Двадцать два несчастья

Глава 23

Я аж вздрогнул, непроизвольно, правда. Что-то как-то не але. Жених чуть не прибил, в аэропорту не выпустили, а отец хочет поблагодарить? Или у них теперь разные точки зрения?

Но озвучивать не стал. Пока не стал.

Тем временем Харитонов вкрадчиво, словно на кошачьих лапках, спросил:

— Ты можешь прийти в больницу? Сейчас только. Мы ждем…

— Могу.

— Только давай быстрее… пожалуйста! — Харитонов отключился.

Гадать о причинах такой срочности не стал. Очевидно, что отец Лейлы попросил, а Харитонов и рад услужить. Но спешить и брать такси не стал. Подождут.

Спокойно пошел пешком, дыша свежим воздухом и очищая голову от негативных мыслей. Потому что все они скрашивались одной такой, от которой хотелось петь. Я! Все еще! Живой!

Стоило зайти в больницу, как знакомые звуки и ощущения окутали меня со всех сторон. Запахи лекарств и дезинфицирующих средств вперемешку с озоном от кварцевых ламп, запахом горохового супа, кофе и человеческих страданий, страхов и робких надежд. Впрочем, в данный момент я был в таком состоянии, что не обращал на всю эту лирику никакого внимания.

Когда я поднялся на третий этаж, где находилось наше хирургическое отделение, знакомая медсестра посмотрела на меня странным взглядом и торопливо отвернулась.

Я сделал вид, что не заметил, прошел в кабинет к Харитонову. Из-за двери доносились голоса. Явно там сейчас собралось много людей.

Обозначив стуком свое присутствие, я вошел внутрь.

В кабинете заведующего отделением хирургии собралось несколько человек: сам Харитонов, который вид имел торжественный и важный, какой-то незнакомый пожилой толстяк с холеным капризным лицом, скорее всего, легендарный Хусаинов. А еще были Соломон Абрамович Рубинштейн и двое каких-то незнакомых мне мужиков, очевидно, пришедших с ними.

Мельник, кстати, тоже здесь был. А вот его вид мне не очень понравился: он был бледным, а при взгляде на меня быстренько отвел взгляд. Также присутствовали еще несколько человек из нашего отделения, все ведущие врачи из хирургии.

— Добрый день, — бесстрастно поздоровался я и напомнил Харитонову о цели своего визита: — Вы мне звонили.

— Да-да, проходи, Сергей, — каким-то совершенно непривычным для него возвышенным тоном сказал Харитонов. — Вон, присаживайся туда.

Он кивнул мне на простой деревянный стул, который стоял в самом дальнем углу, у края стола, и разительно отличался от остальной мебели в кабинете. Очевидно, специально принесли для меня.

В такие игры я тоже умел играть, прекрасно понимая, почему меня хотят усадить именно туда — эдакий психологический прессинг, мол, твое место вон где. Но я не собирался быть бедным родственником, сиротинушкой, которого пригласили из барской милости. Спокойно, ни слова не говоря, я взял стул и неторопливо подтянул его к центру комнаты, где сел так, чтобы мне было удобно и хорошо видно всех. А всем — меня.

У присутствующих вытянулись лица, но они постарались скрыть это. Правда, один молодой хирург глянул на меня одобрительно и торопливо спрятал смешинку в глазах. Остальные смотрели гневно и осуждающе, мол, как посмел?

Зато у Харитонова глаза на лоб полезли, и он стал похож на свежемороженого сома, которого кровно обидел другой свежемороженый сом. Тем не менее он никак не прокомментировал мои действия, лишь бросил нечитаемый взгляд на пожилого приземистого мужика.

Тот набычился, зыркнул на меня и велел:

— Ну, рассказывай.

— Простите, мы знакомы? — с некоторым изумлением лениво изогнул бровь я.

— Это же Ильнур Фанисович! — подсказал со своего места Мельник, явно не выдержав моего неправильного и непочтительного поведения.

— Вот как. Ну что ж, приятно познакомиться, — кивнул я, посмотрел на мужика и представился: — Сергей Николаевич Епиходов.

Харитонов и Хусаинов переглянулись, причем завотделением хирургии отчетливо побледнел.

Первым не выдержал Рубинштейн. Он растянул губы в язвительной ухмылке и сказал голосом, из которого прямо сочился елей:

— Ты хоть знаешь, зачем тебя сюда позвали… Сергей Николаич?

— Ростислав Иванович позвонил и сказал, что Ильнур Фанисович хочет меня отблагодарить за спасение дочери. А тебе какое дело?

От моего тона и ответного обращения на ты Рубинштейна аж перекорежило. Он хотел что-то сказать, но Хусаинов положил ему руку на плечо, и тот подавился невысказанным ответом.

А Харитонов густо покраснел и метнул сконфуженный взгляд на Хусаинова.

Остальные тоже переглянулись.

В кабинете повисло ощутимое напряжение, а я сидел и молчал, ожидая продолжения.

И я ни капли не слукавлю, если скажу, что происходящее меня развлекало. Видимо, Харитонов неверно расшифровал желание местного царька и подумал, что тот хочет меня отблагодарить. Не угадал. Но чего-то ради они все здесь собрались же?

Вот это мне и было интересно. А как-то переживать из-за этого фарса я не собирался, потому что после всего, что со мной произошло, эта возня стала казаться мелочью. Да, неприятно, да, несправедливо и немного обидно, но я, вообще-то, умер и воскрес. Может быть, сам боженька меня пометил! Причем переродился я со своего рода суперспособностью. Так что буду просто наблюдать за актерами и, исходя из развития их сценария, либо подыграю, либо сломаю им весь хренов спектакль. И не такое ломал Епиходов в прошлой жизни.

Первым не выдержал Хусаинов:

— Ты скотина! — заверещал он, подпрыгнув на стуле. — Мерзавец! Щенок! Алкаш! Ты своими вонючими граблями полез в голову моей дочери! Убить ее хотел, как и тех троих! Да я тебя за это сгною! Все! Тебе конец! В моем городе ты работы не найдешь нигде! Никакой! Даже коврики в морге мыть не позволю, сука такая!

Он кричал, брызгая слюной, наверное, минут пять. Все сидели с перепуганным видом, у Мельника и Харитонова вытянулись лица — конечно, они, наверное, думали, что он меня поругает, но что так попрет, никто из них не ожидал.

Я спокойно выслушал его выступление и, когда он набрал воздуха, чтобы перевести дыхание, спросил у Харитонова, лениво растягивая слова и не глядя на Хусаинова:

— Ростислав Иванович, вы мне позвонили и сказали, что некий Хусаинов будет меня благодарить за спасение дочери. Что-то я не совсем понимаю, что сейчас происходит?

Харитонов побледнел.

— Ты, скотина, должен руки целовать… — начал он, но я его опять перебил:

— Я никому ничего не должен, Ростислав Иванович. Тем более руки целовать. Единственное, о чем я действительно жалею, что спас эту женщину. И что теперь у меня куча каких-то странных претензий от ее родственников. То жених ее мне угрожает, теперь этот человек. За что? За спасение ее жизни? Это впервые в истории такое. Или я помешал каким-то тайным планам?

При этих словах Рубинштейн вздрогнул. А Харитонов весь побагровел, у него аж глаз дернулся.

А я продолжил:

— И знаете, в данный момент я больше всего раскаиваюсь, что мой долг врача превысил здравый смысл, и спасение жизни пациентки было для меня важнее, чем ее статус, — сказал я.

Потом посмотрел на Хусаинова, у которого от моей наглости в зобу дыхание сперло, и сказал ему:

— Если у вас все, господин Хусаинов, я пойду. На вашу благодарность, я так понял, могу не рассчитывать.

— Сгною, — прохрипел Хусаинов и рванул галстук на шее.

Я пожал плечами: в принципе, если он действительно поставит себе такую цель, то я ничего не сделаю. Если захочет, действительно сгноит. И от пули снайпера никто не застрахован. Но и я вот так просто сидеть сложа руки не буду. Тоже мне, хозяин города нашелся!

— А за каждого из убитых тобой пациентов тебе придется заплатить их родственникам по три миллиона отступных! — злорадно выкрикнул мне в спину Рубинштейн.

— Это с какой стати? — удивился я и аж остановился в дверях.

— Суд был! — хохотнул тот. — Решение тебе уже должно прийти на Госуслуги. Два часа назад был!

— Даже суд был? — еще больше удивился я. — Без меня? Без уведомления?

— А никто тебе не виноват, что ты не видел уведомление! — Рубинштейн цвел, как майская роза. — Мы на работу все прислали. А ты же алкаш, бухал где-то и не явился! И срок выплаты тебе — две недели! Иначе поедешь на Воркуту!

Понятно, что это липовое решение, состряпанное по звонку. Я не юрист, но очевидно, что настоящий суд так быстро не делается — тут же просто подписали то, что велел местный барин. Хороший адвокат разнесет это решение в хлам, оно юридически ничтожно. Но когда это мешало власть предержащим? Да уж…

Я кивнул, давая понять, что услышал, но уже в дверях обернулся и, глядя в глаза Хусаинову, сказал ему очень тихим голосом, игнорируя остальных:

— Я уже жениху вашей дочери это говорил. Но думаю, он не смог запомнить столько информации. Поэтому повторю здесь, при всех. Созовите консилиум и проконсультируйтесь у независимых врачей, правильно ли сделана была операция, правильны ли были мои действия. А еще лучше — пригласите их из Москвы, из клиники имени академика Ройтберга. Там работают лучшие нейрохирурги у нас в стране и в мире. А потом, когда получите их заключение, я жду извинений. Адрес вы знаете.

С этими словами я вышел из кабинета. И даже дверью не хлопнул.

— Нигде! Больше в медицине тебе места не будет! — верещал вслед Хусаинов, и потом еще что-то кричал.

— Епиходов! Подожди, Сергей… — бубнил Харитонов.

Что-то кричали остальные, шумели, но я уже не слушал.

Быстрым шагом вышел из больницы, и вязкая досада резанула мое сердце. Я понимал, что эта страница моей жизни, увы, перевернута.

Система тренькнула и высветилась табличка:

Внимание! Критическая стрессовая перегрузка!

Зафиксировано экстремальное повышение уровня кортизола и адреналина.

Дисфункция по оси «гипоталамус-гипофиз-надпочечники»!

Критическое негативное влияние на сердечно-сосудистую и нервную системы!

Обнаружены признаки эмоционального истощения.

Ресурсы организма на пределе.

— 4 дня 12 часов от продолжительности жизни.

Капец, в общем. Хотел я того или нет, но все же не робот, а потому разозлился.

Обернувшись, посмотрел на здание больницы и спокойно, без эмоций, приговорил: капец вам всем, сволочи.

Посмотрим еще у кого яйца крепче!

Не заходя домой, я отправился прямиком на трассу. К счастью, Казань, как и любой другой город, была достаточно растянута территориально, так что кое-где на окраинах оставались «слепые» локации, где ни камер, ни патрульных постов за каждым деревом не было.

Поэтому я выбрал небольшую безлюдную улицу, где находились какие-то промышленные склады, ангары, недостроенные здания и прочая ерунда. По навигатору прошел по ней, пару раз свернул и оказался на трассе.

Машины здесь неслись в несколько рядов с такой скоростью, что у меня чуть шапку не снесло. Я прошел еще какое-то расстояние, и да, действительно нашел остановку. Судя по указателям, где-то неподалеку располагалась деревня Константиновка. Я сел на лавочке и только тут перевел дух.

Фух, руки тряслись, совершенно как у древнего старика. От острого чувства несправедливости, обиды и неопределенности будущего (и страха смерти) меня накрыла паника.

Опять тренькнула Система, и я взглянул на уведомление:

-5 часов от продолжительности жизни.

Внимание! Функциональность Системы понижена до 1%!

Невозможность полноценного мониторинга состояния организма.

Вот же скотская жизнь. Негодяи Харитонов и Хусаинов отняли у меня сегодня суммарно практически пять дней жизни. И, к сожалению, все то, чего я добивался эти дни правильным питанием, физическими упражнениями, дыхательной гимнастикой, не просто откатилось назад, а резко ушло в большой минус. И Система снова урезала функциональность.

Я сидел на продуваемой всеми ветрами остановке (стекло из боковой стенки было выбито) и чувствовал, как остро ноет сердце, отдавая в правой руке, как горят уши, как стучит кровь. И понимал, что еще чуть-чуть — и придется мне с этим телом распрощаться.

Ну что ж, Серега Епиходов из города Казани, прости меня, я попытался, но не смог, к сожалению.

Тем временем, когда рядом притормозила большая фура, на которой было написано «Жатецкий гусь», я почти резво вскочил и подошел к открывшейся двери. Водитель, парень лет тридцати, выскочил оттуда и прошелся вокруг фуры, стуча ногой по колесам.

— Спустить бы надо, — ворчливо бросил он мне, найдя собеседника, затем развернулся и спросил: — Закурить есть?

— Нет, бросил, — сказал я.

— Жаль. Я бы тоже бросил, но курить хочу, а у меня сигареты закончились, и до следующей остановки еще километров двадцать ехать. Уши вянут… — нелогично сообщил водитель.

— Слушай, а ты куда едешь? — спросил его я.

— В Серпухов, — ответил мужик и почесал затылок, — а что?

— Да я до Москвы добираюсь. Срочно надо, а билетов уже ни на что нет. Часом, не сможешь меня хоть немного туда подбросить?

— Да не вопрос. Могу, — пожал плечами мужик, — но за бесплатно, сам понимаешь… — Он изобразил рукой такой знак, который был понятен всем мужикам всего мира.

— Да-да, конечно, я заплачу, только скажи сколько.

— Давай два косаря, нормально будет? — сказал он и, видя мое недоумение, быстро пояснил: — За автобус столько же заплатил бы. А у меня даже комфортнее будет, и обзор на трассу лучше, ха-ха!

— Давай, — согласился я и вытащил две тысячи рублей из кармана.

Хорошо, что я перед этим рассовал деньги по карманам более-менее мелкими купюрами. А то не хватало, чтобы он увидел, что у меня при себе крупная сумма, оставшаяся после того, как Михалыч «смилостивился». Интересно, как там его колоноскопия?

Водитель сграбастал деньги, просиял и уже очень даже дружелюбно ответил:

— Еще пару минут стоим, помочиться надо, а ты пока это… запрыгивай. А потом поедем.

С этими словами он повернулся к дороге спиной и зажурчал на обочину. А я влез в кабину. Ну, грубо говоря, влез — это громко сказано. Еле-еле по лестнице, которая не доставала до земли добрых полметра, я подтянулся на слабых, дрожащих, жирных руках и кое-как впихнул шарообразное тело Сергея внутрь кабины. Фух, эти небольшие физические усилия вымотали меня так, словно я разгружал вагоны всю ночь.

Через некоторое время на водительское сиденье плюхнулся водитель, и загудело зажигание.

— Григорий, — представился он, и машина тронулась с места.

— Сергей, — ответил я.

Какое-то время мы ехали молча, пока парень перестраивался в нужный ряд, а затем он спросил, чтобы начал разговор:

— И че так резко ломанулся на Москву? До завтра подождать нельзя было? Или ты в бегах?

— В командировке я, — отбрехался я. — А срочно, потому что узнал, что моя на Мальдивы с мужиком отправилась. А билетов на самолет нет уже, да и на поезд до завтра ждать. Зла не хватает! Вот хочу поехать и разобраться!

— О-о, бабы… они такие, — оседлал любимую тему мужик. — Вот моя Надюха… ты прикинь, мы жили с ней почти два года, и вот я же постоянно в разъездах, как-то приезжаю, а соседка говорит, она там уже с каким-то другим живет. Ты представляешь? И знаешь, че я сделал? Взял арматурину и пошел разобрался, перебил ему ребра.

— Так тебя за это и посадить могут, — сказал я.

— Да нет, Надюха так перепугалась, что никто ничего на меня не заявлял. И тот утырок тоже. Сам виноват — нечего на чужих баб заглядываться.

— И чем все закончилось? — спросил я.

— А что, вернулась она ко мне, еще прощения просила. Сейчас нормальная, крепкая семья, еще и ребенка заделали. Вот скоро уже буду отцом, — похвастался он и улыбнулся от уха до уха с довольным видом.

Дальше ехали молча. Через некоторое время водитель включил шансон. Я внутренне морщился, но вынужден был слушать.

Потому что спасибо, что хоть так везут.

Через какое-то время уже изрядно стемнело, мы доехали до небольшого пятачка, на котором в ряд сгрудились фуры. Почему-то из всех мелькавших по пути заведений типа «У Палыча», «Чайхана Dreаm», «Кафе Виктория» и «Вдали от жен» мой водила выбрал именно забегаловку «Нивушка», ну да ему лучше знать.

— Пошли, поужинаем хоть, — кивнул головой парень и направился к дверям.

Я молча пожал плечами и отправился следом. Голова гудела от дорожного шума, блатняка и скрипуче-тарахтящих «братишки, кто подскажет, на каком километре…» и «солью бензин», гундосящих из рации. Очень хотелось немного посидеть в тишине — хотя бы относительной. Народу там, подозреваю, видимо-невидимо. Судя по количеству фур, водилы это заведение знали и держали за премиум-люкс-на-сотом-километре.

Григорий с хозяйским видом зашел внутрь и тут же замахал тощей бабенке лет примерно сорока-сорока пяти, стоящей на раздаче.

— Привет, Катюха, — сказал он, улыбаясь. — А вот и я. Небось соскучилась?

— Ночей не спала, — засмеялась женщина беззлобно. — А ты когда назад? Заезжай к нам, погуляем, как в прошлый раз. А то все проездом да проездом, все бегом и бегом. Сколько тебя ждать можно?

Гриша приосанился и усмехнулся.

— Ничего, Катюха, еще два рейса осталось. Сейчас заказ весь выполню, и тогда мы с тобой ух и загуляем!

Пока парень улыбался, блестя зубами и топчась на месте словно ретивый конь, короткая очередь перед нами протянулась к оплате, толкая по рельсам заполненные подносы, и я пригляделся, чем тут кормят. Ничего особого, как и предосудительного, не заметил. То же, что и всегда в таких заведениях. Антрекоты, бефстрогановы, запеченный лосось… С десяток вторых, с пяток гарниров.

Но не успел я подумать, что тут взять, наиболее полезного для — теперь уже моего — желудка и организма, Григорий перебил:

— Рассольник давай и голубцы. И ему, и мне. — И с видом завсегдатая махнул мне рукой: — Не пожалеешь.

Жалеть, как и спорить, я не стал. Молча расплатился на кассе, бухнул поднос на стол и направился в туалет.

Помыв руки, я с тоской посмотрел в туалетное зеркало, в котором отразилась бледная физиономия Сергея с темными кругами под глазами. Да, последние события сильно меня подкосили. Точнее, вот это тело. И что будет дальше, непонятно.

Я вздохнул. Ну что ж, других вариантов у меня все равно нет — нужны деньги. А сейчас самое время поужинать.

Я кивнул своему отражению и отправился в зал.

Гришка куда-то пропал, на столе стояли его грязные тарелки и мои — с рассольником и голубцами. Рассольник показался мне подозрительным, как будто вместо нормального мяса его готовили на чем-то ином. Да и запашок от него…

Тогда я принялся рассматривать голубцы. Выглядели они съедобно. И термическая обработка была. Пока я размышлял о голубцах, чтобы не терять время, вытащил домашний бутерброд и смолотил его.

Напротив меня за стол плюхнулась Катюха, видимо, получившая перерыв в смене, прошлась по мне демонстративным рентгеновским взглядом и широко улыбнулась:

— Кофе чего не заказал, здоровячок-красавчик? Может, принести?

— Лучше чай, — сказал я, проигнорировав заброс, и на всякий случай добавил: — Зеленый.

— Ага, — сказала Катюха, но не двинулась с места, — а, может чего покрепче, а? Чего покрепче… потанцуем… м-м-м?

Ответить я не успел.

Тренькнула Система, и я чуть не выругался, читая диагноз.

Диагностика завершена.

Основные показатели: температура 37,2 °C, ЧСС 94, АД 125/85, ЧДД 18.

Обнаружены аномалии:

— ВИЧ-инфекция (стадия 3, субклиническая).

— Хронический вирусный гепатит C.

— Хронический бронхит (курение).

— Гингивит (хронический).

— Дефицит витамина B12.

— Анемия (легкая степень).

Катюха-то ВИЧ-инфицированная! Не говоря уже про все остальное!

У меня сразу пропал аппетит что-либо есть в этом заведении.

Интересно, а эти забегаловки на трассе Роспотребнадзор вообще не проверяет? Они медосмотр не проходят? Как ее можно было допустить до общепита?

Ответить не успел, в кафе сунулся Гришка:

— Ты еще долго там, Серега? — спросил он меня. — Ехать надо, пока пробки не начались. А то, если не проскочим, часа три потом стоять придется.

— Иду, — ответил я ему и сказал Катюхе: — Слушай, подруга, ты бы в больницу сходила, что ли. Кровь сдай.

— Зачем? — равнодушно спросила Катюха, потеряв ко мне интерес из-за того, что я уже уезжаю.

— Ты сходи и сдай, — не стал вдаваться в подробности я. — Нутром чую, нужно тебе.

Катюха не ответила. А я вышел на улицу.

Рассольник и голубцы остались нетронутыми на столе.

Уже в машине я какое-то время размышлял, как бы начать разговор. Затем не выдержал и решил говорить прямо:

— Слушай, Гриш, — начал я, — ты же с этой Катькой… того?

— Чего? — сперва не понял Григорий, а потом сообразил, о чем я, и с довольным видом ухмыльнулся. — А то! А че, понравилась? Так ты не думай, Катюха, она того, приветливая со всеми. Так что можешь подружиться. Я не в претензии. А там, дальше, я тебя еще с Зойкой познакомлю. Бабец, что надо! Там такие сисяндры, что ой! Мечта!

— Нет, я не к тому веду, — сказал я и, предупреждая вопрос Григория, добавил: — Зря ты с нею того… она ВИЧ-инфицированная. А у тебя дома жена, вы ребенка ждете… ты бы в Серпухов как приедешь, сходил проверился…

Машина так резко затормозила, что от неожиданности я чуть не влетел в лобовое стекло.

— Что случилось? — не понял я.

— Приехали! — отрывисто рыкнул Григорий. — Вылезай!

— А как же Москва? — Я начал вылезать, оглядываясь и пытаясь сориентироваться — этот участок трассы был мне совсем не знаком. — Уже приехали?

— Это ты приехал! Бегом давай!

Машина, сердито обдав меня газами, унеслась, а я остался одиноко стоять на продуваемой всеми ветрами трассе.

И так захотелось курить, что я скрипнул зубами.