и мы поможем. Да и отправится служить Отечеству и вам, ваше величество. Забудется Норов так как не будет его рядом. Ну, а Линар, не столь пригож и не столь геройский, как наш гвардеец, которому стоило бы прилюдно сказать о его подвигах, дабы Анна Леопольдовна ещё больше поинтересовалась Норовым.

А в это время, поняв что происходит, тяжело в углу дышал Мориц Линар, саксонский посол при русском дворе. Он понимал, что не за горами крах карьеры. Ведь Линар не просто саксонский посол. Он еще и агент влияния Австрии.

Когда получилось окрутить голову Анне Леопольдовне, то в Вене, Дрездене, сейчас уже и в Варшаве, потирали руки. То, что русская императрица все чаще обращается к услугам медикусов и раз в неделю ей пускаю кровь, знали при всех европейских дворах, которые вообще интересовались Россией. И скоро должна была стать императрицей, судя по всему Анна Леопольдовна. А при ней будет «новый Бирон», Линар. А сейчас этот гвардеец…

— Нужно что-то делать, — прошипел себе под нос Линар.

Он видел, сколь интересен был для Анны Леопольдовны гвардейский капитан, герой, красавец. А с пониманием того, что против Линара начитает играть Бирон, подсовывая своего человека к племяннице государыни, Мориц считал свои шансы мизерными.

— Тогда гвардейца не должно быть! — прошипел Линар и осмотрелся по сторонам, не услышал ли кто-то его.

От автора:

Первая мировая война, канун революции, загадочные смерти русских ученых и изобретателей, взрыв на линкоре «Императрица Мария» и наши современники, попавшие туда прямо со съемочной площадки 2023 года. https://author.today/work/450563