Эволюционер из трущоб. Том 4

Глава 13

Уродливые твари замерли в десятке метров от нас. Принюхались, поводили ушами из стороны в сторону и, судя по всему, пришли к выводу, что лучше в драку не вступать. Вместо этого они набросились на сородича, раненного Лешим, и стали его пожирать у нас на глазах. Вырывали куски мяса, рычали, драли бедолагу лапами. Так продолжалось до тех пор, пока на одной ноге из локомотива не выпрыгнул Сергей.

— А ну, пошли нахер отсюда! — заорал он, срывая глотку, и хлопнул в ладоши так, что эхо пронеслось по лесу, утопающему в рассветных лучах.

Твари насторожились, ещё раз оценили, стоит ли вступить в бой или лучше продолжить трапезу в другом месте? Поводив мордами из стороны в сторону, они вцепились в лапы покойного сородича и поволокли его в лесную чащу, натыкаясь на деревья и рыча друг на друга.

— Все целы? — спросил я, подхватив Сергея под руку.

— Если не считать перелом, то я в полном порядке, — ответил Серёга.

— Вфё отлифно, — подал голос Леший, и я заметил на его плече довольно глубокий порез от когтей.

— Лёх, посмотри как там Макар, — сказал я, усадил Сергея на траву, а сам двинул в сторону Прохорова, который сидел рядом с телом Остапа и смотрел на побледневшее лицо друга. Хотя нет, не так. В лицо единственного настоящего друга, который у него был в этой жизни.

Предплечье парня было разорвано, но кровь не шла. Пока Артём боролся с тварью, он не только спалил её изнутри, но и прижег собственную рану. Из-за этого кожа покраснела, а на её поверхности проступили полупрозрачные волдыри.

— Ты как? — спросил я, присев на корточки рядом с Прохоровым.

— Лучше, чем Остап, — безжизненным голосом отозвался Артём и шмыгнул носом. — Нужно его похоронить.

— Падальщики вернутся и разроют могилу, — резонно заметил я. — Лучше сжечь тело.

Прохоров зло зыркнул на меня, собираясь огрызнуться, но, подумав немного, кивнул. Глаза Артёма распухли от слёз, он держался, как мог, чтобы не зарыдать снова. Я мог бы сказать, что понимаю его чувства, но это было не так. Я никогда не был садистом-мудаком, отталкивающим от себя людей. Да и друзей у меня было навалом, что в том, что в этом мире.

Наверное, Прохоров осознал, что лишился единственного человека на свете, который готов был пожертвовать ради него жизнью. Одиночество, отчаяние, злоба, растерянность, жалость к себе — думаю, именно это он сейчас и чувствует. Стоит занять его делом, пока не натворил глупостей. А то ещё хватит ума побежать за недооборотнями, чтобы их добить.

— Идём. Притащим пару брёвен для костра, — я взял его под руку и поставил на ноги.

Артём стыдливо отвернулся, как будто не хотел, чтобы я видел его в подобном состоянии. Но я видел его и с более плохих сторон. А то, что я видел сейчас… Это была человечность. Да, он плачет, ему больно. Но именно это и делает его в моих глазах человеком. Человеком, который сможет измениться, если ему помочь. Со стороны локомотива послышался тихий голос Макара.

— На занятия? Так рано? Можно, я ещё посплю?

— Он фел! — выкрикнул Леший.

— Отлично! Найди что-то похожее на оружие, а заодно костыль для Серого. Мы скоро вернёмся! — ответил я и бодрой походкой направился в сторону леса.

Я шел, не опасаясь. Ведь Всевидящее Око показало мне два энергетических следа, несущихся вдаль по берегу реки. Кроме этих тварей поблизости никого не было. Если не считать десятки странных существ на противоположном берегу. Судя по всему, там какая-то деревня. Вернее, была деревня, которую облюбовали твари, отобедовавшие местными жителями.

Надеюсь, они не умеют плавать. Не хотелось бы снова сражаться. Тем более, что у нас практически все бойцы ранены. Я провёл ладонью по виску и увидел небольшое пятно крови. Ага. Даже я слегка пострадал. Хотя, это ерунда.

В рассветных сумерках я без труда нашел сухое поваленное дерево. Его порядком подъели жуки, но это было даже хорошо. Позвал на помощь Прохорова, мы схватились за верхушку ствола и потащили его на себя. Послышался хруст, и дерево сломалось посередине.

— Дотащишь до локомотива? — спросил я, собираясь поискать ещё дровишек, но Артём ничего не ответил.

Молча схватил бревно и поволок по высокой траве. Я же побродил по лесу, нашел пару ровных палок, из которых можно сделать шину и зафиксировать перелом Серёги. Ещё на глаза попалась отломленная верхушка тополя, повисшая на сухом кустарнике. Забрав находки, я поспешил в лагерь.

На полпути нагнал Прохорова, и мы пошли молча. Он не хотел разговаривать, а я не знал, что сказать. Да и что тут скажешь? У Артёма только что рухнул весь мир. Он был уверен, что здесь каждый сам за себя. А оказалось, что Остап всю дорогу верил в Прохорова и пожертвовал ради него жизнью.

Вот так он в мгновение ока обрёл настоящего друга — и лишился его. Чем такого человека можно утешить? Вы знаете? Вот и я не знаю. На траве около локомотива сидел Серёга и Леший. Макар же кряхтел в глубине кабины и матерился.

— Да давай же, сука!

Дзынь! Послышался гулкий звон, и Макар вышел, улыбаясь, на свет. В руке он держал острый кусок железяки, к которому на ходу привязывал тряпку.

— Булава? — спросил Сергей.

— Типа того, — кивнул Макар.

— Леший, помоги Артёму. Я пока наложу шину, — отдал я приказ и сел рядом с Сергеем.

— Да зачем? Макар мне уже костыль нашел. — Сказал Серёга и указал взглядом на лежащую рядом раздвоенную палку.

— У тебя и так кость сместилась. Если плохо срастётся, навеки останешься калекой. Оно тебе надо? — спросил я, примеряясь, как лучше прикрепить найденные палки.

От моих слов Серый невольно почесал левое предплечье, на котором отчётливо виднелась шишка плохо сросшейся кости.

— Давай, лекарь. Делай своё дело. Я всё стерплю, — улыбнулся Сергей, но тут же погрустнел, переведя взгляд на труп Остапа. — Жалко его. Хороший был парень.

— Жалко будет нас всех, если как можно скорее не уберёмся отсюда, — ответил я, понимая, что сейчас выгляжу козлом.

Но кто-то должен сохранять приподнятый настрой и направлять ребят в нужное для выживания русло. Иначе мы можем присоединиться к Остапу.

Я снял свою рубаху и порвал её на ленты толщиной в два пальца. После чего этими верёвками примотал палки к ноге Сергея. Он рычал от боли, а я даже не знал, поможет ли ему шина? Всё же смещение кости само собой не заживёт, и велик шанс, что Серый будет хромать до конца своих дней.

Завершив фиксацию конечности, я оставил и себе небольшой кусочек рубахи. С которым пробежался по дохлым тварям и собрал немного крови. Сергей странно посмотрел на меня. Будто я выжил из ума, но ничего не сказал. Вернувшись назад, я подал Сергею костыль и помог подняться.

К этому моменту Прохоров и Леший уложили Остапа на две ветки. Забросали тело сухой травой и мелкими ветками, а после замерли в ожидании, будто не решались сделать следующий шаг. К погребальному костру подошел я, Сергей и Макар. Каждый думал о своём, глядя на Остапа.

Макар с ним был едва знаком, поэтому особой печали не испытывал. Сергей грустил, Леший был, на удивление, в порядке. Будто бы он часто сталкивался со смертью, и это его не особо трогало. Да и с Остапом он, не сказать, что сдружился за это время. Так, порой лаялись, но не более того.

Прохоров, как я уже говорил, страдал больше всех. А я… Не знаю. Я чувствовал какую-то злость в душе. Не должны дети умирать вот так. Да и вообще никак не должны. И это касается всех людей на планете.

Вашу ж мать! Вам что, земли и ресурсов мало? Живите, суки, и дайте жить другим! Какого хрена вы воюете? Бессмысленно, беспощадно, остервенело. Грызёте глотки друг другу, как зверьё, прикрываясь благими лозунгами. «За Императора!», «За веру!», «За хрен пойми что!». Идиоты. Чёртовы идиоты.

Если бы человечество хоть на миг остановилось бы и осознало ценность жизни, то этот мир стал бы совсем другим. Мы могли бы все до единого жить в цветущем саду. Изучать науки, развивать магию, путешествовать к другим мирам. Проклятье, да у вас тут аномалия под боком, в конце концов! А вы, дебилы, вместо того, чтобы разобраться с этой проблемой, убиваете себе подобных!

Зараза. Когда думаю об этом, сразу в душе рождается такая злоба, от которой начинает трясти. Миллиарды человек погибли в прошлом мире и ещё миллиарды стремятся повторить их судьбу в этом. Какое-то безумие. Словно хожу по замкнутому кругу и стараюсь найти выход, но его не существует. Я посмотрел на Артёма и спросил:

— Скажешь что-нибудь?

Он покачал головой и вытянув вперёд левую руку, создал небольшой огненный шар. Шарик подлетел к погребальному костру и тут же воспламенил траву и мелкие ветки. В воздухе запахло горелой тканью, волосами, а ещё жжёной плотью. От этого запаха Прохорова стошнило. Никто не смеялся, а наоборот смотрели на него с жалостью.

— Прощай, Остап. Ты был хорошим другом, — сказал я.

— Мир твоему праху, — добавил Сергей.

— Ефё увидфя, — прошипелявил Леший и тут же получил толчок в плечо от Макара.

— Ты чего ляпаешь? Спешишь подохнуть? — спросил узкоглазый диверсант у своего брата-пасечника.

— Вфе мы рано или пофдно умрём, — философски подметил Леший.

— Уходим, — коротко сказал я и, проходя мимо Прохорова, похлопал его по плечу. — Догоняй.

Ему нужно пару минут побыть наедине с Остапом. Сказать то, что при нас он никогда не скажет. То, что он и при жизни-то не мог сказать. А мы направились по узкой дороге в сторону знака, на котором красовалась надпись «Дачи Камаи». Надеюсь, там есть хоть что-то съестное.

Часом ранее. Екатеринбург.

Поместье Архарова.

Странное дело. Земля дрожала от взрывов, воздух заполнил чёрный дым. Казалось, что наступил конец света. Однако, поместье барона, в отличие от Екатеринбурга, уцелело. Здесь не было стрельбы, выжженной земли и гор трупов. Впрочем, и сопротивления Имперским гвардейцам никто не оказывал.

Танк повалил резные ворота, после чего сотня солдат ворвалась на территорию поместья, взяв его под контроль. Маргарита Львовна последние тридцать лет с ужасом в сердце ждала именно этого дня. Буквально полчаса назад позвонил её сын, барон Архаров, и сказал:

— Мама, ты была права. Я доигрался. Срочно уезжай из города, а лучше — из страны.

Голос Константина Игоревича был полон досады и ярости. Маргарита Львовна сразу поняла, что Костик будет драться до конца.

— Мой отважный дурачок, — покачала головой женщина, входя в серверную, расположенную в подвале поместья.

В руке она держала графин с водой. Открыв дверь, Маргарита Львовна утонула в обилии мелькающих лампочек и шуме вентиляторов. Шумел сдвоенный серверный шкаф. Тумблера самоуничтожения или консоли с помощью, которой можно было отформатировать жесткие диски, увы, не было. Но это и не требовалось.

Маргарита Львовна открыла сдвоенную дверь серверного шкафа, после чего вылила содержимое графина на электронику. Практически сразу возникло короткое замыкание, посыпались искры, завоняло жженым пластиком, и повалил густой белый дым. А ещё через мгновение возник пожар.

Маргарита Львовна была стара, но не глупа. Она знала, что при желании можно спасти часть жестких дисков, а информации на них хватит с лихвой для того, чтобы казнить её сына и половину баронства.

Поэтому она просто потянулась к мане. Капли со стенок графина поднялись в воздух, к ним присоединилась вода, закоратившая серверную, а в следующее мгновение жидкость сформировала десяток тончайших острых лезвий. Со свистом лезвия прошлись снизу вверх по серверному шкафу, превратив его в мелко нарубленные куски стали и пластика.

Шкаф с грохотом развалился на части, продолжив при этом гореть. Маргарита Львовна силой воли вернула воду в графин, поставила его на пол, а сама поднялась на первый этаж, чтобы встретить гостей.

Да, Константин попросил её уехать. Но зачем? Маргарита Львовна стара, прожила жизнь, полную борьбы, боли и слёз. Радость в её дом заглядывала не часто. Спасаться нужно лишь тем, кто надеется, что последующая жизнь будет полна радости и великих свершений. А её же жизнь закончится вместе с жизнью сына. Он был её гордостью. Её надеждой. Её самым большим сожалением.

Маргарита Львовна сожалела о том, что не смогла сломать волю мальчика. Не смогла заставить его жить обычной жизнью. Винила себя в том, что Константин пошел по стопам её мужа Игоря. Это было больно, страшно. Ночами Маргарита Львовна видела кошмары, как её сына четвертуют, вешают на главной площади, сдирают с него кожу живьём.

И в каждом из снов она не могла его спасти. И вот, кошмары воплотились в реальности. Спасти собственную жизнь? Для чего? Чтобы прожить её в одиночестве и сожалениях? Покинуть родину, чтобы как крыса прятаться на чужбине? Вздор. Маргарита Львовна готова была принять последствия своего провала. Если бы она смогла изменить Константина…

То род Архаровых давно бы погиб. Ведь слабый глава рода — хуже чумы. От него слабостью заражаются все вокруг. Гвардейцы, слуги, родственники, а потом… Потом всё рассыпается, словно карточный домик.

Маргарита Львовна это видела на примере недалёких соседей. Сперва эти идиоты бросали вызов её сыну, думая, что могут приструнить мальчишку, взяв, что пожелают. А в итоге оказывалось, что они засунули голову в пасть разъярённому зверю. Клац! И в Империи одним аристократическим родом стало меньше.

Порой Маргарите Львовне казалось, что сын делает всё правильно. Но так хотелось жить тихой, мирной жизнью. Жизнью, в которую не лезут ублюдки, желающие растоптать всё, что тебе дорого.

Маргарита Львовна сложила руки на груди, гордо подняла подбородок вверх, расправила плечи и стала ждать, когда Имперцы ворвутся в поместье. Выкрутят руки за спину или просто убьют. Ей уже всё равно. Лишь бы эти твари поскорее заканчивали начатое.

Но вместо Имперцев она увидела залитое слезами лицо невестки. Зинаида Парфирьевна.

— Вытри слёзы и прими смерть с высоко поднятой головой, — рекомендовала Маргарита Львовна и протянула невестке кружевной платок.

— М-м-маргарита-а-а Львовна-а-а, — навзрыд взвыла Зинаида и упала на колени рядом с матерью своего мужа. — Э-э-это всё из-за меня-я-я.

Зинаида Порфирьевна выла, как белуга, сложно было понять, о чём она говорит и ещё сложнее разобраться, в своём ли она уме или спятила от страха?

— Успокойся, — требовательно сказала Маргарита Львовна и заметила, как мимо окна пробежал вооруженный до зубов Имперский гвардеец.

Шмыгая носом, Зинаида утёрла рукавом глаза и дрожащим голосом сказала:

— П-п-простите меня. Я… Я… Я не з-з-знала, что всё так с-с-сложится.

Зинаиду Порфирьевну била истеричная дрожь, и при этом она жаждала… Нет, не понимания. Прощения? Нахмурившись, Маргарита Львовна подошла ближе и холодно спросила:

— Что именно ты не знала?

В этот момент Зинаида, словно зверь, загнанный в угол собственной глупостью, посмотрела по сторонам, будто искала спасения, но бежать некуда. Слова сказаны, а последствия ранее совершенных действий ждут за дверью и вот-вот ворвуться внутрь.

Повесив голову, невестка рассказала всё. Сбивчиво, торопливо. Но рассказала всё без утайки. Рассказала про ревность, про то, как узнала о Михаиле, как Константин наплевательски отнёсся к новорождённому сыну. Про то, как связалась с судьёй и хотела погибели Михаилу, а вышло так, что этот чёртов законник свалил в Хабаровск и всё рассказал Императору.

Маргарита Львовна слушала эти жалкие оправдания с каменным лицом. Сейчас она ощущала себя в шкуре своего сына. Холодный и отстранённый внешне, а внутри бушует ярость, готовая вырваться наружу в любую секунду. Зинаида с трепетом вглядывалась в глаза свекрови, надеясь на прощение, о чём прямо и спросила.

— Маргарита Львовна, простите меня. Умоляю. Я, я, я не хотела. Вы же знаете, я люблю вашего сына. Люблю больше жизни, — торопливо выпалила Зинаида, зыркнув на входную дверь, расположившуюся справа.

— Вот что я тебе скажу, милочка, — холодно проговорила Маргарита Львовна. От её тона кровь в жилах Зинаиды обратилась в лёд, и она застыла, словно статуя. — Ты тупая тварь. Из-за тебя наш род обречён на смерть. Но не печалься. Ты погибнешь раньше меня или моего сына.

Поняв, что прощением тут и не пахнет, Зинаида отшатнулась назад и собралась рвануть к лестнице, как вдруг заметила, что слезинки из её глаз воспарили в воздух.

— Нет! Не надо! Я же мать вашего внука! — взвизгнула в ужасе Зинаида.

— А я — мать сына, которого ты убила, — прорычала Маргарита Львовна и, собрав слёзы в крупную каплю, на огромной скорости выстрелила ею в плечо невестки.

Капля прошла навылет, пробив кожу, мышцы, сустав, сухожилия. Зинаида издала нечеловеческий крик, понимая, что это конец. Капля резко изменила траекторию полёта и устремилась в обратном направлении, пробив бедренный сустав. Нога Зинаиды подломилась и она рухнула на пол, с ужасом глядя на ту, кого она предала.

Маргарита Львовна бросила презрительный взгляд на невестку и взмахнула рукой, отправляя каплю, чтобы пробить безмозглую голову твари, которую её сын называл «женой».

Прогремел мощный взрыв, обратив входную дверь в груду острых щепок, которые тут же устремились в сторону Маргариты Львовны. Инстинктивно женщина изменила траекторию полёта капли и за доли секунды отразила щепки, летящие в глаза и горло. Деревяшки оцарапали её руки, лоб, порвали платье, но хуже всего было то, что Маргарита Львовна упустила из виду невестку.

В поместье ворвались Имперские штурмовики и наставили автоматы на Маргариту Львовну. Краем глаза она заметила кровавую полосу, тянущуюся к лестнице. Зинаида успела подняться на второй этаж. Ну, ничего страшного. Имперцы и её поймают.

— Чего встали, соколики? — усмехнулась Маргарита Львовна и равнодушно добавила. — Стреляйте.