Двадцать два несчастья

Глава 3

Мозг лихорадочно работал. Бежать было некуда: второй этаж — это, конечно, не девятый, но и тело у меня, прямо сказать, не спортивное. Серега и на «Веселых стартах» в детском саду вряд ли вошел бы в число призеров.

Звать на помощь бессмысленно: судя по тому, что я уже узнал о репутации предыдущего хозяина тела, соседи вряд ли придут на выручку.

Я глубоко вздохнул, снял цепочку и открыл дверь, стараясь выглядеть спокойным.

— Здравствуйте, — произнес я, удивляясь собственной выдержке. — Чем обязан?

Один из мужчин, тот, что повыше, с небольшим шрамом над бровью, недобро усмехнулся:

— О, посмотрите-ка, как вежливо! Прямо доктор Айболит, а не лох Серый. Что, решил хорошего мальчика изобразить?

— Чем могу помочь? — осторожно спросил я, изо всех сил стараясь не выдать паники.

— Ты дурку косишь или как? — нахмурился второй, пониже и пошире в плечах, похожий на раскормленного мопса. — Михалыч сказал, сроки вышли. Ты должен триста двадцать штук, и он больше не хочет ждать.

Триста двадцать тысяч. Не то чтобы сумма большая. Но то для меня в прошлой жизни, а вот для доктора в районной больнице — зарплата за несколько месяцев. К тому же у хозяина этой квартиры вряд ли имеются хоть какие-то накопления.

— А что насчет отсрочки? — предложил я, лихорадочно обдумывая варианты.

Мужчины переглянулись, явно удивленные моей реакцией.

— Ты, видать, башкой где-то долбанулся, — хмыкнул шрамобровый. — Мы тебе уже три отсрочки давали. Ты в последний раз обещал расплатиться после дежурства. И что? Опять голяк?

— Послушайте. — Я попытался говорить спокойно и убедительно. — У меня скоро будет премия в больнице! Серьезная сумма. Я отдам все до копейки, просто нужно еще немного времени.

Это была чистой воды импровизация, но единственное, что пришло в голову.

— Премия? Тебе? — Мопсоподобный громко рассмеялся. — Ты там людей пачками дохнуть отправляешь, а сам на премию рассчитываешь? Ври, епта, хотя бы правдоподобно, тля!

Я сглотнул. Ситуация становилась все более неприятной.

— Неделя! — твердо сказал я. — Дайте мне неделю, и я верну долг. Полностью.

Шрамобровый прищурился, разглядывая меня с подозрением.

— Что-то ты сегодня странный, Серый. И трезвый. Обычно ты к этому времени уже в хлам.

— Решил завязать с выпивкой, — быстро ответил я. — Новая жизнь, все такое. Зарабатывать нужно. Долг отдать… Домик еще хочу… в Хорватии…

Тот хмыкнул и переглянулся со своим мопсоподобным подельником, а тот выдал:

— В Черногории лучше, там… — Но запнулся.

Его кореш со шрамом после короткой паузы кивнул.

— Ладно, уговорил. Последний раз, жирный. Неделя. Но, если через неделю денег не будет, отправишься в больницу уже как пациент, понял? А лучше — сразу в морг. Михалыч не любит, когда его дурят.

— Понял, — кивнул я. — Через неделю все верну.

— Смотри у меня. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — Не вздумай бегать или прятаться. Найдем где угодно. Даже в Хорватии!

— Или в Черногории! — злобно рявкнул мопсоподобный.

Они развернулись и начали спускаться, а я закрыл дверь, прислонившись к ней спиной. Ноги подкашивались от пережитого стресса.

Прекрасно. Просто прекрасно. К списку проблем добавился долг в триста двадцать тысяч рублей какому-то явно не самому доброжелательному кредитору. Такой однозначно не будет просто ругаться, как Марат. Хорошо хоть выбил неделю на погашение.

Только где взять деньги?

Я вернулся на кухню. Хотел налить себе воды, но все стаканы и чашки были грязными, часть я вообще выбросил. Поэтому попил так, из-под крана. Горло пересохло от нервного напряжения. В голове мелькнула мысль, что неплохо бы употребить чего покрепче. Остро захотелось коньяка. Я аж сглотнул. И с удивлением осознал, что это была не моя идея, а, скорее, инстинктивная реакция тела, привыкшего заливать стресс алкоголем.

Странное ощущение — быть одновременно собой и кем-то другим. Мое сознание, мои знания и опыт — но физические реакции и привычки чужого тела.

В правом верхнем углу поля зрения снова появился полупрозрачный интерфейс Системы:

Зафиксировано состояние стресса!

Рекомендуется дыхательная гимнастика для снижения уровня кортизола.

Не рекомендуется прием алкоголя, никотина и других психоактивных веществ.

Я усмехнулся. Спасибо за совет, таинственная Система, чем бы ты ни была. Стресс — явно следствие визита коллекторов. Что ж, есть у нас верный способ успокоиться. Например, можно подышать в полиэтиленовый пакет, но это для совсем тяжелых, а я предпочитал дыхательную гимнастику, особенно технику 4−7–8 — научно доказанный метод борьбы со стрессом.

Выполняется не просто, а очень просто. Четыре секунды вдох, семь — задержка, восемь — выдох. Такое дыхание активирует парасимпатическую нервную систему, а она — своего рода тормоз организма, противовес адреналиновой гонке. Пока симпатика кричит: «Бей или беги!» — парасимпатика мягко шепчет: «Успокойся, отдохни». Она замедляет сердце, расслабляет мышцы, включает пищеварение и восстановление. Когда она работает нормально, человек спит крепко, ест с аппетитом и вообще чувствует себя живым.

Но в этом теле система явно давно сломалась — вечный стресс, алкоголь и никотин выжгли ее дотла, оставив организм в режиме постоянной боевой тревоги.

Отсюда и все Серегины проблемы. А ведь решались они простыми упражнениями. Хотя бы пять минут в день на технику 4−7–8, которая убирает тревожность, снижает уровень кортизола и адреналина… и тело могло бы полноценно отдыхать, восстанавливаться и избежать страшных болезней. Простая физиология, но эффективная.

Сев на кровать, я выпрямил спину и попробовал. Вдох на четыре… Задержка… Но уже через пару секунд я начал задыхаться и почувствовал, как тело сопротивляется. Легкие хрипели и свистели — хронический бронхит курильщика давал о себе знать. В прошлом теле я мог спокойно задерживать дыхание на выдохе на полторы минуты, наслаждаясь медитативным спокойствием. Здесь же каждая задержка превращалась в мучение.

Четыре секунды вдоха через нос — легкие еле наполнились, словно через засоренный фильтр. Семь секунд задержки — и уже хотелось кашлять, в груди что-то булькало. Восемь секунд выдоха — вместо плавного потока воздуха какое-то хриплое сипение.

Но я упрямо продолжал. Пять минут дыхательной гимнастики. Тело протестовало, требовало привычной сигареты, но мозг знал — правильное дыхание буквально лечит меня изнутри. Снижает воспаление, улучшает насыщение клеток кислородом, запускает восстановительные процессы.

К концу пятой минуты я действительно почувствовал, как напряжение понемногу отступает. Не исчезает — этому телу нужны месяцы реабилитации, — но становится управляемым.

Остатки кортизола я сжег, поприседав. Впрочем, это громко сказано — колени не гнулись, хрустели, да и вес был слишком большим, а ноги — слабыми. Так что приседал слегка, словно садился на стул. Сделав около трех десятков таких полуприседов, я потом едва отдышался, колени аж ходуном ходили.

Однако разум прям прояснился.

Нужно было продолжать разбираться с ситуацией.

Я порылся в лекарствах, которые были у Сергея. Искал что-то адсорбирующее, хоть тот же активированный уголь. Нужно было срочно вывести хоть часть токсинов из организма. Иначе завтра я даже с кровати не встану. При взгляде на эту кровать меня аж передернуло. А о том, какое одутловатое будет мое лицо поутру, даже думать не хотелось.

Поэтому продолжил искать. К сожалению, ничего подобного в домашней аптечке Сергея я не обнаружил.

Вот засранец! А еще врач называется! Хотя о чем это я? Все, что он делал, вело только к саморазрушению.

Но уголь нужен.

Я немного подумал, а затем отбросил сомнения — не к чему рефлексировать, когда организм разваливается практически на глазах.

Вышел из квартиры и направился к соседке, Алле Викторовне, кажется, так ее звали (у меня всегда была не самая идеальная память на имена). Зато легко определил, где ее квартира — слышал звук закрывающейся двери. Поэтому нашел без проблем.

Позвонил.

Некоторое время ничего не происходило. Я уже решил, что она ушла (хотя куда на ночь глядя?). Но затем услышал какой-то шум и слабый возглас: «Открыто!»

Ну, раз открыто, я вошел.

— Алла Викторовна, — сказал я, — это сосед, Сергей. Извините ради бога, что так поздно. У вас есть активированный уголь или любой другой адсорбент? Выручите меня по-соседски?

В ответ послышался сдавленный звук.

Ведомый дурным предчувствиям, я кинулся в спальню. Так и есть: Алла Викторовна лежала на полу и силилась что-то сказать.

— Лежите спокойно! — велел я, подскочил к соседке, пощупал пульс — нитчатый, прерывистый. Руки липкие, холодные.

Я заглянул в ее глаза — зрачки изменились.

— С-сахар… — прохрипела пенсионерка.

— Скакнул?

Она покачала головой.

— Упал?

Утвердительный кивок.

— Сейчас! — Я метнулся на кухню, открыл шкафчик — ничего, холодильник — ничего. Да что же это такое⁈

— Лежите спокойно, я быстро! — крикнул я и забежал обратно в квартиру Сергея.

Я видел на кухне начатую пачку рафинада.

Схватил ее и вернулся в квартиру соседки. Быстро плеснул в стакан немного воды (хорошо, хоть была теплая в чайнике) и опустил туда четыре кубика сахара. Размешал и дал ей.

— Пейте! — велел я, поддерживая стакан.

С трудом, но она проглотила несколько глотков сладкой воды. Ее всю трясло мелкой дрожью.

Я сидел рядом и держал ее за руку. Через некоторое время на лицо вернулась краска. Она уже не казалась столь мертвенно-бледной.

— Что же вы так? — попенял я, помогая женщине лечь на диван. — А если бы я не зашел? Гипогликемия — это вам не шутки. И почему у вас ничего сладкого дома нет?

— Диабет у меня, — проворчала она, — я специально все сладкое выбросила. Чтобы не искушаться. А то не удержусь — сожру все.

— Та-а-ак, а где глюкометр? Давайте сахар измерим. Вы колетесь?

— На инсулине сижу, — вздохнула она. — Иногда колю больше, чем надо.

— А вот это вы зря, Алла Викторовна, — покачал головой я, — с диабетом шутить нельзя. Опаснее, чем кажется — может и до комы довести. Да что я вам рассказываю. Сами же знаете…

Я забалтывал ее специальным «докторским» голосом, пока паническая атака не пройдет.

— А в кармане у вас всегда должна быть конфетка. Лучше леденец, «стекляшка», они долгоиграющие и почти без срока годности. И к эндокринологу срочно надо.

— Хорошо, завтра же прямо с утра займусь, — усмехнулась она, пока я мерил ей давление. — А что ты хотел, Сережа? А то у меня из головы все вылетело.

Ну еще бы! Чуть коньки не откинула, как тут упомнить.

— Мне нужен активированный уголь или что-то подобное. Любой адсорбент, — сказал я.

— Посмотри там, в белом навесном шкафчике, на второй полке. Возьми, сколько надо. Уголь есть, — сказала она и добавила: — Даже не знаю, как тебя и благодарить, Сережа. Ты же меня сейчас, по сути, спас.

— Совет мне еще ваш нужен, — решил воспользоваться ситуацией я. — Понимаете, мой халат совсем не белый. И я обнаружил это буквально только что. А завтра комиссия. Скажите, чем его за ночь отстирать можно? «Белизна» же не пойдет? Он же пожелтеет от «Белизны», да? Или лучше в порошке замочить? Но я боюсь, что не отстирается.

— Не отстираешь, — задумчиво покачала головой Алла Викторовна, — что же ты так, в последний момент? Да и не высохнет он за ночь. А еще же выгладить нужно…

Она умолкла, прикрыла глаза. Я сходил на кухню, нашел там активированный уголь, взял один блистер. Когда вернулся обратно — глаза соседки блеснули:

— Сережа. Посмотри там, на антресоли, должен пакет быть… такой… синий… Поищи.

Я полез на антресоль, и действительно, среди барахла был синий пакет.

— Нашел!

— Открой его. Там должен быть белый халат. Я, когда в больнице работала, у меня пятьдесят шестой размер был. Это сейчас разнесло. Тебе должен подойти.

— Спасибо большое! — обрадовался я, вытаскивая белоснежный халат.

Примерил. Со скрипом, но сошелся. Пусть он был старого образца, но зато отстиранный и даже выглаженный — небольшие заломы не в счет. Все равно это гораздо лучше, чем то безобразие, в котором был сегодня Сергей.

Алла Викторовна просияла.

— Я завтра на работу схожу, потом выстираю, поглажу и верну, — пообещал я.

— Да не надо! — улыбнулась соседка. — Мне он больше ни к чему, на пенсии-то. Так что дарю! На счастливую профессиональную судьбу!

Я искренне поблагодарил. Мы немного поболтали. Я еще раз измерил ей уровень сахара в крови и, убедившись, что все уже нормально, взял честное слово, что она через полчаса съест что-то из быстрых углеводов, например, кусок хлеба с вареньем, а завтра обязательно сходит в поликлинику.

— Если опять станет плохо, Алла Викторовна, звоните мне, — сказал я, — даже ночью. Положите мобильник возле подушки. У вас же есть мой номер?

Она кивнула.

— Вот и замечательно. Звоните, если надо будет, — сказал я и вышел из ее квартиры.

На площадку как раз поднялась, тяжело отдуваясь, какая-то расфуфыренная тетка. Волосы она красила в вульгарный ярко-рыжий цвет — тот самый, который в народе называют морковным. Отросшие темные корни выдавали, что последний поход в салон был месяца три назад, а может, и больше. Наращенные кукольные ресницы торчали пучками, придавая взгляду одновременно удивленное и хищное выражение.

Тетка была в обтягивающих черных лосинах в крупный горох, которые немилосердно подчеркивали все лишнее, и в розовом худи с принтом в виде котика с короной. На ногах красовались стоптанные кроссовки — явно не первой свежести. Все это безобразие венчала дешевая бижутерия: массивные серьги-кольца и несколько цепочек на шее, путающихся друг с другом.

Она остановилась на площадке, придерживаясь за перила и переводя дыхание. Видимо, подъем без лифта давался нелегко, хотя она всего-то на второй поднялась.

Заметив меня у двери Аллы Викторовны, она прищурилась, и на лице проступило выражение злорадного любопытства.

— Смотрю, к Драчихе заглядываешь? — усмехнувшись, протянула она неприятным визгливым голосом. — Типа надеешься, что она на тебя квартирку перепишет?

Женщина поправила выбившийся локон жирных волос, и я невольно отметил огромные искусственные ногти — длинные, острые, ядовито-синего цвета с какими-то блестками. Почти как у Росомахи из комиксов, только вульгарнее. Как она вообще с такими когтями в быту обходится? Как ту же картошку чистит? Даже не представляю. У Росомахи они, помнится, въезжали внутрь, а вот как у нее — вообще непонятно.

— Так у нее типа племянник есть, — продолжала она, явно наслаждаясь возможностью посплетничать. — В Москве живет, большой человек. Так что зря бегаешь, Епиходов!

Она едко хихикнула, и этот звук прошелся по нервам, как ногтем по стеклу. В ее голосе читалось торжество — мол, вот я тебя раскусила, голубчик, знаю я таких!

Меня вдруг накрыло раздражение. Весь этот день — смерть, перерождение, тело на грани, долги, а тут еще и эта особа с ее нелепыми домыслами.

— Так она уже на меня переписала, — невозмутимо сказал я, решив потроллить неприятную соседку.

— Да ладно⁈ — Глаза у Росомахи округлились и чуть не вылезли из орбит. Рот приоткрылся, обнажив неровные зубы с золотой коронкой спереди. Она даже на шаг вперед качнулась, забыв про одышку. — Серьезно⁈

— Уметь надо, — бросил я подчеркнуто гордым голосом, разворачиваясь к своей двери.

Ключ в замке провернулся со знакомым щелчком.

— Да погоди ты! Кому говорю, постой! — заголосила тетка, но я уже переступил порог.

— Спокойной ночи, — вежливо пожелал я и захлопнул дверь прямо перед ее любопытным носом.

За дверью еще секунд десять слышалось возмущенное сопение и топот, а потом звук удаляющихся шагов.

Я прислонился спиной к двери и усмехнулся. Завтра весь подъезд будет обсуждать, как Драчиха квартиру на Епиходова переписала.

Ну и пусть. Может, хоть злопыхателей немного поубавится.