Эволюционер из трущоб. Том 4

Глава 10

Стены локомотива украшали дырки от пуль. В эти отверстия со свистом врывались мощные потоки ветра, заставляя нашу одежду и волосы трепетать. Впрочем, мы и сами дрожали от холода и страха. Ведь на наших глазах Остап истекал кровью.

— Сделайте что-нибудь! — истерично выкрикнул Прохоров, озираясь по сторонам.

Я подполз к Остапу и оттолкнул Прохорова, сидящего рядом с ним.

— Отойди, истеричка, — рыкнув, я разорвал рубаху Остапа и сразу же понял: если мы не остановим кровь, парню конец.

Одна пуля вошла немногим выше пупка, вторая — в правую часть грудины. И тут была хорошая новость. Обе пули прошли навылет, а значит, их не нужно доставать из раны, боясь нагноения. Плохая новость — у Остапа пробито лёгкое…

— Идиот! Ты грёбаный идиот! — заорал Прохоров, прислонился спиной к стене и зарыдал. — Нахрена ты бросился меня прикрывать, когда началась стрельба? — Слова из-за всхлипываний было трудно понять, но общая суть оставалась ясна. — Я… Я так много сделал зла и тебе и другим. Я хотел, чтобы ты сдох, когда предал меня. Зачем? Заче-е-ем?

Артёма порвало. Он завыл, как белуга, не стыдясь никого и ничего. Из его глаз ручьём катились слёзы, сквозь которые он старался разглядеть Остапа.

— Дурак, — прохрипел Остап, и из дырки в груди показалась кровавая пузырящаяся пена. Это выходил воздух из пробитого лёгкого. Остап пнул ногой ногу Прохорова и улыбнулся. — Мудак ты редкостный, конечно. Но я своего командира и таким ценил. Так что сопли вытри, не позорься.

Мы слушали его слова, не обращая внимания на звуки стрельбы, раздающиеся позади. Смотрели на Остапа и не могли поверить, что он умирает. Прямо сейчас. На наших руках. А мы — ничего. Совершенно ничего не можем сделать. Хотя, почему это ничего?

— Прохоров, сюда, живо. — Я протянул к нему руку и, ухватив за ворот, подтащил к себе. — Я хочу, чтобы ты прижег рану.

— Ч-ч-что? Как? Я… Я не могу, — испуганно выпалил он, моргая ресницами.

— Если ты не сделаешь этого, он умрёт.

— Н-н-но я… Я не знаю, как, — он растерянно посмотрел на меня и перевёл взгляд на ребят, стоящих за моей спиной.

— Как меня прижигать — ты знал, а тут не разберёшься? — укоризненно сказал Сергей.

— Палец в рану — и включай свою зажигалку, — пояснил я и подтянул руку Артёма к ране на груди Остапа.

— Х-х-хорошо. Я сделаю. Сейчас. Сейчас всё сделаю, — закивал головой Прохоров и потянулся к мане.

Его палец вспыхнул ярким пламенем и из раны повалил белый дым, заполнив кабину локомотива едким запахом жженой плоти.

— А-а-а! — заорал от боли Остап.

Его скрутило мышечным спазмом, после чего парень выплюнул новую порцию крови на себя и руку Прохорова. Артём не смотрел на друга. Он глядел мне в глаза и прижигал рану, до тех пор, пока я не кивнул, давая разрешение остановиться. Прохоров тут же отдёрнул руку, а Остап потерял сознание.

В моей голове судорожно носились мысли. Благодаря доминанте медбрата я понимал, насколько серьёзное ранение получил Остап, но понятия не имел, как его исцелить.

— Прижигай рану на животе, — отдал я команду Артёму, и повернулся к ребятам. — А вы найдите аптечку! Там должны быть обезболивающие и кровоостанавливающие. Если найдёте спирт или любой другой алкоголь, тащите сюда.

Ребята кивнули и стали обшаривать кабину локомотива. Мы мчались на огромной скорости, оставив далеко позади и гвардейцев Императора, и Екатеринбург. И прямо сейчас я жалел о том, что к локомотиву не был зацеплен ни один вагон. Ведь если бы вагон прицепили, был бы шанс найти то, что может спасти Остапа.

— Сергей! Вы проходили полевую медицину? — спросил я, помня, что у старших курсов проводится обучение азам оказания неотложной помощи.

— Да, но латать раны от пуль учат на последнем курсе, — выкрикнул он, выбрасывая пачку ветхих журналов из стального ящика.

— Нашел! — закричал Макар и передал мне коробку из пожелтевшего пластика.

Внутри коробки были просроченные таблетки, жгут из потрескавшейся резины, пара шприцов, ампула обезболивающего. А вот кровоостанавливающего не было. Сука…

Со щелчком я оторвал голову ампулы, погрузил туда иглу шприца и набрал обезболивающее. Опустившись на колено перед Остапом, я вогнал иглу в его бедро и ввёл лекарство.

— Идиот! Я сказал, прижигай рану! — рявкнул я и влепил пощёчину Прохорову, тот оскалил зубы и замахнулся, чтобы ударить в ответ, но тут же остановился и выполнил приказ.

Артём засунул в рану один палец со стороны живота, а второй со спины и потянулся к мане. Снова по кабине разлетелся аромат горелого мяса. Но что хуже всего, Остап очнулся от новой волны боли и стал орать, как резанный. Из-за этого он постоянно кашлял выплёвывая кровь.

Раны прижгли. Но, судя по всему, внутреннее кровотечение ещё есть. Так. Думай, Мишаэль! Думай! Как остановить кровотечение? Точно! Холод! Это не спасёт его, но выиграет нам время. Мы доберёмся до какого-нибудь города или деревни, а там найдём врача.

Думая об этом, я понимал, что это бред. Баронство довольно бедное, и практикующие хирурги на дороге не валяются. Но это всё, что у нас есть. Проклятье. В локомотиве шесть человек, и никто из нас не владеет магией лечения!

В голове проскользнула мысль, что я виню себя в том, что Остап умирает. Тут же прогнал от себя эту чушь. Если бы мы остались в городе, то погибли бы все до единого. А здесь… Здесь у нас есть шанс выжить. Пусть и весьма призрачный шанс, но он есть. Остапу не повезло. Такое, порой, случается. Но ничего страшного. Я и не таких вытаскивал из могилы. Чего Гав стоит?

Вспомнил о маме и порадовался, что она живёт в тьмутаракани. Туда Имперцы явно не полезут. Что им там делать? Сушеную рыбу захватывать?

Я приложил левую ладонь к спине Остапа, а правую — к животу и груди. Обезболивающее начало действовать, и дрожь, бьющая Остапа, стала затихать.

— Сейчас тебе станет холодно. Очень холодно. Но это необходимо, чтобы остановить кровотечение. Ты меня понимаешь? — спросил я, и Остап кивнул. — Отлично. Мы сделаем всё, чтобы ты выжил. Я тебе обещаю.

Глаза Остапа смотрели сквозь меня. Скорее всего он просто посмотрел на звук, а меня даже не видел. Мана заструилась по моим ладоням, охлаждая тело Остапа. Я почувствовал, как замедляется его сердцебиение. Почувствовал, что дышать он стал реже и более глубоко, хотя порой всё же кашлял. Из ран перестала сочиться сукровица, а глаза постепенно стали закрываться.

— Не дай ему уснуть. Разговаривай с ним, трави байки, хоть щекочи его. Без разницы. Он должен оставаться в сознании, — сказал я Прохорову, и тот, часто закивав головой, подсел к Остапу и стал что-то тихо говорить, отчего на губах раненого появилась улыбка.

Екатеринбург.

Отель Першерон.

Елизавета Максимовна с высоты пятого этажа с ужасом смотрела на ад, творящийся на улицах города. Гвардейцы Императора врывались в дома, а после раздавались крики и выстрелы. На улицу солдаты выходили, перепачканные кровью, которую на красных мундирах было практически не видно.

Под окном на полном ходу пролетела машина, за рулём которой сидел седой старик. Он направил автомобиль прямо на гвардейцев, но те лишь отпрыгнули в сторону и открыли огонь. Свинцовые пули жадно выгрызали отверстия в стальном кузове машины, а заодно разорвали на части тело её владельца. Двигатель машины задымился, после чего старик врезался в здание.

Прямо напротив располагался полевой госпиталь, в котором лечили бойцов Архарова. Имперские гвардейцы не стали его штурмовать. Просто заблокировали двери и стали ждать. К зданию подошел высокий мужчина с закрученными усами и волосами, стоящими дыбом. Он остановился у стены здания, приложил руку к кирпичу, а после случилось странное.

Здание поплыло, теряя свою форму. Кирпичи слились в единую коричневую массу, закрыв окна. Улыбнувшись, усач пошел дальше по улице, небрежно щёлкнув пальцами. В этот момент размер госпиталя уменьшился в десяток раз. Стены скомкались так, будто были сделаны из бумаги. Елизавета Максимовна взвизгнула от ужаса, поняв, что всех, кто находился внутри госпиталя, только что раздавили в лепёшку.

Раздались приближающиеся выстрелы. Зеленоватые росчерки пролетели мимо усача, который, очевидно, был магом земли, и даже подпортили тому шкуру. Пуля чиркнула штанину и полетела дальше. Усач недовольно посмотрел на порванную одежду и развернулся в сторону стрельбы. Камни и пыль, лежавшие на обочине, задрожали и резко устремились к усачу.

Вокруг мага воздух будто плавился, от него исходило марево, как от воды в жаркий день. Камни и пыль облепили тело усача, создав подобие каменного доспеха. Стрельба продолжалась, пули попадали по магу, выбивали яркие искры и разлетались в стороны, а ещё был звук ревущего мотора. Этот звук стремительно приближался.

Елизавета Максимовна прильнула к окну в надежде, что этого изверга убьют, но этого не случилось. Из-за угла вылетел броневик. Пулемёт на крыше выплёвывал огненные струи, пытаясь пробить броню мага, но, судя по всему, ни водитель, ни стрелок не рассчитывали на успех. Машина на всём ходу врезалась в усача, заполнив улицы грохотом и скрежетом сминаемой стали.

Многотонная машина была так близка к тому, чтобы сбить мага, но налетела на остроконечный камень, вырвавшийся из земли. Камень прошел через броневик, заставив машину зависнуть в воздухе. Тут же открылись люки, и из них попытались выбраться выжившие бойцы, но усач снова щелкнул пальцами.

Из камня выросли длинные иглы и прошили насквозь как стены машины, так и всех, кто находился внутри. Маг развеял заклинание, его доспех осыпался пылью. Усач небрежно стряхнул сор с плеча, засунул руки в карманы и пошел к следующему зданию, кажется, это было отделение полиции. Судя по всему, он собирался уничтожить полицейский участок, точно так же, как только что поступил с госпиталем.

Елизавета Максимовна, дрожа всем телом, опустилась на пол и прошептала:

— Что происходит? — И тут в разум женщины ворвалась мысль, заставившая её паниковать. — Мишка!

Вскрикнув от ужаса, она рванула к двери. Нужно спасти сына. Любой ценой.

Талица.

Часом ранее.

Город объят паникой. Неизвестный спалил продовольственные склады. По улицам рыщет военная полиция в поисках виновных. Правда, они понятия не имеют, где и кого искать.

Капитан Гаврилов же завалился в кабак и пил с вояками, которые с радостью составили компанию разорившемуся фермеру, которым и прикинулся Гав. Сказал, что продал всё имущество и теперь празднует начало новой жизни, попутно купил всему бару выпить. Служивые должны были стать щитом против возможных обвинений.

Играла весёлая музыка, девицы плясали на сцене, бодро размахивая юбками и демонстрируя стройные ноги, повсюду звенели бокалы. Атмосфера царила праздничная. Зайди сюда — и в жизни не скажешь, что город на военном положении. Обычный кабак, где пьют, радуются и ищут, с кем скоротать ночь.

— Так, а чё ты закрылся-то? — спросил солдат, балансирующий на грани алкогольного отравления.

— Так это. Как тут не закроешься-то? В амбар снаряд попал, всех хавроний на клочки разорвал. Коровы от страха молоко перестали давать, ну а курей Архаровцы украли, когда отступали, — ответил Гаврилов и долили служивым коньяку.

— Архаровцы могут. Те ещё твари, — ухмыльнулся солдат, а Гаврилов сдержался, чтобы не дать тому в морду.

По молодости капитан частенько влипал в передряги из-за вспыльчивого нрава. Пара проваленных заданий заставила задуматься о том, что гнев это, конечно, оружие, но чаще оно направлено против тебя самого. Вот и стал он пытаться контролировать эмоции. Да не всегда получалось, но на подобные оскорбления он больше не реагировал.

— Ага. Есть такое де… — сказал Гав и осёкся на полуслове, так как сотовый завибрировал.

— Чё там? Коллекторы звонят? — весело спросил боец, сидящий справа. — Ну, зови их сюда, мы им зубы пообломаем. Хе-хе. Верно говорю, мужики?

Гаврилов посмотрел на экран сотового и напрягся. Звонил «Папа».

— Извините, мужики. Отец звонит, — пояснил капитан и встал из-за стола.

— Вопросов нет. Только на обратном пути захвати пятёрик пивка. Лады? — спросил в край обнаглевший солдат.

— Лады, — кивнул Гаврилов и спешно выбежал на улицу. Подняв трубку, он услышал торопливый голос Архарова.

— День Великого Исхода настал. Екатеринбург, отель Першерон. Заберёшь Лизу, а я пока вытащу детей.

Вызов оборвался, а Гаврилов ещё секунду обдумывал услышанное, не в силах поверить, что катастрофа всё же случилась. Нет, он, конечно, знал, что такое могло произойти, но не думал, что так скоро.

— Твою мать, — выругался Гаврилов и зыркнул по сторонам.

На парковку, пошатываясь, шел боец в обнимку с двумя дамами. У дам были вполне выдающиеся фигуры. В смысле их бока выдавались в разные стороны, а ляхи были просто необъятными. Солдат подошел к машине и стал рыться в кармане в поисках ключей. Не теряя времени, Гаврилов рванул в их сторону.

— Пупсик, ты нас покатаешь по городу? — спросила одна толстуха.

— Ха-ха. Покатаю, блин. На кожанном коне, — сально пошутил боец и нахмурился. — Да где этот чёртов ключ?

— Ты такой забавный, — мурлыкнула вторая толстуха.

— Во, нашел! — радостно выпалил служивый, продемонстрировав ключ.

Но ключик тут же перехватила массивная пятерня.

— Спасибо, — сказал Гаврилов и со всего размаху врезал лбом в переносицу солдата.

Боец ударился о борт машины и сполз на землю, потеряв сознание.

— Ты чё творишь, образина⁈ — возмутилась первая толстуха.

— Жениха нашего решил угробить? Паскуда! — взвизгнула вторая и бросилась бить капитана.

Жмурясь от сальных ударов, Гав вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и запрыгнул внутрь.

— Помогите! Грабють!!! — завизжала толстуха, понимая, что больше не может ударить амбала, укравшего у неё приятную ночь.

Машина заревела и сорвалась с места. Включать фары Гав не стал и понёсся по ночному городу, в котором и так хватало света. Скорее всего, на визг толстух уже бегут пьяные солдаты, но пока они успеют хоть что-то сделать, капитан покинет город. Или не покинет…

На выезде скопилась большая пробка из грузовиков, которые проверяли на контрольно-пропускном пункте. Солдаты досматривали все машины, въезжающие и выезжающие из города. А эти грузовики должны были доставлять на фронт боеприпасы. В обычный день их и так бы пропустили, но после того, как сгорели склады с провиантом, стали досматривать всех без исключения.

Скрежетнув зубами, Гаврилов свернул на обочину и вдавил педаль газа в пол. Мотор заревел, и стальной зверь рванул в сторону КПП.

— Ваши документики, — лениво сказал солдат, подойдя к очередному грузовику.

— Пожалста, — ответил водитель и протянул путевой лист.

— Боеприпасы и медикаменты, да? Ну пройдёмте, покажете груз. — Солдат ознакомился с путевым листом и вернул его водителю.

— Да, конечно. — Водила собирался вылезти из машины, но краем глаза заметил, что по обочине несётся легковушка прямо на солдата. — В сторону! — выкрикнул водила, но было поздно.

Бойца от удара подбросило в воздух, он сделал сальто и приземлился на асфальт. Раздался свист, на вышках зажглись прожекторы, выискивая нарушителя. Яркие лучи устремились к машине, которая на всём ходу протаранила шлагбаум.

— Открыть огонь на поражение! — раздалась откуда-то команда, и по машине заработали пулемёты.

Плотные очереди разорвали ночь громогласными выстрелами и яркими вспышками.

Капитан Гаврилов нервно постукивал ладонью по рулю.

— Давай! Давай, родимая! Ну же! Разгоняйся, зараза!

Машина бодро набирала скорость до тех пор, пока не врезалась в солдата, стоявшего у грузовика. Гаврилов не планировал его убивать, но места для проезда больше не было. Служивый от удара врезался в лобовое стекло, разбив его и оставив на нём кровавый след, а после улетел назад. Обзор резко уменьшился, да и зачем он нужен? Здесь путь только один. Вперёд.

А впереди была будка КПП. Ревя, стальной зверь разнёс её в щепки и полетел дальше. Прожекторы вырвали из темноты покорёженный автомобиль и подсветили цель для пулемётчиков. В этот момент Гав резко дёрнул руль влево и туда, где он был секунду назад, ударила пулемётная очередь. Руль вправо! И ещё одна очередь прошла мимо.

Снова влево! На этот раз не повезло. Хотя, как сказать? Очередь прошила крышу и лобовое стекло, заставив его осыпаться. Ледяной ветер ворвался в салон автомобиля, заставив щуриться. Но это было не важно. Выстрелы становились всё тише, а шансов попасть у пулемётчика оставалось всё меньше.

Гаврилов почувствовал, что по ключице течёт кровь. Ощупал рану. Ерунда. Всего лишь царапина. Вцепившись в руль, он зарычал от от злости, страха и отчаяния:

— Быстрее! Быстрее! Чёртова ты развалюха! Я должен спасти Лизу и Мишку!

Да, Гаврилова никто не просил спасать Михаила, но как он мог бросить сына любимой женщины? Мальчишку, которого он уже и сам считал собственным сыном.

Поднявшись с пола, я заметил, что Макар хочет мне что-то сказать.

— Кажется, у меня плохие новости… — прищурился и без того узкоглазый Макар, превратив глаза в две полоски.

— Рассказывай.

— Да тут особо нечего рассказывать. Нужно показывать. — Макар ткнул пальцем далеко вперёд.

На горизонте показалась железнодорожная станция, стоявшая посреди леса. Рядом со станцией не было ни города, ни посёлка, да даже захудалой хижины не виднелось. Впрочем, проблемы была не в этом. Железнодорожные пути резко изгибались и уходили сначала направо, а потом налево.

— У нас скорость триста пятьдесят километров в час. Боюсь не впишемся, — сказал Макар и ткнул пальцем в спидометр.