Двадцать два несчастья

Глава 24

Не знаю, сколько простоял. Задубел — ужас. Даже пуховик не помогал. Хорошо хоть желание курить выветрилось, стоило поприседать, разгоняя кровь по жилам.

Машины со свистом сновали туда и обратно, но никто не спешил останавливаться и подбирать пассажира. В общем, людей можно понять. Непонятно где, среди ночи, огромный мужик… мало ли. Береженого, как говорится, бог бережет.

К утру дорога резко опустела. Видимо, в самое опасное время, даже самые торопливые предпочитали покемарить у придорожных гостиниц. Заслышав шипение мотора, я покрутил головой, но предрассветный туман не позволял понять, откуда идет звук. Прислушался, пытаясь определить направление. Наконец получилось — и я разочарованно вздохнул. Машина шла в противоположную сторону.

Не везет. Ну ничего, еще пару часов подожду — потом дорога оживет, а водилы подобреют.

Громадная фура проехала мимо и вдруг притормозила у развилки. Начала разворачиваться. Я аж обалдел. Проехала немного и остановилась ровно возле меня.

— Залезай, — крикнул знакомый голос.

Я поднял голову — это был Григорий.

— Не понял, — сказал я. Залезать, однако, не спешил.

— Ну, извини, Серега, погорячился я, — смущенно сказал парень. — Но и ты тоже виноват, брякнул мне такое. Конечно, я расстроился и возмутился. Я вообще вспыльчивый. Но отходчивый. Залезай, говорю! Время теряем!

Долго упрашивать не надо было, и я торопливо полез на пассажирское сиденье.

— Замерз? — участливо сказал Григорий, стараясь не смотреть мне в глаза. Ему явно было не по себе.

— Есть такое, — не стал лукавить я и зябко потер руку об руку.

— Вот, бери. — Григорий протянул мне термос. — Сам открой и сам наливай.

— Что это? — спросил я, но термос взял.

— Да чай это. Забыл совсем, взял с собой из дому, но не пил. Он еще должен быть горячим.

— А ты будешь? — обрадованно спросил я. Чай мне сейчас совсем не помешает.

— Нет, пока не буду.

Я налил себе чаю и с удовольствием отпил. Он показался мне слишком крепким и сладким, но это все ерунда, главное, что горячий.

— А я лучше вот этого хлебну, — усмехнулся Григорий и отпил немного «кока-колы» из початой полуторалитровой бутылки.

— Зря, — сказал я и вздохнул: опять мой язык вперед ума идет, уже ж на трасе стоял. Но высказанного, как говорится, не воротишь. — «Кока-колу» лучше натощак не пить.

— Ба! Да ты, наверное, из тех, которые считают, что это вредно, и то, и вообще жить вредно, да? Все вредно — и поп-корны всякие, и дошираки. И что такое вообще не надо ни есть, ни пить, — усмехнулся Григорий, но беззлобно. — Из этих, как их там? Веганов, что ли?

— Нет, я просто врач. Хирург, — ответил я.

— Вон оно как. — В глазах Григория мелькнуло уважение. — Значит, ты против всяких бич-пакетов?

— Нет, я не против всяких дошираков. — И тут мне пришлось призадуматься, почему. То есть, чтобы захватить внимание Григория, нужно сначала с ним согласиться. И тогда я немного наплел ему: — Знаешь, я даже считаю, что иногда что-нибудь такое вредное обязательно нужно съесть. Только немного. Небольшую пачку чипсов или сухариков, или тот же «доширак». Потому что наши организмы уже настолько привыкли к химическим веществам в еде, что если у нас забрать их, обменные процессы нарушатся. Понимаешь? Как у курильщиков, которые бросили, без никотина ломки начинаются. Синдром отмены это называется.

При мысли об этом снова захотелось курить, но как-то мимолетно. Почти сразу желание исчезло, я смыл его глотком горячего чая.

Григорий кивнул. Тема ему явно была интересна.

— А две пачки чипсов можно? — спросил он. — Или разделить: полпачки в один день, а вторые полпачки — на следующий?

— Думаю, если умеренно, то можно, — кивнул я. — Но это исключительно мое личное мнение. Как врача и как биолога. Я много наблюдал за людьми, читал много научной литературы на эту тему. Поэтому всегда, если в командировках где-то или в каких-то экспедициях, позволяю себе один-два «доширака» съесть. И ничего страшного и смертельного в этом нет.

— Так че бы не каждый день тогда? — поинтересовался Григорий.

— Ну, понятно, что если это каждый день, то лучше не надо, потому что пищеварение нарушится. А изредка — почему бы и нет. Если же делать вот как ты сейчас, на пустой желудок, ведь мы ели с тобой часов пять назад, это прямой путь к язве. Все дело не в том, что «Кока-Кола» какая-то адская отрава. Просто желудок — штука чувствительная. Он сам выделяет кислоту, чтобы переваривать еду. А если ты ничего не ел, а потом заливаешь туда напиток, который по кислотности где-то между уксусом и лимонным соком, да еще с сахаром и газом, получается перебор. Кислота начинает раздражать слизистую, особенно если у человека уже есть гастрит или повышенная кислотность.

— Ага, так прямо сразу и язва?

— Не сразу, конечно, — улыбнулся я. — Но если делать это регулярно, особенно натощак, то и до язвы можно дойти. А где язва, там и рак недалеко. Желудок не прощает системных ошибок.

Григорий побледнел и быстро отодвинул от себя бутылку подальше.

— Ладно, налей мне чаю, — нехотя сказал он.

Я налил ему чаю, протянул чашку. Григорий отхлебнул, затем хекнул, выпил все до капли и вернул мне ее обратно.

— А бургеры те же, картошка фри, кириешки — с ними че?

— Да ниче, — покачал я головой. — Думаю, иногда вредное съесть полезно. В разумных количествах. Организм справится с вредной едой раз в неделю, если все остальное время ты ешь нормально. Даже, я бы сказал, такая «разрядка» идет на пользу.

— В каком смысле?

— Когда человек живет в режиме «мне нельзя все вкусное» — это постоянный стресс. А стресс, если по-простому, повышает уровень кортизола. И этот гормон гораздо вреднее для сосудов, чем пара граммов соли или глутамата натрия в чипсах. Так что иногда стоит позволить себе ерунду вроде сухариков или доширака, просто чтобы мозг понял: жизнь продолжается. Все дело в дозировке. Если съел немного — организм спокойно переварит и забудет. А вот если питаться этим каждый день и запивать литром газировки — ну, брат, тут уже никакая физиология не выдержит.

Григорий посмотрел на меня одновременно с подозрительностью и уважением.

— Да вот и хрен знает, че лучше. Жить скучно и не болеть или весело, но… А! — Он махнул рукой. — Один раз живем! Кто не рискует, тот не пьет шампанского!

Поняв, что все мои лекции ушли коту под хвост, я хлебнул чаю и поделился:

— А знаешь, пей свою «Кока-Колу», если хочется. Я тебе больше скажу, если ты где-то в дороге или поел жирной, тяжелой пищи или же чего-то сомнительной свежести, стакан «Кока-Колы» выпить — это даже и правильно. Потому что она настолько кислотная, что все болезнетворные микробы моментально нейтрализует. Но это, опять же, только в исключительных случаях.

Дальше ехали молча, даже шансон Григорий больше не включал. Наверное, думал о чем-то своем. Я уже дремать вполглаза начал.

Но через некоторое время он не выдержал и сказал:

— Слушай, Серега… Я это… Блин… Короче, мы два раза всего с ней это… ну, с Катькой… но потом, когда моя Надюха стала беременной, она ходила к врачу, там ее проверяли. Если бы у меня был ВИЧ, то и у нее был бы, и у ребенка. А так все пока нормально.

— А после этого ты с ней больше не это самое? — спросил я.

— Как-то не получалось, — пожал плечами Григорий. — Так что нет.

— Ну, тогда лучше больше не делай этого.

— И с Зойкой?

— Ну ты же не знаешь, что она у кого подцепила?

Григорий покачал головой и печально вздохнул.

— И вообще, Гриша, лучше этим вообще больше с такими вот дамами не заниматься. Да и вообще… Раз уж женился, спи только с женой, Гриша. Но провериться тебе все равно надо. Прямо завтра с утра, в Серпухове. И не ссы, ща почти все вылечивают. Даже ВИЧ не приговор — хроническая болезнь, держат под контролем.

Григорий опять вздохнул и нехотя кивнул.

Москва. Я шел по знакомой до боли улице, а сердце от накативших воспоминаний выпрыгивало из груди.

Господи! Прошла всего неделя с небольшим после смерти и переноса в казанского Серегу, а ощущение, будто я здесь тыщу лет не был.

Ностальгия такая, что руки задрожали.

Вон тот угловой магазинчик, где мы воскресным утром покупали свежую выпечку. Вон любимая лавочка у фонтана — сколько раз сидел здесь с кофе, листая свежую прессу.

А здесь когда-то Маруся училась кататься на велосипеде — я бежал рядом, придерживая седло, а она визжала от восторга и страха одновременно. Ей тогда было лет пять. Сейчас уже тридцать два, взрослая женщина с собственной семьей.

А тут мы с первой женой гуляли по аллее, обсуждая ремонт в квартире, отпуск, будущее…

Наконец я остановился перед знакомой высоткой, не самой-самой элитной, но такой привычной. Я в не полжизни прожил.

На входе, как всегда, сидел вахтер. Пожилой мужик с военной выправкой и недоверчивым взглядом. Николай Михайлович. Он поднял глаза от газеты и уставился на меня.

— Куда? — Голос его был жесткий, без полутонов.

Я замер. Черт. Не подумал. Николай Михайлович знает профессора Епиходова больше двадцати лет — седовласого, подтянутого мужчину за шестьдесят. А сейчас перед ним располневший тридцатишестилетний мужик в затертых джинсах и дешевом пуховике.

— К Тертерянам, — назвал я фамилию соседей.

— Фамилия? Документы предъявите. — Вахтер даже не шелохнулся. — Или вызывайте хозяев по домофону.

Документы мои на имя Сергея Николаевича Епиходова. Из Казани. Это вызовет еще больше вопросов.

— Понимаете, я… — начал было я и осекся.

Взгляд упал на газету перед вахтером. «Сам себе лекарь». А на столе — пластиковый контейнер с таблетками. Много таблеток.

Система тренькнула, пометив силуэт вахтера тонким красным контуром — впервые на моей памяти. Даже старика Эльдара в парке, которому жить осталось всего ничего, не помечала.

Диагностика завершена.

Основные показатели: температура 36,9 °C, ЧСС 88, АД 165/102, ЧДД 19.

Обнаружены аномалии:

— Гипертоническая болезнь (II стадия).

— Гипертрофия левого желудочка.

— Атеросклероз коронарных артерий.

— Варикозное расширение вен нижних конечностей (выраженное).

Я выдохнул и посмотрел вахтеру прямо в глаза:

— Давление скачет?

Тот вздрогнул.

— Откуда… — Недоверие сменилось растерянностью.

— А вы препараты-то правильные принимаете? Вот эти? — Кивнул я на контейнер, не давая ему опомниться. — Покажите.

Вахтер машинально протянул коробочку. Я быстро просмотрел — индапамид, периндоприл, аторвастатин.

— Неплохая схема, но дозировку периндоприла надо бы увеличить. У вас же верхнее под сто семьдесят скачет?

— Сто шестьдесят два утром было, — ошарашенно выдал вахтер. — А откуда вы…

— Опыт, — отмахнулся я. — Доктор я. Хирург. Вижу по лицу — одутловатость, капилляры на щеках. И ноги у вас болят, правда? Варикоз. Компрессионный трикотаж носите?

— Нет, — растерянно покачал головой Николай Петрович. — А надо?

— Обязательно. Второй класс компрессии минимум. Иначе тромбы заработаете. И к кардиологу сходите, корректировку терапии сделайте. Сейчас вот так ходите — бомба замедленного действия.

Вахтер побледнел.

— Да я… к врачам-то некогда…

— Некогда, — передразнил я. — А на похороны свои время найдется? Послушайте, вы же разумный человек. Запишитесь на прием, это не обсуждается. И скажите врачу, что дозу периндоприла надо поднять до десяти миллиграммов.

— Хорошо, — кивнул вахтер, явно сраженный моей напористостью. — Схожу. Спасибо. А вы… э… проходите. И звоните подольше, а то у них хоромы такие, что не достучитесь!

— Понял, — кивнул я. — Полчаса максимум. И про кардиолога не забудьте!

Николай Петрович махнул рукой, пропуская меня к лифтам.

Лифт поднимался мягко, бесшумно. На двадцать первом этаже двери разъехались, и я вышел в знакомый холл.

Ключ от квартиры нашел сразу — на условном месте. Неприметная заначка в подъезде. Открыл знакомую дверь, чутко прислушиваясь, словно вор, вздрагивая от малейшего шума.

Вошел в квартиру — знакомая обстановка, сердце екнуло. Разулся — не смог пройти в грязных кроссовках по шелковому ковру ручной работы иранских мастеров.

Первым делом пробежался по квартире, все просмотрел. Затем добрался до холодильника и открыл. Да, сразу видно — Ирина умотала на курорт надолго. Все продукты убраны, она в этом всегда была аккуратисткой. Ничего скоропортящегося.

Жаль, я бы сейчас перекусил.

Достал из заначки коробку с консервированными крабами, вскрыл. Прямо так, стоя на кухне, съел. Морепродукты — ценный ресурс для восстановления сил.

Затем я пошел в спальню. Моя любимая фотография, на которой мы с Ириной были сняты на фоне Эйфелевой башни, и которая висела на стене в самом центре… — ее там уже не было. Вместо нее красовалась какая-то позорная второсортная гравюра, одна из тех, что так любила Ирина, и не терпел и не понимал я — и тем более никогда не позволял, чтобы эта ерунда портила обстановку в квартире.

Я вздохнул, рассматривая комнату — Ирина, конечно, не отказывала себе ни в чем и, видимо, собиралась впопыхах: на кровати валялись упаковки и пакеты от новой брендовой одежды, на столе раскрытая коробочка, где кучкой лежали золотые браслеты и цепочки, — видимо, украшения выбирала и просто бросила на столе. Незакрытая косметика, духи — все это создавало тот самый хаос, по которому сразу видно, что женщина собиралась впопыхах. И что больше ее ничего на свете не интересовало.

Подняв кружевной бюстгальтер с пола, я аккуратно положил его на кровать рядом с еще десятком других, сваленных на одну кучу.

В углу, на столике возле кровати, увидел пустую бутылку от шампанского и фужер с ободком от губной помады. Еще одна бутылка валялась под креслом. Да, видимо, Ирина праздновала мою смерть по-своему. Или свое освобождение от старика?

Я открыл шкаф, чтобы посмотреть на свою одежду, думал, может, что-то возьму для Сергея. Но, к моему удивлению, абсолютно ничего моего в шкафу не оказалось. Вообще ничего! Там были только вещи Ирина.

Интересно, куда она все подевала? Неужели выбросила? Там были дорогущие костюмы, куртки и дубленки, которые стоили кучу денег.

Закрыв полупустой шкаф, я вернулся в кабинет.

Там же нашел свой телефон. Он сиротливо лежал там, где я его оставил — на полке. Взял его в руки — он полностью разрядился. Хорошо, зарядка была здесь же — воткнул в розетку. Когда экран вспыхнул, обнаружилось около сотни пропущенных звонков. Я просмотрел: звонили друзья, коллеги, аспиранты, бизнес-партнеры и пациенты.

Эх…

Я торопливо вошел в «СберБанк Онлайн». Конечно, все мои счета оказались заблокированы банком. Ну ладно.

Тогда я включил компьютер, сразу нашел и влез в свою дополнительную почту, открыл свой криптокошелек, куда скидывал деньги от грантов, и еще два — с заначками. Там хранились довольно неплохие суммы. Я повеселел и принялся переливать все на созданный виртуальный счет через Гонконг для Сергея Епиходова из Казани.

Тренькнула эсэмэска на телефоне, я ввел код-подтверждение, и процесс пошел.

Понесся!

Я аж вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

И уже через каких-то десять минут из нищего алкаша превратился в довольно обеспеченного человека. Можно и не работать. Хотя нет, если я верну по три миллиона за трех человек, останется у меня не так уж и много. Как раз хватит раскидаться с Михалычем, приодеться и родителям помочь как-то. Во, куплю им новый холодильник вместо той развалюхи.

С телефона своего прежнего тела я на всякий случай сразу же стер эсэмэску. А то мало ли, дата-то уже после моей смерти.

Напоследок с сожалением полистал фотографии. Скачать? Нет, пожалуй, не буду. Уж слишком подозрительно будет, если найдут у меня.

Ну вот и все.

Можно было уходить.

Но я не смог. Просто морально не смог.

В правом ящике стола у меня всегда был диск-накопитель. Я вытащил его, подключил к компьютеру и принялся качать данные. Кроме того, надо будет взять еще литературу. У меня много толковых монографий и статей было в электронном виде, я в последнее время привык читать с планшета. Очень удобно. Однако имелось у меня несколько бумажных книг, которые ценны сами по себе, довольно редкое издания еще семидесятых годов по медицине и фармакологии, которыми я постоянно пользовался. Сейчас таких уже и не выпускают.

Вытащил одну из книг, потрепанную до такой степени, что обложка практически истерлась, и обернул ее газетой (у меня осталась такая привычка еще со школьных времен, не признавал я обложки). Перелистнул знакомые страницы с отмеченными разными цветами строчками, вздохнул.

Та жизнь — и эта жизнь, такое впечатление, что между ними прошло столетие. Как же все иногда меняется: сегодня ты успешный академик, перед которым открыты двери мировых клиник и институтов, за право пригласить на научную конференцию которого борются лучшие научные организации. А завтра — неудачник, алкаш и развалина, у которого на горизонте вообще ничего и вся жизнь идет со знаком минус, врагов тьма, а друзей вообще нет. И вот как сложно переключиться между этими двумя полюсами… Но мы и не такое проходили.

Я снова вздохнул и вернулся к компьютеру, принялся перебирать файлы, выбирая те, которые будут нужны или пригодятся в новой жизни. В первую очередь наткнулся на недописанную главу для будущей монографии, которую планировал назвать «Практическая нейрохирургия периферических нервов».

Когда я дошел до описания опухоли Барре-Массона, так зачитался, что не услышал, как открылась входная дверь в кабинет и на пороге появилась… Ирина с охотничьим ружьем, которое мне подарили на юбилей.

Моя бывшая жена вытаращилась на меня, навела ствол и закричала:

— Ты кто такой⁈ И что здесь делаешь⁈

Конец первой книги

Читайте следующую книгу серии «Двадцать два несчастья»: https://author.today/work/514382