Дорога к фронту

Глава 6

Ранним утром следующего дня мы с капитаном Земцовым отправились на разведку. Командование потребовало уточнить данные по железнодорожному узлу, где вчера я заметил множество цистерн с горючим.

Хотел бы сказать, что «задание вполне заурядное», но не могу, — прошлое мировоззрение еще не окончательно улетело «в топку», но существенно надломилось.

Все «МиГи» после вчерашней боевой работы требуют ремонта и мне пришлось лететь на одном из резервных «И-16».

Железнодорожная станция расположена в сорока пяти километрах от фронта. Погода сегодня хорошая. Дождь прекратился, редкие кучевые облака клубятся на полутора тысячах метров. К цели подошли на большой высоте, осмотрелись, но барража истребителей не видно. Спикировали для быстрой детализации обстановки, всполошив расчеты зениток, и, пользуясь набранной скоростью, сразу же довернули на восток.

Примерно через пару минут я понял, что начинаю отставать от ведущего. Двигатель моего «Ишачка» внезапно потерял мощность и начал быстро перегреваться, хотя до пикирования все было в порядке!

Понятия не имею в чем дело, но ситуация крайне неприятная.

«Давай, браток, держись», — мысленно разговариваю с машиной, будто с живым существом.

Командир понял, что у меня проблемы и сбросил скорость, позволяя подстроиться. Если встретим «мессеров», то в бою придется туго. «И-16» и без того уступает «Bf-109» по скоростным характеристикам, а тут еще и движок едва тянет!

Поравнялись. Жестами показываю Земцову — уходи. Понимаю, что если сейчас встретим «худых», то погибнем оба. Капитан отлично пилотирует «ишачка», но он будет вынужден опекать меня, а в бою так долго не продержишься. Сожрут.

В ответ командир лишь зло покачал головой и жестом добавил: «тяни, прикрою»!

До линии фронта еще километров пятнадцать, не меньше.

Проверяю положение створок капота и маслорадиатора. Открыты полностью[1]. Охлаждение идет, значит проблема в самом двигателе. Не заклинил бы…

В этот момент в кабине внезапно наступила тишина.

Мотор встал!

Спокойно. Прыгать нельзя. Высоту после пикирования мы не набирали, — уходили, прижимаясь к земле. Внизу лес. Убьюсь. Даже парашют раскрыть не успею.

Планирую, одновременно осматриваясь. Вижу несколько прогалин. Вдалеке — деревушка. Надо бы тянуть к ней. Там наверняка есть прилегающие поля.

Ага. И еще фашисты в придачу! Нет уж. Садиться буду на какой-нибудь лесной прогалине. Так хотя бы появится шанс уйти в чащу, а потом выбраться к своим!

Земцов держится выше. Меня не бросает.

Страшно. Тихо. Лишь ветер слегка посвистывает.

Заметив подходящую вытянутую поляну, доворачиваю со снижением. Скорость быстро падает, поэтому закрылки не выпускаю. Шасси тоже лишь навредят. Подвернется поваленный ствол дерева или рытвина — перевернусь. Садиться придется на брюхо.

У самой земли беру ручку управления на себя, выравниваюсь относительно земли, но скорость уже настолько мала, что «ишачок» едва-едва задирает нос.

Удар!

Меня резко бросило вперед, но привязные ремни удержали, сберегли от увечий.

Самолет по инерции пропахал глубокую борозду, роняя фрагменты обшивки, механизации и срывая пласты дерна до супеси, а затем остановился, дымя.

Быстро отстегиваюсь и выбираюсь из кабины, про себя отметив, что кости вроде целы. Резкой боли нет.

Земцов встал в вираж. Кружит над прогалиной. Наверняка у него промелькнула шальная мысль: попытаться сесть и забрать меня, но не вариант. Абсолютно. Слишком узко и коротко.

Машу ему руками, — «уходи», давая понять, что сам буду выбираться к линии фронта.

Он понял. Покачал крыльями, и вскоре силуэт командирского «И-16» растворился в дымке над деревьями.

Я осмотрелся. Движок по-прежнему слегка дымит, остывая и потрескивая. Вокруг щебечут птицы. Августовское солнце висит низко. Смотрю на часы. Семь тридцать утра. Нечего тормозить. Надо сориентироваться и уходить к линии фронта. До заката должен успеть. Помнится, средняя скорость пешехода около пяти километров в час?

Отстегиваю парашют. Надо бы его зарыть или утопить в болотце. При мне остался планшет с картой, «ТТ», к которому есть запасная обойма, ну и все. Шлемофон снял, заткнул за пояс. Вещь мне дорога по понятным причинам.

Невнятно шумит лес. А вот птицы вдруг почему-то смолкли. Я насторожился, быстро отбежал в сторону и присел за какой-то коряжиной, выхватив «ТТ».

Недалеко тарахтит мотоцикл. Значит поблизости лесная дорога? Этого еще не хватало!

Осторожно выглядываю поверх укрытия.

Немцы! Двое…

Оба сухощавые, — война согнала жирок. Вооружены карабинами «Маузер»[2].

— Hans, du hast ihn gesehen, oder⁈ War es ein russisches flugzeug⁈ (Ганс, ты ведь его видел? Это был русский самолет?)

Пристально наблюдаю за ними. Немцы явно видели, как я шел на вынужденную. Значит просто так не отстанут.

Ага, заметили «ишачка». Сейчас полюбопытствуют. Жаль, ножа нет. Стрекот мотоцикла вряд ли заглушит выстрелы.

— О, рус фанер! — воскликнул один из них. Второй лишь кивнул, напряженно осматриваясь по сторонам. Явно более опытный. Или менее беспечный.

Я отлично понимаю, где нахожусь. Вполне отдаю себе отчет в происходящем, но все же где-то глубоко внутри еще жива безбашенность, воспитанная в «ви-ар». Меня привлекает тарахтение мотоцикла, работающего на холостом ходу. Немцев скорее всего трое. Тихо убрать этих двоих не получится. Но соблазн завладеть транспортным средством велик. По лесным дорогам успею быстро добраться до линии фронта!

Я отполз к зарослям кустарника и привстал, вытягивая шею. Ага, вот и мотоцикл! Смотрит стволом «MG-34» в сторону прогалины. Магазин у пулемета барабанный, на пятьдесят патронов[3], если мне не изменяет память. Отодвигаю ветку. Присматриваюсь. Вокруг никого. Мне реально повезло! Фашистов всего двое! Они увидели падающий самолет и свернули посмотреть. Наверное, надеялись взять в плен советского летчика?

Низко пригибаясь, я вернулся к прежней позиции.

— Ганс, — тот немец, что постоянно озирался, теперь вскинул карабин, целясь в сторону «И-16». — Загляни в кабину. Посмотри, мертв ли пилот? — они говорят по-немецки, но некоторые слова я понимаю, и смысл фраз ясен.

Выбора, по сути, нет. Надо действовать! До фашистов метров двадцать. Уверенная дистанция для «ТТ».

Выстрел ударил громко. Немец кулем повалился на землю. Второй оторопел, и это стоило ему жизни. Две пули пробили спину.

Короткими перебежками возвращаюсь к своему самолету. Осматриваю фашистов. Обоих свалил наглухо!

Быстро собираю трофеи. Две гранаты М-24 засунул за пояс. Осколочные, наступательные, на длинных ручках, с радиусом поражения в 10–15 метров. Фляга тоже пригодится. Забираю их документы. Постоянно прислушиваюсь. Мотоциклетный мотор по-прежнему тарахтит на холостых оборотах, скрадывая все другие звуки.

При виде крови меня даже не замутило. Впрочем, неудивительно. Адреналин кипит в крови, подавляя эмоции. Да и вообще, учитывая общую тематику современного онлайна, я не сделал и не увидел ничего нового. Может потом «накроет»?

Забрал оба карабина и подсумки с запасными обоймами к ним. Теперь бегом отсюда!

Лесная дорога оказалась порядком заросшей. Скорее не дорога, а направление, по которому мужики на телегах за сеном да дровами иногда ездили. Но мотоцикл пройдет.

Надо было немецкую форму взять. На скорости, если не останавливаться, можно ведь и внаглую проскочить?

Нет. Слишком рискованно. Посмотрю, куда пролесок[4] приведет, а там уже решу, что делать дальше.

Через несколько минут езды, колея вдруг свернула в отлогую сухую ложбину.

С воздуха я видел деревеньку, но она, как мне кажется, осталась правее. Ориентироваться в густом лесу оказалось куда сложнее, чем в небе. Останавливаться через каждые пятьдесят-сто метров, сверяясь с компасом и картой я не стал, решив, что утреннее солнышко, пробивающееся сквозь кроны деревьев, послужит достаточным ориентиром. Еду на восток, а значит приближаюсь к фронту.

К строениям я выскочил совершенно неожиданно. Просто кустарниковый подлесок вдруг расступился в стороны, а след примятой травы оборвался на краю заросшего сорняками клочка земли, метрах в двадцати от бревенчатого дома.

Сначала подумалось: «хутор», но нет — деревушка. Дворов пять-семь. Дома очень старые, наверняка дореволюционной постройки. Вокруг лес. Немцев пока не видно.

Глушу мотор. Надо аккуратно осмотреться. Если здесь нет фашистов, то имеет смысл расспросить местных. Они могут подсказать лесные тропки, прямиком ведущие к фронту.

Мотоцикл я оставил в кустах. Снял «ТТ» с предохранительного взвода, бегом пересек чей-то заброшенный огород и вжался в потемневшую стену сруба между двумя окошками. Они закрыты ставнями. Стучать не решился, а сделал еще пару шагов, выглянув из-за угла.

Входная дверь открыта.

Ступая тихо и осторожно, поднимаюсь на крыльцо. Одна из ступенек все же предательски скрипнула. Звук показался мне очень громким.

В сенях темно, а в горнице сумеречно, — скупые лучики света пробиваются сквозь закрытые, но рассохшиеся ставни.

Где же хозяева?

Я сделал еще шаг и вдруг споткнулся обо что-то мягкое.

Взглянул под ноги и меня прошиб ледяной пот. На полу скорчилась молодая женщина в разорванном платье. Изнасилована и убита. Рядом пацан лет двенадцати. Застрелен.

Тела еще даже не окоченели.

Смотрю на них омертвевшим взглядом, а внутри растет пустота. Жуткая пустота, в которой нет ни одной мысли.

Мышцы вдруг начала бить крупная дрожь. Желудок метнулся к горлу, но мне удалось подавить спазм.

В лучиках света кружат пылинки. Кровь глухо ломится в виски. Доски пола подгнили. Сумрак мягко очерчивает контуры тел, да пару узелков с вещами.

Они наверняка были беженцами. Шли на восток. Дом скорее всего давно заброшен, как и деревушка, даже не отмеченная на карте.

В оглушительной, контуженной тишине вдруг раздался резкий, отдающий металлом звук. Он идет с улицы. В дальнем конце комнаты один ставень вконец покосился и болтается на петле, открывая неширокую щель.

В тот миг я не вполне владел собой. Подошел, встал сбоку от окна и выглянул.

Снаружи солнечно. Виден небольшой одичавший сад, за ним фрагмент улицы и еще пара заброшенных домов с прохудившимися крышами.

Под яблонями расположились немцы. Их девять. Сидят в тени, что-то готовят на костерке. У одного расстегнут китель. Пояс с подсумками висит на обломанном суку. Карабин прислонен к дереву. Он как раз с хрустом надкусил яблоко, но скривился — кислое. Поодаль стоит запряженная телега, подле нее еще трое фашистов разгружают ящики, выкрашенные в цвет хаки.

Когда-то давно в своем, теперь уже недосягаемом времени, я слышал разные мнения о войне, о «немцах» и «нацистах», между которыми «нельзя ставить знак равенства»… но сейчас я видел убийц. Наглых, уверенных в себе тварей, которым война позволила все. Один убивал, второй насиловал, третий смотрел в сторону или стоял спиной, так какая между ними разница, особенно в рамках плана «Ост»[5], который, к слову сказать, «коллективный запад» попытался повторить спустя восемьдесят лет!

Мерзлая, гложущая пустота, что поселилась внутри, медленно сжимается, как пружина.

Стараясь не наступать на подгнившие половицы, я вышел на крыльцо, пересек огород, вернулся к мотоциклу, снял с коляски «MG», даже не вспомнив о запасных барабанах к нему, и снова вернулся в дом.

Резкий удар приклада выбил ставню. Дырчатый кожух ствола удобно лег в оконный проем, а затыльник приклада уперся мне в плечо. Фашисты, услышав громкие звуки, на миг оцепенели, а дальше все потонуло в грохоте коротких кинжальных пулеметных очередей.

Пули рвут тела. Изба быстро наполняется едким запахом пороха и сизым, выедающим глаза дымом.

— Alarm! Angriff! — крики несутся со стороны других домов.

Защелкали винтовочные выстрелы. Несколько пуль выбили щепу вокруг небольшого оконца, расколов вторую ставню.

Испуганная лошадь сорвалась с места и понесла. С телеги посыпались ящики. Некоторые из них раскололись, — непонятное оборудование, похожее на крупногабаритные модули какой-то радиотехнической установки, осталось валяться в грязи, но мне не до наблюдений, — винтовочный огонь все плотнее.

Я резко повел стволом. Низкая изгородь, за которой прятались несколько подоспевших фашистов, вздыбилась щепой. Над улицей теперь стынет дикий вой, — один из немцев орет, зажимая рану в животе.

«MG» захлебнулся и смолк. Кончились патроны!

Во внезапно наступившей тишине скрипнула ступенька крыльца. Я отпрянул от окна, успев отчетливо услышать, как пули, выпущенные из «МР»[6], глухо и бессильно впиваются в бревна сруба.

Сейчас те, кто обошел дом, забросают гранатами!

Секунда… вторая… третья…

Чего же медлят⁈

Снаружи по-прежнему беснуется трескучий винтовочный огонь. Ставни со стороны сада выбило. Несколько шальных пуль влетели внутрь, взвизгнув рикошетом.

Надо прорываться. Пока еще полностью не окружили! Но кто-то точно затаился в сенях! Я слышал скрип крыльца!

С улицы доносятся крики. Поняв, что пулемет замолчал, и это не уловка, фашисты осмелели.

Что же делать? Швырнуть в сени гранату?

— Товарищ лейтенант, не стреляйте! — внезапно раздалось из сумрака. Теперь ясно почему скрипнула ступенька крыльца! Видимо кто-то из окруженцев оказался поблизости и, заслышав перестрелку, рискнул пойти на звуки, в надежде прибиться к своим.

— На улицу живо! Сейчас грантами закидают!

Выскакиваю следом.

«MG» остался в доме. Досадно.

— Боец, слушай внимательно… — я обернулся и осекся.

Девчонка. Моя ровесница. Гимнастерка испачкана грязью, лицо закопчено от близкого разрыва. Но разбираться некогда.

— Где оружие⁈

— Нету. Ночью потеряла, когда в болото забрела. Тут недалеко топь…

— С немецким карабином справишься?

— Да! Я окончила курсы снайперов! — по ее щекам катятся слезы. Подбородок дрожит. Видать натерпелась.

Надо привести ее в чувство. Фашистов сейчас много набежит. В одиночку уже не справлюсь.

— Как зовут?

— Таня… — она все же не сдержалась, всхлипнула, но тут же, побледнев, добавила срывающимся голосом: — Младший сержант Веселова! Нашу разведгруппу… — снова судорожный всхлип, — мы на фашистов вчера вечером нарвались. Командира контузило. Его немцы схватили. Остальных убили. Я убежала. В крайнем доме его держат!

— Тише, тише, Танюша, — вижу сейчас сорвется. — Быстро сюда!

Мы добежали до мотоцикла.

— Держи, — протягиваю ей трофейный немецкий карабин, коротко объясняю: — Пять патронов. Пустая обойма вылетает сама, при передергивании затвора. Поняла? Держи, — отдаю ей тускло поблескивающие снаряженные обоймы.

— А как же вы, товарищ младший лейтенант⁈

— Бери! Меня Андреем зовут. В бою не до званий поняла?

Кивнула. Поняла. Надеюсь, что поняла.

— Поленницу видишь? Руки на упор, чтобы не дрожали! Я их выманю. Ты застрелишь. Сможешь?

Она кивнула.

В этот момент дом вздрогнул. Сразу несколько гранат, заброшенные через окна, взорвались внутри.

Я метнулся назад под стену сруба. Крыша уже занялась огнем. Но фашисты обязательно сюда сунутся, чтобы все проверить!

Сколько их? Взвод?[7] Тогда не выдюжим. Хорошо если пара отделений, но как повезет…

Лес близко. Фашисты справедливо опасаются молчаливой стены деревьев, значит кто-то из них будет держать под прицелом опушку, а остальные завернут за угол, проверить вход.

Как в воду глядел. Они появились сразу с двух сторон. Четверо! Двоих я свалил из «ТТ», сгоряча истратив четыре патрона, остальных сняла Таня.

— Scheiße! — унтер, вооруженный «МР-38» выскочил прямо на меня. Опередил его на какие-то доли секунд. Грохнул выстрел, он рухнул на землю, а «ТТ» встал на затворную задержку. Патроны закончились!

Осталась одна обойма! Заряжаю ее. От фашиста забрал автомат и ремень с подсумком на три магазина.

— Таня!

— Двоих застрелила!

— Где держат пленных? Веди!

Вокруг все стихло. Неожиданная, нехорошая тишина. Если здесь было только два отделения, то считай всех положили. Но я пока не видел и не слышал пулеметчиков. И второй унтер должен быть. Так что не все.

Проверил магазин трофейного «МР». Полный. А по дому стрелял автоматчик. Значит он где-то поблизости. Мысленно считаю дальше:

'Допустим, одного пулеметчика я положил в саду, в составе отделения, так сказать. Остался еще один. И где он — большой вопрос.

А Веселова молодец, не растерялась, двоих фашистов застрелила…'

— Идем твоего командира выручать. Подберемся краем леса.

Она кивнула, указав на один из домов:

— Там.

— Прямо в избе держат?

— Туда увели. Минут двадцать назад, — в ее голосе вновь слышится дрожь. — Я видела.

— Значит, наблюдала за деревней? Много тут немцев?

— Двое связистов, какую-то радиостанцию налаживают. Со странной антенной, никогда такой не видела. И два отделения охраны. Одни пункт связи охраняли, а другие пустующие дома осматривали. Потом завтракать в саду уселись, когда все проверили. Еще офицер. Мы как раз его взять и пытались.

— У тебя бинокль есть?

— Да. Держите, товарищ младший лейтенант.

Рассматриваю избу. Крыша частично разобрана. Антенна действительно странная. Похожа на современную фазированную решетку. Немецкий радар? Или какая-то новейшая для этих времен станция связи?

Гадать не возьмусь. Устройство вызывает множество вопросов. Прежде всего почему его начали монтировать так близко от линии фронта? Если это что-то передовое, а значит сверхсекретное, то почему так мало охраны?

Уверен, теми же вопросами задался и командир разведгруппы. Теперь вполне понятен его выбор цели.

Действовать надо быстро. Немцы наверняка уже вызвали подмогу.

Пулеметное гнездо я заметил не сразу. Хорошо замаскировано. И позиция — не подступишься. Там же на крыше дома со странной антенной. На настиле из досок, среди груд снятой дранки.

— Сможешь снять пулеметчика? — я вернул бинокль, пояснил, где цель.

— Смогу… Наверное… Постараюсь… Карабин не мной ведь пристреливался…

— Уж постарайся. И приглядывай за входом в дом. Мало ли кто выскочит на выстрелы. Хотя вряд ли. Они сейчас там круговую оборону заняли, помощи ждут. Так что давай, не подведи, — автомат я повесил на шею. В руке «ТТ». Как по мне, то на коротких дистанциях он понадежнее будет. — Я сейчас рвану до колодца, — указываю на невысокий старый сруб, метрах в пятнадцати от нас. — Немец меня наверняка заметит, откроет огонь. А ты тем временем сможешь нормально прицелиться.

Чтобы не расхолаживаться, я побежал. Что есть сил, низко пригибаясь.

Грохнула длинная очередь. Пулеметчик оказался так себе. Пули прошли выше, над головой. Вторая очередь впилась в сруб колодца, но я уже успел нырнуть за укрытие. А третья захлебнулась. С крыши дома мешковато сползло мертвое тело.

Молодец, Танюша!

Дальше я сымпровизировал. Как ворваться в дом? Да, запросто, особенно имея за плечами немалый опыт в «ви-ар». Тоже своего рода подготовка.

Сначала я рывком добежал до крыльца, по ходу услышав винтовочный выстрел, звон разбитого стекла и чей-то болезненный вскрик.

Веселова прикрыла!

Не свинчивая донные крышечки и не трогая взрыватели, я зашвырнул «колотушки» в дом, услышав предсказуемый истошный вопль:

— Granate!

Немцы сейчас рухнули на пол, прячась за любыми укрытиями, а мне то и надо! Своего не хочется покалечить.

Врываюсь внутрь.

Два выстрела из «ТТ» покончили со связистами. У окна лежит унтер, — его сняла Веселова. На стуле сидит крепко связанный и изрядно избитый старшина.

Из-за перевернутого стола встает немец. Обер-лейтенант. Я двинул ему рукояткой пистолета в висок. Фашист сразу обмяк.

Я быстро развязал пленника. Тот лишних вопросов не задает, глянул на петлицы, сплюнул кровью, хлопнул меня по плечу, схватил немецкий автомат и только тогда хрипло выдавил:

— Силен ты лейтенант, несмотря что летчик. Сбили?

— На вынужденную сел.

— Старшина Никита Ломейкин, — представился он. — Уходить надо. Они наверняка подмогу вызвали. Вскоре тут звиздец что начнется.

— У меня мотоцикл. Трофейный. Ты зачем девчонку в разведку потащил?

— Веселову? Она жива?

— Жива.

— Ну так она немецкий знает. Нас за «языком» отправили. Обязательно за офицером. Дважды ходили. И ни разу живым не довели. Вот и решили ее взять, чтобы допросить фашиста на месте, а не тащить его через линию фронта, — он наклонился к обер-лейтенанту и сокрушенно выматерился.

— Чего? — спросил я.

— Зачем так сильно саданул?

— Очухается.

— Будем надеяться, — старшина без лишних разговоров взвалил немца на плечо. — Давай, лейтенант, ходу отсюда!

— Ну так двигай!

— А ты? — спросил он.

Собираю немецкие гранаты:

— Заберу документы и подорву здесь все. Иди, догоню!

Я быстро проверил ящики перевернутого стола и рассыпавшиеся по полу папки. Сгреб их, перевязал подвернувшимся под руку телефонным шнуром, затем выскочил на улицу.

Через несколько секунд за спиной грохнул мощный взрыв.

Бегу к опушке леса.

Старшина уже завел мотоцикл. Веселова его прикрывает, держит околицу под прицелом. Над заброшенной деревушкой стелются дымы. Дом, в котором я держал оборону, уже полностью охватило пламя, и он превратился в погребальный костер.

Ломейкин усадил пленного немецкого офицера в коляску. Тот похоже пришел в себя, что-то нечленораздельно мычит.

— Товарищ младший лейтенант, — он обернулся, — Надо бы поспешить.

— Погоди, старшина. Дай пару минут.

Памятуя о последних событиях, я больше не собираюсь проявлять беспечность, уповая на удачу. Пришлось вернуться в заброшенный сад, и обыскать трупы. Как выяснилось первого пулеметчика я действительно положил в составе отделения. Его «MG-34» тоже оказался с барабанным магазином. Два запасных я нашел в специальной сумке-переноске.

Старшина тем временем распределил роли, усевшись на место водителя. Веселова устроилась за ним. Мне пришлось разместиться на запасном колесе, позади пленника. Неудобно, но особо выбирать не приходится.

— Поехали, — я хлопнул Никиту по плечу.

[1] У «И-16» воздушное охлаждение двигателя.

[2] Mauser 98k (Маузер 98k) — магазинная винтовка, официально принятая на вооружение в 1935 году. Являлась основным и наиболее массовым стрелковым оружием вермахта во время Второй мировой войны. Обойма на пять патронов.

[3] Для пулемёта MG-34 использовался барабанный магазин Gurttrommel в виде усечённого жестяного конуса, внутри которого располагалась короткая лента на 50 патронов. Кроме того, существовали сдвоенные барабанные магазины.

[4] Пролесок — узкая дорога в лесу.

[5] Положения плана «Ост» включали уничтожение населения нашей страны, порабощение и онемечивание оставшихся в живых.

[6] MP 38/40 (сокращение от нем. Maschinenpistole) — пистолет-пулемёт, калибра 9 мм. Состоял на вооружении вермахта во время Второй мировой войны. В некоторых источниках его ошибочно называют «шмайссером», хотя оружейник Хуго Шмайссер не имел отношения к производству «МР». Все дело в запатентованном им магазине, на котором стояло клеймо «PATENT SCHMEISSER».

[7] Стрелковый (пехотный) взвод вермахта насчитывал 49 человек.