Эволюционер из трущоб. Том 4

Глава 15

Дачный посёлок Камаи.

В подвале стало шумно. Я держал руку Артёма, передавая доминанту, а тот орал от боли. Многоголосое эхо, наполненное страданиями, носилось из угла в угол. Прохоров мазнул свободной рукой по уху и увидел, что из него течёт кровь.

— Что ты сделал⁈ Почему вы все дышите так громко⁈ А-а-а! Почему так больно? Моя голова, она сейчас взорвётся! — голосил Артём, зыркая то на меня, то на ребят, то на костёр.

А я продолжал держать его за руку, не потому, что хотел насладиться страданиями парня. А для того, чтобы он не рухнул в костёр, потеряв сознание. А тут ещё сырые дровишки, шипят и лишь сильнее давят на его барабанные перепонки.

Да, как вы могли догадаться, я передал Артёму доминанту Острого Слуха. Доминанта, безусловно, полезная, но её потерю я компенсирую всевидящим оком. К тому же, если бы я передал Прохорову доминанту «шулер» или «медбрат», то доказать, что что-то изменилось в его организме было бы невозможно. А со слухом — всё чертовски просто.

Конечно можно было придумать причину почему я не могу передать доминанту здесь и сейчас, но зачем? Прохоров такой человек, что воспримет подобные увиливания за слабость и начнёт расшатывать команду изнутри, а у нас сейчас и так, команда калек. Да и какой смысл в отсрочке? Хочет пострадать здесь и сейчас? Пожалуйста.

Хабаровск.

Дворец Императора Романова Ивана Васильевича.

Дворец расположился в сердце Хабаровска. А точнее, заместил собой старое сердце города. Некогда на месте дворца красовался центральный парк. Красивый, огромный. Сюда стекались тысячи людей со всей округи, чтобы прогуляться. Покормить уток и насладиться великолепными видами на могучую реку Амур.

Сейчас же от парка осталась лишь треть. Да и её обнесли десятиметровой крепостной стеной, которую днём и ночью патрулировали гвардейцы. Зачем такая высокая стена? А нечего черни подсматривать за тем, как живёт Император!

А Император жил на широкую ногу. Сперва дворцовая площадь поглотила парк, а потом и две соседние улицы. Теперь Имперский двор тянулся в одну сторону на тысячу четыреста метров, и в другую — ещё на тысячу шестьсот.

Также Император повелел снести все здания, с крыш которых простой люд мог бы заглянуть на территорию двора. Желания сделать выше забор или вынести дворец за пределы города у Императора не было. Да и зачем? Он — главный человек в Империи! А значит, и жить должен в самом сердце столицы! И не важно, что для этого придётся перестроить половину города.

На дворцовой площади расположились десятки построек, в которой жили слуги, гвардейцы, гости Императора. Здесь имелись даже склады с оружием и артефактами. Да, Иван Васильевич был немного параноиком, поэтому предпочитал быть готовым ко всему.

В том числе он был готов к войне, большой или малой — не важно. Если неизвестный враг вторгнется в столицу, то уже через пять минут десять тысяч гвардейцев, вооруженных до зубов, будут готовы вступить в бой и переломить хребет любому, ведь в составе гвардии числились целых четыре абсолюта. Их невероятная мощь способна отразить любой натиск.

До тех пор, пока война не придёт в Хабаровск, абсолюты пребывают в праздности. Утопают в разврате, чревоугодии, да и в целом делают, что хотят. Проклятье, да им даже убийство слуг сходит с рук. Пусть хоть всех перебьют, главное, чтобы в решающий момент они выступили на правильной стороне.

Впрочем, они так измазались в грязи за последнее десятилетие, что за пределами Империи абсолютов ждёт лишь смерть. Властители соседних государств с радостью открутят им головы. Чего только стоит вылазка в Пекин.

Китайский владыка позабыл о том, что Россия сильна, и послал своих шакалов прощупать границу. Уничтожили гарнизон пограничников, сожгли пару деревень и один мелкий город, а потом двинули в обратный путь. Ивану Васильевичу этот плевок в лицо не понравился. Поэтому он отправил трёх из имеющихся абсолютов в гости к соседям.

Через неделю они тайно прибыли в Пекин и за пару минут сожгли половину столицы. Началась паника, сильнейшие бойцы Китая встали в ружьё, чтобы покарать нарушителей. Но кого карать-то? Абсолюты использовали невероятно дорогой одноразовый артефакт — и телепортировались обратно в Хабаровск.

Иван Васильевич долго размышлял, стоит ли сообщить узкоглазому соседу о том, что это его рук дело. В итоге тщеславие взяло верх над осторожностью, и Император написал длинное письмо, в котором не стыдился едких слов в адрес китайцев. А заодно намекнул, что если хоть один отряд зайдёт на территорию России, то весь Китай сгорит, к чёртовой матери!

Как думаете, чем закончилась история? А она не закончилась. Китай, Монголия и Япония заключили союз, после чего напали на юго-восточную границу. И война продолжается до сих пор. Боевые действия идут с переменным успехом. То гвардейцы Ивана Васильевича отбросят недруга, то недруг потеснит Ивана Васильевича.

Ситуация могла бы быть катастрофической для Империи, но в восточном Китайском море открылся разлом на глубине в километр. Теперь оттуда днём и ночью лезут твари и нападают на земли японцев и китайцев, заставляя тех держать войска по всему побережью. А монголы…

Это монголы. Что с них взять? Сильные маги и бойцы ближнего боя, но технологически близки к каменному веку. Недавно они привели пятитысячное войско к стенам Закаменска, который расположен в Сибири. Сильные воины, гордый народ. Вооружились артефактными луками, мечами, доспехами. Проклятье, да даже лошадей заковали в броню! Вот только ракетные установки и артиллерия способны творить чудеса. За полчаса от этой армии остались лишь куски кровоточащей плоти.

Поэтому Император не считал монголов угрозой и основные силы стянул к границе с Китаем и Японией. Вот там происходила настоящая рубка.

А тут ещё Архаров нарисовался на горизонте. Мало было Ивану Васильевичу проблем, так ещё и внутренний враг пожаловал. Покачав головой, Император бодрой походкой спускался вниз по ступеням. Он шел в мир, где царила темнота, боль и голод. В Имперскую темницу.

Сюда было легко попасть, но невозможно было отсюда выбраться. Десятки защитных артефактных контуров, две тысячи охранников, которые жили в темнице на полном обеспечении. Проклятье, да Император так хорошо заботился о тюремщиках, что даже проституток сюда доставлял. Разумеется, место для любовных утех было на самом верхнем уровне — из соображения безопасности.

Мало ли, какая путана подвернётся. Вдруг решил вызволить врага народа? Этого Иван Васильевич очень не хотел, ведь все, кто здесь сидел, могли причинить Империи либо физический вред, либо репутационный. Говоря «Империя», Иван Васильевич, разумеется, имел в виду себя-любимого. Он и есть Империя, без него она не может существовать и погибнет, не успеешь даже глазом моргнуть.

Но всё это лирика. Сейчас Иван Васильевич, словно горный козлик, бойко скакал по ступеням на нижний уровень темницы. Яркие огни ламп освещали ему путь ровно до тех пор, пока Император не оказался у массивной стальной двери. Слева от двери тускло светился магический считыватель, распознающий ману желающего пройти.

А к нижним уровням имели доступ лишь единицы. Да и те, кто могли сюда войти, не могли выйти без особого разрешения. Иван Васильевич приложил ладонь к считывателю, тот затрещал и, издав писк, загорелся зелёным. Створки массивной двери поехали в стороны, открыв Императору путь во тьму.

Здесь были сотни одиночных камер. В обычной тюрьме, сидя в одиночке, узник имеет право передвигаться, а здесь же все без исключения висели на цепях, прикованные к стене. Через цепи из пленников выкачивалась мана, с помощью которой запитывалось освещение и защитные артефакты. Своеобразная человеческая ферма, если хотите. Ну, а что? Должен же быть прок от заключённых.

Под потолком тут и там горели красные лампочки видеокамер, ведущих трансляцию пустых коридоров. Здесь не было гвардейцев, да и зачем они? На нижнем уровне узники так истощены, что едва могут разговаривать. Да, им не давали умереть и кормили. Но кормили так, чтобы пленники продолжали оставаться на грани жизни и смерти и страдали, страдали, бесконечно страдали, сгорая в агонии!

Одиночные камеры сделали звукоизолированными, чтобы заключённый остался наедине со своей болью и сожалениями. Чтобы он сходил с ума от одиночества и осознания того, что никто не спасёт, и никто не разделит его страдания. Около одной из таких камер и остановился Иван Васильевич, насвистывая под нос песню:

— Не вешать нос, простолюдины! Для вас же жизнь всегда плоха. Вы для меня — словно блоха. Имперский род и Родина едины, — промурлыкал Император и приложил ладонь к считывателю камеры.

Послышался писк и дверь открылась. На цепях висел избитый до полусмерти барон Архаров. Левый глаз заплыл, губа, брови, переносица рассечены, но на чёртовой морде — самодовольная улыбка.

— Узурпатор пожаловал? — усмехнулся Архаров и закашлялся, от чего цепи жалобно зазвенели, ведь на них висели сто двадцать килограммов чистейшей мышечной массы.

— Отребье, — хмыкнул Император и хлопнул в ладоши. Из тени вышел полутораметровый коротышка со свёртком инструментов. — Приступай, — велел Иван Васильевич и привалился спиной к стене.

Пыточных дел мастер был глух, а ещё нем. Ему давно прокололи барабанные перепонки и отрезали язык. Всё, что он мог, это жить жизнью похотливого животного и причинять боль другим.

Коротышка увидел позу Императора, которая давала разрешение работать, ударил пятками друг о друга и, подняв ногу параллельно полу, вошел в камеру. Карлик вечно корчил из себя гвардейца, вот и пытался ходить строевым шагом. Это забавляло императора. Ничтожество корчит из себя того кем не является и никогда не станет.

Прямо на полу он расстелил свёрток и вытащил из него сперва заострённый крюк, потом скальпель, иглу, пилу и кучу прочих инструментов. Он смотрел на железяку, потом на Архарова, качал головой и брал новый пыточный инструмент.

— Сразу пытать? Даже не задашь вопрос? — хохотнул Архаров и снова закашлялся.

Иван Васильевич снова хлопнул в ладоши и из темноты кто-то протянул ему спелое яблоко. Сделали это настолько буднично, как будто Император вкушал яблоки, наблюдая за пытками, далеко не первый раз.

— А если я спрошу, ты дашь честный ответ? — насмешливо спросил Император и с хрустом вгрызся в спелый бок яблока, от чего по подбородку заструился сок, который мгновенно стёрла салфетка, опять-таки появившаяся из темноты.

— Конечно, отвечу, — кивнул Архаров. — Могу рассказать, на чём я вертел твою мамашу или подсказать, куда тебе направиться. Вонючий выро… — договорить Архаров не успел, коротышка крепкой хваткой уцепился в большой палец барона и вогнал под ноготь иглу. Но Константин Игоревич лишь расхохотался. — Плюгавый, сразу берись за скальпель. Пока ты не отделишь моё мясо от костей, ни хрена не узнаешь. Да и когда отделишь — тоже.

— Какая отвага, — улыбнулся Иван Васильевич. — Нет бы направить её на благо родины.

— Родины? Так твой проклятый папаша и украл Родину у моих родителей, как и у всех жителей империи, — прорычал Архаров в тот момент, когда коротышка решил, что под один ноготь можно вогнать не одну, а сразу три иглы.

По стальным спицам на пол покатились скупые капли крови.

— И что тебя не устраивает? Умер один Император, появился новый. Говоришь так, будто это случается впервые, — насмешливо ответил Император и вышвырнул надкушенное яблоко из камеры, но на пол оно не упало, а растаяло в воздухе. — Ладно, не строй такую недовольную морду. Я ведь щедрый правитель. — Иван Васильевич подошел ближе и похлопал Архарова по щетинистой щеке. — Если расскажешь, куда отправил своих деток, то я могу тебя пощадить.

— Ха-ха! Ты? Пощадить? Вот это хохма! — громогласно рассмеялся барон, от чего пыточных дел мастер невольно дёрнулся. — С большей вероятностью меня пощадил бы Шепчущий, а не ты. — Архаров шмыгнул сломанный носом и попытался плюнуть Императору в лицо, но слюна оказалась слишком густой и повисла на подбородке.

Впрочем, результатом Константин Игоревич остался доволен. Качнувшись из стороны в сторону, слюна упала прямо за шиворот карлику, от чего тот скривился в омерзении и заёрзал. Забавно; как людей потрошить, так ему не противно, а как за шиворот плюнули…

— Глупый барон. Если ты присягнёшь мне на верность и отправишься на восточную границу искупать вину перед Родиной, то будешь жить. Правда детей твоих всё же придётся убить. Слишком долго ты им промывал мозги, — равнодушно сказал Император и щёлкнул пальцами.

Из темноты появилось походное кресло, в которое Иван Васильевич приземлился. Закинув ногу на ногу, от щёлкнул пальцами ещё раз. Массивная дверь камеры плавно закрылась и послышался щелчок. Теперь в камере была стерильная тишина, в которой можно было услышать, как шаркает одежда карлика и как дышит Император.

— Подойди ближе. Шепну на ушко, — хищно оскалился Архаров, но Император отрицательно покачал головой.

— У меня отличный слух. Говори.

— Трусливая псина, — сказал барон и скривился от боли, чувствуя, что карлик вонзил иглу в нервное окончание на предплечье. От этого волна боли прострелила до самого позвоночника. Архаров сосредоточился на дыхании, и боль стала отступать. — Я своих никогда не предам. Мои дети будут жить, а вы, проклятые выродки, рано или поздно сдохнете от их рук. Империя будет свободной, и не важно, сколько лет для этого потребуется.

Император покачал головой и протянул руку, в которую карлик тут же вложил скальпель. Подойдя ближе, Иван Васильевич преобразился. Надменный Император исчез, а на его месте появился обезумевший маньяк. Он схватил Константина Игоревича за ухо и поднёс к нему лезвие.

— Чёртов ублюдок. Только ты и твой сраный род помнят о том, что мой отец узурпировал власть сотню лет назад. — Лезвие резануло кожу, распоров хрящь на треть. — Пожалуй, сперва отрежу тебе уши, потом язык и пальцы. Даже если твои детишки доберутся сюда, то ты всё равно не сможешь им ничего рассказать.

— Узурпировал власть? Ха-ха-ха! И всего то? — Барон расхохотался ещё громче и повернулся в сторону Императора. — Я знаю, что твой род развязал войну в Европе и именно из-за вас появилась аномалия.

— Хммм… Я был уверен, что отец подчистил все следы, — задумчиво сказал Иван Васильевич и отпустил ухо барона. — Кстати, прошлый Император помер тоже по нашей милости. — Архаров открыл рот, не веря своим ушам. — Чего вылупился? Удивлён? Раньше у тебя были лишь догадки, а сейчас чистосердечное признание? Что ж, наслаждайся. Всё равно отсюда ты никогда не выйдешь. И, да. Твой папаша был идиотом, за это мой отец его и убил. — Лицо Архарова исказилось от ненависти. Заревев, он бросился вперёд, стараясь оборвать цепи, на худой конец, просто укусить надменного выродка за горло, но не дотянулся.

— Ого! Сколько прыти! — восторженно воскликнул император и влепил пощёчину барону. — Похвально! Давай! Злись! Ненавидь меня! — Ещё одна пощёчина бросила голову Архарова в сторону. — Тем дольше ты проживёшь в темнице, мечтая меня убить. А что до твоего папаши, то не удивляйся. Твой отец был слишком силён, чтобы сдохнуть в аномалии и мы ему немного помогли. Сам понимаешь, он был не из тех, кому можно заткнуть пасть силой или деньгами. — Император пожал плечами, как бы извиняясь, а в следующую секунду вспышка ярости поглотила его. Он приставил скальпель к глазу Архарова и выпалил. — Если бы ты заткнулся и вёл себя покладисто, ничего бы не случилось. Говори, куда спрятал своих щенков и, возможно, я их не убью!

Константин Игоревич лишь улыбнулся и ровным голосом ответил:

— Я с радостью умру за своих детей. А ты сдохнешь просто так. Мразь.

Закончив фразу,барон снова плюнул в Императора. На этот раз успешно. Да, на дорогой камзол, расшитый золотом и мертвецки бледное лицо попали лишь пара капель слюны, но большего и не требовалось.

— Выродок! — выкрикнул Император, размахнулся, чтобы вонзить скальпель в горло обидчика, но в последний момент остановился. Швырнул скальпель на пол и пнул в спину карлика, согнувшегося подобрать инструмент. — Чтобы к утру этот ублюдок молил о смерти и готов был выболтать всё, что мне нужно. Иначе… — В угрозах не было особого смысла, так как коротышка был глух, но Иван Васильевич любил наблюдать как подчинённые дрожат от одного его вида. Так случилось и сейчас.

Карлик вскочил с пола и поклонился. Собирать пинки и угрозы было частью его работы. Да, Император часто грозился убить пыточных дел мастера, но до дела ещё ни разу не дошло. Вот карлик и решил, что это своеобразная игра. С другой стороны, все, кто должен был заговорить, к утру всегда пели соловьём. А значит, и этот громила сломается точно так же, как сломались тысячи аристократов до него.

Дачный посёлок Камаи.

Прохорову было так больно, что я уж было решил, что парень тронется рассудком. Но наконец, издав нечеловеческий вопль, Артём закатил глаза и обмяк, устремившись лицом в костёр. Я вовремя его удержал, так как всю дорогу не отпускал его рук.

— Леший, убери стекло с полки. Прохорову нужно отдохнуть, — сказал я, выведя ребят из ступора.

Согласен. Выглядело жутковато. Я прикоснулся к руке парня и в следующую секунду тот завопил от боли. Ну а как вы хотели? Получить большую силу в кратчайшие сроки и без страданий не выйдет. Леший, словно завороженный, смотрел на бездыханное тело Прохорова. Пришлось на него прикрикнуть.

— Лёха! Быстрее, твою мать!

— А? Ага, — закивал он гривой, подскочил к полке и поленом стряхнул на пол осколки стекла, следом снял рубаху и смёл мелкие частицы. — Готофо.

Я аккуратно усадил Артёма на полку, прислонив спиной к стене, да и сам сел рядом.

— Это что сейчас было? — изумлённо спросил Макар.

— Ага. То самое. Передал Прохорову доминанту Острого Слуха. Старайтесь не шептаться за его спиной. Всё услышит и запомнит, — улыбнулся я.

— До-ми-нан-та, — по слогам проговорил Сергей. — Странное слово. Никогда такого не слышал. — Опёршись костылём о землю, он подпрыгнул поближе ко мне и протянул руку. — Можно, я буду следующим?

— Можно, Серёг. Но сперва я посмотрю, какими доминантами нас угостили твари. — Я показал друзьям окровавленную тряпку, а затем сказал. — Поглотить.