Призрачный отель III. Двойная игра

Глава 19

Мир исчез. Мы оказались в каком-то хаосе мельтешащих цветных пятен. Пятна были материальны. Они пульсировали, набухали, лопались, разлетались на множество брызг, которые тоже становились пятнами и трепетали. Всё это летало вокруг с немыслимой скоростью. Казалось, что мы угодили на дискотеку в аду.

Маэстро изменился. Лицо его не было человеческим. Меня тащил за руку настоящий пожиратель. Куда он меня тащит⁈ Я что, рехнулся, довериться пожирателю в этом кошмаре⁈

— Вырвешься — пропадёшь здесь навеки, — прогрохотал голос у меня в голове.

И я, стиснув зубы, зашагал вслед за влекущей меня тварью.

Благо, долго идти не пришлось. Как-то вдруг взбесившийся калейдоскоп исчез, и мы оказались в обычном призрачном мире.

Я выдохнул.

— Что это было?

— Срезали путь, — сказал Маэстро и отпустил мою руку.

— Так происходит, когда ты исчезаешь?

— Да. Так. Соберись.

Я собрался. Огляделся. И сердце у меня нехорошо сжалось.

Разумеется, я узнал место. Оно находилось неподалёку от квартиры, которую я снимал. Мы стояли во дворе дома, где располагалась клиника Вадима.

— Это одно из мест, где «возносятся» души. — Маэстро выделил голосом слово «возносятся». — Ты, наверное, уже знаешь, что твои коллеги с чего-то решили схватить человека, который тут всем заправлял.

— Слы-ы-ышал… — протянул я, пытаясь собраться с мыслями.

— Артефакт остался внутри. Идём.

И Маэстро двинулся к дверям. Я, мучительно сглотнув, двинулся вслед за ним.

— Держишься? — крикнул Денис, обернувшись.

— Да! — завопила в ответ Ева. — На дорогу смотри!

— Ай, я вас умоляю! Что вам всем далась эта дорога? Как будто бы на ней столько всего происходит, что и глаз не отвести.

Ева тихонько заскулила, прижимаясь к Денису. Ей хотелось проснуться. И чтобы ничего не было. Нет, мотоцикл — это, конечно, круто. Кататься ночью — ещё круче. Не из-за этого сердце готово было провалиться в пятки. А потому что в десятке метров впереди летел пожиратель, указывая путь.

«Как можно в здравом уме довериться такому проводнику?» — думала Ева. Но ответа не находила. Всё, что ей оставалось — это цепляться за Дениса и уповать на то, что он — взрослый, опытный и надёжный видящий, на которого можно положиться. И который отвечает за неё головой. Так сказал Тимур, во всяком случае. Вероятно, поэтому Денис выдал Еве шлем. Сам о том, чтобы его надеть, кажется, даже не подумал.

И как у него глаза не слезятся на такой скорости? Как не продувает насквозь? Ева съёжилась за спиной, обтянутой кожаной курткой. Раньше думала, что байкеры их носят для красоты. Сейчас жалела, что у неё нет кожаной куртки.

Когда они уже приедут? На такой скорости — кажется, через весь город должны были пронестись десять раз!

И тут мотоцикл остановился. Как будто Денис её услышал.

Ева осторожно выглянула из-за его плеча. Пожиратель стоял перед ними, прямо на дороге; Денис прижал мотоцикл к обочине. Машин ночью было немного. А люди, которые в них сидели, пожирателя не видели, спокойно проезжали мимо. Ева им позавидовала.

Местность она не узнавала. За пределы своего района выбиралась нечасто.

— Здесь, — проскрипел пожиратель.

Голос у него был нечеловеческий. Как будто вообще не ушами слышишь. Как такое может быть, Ева объяснить не могла, но это было самым близким к тому, что чувствовала.

— Здесь Маэстро уходит под землю.

— Понял. — Денис слез с мотоцикла, подал руку Еве. — В подземелье мы пойдём через призрачный мир. Когда окажемся внизу, вернёмся в реальный. Тимур говорил, что туннели существуют. Просто, видимо, в реале входы и выходы давно засыпаны. Ничего не бойся. Хорошо?

— Подземелье? — Ева содрогнулась.

— Ну, да. Не доводилось бывать?

— Нет.

— Скучно живёте, молодежь… Ладно. Идём.

Денис крепче сжал её руку. И они шагнули в призрачный мир.

— Ой, — сказала Ева.

Дорога, здания, асфальт — всё исчезло. Вместо них вокруг появился лес. Стволы деревьев казались полупрозрачными, как будто вот-вот исчезнут.

Денис не удивился. Деловито огляделся и удовлетворённо сказал:

— Ага. — Шагнул в сторону, увлекая за собой Еву. — Осторожнее! Под ноги смотри.

Ева посмотрела и ахнула. Шла бы одна — посыпалась бы по ступеням вниз.

Ступени вели в каменный колодец. В отличие от деревьев, полупрозрачными они не выглядели. Каменные, очень старые, выкрошившиеся из-за непогоды так, что уже и ступенями не назовёшь — но ясная, чётко различимая конструкция.

— Частенько здесь лазит, скотина, — буркнул Денис.

Пожиратель тем временем скрылся в колодце.

— Да чтоб тебя, — прокомментировал Денис. — Давай, прекрасное создание — я вперёд, ты за мной. Если что — поймаю, не бойся. И даже если бы не ловил, это призрачный мир. Упадёшь — не расшибёшься.

— Так может быть, спрыгнуть тогда? — Ева подождала, пока Денис скроется в колодце, и принялась спускаться следом.

— Спрыгнуть можно хоть с Эйфелевой башни, — отозвался Денис, — если видишь, куда. А когда не видишь, приходится вот так, шаг за шагом пробираться. Что называется, почувствуй себя простым смертным.

Ступени как будто образовывались под ногами сами собой, по мере продвижения вперёд. Как будто возникали лишь там, где она могла их увидеть.

— А ты давно на этой работе? — Не сказать, чтобы Еву так уж волновал этот вопрос. Просто разговаривать было спокойнее, чем лезть в непроглядную темноту молча.

— Не очень.

— Ну, сколько лет?

— Едва за двести перевалило.

Ева обалдело замолчала. Денис рассмеялся.

— По сравнению с Мстиславой — пацан зелёный… Так, ну всё. Тут уже можно прыгать.

Ева посмотрела вниз. Увидела каменный пол и стоящего на нём Дениса. Но прыгать не рискнула, так и слезла по ступеням.

Пожиратель стоял перед ними. Поднял руку, указывая направление:

— Туда. Тут недалеко.

Денис нахмурился.

— А ты?

— Я не могу идти дальше. Хозяин закрыл нам вход в пещеру.

Денис усмехнулся.

— Логично. Погреб со жратвой надо запирать, чтоб дворовые собаки не лазили. Стой тут. И ты — ни с места. — Это он сказал уже Еве. — Сначала проверю, что за защита стоит.

В следующую секунду в руке у Дениса появилась сабля. Ева ахнула.

— Ух ты! Это настоящая?

— Настоящая тоже есть. Не мешай, пожалуйста.

Денис, держа саблю перед собой, медленно пошёл вперёд. По мнению Евы — в пустоту. И чему тут мешать, спрашивается?

А в следующую секунду она увидела. Пустота перед Денисом замерцала.

— Так и думал, — донеслось до Евы. — Повторяется! Старую обезьяну новым фокусам не выучишь… Иди сюда.

Ева подошла к нему. С опаской посмотрела на мерцание — оно было похоже на ядовитую паутину. Ева никогда не видела ядовитую паутину, но была уверена, что выглядеть она должна так.

— Самой простое — пробить защиту, — сказал Денис. — Я могу это сделать, но боюсь, что тогда Маэстро всполошится. Так что действовать будем аккуратно. Помню, поймали как-то мои орлы одного французишку. Сказали, кур из курятников таскал до того изящно, что ни одна не пикнула! Я не поверил, велел показать. Показал. Взаправду, не пищат. Допросил его, вором оказался. Из тюрьмы выпустили, чтобы в солдаты забрать. Кого только не держали во французской армии… Ладно, пустое. Сейчас, смотри: я эту дрянь аккуратно разрежу, край придержу. Тебе надо пробраться внутрь так, чтобы не задеть защиту. Задача ясна?

Ева поёжилась.

— А если задену?

— Будет неприятно. Ощущения — как будто с тебя заживо сдирают кожу. А потом, вероятнее всего, здесь появится Маэстро… В общем, лучше не задевай.

Ева посмотрела Денису в глаза в надежде, что тот шутит. Но он смотрел серьёзно.

— А что ты с ним сделал? — спросила Ева.

— С кем?

— Ну, с тем французом. Который в курятники лазил.

— Повесил, — удивился Денис. — Что ещё-то с ним делать? Всё, хватит болтать.

Он перехватил саблю и аккуратно провёл клинком по мерцающей преграде — вниз и влево, образовав треугольник.

Посыпались искры. Денис концом сабли отогнул треугольник в сторону. Сказал Еве:

— Лезь.

То ли оттого, что он понизил голос, то ли из-за истории о повешенном человеке, рассказанной так запросто, словно убивать — в порядке вещей, Еве стало жутко. Дениса, пять минут казавшегося веселым и беспечным, словно подменили. Теперь он смотрел серьёзно и настороженно. Ева поняла, что ослушаться не посмеет. Согнулась и полезла в треугольное отверстие.

Со страху проделала это так изящно, что сама удивилась. Денис скользнул вслед за ней. Получилось это у него, взрослого мужика, куда ловчее, чем у Евы. Но мысль о том, где он так насобачился, мелькнула на краю сознания, в следующую секунду стало не до неё. Ева увидела пещеру, о которой рассказывал Тимур.

Висящие на разных уровнях гамаки. И лежащих в них призраков.

Гамаки не качались, они будто застыли. И всё здесь выглядело застывшим, словно само время остановилось.

Ева оглянулась на Дениса. Прошептала:

— А они живы, вообще?

— Были бы живы — тут бы не оказались. Ладно, я тебя понял. Как призраки, они живы. Просто, насколько понимаю, погружены в себя. Пока не трогаешь, молчат… Идём. Которая тут твоя соседка?

Анастасия Феликсовна лежала ближе всех к выходу. Глаза были полуприкрыты. Не спит — но, кажется, и не бодрствует.

— Поговори с ней, — шепнул Денис. — А я пока попробую сам символ поискать. Чем чёрт не шутит, вдруг найду…

— А… А как с ней говорить?

— Да обыкновенно. Я лично для начала бы поздоровался. Юная барышня должна быть вежливой.

Денис отошёл. Ева помедлила. Потом обречённо сказала:

— Здрасьте.

Старуха, лежащая в гамаке, открыла глаза. Ева вздрогнула.

— По-моему, меня сейчас вырвет, — сказал я, когда мы с Маэстро вошли в больницу.

Здесь чувствовалось нечто, мягко скажем, невероятное. Если, например, призрачный отель дублировал в плане помещений настоящий (или, если точнее, настоящий отель повторял призрачный один в один), то с больницей ситуация была совершенно иной.

Больницу открыли, кажется, где-то в начале двадцатого века, но по каким-то мутным причинам довольно быстро закрыли, переоборудовав дом в жилой. Не то в Заднепровье на тот момент население было охренительно здоровым, не то жить было негде — в общем, факт оставался фактом.

Обычно в таких случаях прошлое исчезает, недолго подержавшись за воспоминания людей. Чем меньше этому прошлому лет, тем меньше оно держится. Если никаких зримых напоминаний не остаётся, так и вовсе рассосаться может за считанные недели или месяцы.

Но в той больнице случился Вадик. При всех своих тараканах, возможно, заведшихся позднее, он искренне хотел помогать душам и искренне верил, что путь лечения — единственно верный. Действовал он не так, как Мстислава, методом от противного, а по классике. Пришёл в больницу, осмотрелся, кивнул и начал на её базе оборудовать призрачную лечебницу.

Набрал персонал. Стал принимать пациентов. Поначалу всё шло хорошо, но потом внезапно реальную больницу закрыли, а палаты начали превращать в квартиры.

Не так уж трудно представить, что чувствует человек, глядя, как в дело его жизни не просто плюют, а испражняются. В такой ситуации можно поступить по-разному. Можно плюнуть самому и уйти пытать счастья в другой локации. Можно обвешаться гранатами и прыгнуть в окно городской администрации.

Вадик пошёл третьим путём. Он стал игнорировать бросившую ему вызов реальность.

Реальность, конечно, обалдела, однако против воли фанатика переть было затруднительно. Больница осталась в призрачном мире. Вся планировка здания сохранилась, несмотря на переустройства. И души продолжали возноситься (или не возноситься) отсюда.

Однако в дом таки заехали жильцы. Сам Вадим получил квартиру здесь. И сознания десятков людей не могли не воздействовать на призрачную реальность. В ней тоже появились квартиры…

Сейчас я стоял в коридоре, пытаясь унять поднимающуюся паническую шизофрению. Плевать, что такого термина не существует, торжественно ввожу его в оборот.

Если можно так выразиться, здесь было два призрачных мира. Больница и жилой дом. Они наслаивались друг на друга, перемигивались. Стены исчезали и появлялись. Внутренние двери в палаты менялись на металлические квартирные и наоборот.

Прямо скажем, нет ничего удивительного, что работающий тут десятилетиями человек несколько поехал крышей и продался злу.

— Сосредоточься на госпитале, — буркнул Маэстро, нетерпеливо пристукивая тростью по полу.

У него, похоже, с ориентированием на местности никаких проблем не возникало. Явно не в первый раз сюда захаживает. А может, просто, будучи призраком, воспринимает всё как-то иначе. Проводника получше у меня в любом случае не было, так что пришлось следовать советам этого.

Я глубоко вдохнул и сконцентрировался именно на той реальности, от которой веяло началом двадцатого века. Вцепился взглядом в выведенную на стене краской надпись: «Палата №1». Смотрел на неё до тех пор, пока надпись не прекратила мерцать.

— Ну? — метнул на меня взгляд Маэстро.

— Знаешь, мне не очень нравится твоя риторика, — сказал я.

— Чего?

— Того. Я тебе тапки носить не нанимался, между прочим. Разговор шёл о партнёрстве, которое подразумевает некое равенство. Так что скажу тебе то же самое, что сказали в военкомате одному моему знакомому по фамилии Нухимович: «Нукать дома будешь».

Против ожиданий Маэстро не разозлился. Напротив, справившись с удивлением, он улыбнулся и покачал головой.

— А ты зубастый. Мне это нравится. Можешь за себя постоять. Тогда и нечего жаловаться.

— Пардон? — не понял я посыла.

— Мужчина отличается от ничтожества тем, что живёт с достоинством в любых обстоятельствах. Те, кто требуют к себе какого-то особого отношения, не заслуживают зваться мужчинами.

— Интересная теория.

— Не теория, — мотнул головой Маэстро. — Вежливость — это маска для ничтожеств, которые боятся столкнуться со звериным оскалом реальности. Если у тебя есть достоинство, тебя невозможно ни оскорбить, ни унизить.

— Ладно, шкет, — пожал я плечами. — Усвоил. Чё стоишь-то? Пинка в жопу ждёшь? Бегом метнулся, показал, куда тут дальше.

Маэстро позеленел. Выждав несколько секунд, заставил себя улыбнуться одними губами и процедил сквозь зубы:

— Хорошо, Тимур. Мы друг друга поняли. Идём.

Ушли мы недалеко. Дверь во вторую палату открылась, и оттуда выплыла медсестра с подносом, на котором в специальных ячейках лежали таблетки.

Медсестре было, на вид, лет сорок. На полголовы ниже меня, густые чёрные волосы, смуглая кожа. Халат, заканчивающийся чуть выше колена, демонстрировал красивые ноги.

Нашему появлению женщина не удивилась. Улыбнулась, как старым знакомым, и пошла дальше по коридору. Вошла в седьмую палату. Маэстро молча вёл меня следом.

В палате лежала на койке одна старушка. Старушек и стариков в нашем деле всё-таки было подавляющее большинство, что не могло не радовать.

— Та-а-ак, — пропела медсестра, — как мы себя сегодня чу-у-увствуем? Ваши таблеточки.

Интересные у них тут порядки. Обход с таблетками посреди ночи.

— Деточка, — проскрипела старушка. — А где ж доктор-то? Он мне сегодня операцию обещал.

— Доктор, к сожалению, очень занят. Но когда освободится…

— Да не хочу я твоих таблеток! — Старушка ударила по протянутой руке, и таблетки полетели на пол. — Плохо мне! — тут же захныкала она. — Плохо мне тут…

— Отдыхайте. — Голос медсестры не изменился ни на йоту, остался таким же глубоким и доброжелательным. — Доктор освободится и сразу к вам придёт.

Глядя на лежащую женщину, я вдруг с чудовищной чёткостью ощутил, что это — именно тот случай, когда без Вадика никуда. Мы, в отеле, помочь бы ей не смогли никак. Эту душу удерживало на земле нечто такое, до осознания чего она просто не успеет добраться. Что-то, что может удалить только скальпель хирурга.

А хирург сейчас сидел в некоем застенке видящих и, судя по всему, выбраться оттуда ему не светило ещё долго. Насколько я понял, никакого механизма работы с видящими, предавшими своё дело, не существовало по причине банального отсутствия прецедентов. Предавать было особо не для чего. Вожак пожирателей нарисовался только недавно, а до того — какие у нас могли быть альтернативы? Да никаких.

Возможность выбора порождает колебания. Колебания рождают измену.

Медсестра вышла из палаты и закрыла за собой дверь. Лицо её тут же изменилось. Дежурную маску с него как ветром сдуло, перед нами оказалась женщина жёсткая и жестокая, с цепким и пронзительным взглядом.