Едва я успел разлепить глаза, как услышал вой сирены, следом за которой хриплый голос сообщил:
«Регистрация на ежегодный турнир завершена. С сегодняшнего дня начинаются командные тренировки».
«Хорошие вести», — подумал я и зевнул. Если бы мы тренировались командой только по вечерам, то толку от этого было бы намного меньше. А так, у нас целый квартал для того, чтобы научиться понимать друг друга и действовать как единое целое.
Увы, первая же тренировка показала, что квартала нам может и не хватить. Тренер по фехтованию выдал нам задачу — оборонять лестницу, через которую противник будет пытаться прорваться. Казалось бы, плёвая задача, ведь защищаться всегда проще, чем штурмовать. Но нет.
Прохоров, остолоп эдакий, расположился у правой стены. А когда противник пошел на нас, Артём решил, что настало время продавить правый фланг. Он рванул вперёд и попытался пнуть коренастого парня в грудь. Паренёк был довольно округлым и, видимо, Прохоров принял его за мяч. Вот только любитель футбола промахнулся, после чего получил два удара в корпус и по ногам, после чего выбыл. А нас задавили числом.
На болотистой местности облажался Остап — увяз в жиже по колено, а после и вовсе рухнул мордой в грязь. На пересечённой местности тупили все. Сражаться на кочках и ухабах задача не из лёгких, а когда нужно следить за действиями своих сокомандников… Пару раз я видел, как Сергей отходит подальше от Прохорова, отказываясь прикрывать того. Зараза. А ведь сказал, что проблем не будет, и готов забыть обиды. А на деле — вон, как вышло.
Проблемы лезли из всех щелей, будто хирург вскрыл гнойник. Поодиночке мы довольно хорошие бойцы, но вместе… Заработав десяток новых шишек, мы направились в страйкбольный павильон.
— Бараны. Вы что, не знаете, что лучшая защита — это нападение? — возмутился Прохоров.
— Артём, пасть закрой. Мы в каждом раунде из-за тебя огребали, — рыкнул Леший.
— Из-за меня? — изумился Прохоров. — А ничего, что я на болоте прожил дольше всех?
— Да, на болоте я налажал… — печально отозвался Остап.
— Хватит, — отрезал я. — Все лажали. По крайней мере, теперь у нас есть пища для размышлений.
— Да, такая пища, которая поперёк горла застрянет, — буркнул Серёга.
В расстроенных чувствах мы пришли играть в страйкбол. Надели защитные очки, получили пистолеты и запас шаров, а после началось побоище. На полигон выпустили сразу шесть команд. Прохоров, как истинный эгоист, лидер с ущемлённым эго и просто идиот, бросился мочить всех подряд. Пристрелил он трёх человек, а после и сам вылетел.
Сергей с Остапом привыкли работать парой, и я не стал им мешать. Напротив, решил посмотреть, что они умеют. Ребята заняли позицию в небольшом здании слева по коридору, но проморгали юркого мальчишку, который их и вынес.
А Леший… Леший, сука, легенда! Я с ходу использовал всевидящее око и отслеживал перемещение бойцов, раздавая Лёхе указания. Он шустро менял позиции, атаковал врагов и отступал назад, не зарубаясь лишний раз. Делал всё так, как нас учил Гав. Бей, беги. Забавно, но за следующие десять минут, мы выбили всех противников. Я пристрелил пятерых, а Леший нащёлкал одиннадцать.
— Эммм… Лёх, а как так вышло-то? Ты же вроде не сказать, что… — начал было Сергей, пытаясь подобрать слова, чтобы не обидеть Лешего. — Ну, ты понял. На мечах ты так себе, а здесь оказался лучше всех. Это что за магия такая?
— Это, Серёжа, умение использовать свои сильные стороны и компенсировать слабые за счёт товарища, — пояснил я. — Леший отлично стреляет, а у меня слух хороший и я знаю, кто и с какой стороны выскочит в ближайшее время. Ну ничего, скоро и вы так сможете.
— Но это не точно, — ухмыльнулся довольный собой Леший. — А если и сможете, то я к тому моменту стану ещё лучше.
— Фехтование сначала подтяни. Стрелок хренов, — фыркнул Прохоров.
— Всё, заткнитесь. Идём в столовую, а после вернёмся к тренировкам, — остановил я зарождающуюся ссору и подумал о том, что, может, и не стоило брать в команду Артёма. Да, хороший боец, но толку от него нет совершенно никакого. Если он не станет частью команды за следующий месяц, то лучшим решением будет избавиться от него и участвовать вчетвером.
Земли графа Малышева.
Город Талица.
Талица расположилась в тридцати километрах от линии фронта. Здесь было относительно тихо. Правда редкие звуки взрывов долетали и сюда, но местных это не сказать, что беспокоило.Талица выступала перевалочным пунктом, через который на фронт доставляли провизию, боеприпасы и медикаменты. В обратную же сторону везли преимущественно раненых и убитых.
Ключом к беззаботной жизни горожан было то, что все перевозки происходили через окружную дорогу. Местные практически не видели грузовиков, забитых трупами. Для торгашей — так и вовсе наступила золотая пора. Множество гвардейцев проезжало через Талицу, оставляя здесь добрую часть своего жалования. В связи с чем цены на всё подскочили до небес.
Небо начало стремительно темнеть. Вечер гнал день в шею, а заодно вытаскивал на уютные улочки любителей ночной жизни. Гвардейцы, красавицы, жаждущие внимания, ласки и, может, немного монет, а также многочисленные попрошайки, клянчающие деньги или пытающиеся продать всем подряд ненужный хлам.
Любителем ночной жизни прикинулся и капитан Гаврилов. Недельная щетина, рваная рубаха, потёртая мешковатая куртка, лёгкий перегар, а ещё фингал под глазом. Покачиваясь, он шел в сторону бара под названием «Сбитый лётчик». На вывеске красовался самолёт, разорванный пополам.
Название Гаврилову не нравилось, так как над смертью будет иронизировать только тот, кто не встречался с ней нос к носу. Впрочем, желания капитана не имели никакого значения. Важно было то, что именно в этом кабаке каждый вечер ошивались гвардейцы Малышева.
Покачиваясь, Гаврилов открыл дверь и вошел внутрь помещения. В ноздри тут же ударил аромат табака, смешанный с кислым запахом забродившего пива. Играла лёгкая музыка, на которую никто не обращал внимания.
Куда ни посмотри — куча народа. Улыбаются, хмурятся, поют, кричат, пьют и даже блюют. Слева разместились гвардейцы, заняв добрую половину зала. Справа же сидел разношерстный сброд, от крестьян до торгашей, считавших себя местной аристократией.
Практически все столики оказались заняты, и пришлось протискиваться к барной стойке, за которой разместились работяги, одну за другой вливающие в себя стопки дешевой настойки на самогоне. А ещё здесь сверкали соблазнительными улыбками семь красоток. То есть, дамы были уверены в том, что они красотки. Но если бы это было так, то этих красавиц гвардейцы уже бы утащили за стол и поили их за свой счёт.
— Какой крепкий, — услышал капитан и почувствовал, как по его бицепсу пробежались наманикюренные пальчики девчушки с большой грудью и кривыми зубами. — Угости даму шампанским, и быть может сегодня ночью…
— Свободна, — отмахнулся Гаврилов и двинул дальше.
— Хамло, — фыркнула девица и принялась искать нового спонсора.
Капитан занял свободный стул рядом с работягами и тут же столкнулся взглядом с барменом.
— Что желаете?
— То, что согреет душу и не спалит мне желудок к чёртовой матери, — ухмыльнулся Гаврилов.
— Вас понял. Тогда настоечка на клюкве подойдёт в самый раз, — улыбнулся бармен и выхватил из-под стойки бутылку с алой жидкостью внутри. Встряхнув тару, он поднял взвесь со дна, налил стопку и пододвинул её к капитану. — Пятьдесят рублей.
— Нехилые у вас цены, — покачал головой Гаврилов и выложил на стол необходимую сумму.
— Если хотите, могу налить первака. Стоит всего десять рублей за стопку, но на утро вы получите в подарок жуткое похмелье, да и желудок спасибо вам за это не скажет. А вы, кажется, хотели этого избежать, — вежливо ответил бармен и забрал купюру со стола.
— Тогда пусть остаётся настойка. — Гав кивнул, благодаря бармена, и залпом опрокинул стопку.
Сладковатая жидкость потекла по пищеводу, согревая его, а следом за сладостью появилось послевкусие в виде лёгкой кислинки. Капитан уважительно посмотрел на опустевшую рюмку. А ничего так пойло. Очень даже пристойное.
Между тем, слева от Гаврилова разворачивалась настоящая трагедия.
— А ты чё? — спросил толстый мужик с сальными волосами.
— Да ничё. Нажрались мы, значит, со Степанычем, а на улице мороз. Он-то, собака сутулая, жену выгнал давно из дома, вот и пошел спать. А я на морозе остался. Думаю, ну чё делать-то? Не на скамейке же спать, в самом деле? — размахивая руками, рассказывал лысеющий мужик с бородавкой на носу.
— Стой, Петрович. Какой, нахрен, мороз? Октябрь только через неделю наступит, теплынь же. Ик! — икая, спросил третий мужик, телосложением похожий на кузнеца.
— Ты вообще чем слушал? Я ж говорю, в прошлом году, — возмутился Петрович. — Тьфу! Не мешай, блин. А то сбил с мысли. О чём я говорил-то?
— Степаныч свалил, а ты на морозе, — помог другу толстяк.
— А, ну вот. Короче, думаю, надо домой идти. Сугробы, метель метёт, жуть просто! Я, значит, плетусь кое-как по улице, вижу, в окне свет горит. Думаю, ну всё, щас жена скандал закатит. Подхожу ближе, и вижу, она на улице стоит. Говорю, ты чё тут, дура, делаешь? Замёрзнешь ведь! А она такая поворачивается. — Петрович повернулся к кузнецу взял его за плечи и потряс. — И говорит мне «Любимый, ты только не ругайся, я плиту забыла выключить, ну и у нас дом горит».
— Чё, прям так и сказала? — удивился толстяк.
— Не только сказала, а ещё и хату, к чертям свинячьим, спалила. Ты думаешь, поехал бы я жить к тёщё, если б у меня свой дом был? — выпалил Петрович.
— Выходит, тёща у тебя мировая баба?
— Да какой там, — отмахнулся Петрович. — Затюкали меня с женой. Мол, чё на жопе сидишь, уже бы давно на новый дом заработал. Паскуды.
— Соболезную, — покачав головой, сказал кузнец и поднял рюмку. — Тогда помянем хату твою.
— Ага, а ещё и беззаботную жизнь. Ведь по нашему времени попробуй на новый дом заработай. Хе-хе, — засмеялся толстяк.
— Да вот же, — печально отозвался Петрович и поднял рюмку. — Будем.
— Мужики, я тут краем уха услышал вашу историю, — сказал Гаврилов, приковав к себе взгляды, напрочь лишенные дружелюбия. Капитан тут же понял, что нужно навести мосты. — Ну и, как говорится, от нашего стола вашему. Бармен, бутылочку настоечки.
— Поллитра или литр? — поинтересовался бармен. Новоявленные товарищи Гаврилова, затаив дыхание, пытались понять, насколько щедрым окажется незванный гость.
— Литрушку. А знаешь что, давай две, — махнул рукой Гаврилов и выложил на стол две тысячи рублей. — Дядька помер, да деньжат немного в наследство оставил. Вот, хочу помянуть его, да не с кем. Так что, составите компанию?
— Етитьская сила. Ясень пень! Подсаживайся, — тут же согласился толстяк.
— А как дядьку-то звали? Земля ему пухом, — поинтересовался Петрович.
— Константином. Но вы его не знаете, он в Тюмени жил, — состроив скорбную физиономию, ответил Гаврилов и откупорил бутылку.
Алая жидкость хлынула в рюмки и компания выпила. Крякнув от удовольствия, Петрович сипло заговорил.
— Ну, что тут скажешь? Спасибо дяде Косте за то, что не успел растратить все денежки. Иначе мы бы тут не встретились. Я Петрович, а это — Саня и Василёк, — представился он, и последовательно ткнул пальцем в толстяка, а потом и в кузнеца.
Выпили ещё по одной, а через полчаса первая бутыль настойки опустела. Полетели тосты за здоровье матерей, жен, за то, чтобы всё было и ничего за это не было, и так далее. Сидели весело, выпивали и не закусывали, так как закусывать было нечем. Капитан мог бы купить закуси, но зачем? Цель ведь напоить вусмерть новых знакомых, да послушать про душевные боли. А закусь только замедлит процесс.
— Мужики, я в городе человек новый. Решил переехать из Тюмени. Сами понимаете, народа валом, толкотня вот эта. Не люблю я, — заплетающимся языком проговорил Гаврилов. — Да и долги там у меня. Кредит платил-платил за покойную маменьку, да понял, что не тяну. Бросил всё к чёрту и переехал сюда.
— Эт ты правильно сделал! Тут тебя точно никто искать не станет. А занимал у Шульмана? — спросил толстый.
— У него, у проклятого, — согласно кивнул капитан.
— Падла пархатая, — выругался кузнец. — Я как-то с ним связался, думал, машинёнку куплю, извозом займусь, да по-быстрому долг выплачу. А он, сучонок такой, в договор пару строчек вписал — и чуть без штанов меня не оставил.
— Да, Василёк, удивляюсь я, как ты Светку к себе приворожил. Другая баба давно бы тебя из дома вышвырнула с такими бизнес-идеями, — покачал головой Петрович.
— Просто я в постели хорош, — усмехнулся кузнец.
— А ещё языком хорошо треплешь, — хмыкнул толстый.
— Язык и делает меня чертовски успешным в постели, — сказал кузнец, и компания дружно расхохоталась.
— Мужики, я вот чего хотел спросить. Как в городе-то живётся? Может, есть какая работёнка на складах, или гвардейцам чем помочь надо? — Гаврилов плавно направил беседу в нужное русло.
— Как живётся? Да хрен знает. Вроде, не голодаем, — почесав ухо, сказал Петрович. — Взрывы порой напрягают, а ещё беспокоит, что Архаров захочет отбить город.
— Да, рубка начнётся та ещё, — поддержал толстый.
— А когда Малышев город брал, не было рубки, что ли? — удивился Гаврилов.
— Да ну, так. Постреляли часика пол, а потом всё затихло. Слышал, что мэр города Архаровским гвардейцам подсыпал какой-то гадости в паёк, ну они и того…
— Померли? — уточнил Гаврилов.
— Да не. Вырубились. А кто не вырубился, тот помер, да, — пояснил Петрович и налил ещё по рюмахе. — В плену ребяток много сидит. А мэр, сука такая, из города сбежал. Тварь продажная.
— И хорошо, что сбежал. Воровал безбожно, если бы Архаров с проверкой заявился, то вздёрнул бы его за шею. А так, может, нового мэра дадут, и воровать будет поменьше, — улыбнулся здоровенный кузнец.
— Вон чё. А вы чего не уехали, когда война началась? — спросил капитан.
— Скажешь тоже. Уехали. — Петрович тяжело вздохнул. — Куда ты уедешь, если в кармане дыра, а родня такая, что и враги не нужны?
— Да, было бы куда ехать, уже бы уехали, — согласился толстяк.
— Понял. А местные как? Сильно переживают из-за смены власти? — закинул очередную удочку Гаврилов.
— Да я тебя умоляю. Нам оно вообще похрен. Что один аристократишка, что другой. По-бо-ку! Лишь бы под окнами снаряды не взрывались. А у обычного человека жизнь — как была дерьмо, такой и останется, — ответил Петрович и поднял рюмку. — Чёт от таких разговоров горько стало, давайте смоем этот мерзотный привкус. Ваше здоровье.
Опрокинув рюмку, Петрович занюхнул грязным рукавом и посмотрел в сторону кривозубой красотки.
— Милочка, вам ухажер на ночь не нужен? — В эту фразу Петрович попытался вложить всё своё обояние.
— Ты дурак? Я с твоей дочерью в одной группе учусь. Козёл старый, — окрысилась девица, покрутив пальцем у виска.
— Опачки. Тогда пардоньте. И если что, этого разговора не было, — поднял руки Петрович, медленно отвернулся к нам и прошептал. — Долбанные малолетки, хрен отличишь от взрослых баб. Сиськи поотращивают.
— Есть такое дело, — усмехнулся Гаврилов. — Ну, а что насчёт работёнки? Может, ферма какая есть поблизости? Мог бы на бойню устроиться, к примеру.
Петрович почесал репу и сказал:
— Да с работой не густо, так-то. Если хочешь, могу к сестре в столовку разнорабочим устроить. Принести-отнести продукты, ну и так, на подхвате. Картошку почистить или гвоздь какой забить. Платят мало, зато продуктами можно всегда зарплату добрать.
— Ага. Сестрёнка твоя знатно продуктами добрала, килограммов двадцать. Жопа — во, — сказал кузнец, разведя руки в стороны.
— Да иди ты. Нормальная у меня сестра, — отмахнулся Петрович. — А насчёт фермы — закрылась недавно. Всех коров на мясо гвардейцы порезали, да и вывезли в сторону фронта. Вот так. — Он цокнул языком, а потом добавил. — Жрачка у нас нынче вся привозная. Что Малышев поставит, то и кушаем. Хорошо, что у гвардейцев можно порой харчей подрезать за сходную цену, а то бы и правда жилось паршиво. Гвардейцев кормят сытно, а нам одну перловку да тушняк сгружают.
— Эт да, — согласился толстяк. — А из проблем, у нас очистные плохо работают. Вонища стоит по весне, аж глаза режет.
— Да то не очистные виноваты, если б ты почаще смывал, то и вонищи не было бы, — пошутил Петрович, и Гаврилов посмеялся за компанию, хотя особого юмора в этом не уловил.
Зато Гаврилов понял следующее: местные к бунту не готовы. Их всё устраивает. А вот гвардейцы, попавшие в плен, могут помочь ему в выполнении поставленной задачи. Нужно лишь узнать, где их держат, а потом… Потом будет опасно и интересно.
— Фух. Мужики. Что-то душно. Я пойду, прогуляюсь немного и вернусь.
— Так это. А куда пойдёшь-то? У нас же ещё пол-литра осталось, — спросил Петрович, указав на полупустую бутылку настойки.
— Да вы меня не ждите. Пейте на здоровье.
— Вот это дело! Благодарочка! — довольно выпалил толстяк и принялся наполнять стопки.
Выйдя на улицу, Гаврилов наткнулся на курящих гвардейцев. Улыбаются, обнимают за талии красоток, которые были на порядок лучше кривозубой, но до Елизаветы им было очень далеко. Капитан, покачиваясь, направился прямиком к ним.
— Служивые, — окликнул он гвардейцев. — Вот вы, ребята, настоящие герои! Уважаю. Спасли нас от Архарова. — Капитан протянул руку гвардейцу, но тот лишь одарил Гаврилова презрительным взглядом.
— Шел бы ты отсюда, пока зубы целы, — предложил гвардеец.
— А мож, закурить дадите? А я вам историю расскажу? — предложил Гав.
— А мож, я тебе харю разобью?
— Харю? — усмехнулся Гаврилов, оценивая силу бойцов.
Салаги, ранг ратника, не выше. Таких щенков он бы переломал так быстро, что те и глазом не успели бы моргнуть. Может, и переломает. Но не сегодня.
— Не, харю не надо, — сдал позиции он и пошел вверх по улице в сторону складов. Под нос он тихо бурчал. — Щенки. Ладно, если не хотите общаться, то найду другой источник информации. Даже если эту информацию придётся из него клещами выдирать.
На лице Гаврилова появилась хищная улыбка; увидь такую гвардейцы, они бы тут же схватились за оружие. Скрывшись от света фонарей, капитан распрямился и бодрой походкой направился на поиски информатора, а заодно по пути он решил спалить пару складов, чтобы местным воякам жизнь мёдом не казалась.