Дорога к фронту

Глава 5

Первыми в воздух поднялись Демьянов с Синченко. Мы с Ильей взлетели следом. Командир задержался, — похоже в самый неподходящий момент у его машины забарахлил мотор.

До линии фронта — рукой подать.

Погодные условия немного улучшились, но над передним краем стелются рваные дымы, и мне поневоле пришлось уточнять обстановку.

Проношусь над траншеями. Внизу идет ожесточенный неравный бой. Успел рассмотреть разбитую позицию «сорокопятки». Неподалеку горит немецкий танк. Остальные (а их не меньше двадцати только в поле моего зрения), накатываются на передний край, сплевывая злые хоботки пулеметного огня. Повсюду дыбятся разрывы. Несколько раз «МиГ» ощутимо качнуло ударными волнами, словно самолет попал в турбулентность. Немецкая гаубичная батарея где-то недалеко! Пристрелялись твари! Постепенно переносят огонь вглубь атакованных позиций! Но сейчас главное — танки!

Наше появление не прошло незамеченным. Со стороны леса тут же резанули очереди «MG», но трассы пока пролетают мимо, скрещиваясь позади.

Ухожу в вираж.

Бомбы буду сбрасывать по одной, чтобы сделать два захода. Похоже мы подоспели в критический момент: фашисты уже кое-где вклинились в линию обороны!

Начинаю заход. Отчетливо вижу, как недалеко от немецкого танка ударил разрыв. Тот на ходу начал поворачивать башню, нацеливаясь на позицию нашего легкого полевого орудия, а затем остановился, произведя выстрел.

Сброс!

Сразу же иду в набор высоты, одновременно оглядываясь.

Бомба легла неточно. Экипаж в лучшем случае оглушило.

На выручку пришел Земцов. Он все же взлетел вслед за нами. Наблюдая результат моего бомбометания, командир принял решение атаковать поврежденную цель. Его сброс оказался успешным: «ФАБ» зарылся в землю и разорвался фактически под днищем фашисткой «тройки»[1]. Мгновенно сдетонировал боекомплект. Башню вырвало внутренним взрывом.

Набираю четыреста метров высоты, взмыв до мутной границы плотных дождевых облаков. Танковая атака идет широким фронтом, и я успеваю еще раз спикировать: на этот раз отбомбился точнее, «Panzer-III» задымил и встал наглухо. Думаю, внутри все сдохли.

Разворачиваюсь над лесом. Вижу результат работы Демьянова и Синченко — недалеко от опушки чадно полыхает «четверка»[2].

Продолжаю внимательно осматриваться. Успеваю заметить, как Илья одновременным сбросом обоих «ФАБов» остановил еще один танк!

А вот и работающие по нам пулеметы! Их позицию несложно определить по источникам трассеров, режущих мглу. Несколько легких полугусеничных бронетранспортеров[3] рассредоточены в кустарнике вдоль небольшого оврага!

Доворачиваю на один из них. Ракурс отличный — в борт. Открываю огонь из «БС», корректируя прицел по трассе. Комбинированная лента, в состав которой входят бронебойно-зажигательные, хорошо подходит для такого рода атак. Взметнулись фонтаны земли, затем вспышки попаданий метнулись по броне, заставив умолкнуть «MG». Моторный отсек машины окутался густыми клубами пара.

В овраге накапливается пехота. Успеваю дать по немцам длинные очереди из «ШКАСов», но точного результата не вижу, — снова приходится резко набирать высоту.

Судя по остервенелому винтовочно-пулеметному огню наше появление над передовой возымело сильный психологический эффект.

Динамика боя сумасшедшая. Малые высоты, высокие скорости и необходимость постоянного рискованного маневрирования держат в нечеловеческом напряжении. Ничего подобного раньше испытывать не приходилось.

Мглистый воздух прошит мутными росчерками. «МиГ» то и дело вздрагивает от шальных попаданий. Ухожу выше, давая себе короткую передышку. Бегло осматриваюсь. «Мессеров» не видно. Возможно, они просто не могут, либо не рискуют взлететь? Неизвестно какая сейчас погода в районе ближайших вражеских аэродромов?

Мысли проносятся вихрем. Танки с «БС» не возьмешь. Бомб нет. Надо добить боекомплект и уходить на перезарядку!

Длинный, ветвистый, неглубокий овраг, местами плотно заросший кустарником, тянется на несколько километров вдоль леса. Для танков он не представляет препятствия, но позволяет вражеской пехоте укрыться от огня, готовясь к очередной атаке. Кое-где видны периодически возникающие дымки, — по нашим позициям бьют минометы!

Точного расположения минометных батарей мне не определить, но распадок сейчас буквально забит немцами. Тут сложно промахнуться. Вхожу в пологое пикирование, прошивая складку местности длинными пулеметными очередями.

Бой внизу разгорелся с новой силой. Танки уже не так уверенно прут вперед. Пехота заметалась, а наши бойцы приободрились. Шутка ли — пять краснозвездных машин с ревом проносятся над головами. Для августа сорок первого года скорее исключение, чем правило.

Пройдя вдоль передовой, разворачиваюсь. Снова и снова кручу головой. Мне кажется, что вылет длится несколько часов, и «мессеры» уже давно должны быть тут, вызванные по рации. На самом деле прошло минут пять не больше.

Сухо щелкнула несущая частота. Сквозь накатывающий треск помех слышу искаженный голос Ильи:

— Земцова сбили! И Демьянова!

Я быстро сориентировался.

За машиной командира стелется густой дымный шлейф. Он уже довернул к аэродрому, тянет к полосе. С Иваном все хуже. Изношенный движок его «ишачка» остановился в воздухе. Лопасти винта не вращаются! Он отлого снижается к линии наших траншей, не выпуская шасси, в надежде сесть на брюхо. Вслед ему бьют пулеметы, рявкают танковые пушки, дробно рассыпается винтовочный и автоматный огонь.

— Прикроем!

Где Синченко не вижу. Может сбит, может ушел на перезарядку, — на «И-16» радиостанций нет.

Мы с Ильей зашли с разных сторон и теперь пикируем навстречу друг другу. Воздух вибрирует от гула моторов, создавая неслабый психологический эффект. Оборзевшие фашисты, — те, кто невольно подался вслед снижению беспомощного в такой ситуации истребителя, вновь попытались укрыться в овраге.

Мое оружие смолкло. Патроны закончились. Доворачиваю на восток. Ищу взглядом машину Демьянова. Он все же сел! За линией траншей протянулась полоса развороченной земли, в конце которой косо застыл «И-16».

Мы с Захаровым уходим к аэродрому. Только бы наши продержались!

Недалеко от капониров, поперек рулежной дорожки застыл дымящийся «И-16» с подломленной стойкой шасси.

Иду на посадку, а мне навстречу взлетает Синченко. Под крыльями бомбы! Молодец! Значит не будет у фашистов передышки.

Расхожусь с ним на разных высотах.

Илье поневоле приходится уйти на второй круг. Велик риск столкнуться.

Посадить машину мне удалось с трудом. Едва не опрокинулся, выкатившись за пределы полосы.

Открываю фонарь кабины. Влажная морось окатила лицо прохладой. Несколько секунд сижу с закрытыми глазами, затем, взяв себя в руки, зажимаю тормоз и начинаю разворачивать самолет, аккуратно работая рулем направления и газом.

Ко мне бегут техники и едет полуторка. На подножке капитан Земцов. На резервную полосу садится Захаров.

— Скворцов, смени машину и взлетай! — приказ командира категоричен.

Я тут же вспомнил, что есть третий подготовленный к вылету «МиГ». Уже прикипел к своему, но даже мысли не возникло возражать.

Невдалеке по-прежнему идет ожесточенный бой. Артиллерийская канонада усилилась, но, если мне не изменяет слух, раскаты залпов теперь доносятся не только с запада, но и с востока. Наши гаубицы работают?

Двигатель резервного «МиГа» уже прогрет. Самолет стоит в начале запасной взлетно-посадочной полосы, его только что выкатили туда руками. Под крыльями подвешены бомбы.

На усталость, эмоции и прочую подобную чушь нет времени.

Взлетаю.

Даже не успел перекинуться несколькими словами с техниками, но на приборной панели за ободок альтиметра, кто-то из них закрепил клочок бумаги с лаконичной надписью:

«2 БС»!

Ух ты! На этой машине в отличие от других, установлены два синхронных пулемета Березина! Если не изменяет память у них по триста пятьдесят патронов на ствол! С таким вооружением и «мессеров» встретить не страшно!

Поднимаюсь до нижней кромки облаков. На нашем участке линии фронта танковая атака почти захлебнулась. В дополнение к ранее подбитым я насчитал еще шесть! Кто же их так уделал? Остальные назад пока не повернули, но сильно осторожничают. Вижу, как немецкая «четверка», прикрываясь обгоревшими корпусами менее удачливых собратьев, кого-то выцеливает. В кустарнике на краю запомнившегося оврага притаился приземистый, почти незаметный на фоне местности «StuG-III» ранней серии[4], с характерной короткой пушкой, способной стрелять по навесной траектории. Опасный представитель стального немецкого зверинца. Бросаю взгляд в направлении их прицеливания.

На душе потеплело. Наш «КВ-1»! Машина, вызывающая уверенную гордость. Но любоваться некогда. Учитывая, что немцы не смогут пробить его лобовую броню, надо не дать им зайти с флангов!

Вижу Синченко мыслит схожим образом. Его «И-16» как раз вошел в пикирование, сбросил бомбы на замеченный мною «StuG».

Одним меньше.

Бой внизу идет кровавый. Несколько немецких танков остановлены на линии наших траншей. Но фашисты не оставляют попыток прорыва. Пехота вновь поднялась в атаку. Их встречает редкий винтовочный огонь, да короткие, экономные пулеметные очереди.

Плохо дело. Выстраиваю заход на «Panzer-IV» с таким расчетом, чтобы затем довернуть на пехоту. Надеюсь, крупнокалиберные авиационные пулеметы охладят их наступательный порыв!

«Четверку» подорвал, правда обеими «ФАБами», зато наверняка. На вираже осматриваюсь. Глаза устали от серой дождливой мглы. Внизу все выглядит крошечным, неразборчивым, приходится постоянно напрягать зрение. Замечаю несколько грузовиков, появившихся со стороны леса. Что-то тянут на буксирах!

Экипаж «КВ» их не видит. Что же приволокли немцы? Противотанковые орудия?

Все оказалось намного хуже. Фашисты суетятся, разворачивая в боевое положение «FlaK-36»[5], чей бронебойный снаряд способен пробить наш тяжелый танк!

Рулем направления доворачиваю на крупнокалиберную зенитку. Если немедленно ее не уничтожить, мало никому не покажется!

Кажется, что я остался совершенно один. Заблудился среди смертей и хмари непогоды. Чувство нахлынуло внезапно, остро, неодолимо.

Подаюсь к прицелу. Очертания грузовиков стремительно растут. Вижу фигурки солдат. Невзирая на виртуальный опыт, нервы не выдержали, огонь открыл рано, снова пришлось корректировать прицел по трассам, благо успел, не растерялся…

Очереди двух «БС» подожгли «Opel Blitz», прошив его кабину и кузов, в котором что-то сдетонировало и начало рваться, разлетаясь осколками. Трассы прошлись по зенитному орудию, и разгруженным подле снарядным ящикам. Снова плеснуло пламя.

Из-за плохой видимости и множества близких разрывов я едва разминулся с пограничными деревьями. Дождь, как оказалось, усилился. Погода сегодня меняется так же быстро, как и ситуации на поле боя.

Пространство между землей и небом вновь опасно «сжалось», но у меня и других забот хватает. Вслед плотно несутся трассеры. Некоторые задевают плоскости и фюзеляж. Внезапно в бронеспинку прилетело два сильных удара, от которых «МиГ» вздрогнул всем корпусом, а я ощутил тупую боль в пояснице.

Но даже эти шоковые ощущения проходят как будто бы в фоне. Мысли заняты совсем другим. Уничтожен ли «FlaK»? Ну как минимум сильно поврежден и наверняка лишился расчета. Все равно когда сяду, надо связаться с наземными войсками и предупредить.

Мысли рваные. Сознание сбоит. Мгла становится все плотнее, теряю даже близкие, уже хорошо знакомые ориентиры. Надо уходить к аэродрому. При такой видимости разбиться легко. Не хочу глупой смерти.

Машина слушается с трудом. Повреждения в хвостовой части наверняка намного серьезнее, чем я могу предположить.

Ложусь на обратный курс. Впереди слегка просветлело. Двигатель работает без перебоев, и то хорошо.

На краю взлетки видны проблески света и два столба черного дыма. Я напрягся, — ничего хорошего в голову, естественно, не приходит, но как оказалось, это горит промасленная ветошь, обозначая начало полосы.

Сажусь чисто на рефлексах. Плавно убираю газ. Тягуче скрипят тормоза. На рулежку нет сил, но надо. Кое-как справился. Дальше уже самолет откатят вручную до ближайшего капонира.

Никогда не думал, что существует столь всеобъемлющая усталость и опустошенность. Я заглушил двигатель, выбрался из кабины и пошатнулся, машинально придерживаясь за элерон, чтобы не упасть. Дико болит спина. Пустой желудок вдруг вывернуло спазмом. Перед глазами внезапно все поплыло, ноги стали ватными, подкосились.

Дальше ничего не помню.

— Ну что, Скворцов? — голос с трудом проникает в сознание. — В воздухе ты еще держишься, а на земле смотри-ка в обморок упал, как барышня?

— Товарищ старший лейтенант, может он ранен? — старшина Потапов приподнял мне голову, насильно заставил сделать пару глотков воды из фляги.

— Знаком я с такими «ранениями», — саркастически ответил Иверзев. — Насмотрелся в летной школе. Вестибулярный аппарат неподготовленных летчиков не выдерживает многочасовых предельных нагрузок, — он явно кого-то сейчас процитировал по памяти. — Отсюда — спутанность сознания. Когда оклемается пусть идет в штаб. Там с ним и поговорю.

Он ушел, а старшина помог мне встать.

— Ну? Андрей, не молчи! Ранен⁈

— Нет! — отвечаю хрипло, прерывисто. — В бронеспинку две пули угодили.

— А чего свалился-то?

Я промолчал, стиснув зубы.

Сотни летных часов в «ви-ар» неплохо натренировали рассудок, дали практический опыт пилотирования, но моя физическая подготовка действительно оставляет желать лучшего. Да что лукавить, — при моем прошлом образе жизни ее фактически и не было. Работа офисная. Хобби по вечерам тоже в кресле. Тренажерные залы не посещал, — надрываться, таская железо, казалось мне пустой тратой времени.

«Тогда почему сразу, в первом же вылете это не дало о себе знать?» — вопросы самому себе приходится задавать поневоле.

— Спасибо, Потапыч. Посмотри, что с машиной, — стараюсь держаться бодро.

Вообще-то я неправильно мыслю. В корне неправильно. При чем тут прошлый образ жизни? Организм, куда транслирована матрица сознания, теперь мой. Думаю, у младшего лейтенанта Скворцова с физподготовкой все было в порядке. Просто день выдался долгим и трудным, — не каждый выдержит. Три вылета фактически без передышки, в условиях нелетной погоды, вымотали до предела.

— Потапыч, скажи, а Иверзев летчик? Отношение к авиации имеет?

— Я слышал он штурманов для бомбардировочной авиации готовил, — ответил старшина. — Но это неточно.

— Откуда инфа?

Мое очередное сленговое словечко старшина пропустил мимо ушей.

— Да Земцов с ним повздорил накануне вашего второго вылета. Я мимо штабной палатки как раз проходил. Капитан за тебя заступился, а ему сказал: «Ты свои штурманские и преподавательские замашки брось! Здесь не бомбардировочный полк! Скворцов абсолютно прав! Лететь над дорогой — самоубийство! Ты когда маршрут прокладывал, учел мелкокалиберную зенитную артиллерию, да пулеметы? Нет. Не учел! Отвыкай от цифр больших высот»! — старшина усмехнулся. — Иверзев чужой правоты, похоже, не терпит. Так что поосторожнее с ним, — добавил он.

— Ладно. Разберусь. Пошел докладывать. Потапыч, а что на земле? Фашистов остановили?

— Так слышишь, канонада-то стихла. Скоро уже смеркаться начнет, а немцы ночью на рожон не лезут. Если до заката не управились, то с утра продолжат.

— Ну и то дело, — ответил я.

В штабной палатке собрались все, кроме Демьянова.

— Иван жив? — вырвался у меня невольный вопрос.

— Жив, — ответил Земцов. — Синяками отделался. Скоро прибудет, — командир, похоже, ждал моего появления, потому что сразу начал подводить итоги дня:

— Сегодня сработали отлично! — похвалил он. — Действиями нашей эскадрильи в штабе довольны. Да и с передовой вам, товарищи, просили передать благодарность, — его слова звучат для меня непривычно, как в омут погружая в незнакомую эпоху. Мне казалось, что я многое знаю об этом времени, но слушая Земцова и заново переживая события дождливого фронтового дня, я понял, что о войне мне неизвестно ровным счетом ничего. Только факты уже свершившейся истории, без острого чувства сопричастности к ней.

— Сегодня нами уничтожено пять танков, одно штурмовое орудие и две бронемашины, — продолжил капитан.

— Еще восьмидесятивосьмимиллиметровое орудие «FlaK-36» и грузовик «Opel Blitz» с боеприпасами, — вставил я. — Экипаж нашего «КВ» должен подтвердить. Они наверняка видели мою атаку.

Земцов кивнул, что-то помечая на листе бумаги, а Иверзев вдруг взъелся:

— Кто разрешил перебивать старшего по званию? И вообще, Скворцов, у меня к тебя вопросы накопились!

— Какие? — хотел ответить спокойно, но не получилось. От ноток моего голоса начальник штаба изменился в лице.

— Много странного в твоем поведении. И появлении! — с нажимом добавил он. — Мне водитель погибшего Нечаева доложил: словечками ты сыплешь незнакомыми, непролетарскими, — это раз, немецкую технику уж больно хорошо знаешь, раз можешь во время штурмовки за несколько секунд марку и модель фашистского грузовика различить — это два! Физически для летчика подготовлен плохо, — три! И наконец, — он поднял указательный палец, — объясни мне, Скворцов, если приказом Народного Комиссара Обороны выпускникам летных школ и училищ еще с сорокового года присваивается воинское звание «сержант», откуда у тебя кубики в петлицах⁈

Вопрос что называется «стремный». О приказе, который фактически перевел летчиков и воентехников на казарменное положение, я слышал[6], вернее читал в свое время в воспоминаниях Покрышкина[7]. Но, кажется, за офицерами при этом сохранялись уже присвоенные ранее звания?

Не знаю, что ответить. Врать не хочу, правду сказать невозможно, не поймут, ибо проще расстрелять, чем поверить… и тут в моей голове внезапно сложились крошечные фрагменты тусклых, похожих на угасающие искорки воспоминаний того младшего лейтенанта Скворцова, чье место я занял. Несколько обрывочных вспышечных образов позволили кое-что сообразить и уверенно, даже с вызовом ответить:

— Я окончил училище в тридцать девятом. Накануне войны, при переобучении на «МиГ-3», потерпел аварию и попал в госпиталь. Контуры немецких самолетов и техники изучал по доступным источникам, потому что советский летчик должен знать машины врага! — отчеканил я. — Когда напали фашисты, написал рапорт об отправке на фронт, в действующую часть! А то, что устал, — не моя вина. Не восстановился еще. В крайнем вылете две пули в бронеспинку словил. Спина сильно болела, и голова кружилась. Что еще подозрительного во мне, товарищ старший лейтенант⁈

Земцов смотрит на нас, но не перебивает. Ему совершенно не нравится внезапно вспыхнувшая обоюдная неприязнь между летчиком и начальником штаба, но командир пока не вмешивается, мои ответы ему тоже интересны.

— Больше вопросов нет, товарищ младший лейтенант, — процедил Иверзев. — Пока нет.

Я обернулся к Земцову:

— Разрешите идти, товарищ капитан?

— Скворцов, вот только в бутылку не лезь! Сейчас все вместе пойдем. Ужинать. В обязательном порядке.

…

После ужина мы вышли под моросящий дождь.

Я жестом отозвал Илью в сторону.

— Чего, Андрюх? — он выглядит усталым, измотанным.

— Дело к тебе есть. Только сразу пообещай лишних вопросов не задавать, ладно?

— Ну…

— Дело житейское, не бойся.

— Да я не боюсь. Говори.

— Вот, держи, — я протянул ему тряпицу, в которую завернуто странное устройство, позволившее мне оказаться тут, и листок, с датой и моими данными в другом времени. Только этих подробностей я сейчас объяснять не стал.

— И что мне с этим делать? — Илья взглянул на полупрозрачный кругляш, но не понял его истинной технической сути. — Это что медальон какой-то?

— Ну типа того.

— Так что мне с ним делать? — снова переспросил Захаров.

— Там на бумажке адрес записан. Пообещай, что после войны отыщешь его и отдашь медальон.

— А ты сам-то не можешь?

— Нет. Не могу. Сделаешь?

— Ладно. Сделаю. Если доживу, — настроение у него мрачноватое, но это из-за усталости.

— Доживешь. Обязательно доживешь, — я похлопал друга по плечу. — А теперь пошли спать.

[1] Pz.Kpfw.III — средний танк Вермахта.

[2] Pz.Kpfw.IV — самый массовый средний танк Вермахта. Серийно выпускался с 1937 по 1945 год в нескольких модификациях

[3] Серийные бронетранспортеры Sd.Kfz.250 начали поступать в немецкие войска в июле — августе 1941 года.

[4] Sturmgeschütz III (StuG III) — немецкая самоходно-артиллерийская установка класса штурмовых орудий на базе танка Pz.Kpfw.III. Серийно выпускалась в различных модификациях с 1940 по 1945 год.

[5] 8,8 cm FlaK (нем. 8,8-cm-Flugabwehrkanone). 88-миллиметровое зенитное орудие, находившееся на вооружении вермахта с 1932 по 1945 годы. Во время войны часто использовалось в роли противотанкового орудия.

[6] Приказ НКО СССР № 0362 от 22.12.1940 г. Кому интересно, он есть в сети.

[7] Покрышкин А. И. Небо войны. — М.: Воениздат, 1980.