Дорога к фронту

Глава 11

День клонится к закату.

Мы с Игнатом переглянулись, отползли чуть назад, и оказавшись в относительной безопасности, смогли немного перевести дух.

Все услышанное попросту в голове не укладывается!

— Ты действительно думаешь, что они способны изменить историю? — хрипло спросил я.

— Риторический вопрос, — Панфилов, как и я, тяжело переживает циничное откровение двух неонацистов.

— Брось. Какое еще ядерное оружие?

— Речь не о нем, конечно, но исследования в этой области велись[1], — ответил Игнат. — Немцам не хватило времени на реализацию некоторых проектов. Но и без ядерного оружия историю можно изменить. На начальном этапе будет достаточно вброса некоторых весьма простых (с нашей точки зрения) технологий, которые можно в короткие сроки реализовать даже при существующем уровне развития промышленности, — нужны лишь конкретные знания. Эти двое далеко не глупы.

— А мы что тупее их?

— Историю нельзя перекраивать! — отрезал Игнат. — Ничего путного из этого не выйдет!

— Но как же быть?

— Их надо ликвидировать, пока они не развернулись под прикрытием абвера! — Панфилов зол и собран. — Только сначала мы должны отправить сообщение.

— Ты же сказал, что связи нет! — напомнил я.

— Есть один заранее оговоренный экстренный способ. Здесь недалеко. Километров двадцать. Сообщение надо обязательно оставить, — повторил он. — На тот случай, если сами не справимся.

— Ладно. Но пешком по немецким тылам, — быстро не обернемся, а эти двое могут куда-нибудь свалить.

— Значит нам потребуется немецкая форма и транспорт.

— Согласен. С твоим знанием языка, может и проскочим. Где будем брать?

— На дороге. Ножом умеешь работать?

— Раньше не приходилось.

— Тогда я сам. Подстрахуешь, — он взглянул на компас, развернул карту, сделал на ней какие-то пометки и скупо подытожил: — Пошли, Андрюха, нечего тут время терять. В сумерках как раз к грунтовке выйдем.

Удивляюсь его внезапной выдержке. Лично я на нервах. Происходящее никак не укладывается в голове.

«Ну, допустим, ликвидируем мы двух зарвавшихся европейских „бизнесменов“, а что это даст? Червоточина-то не исчезнет. Да и их „партнеры“ в далеком будущем тоже никуда не денутся. Будут и дальше продвигать проект всеми доступными способами».

Честно говоря, такие мысли спокойствия не добавляют. Решимость есть, но на душе все равно тревожно.

К дороге мы добрались уже в темноте.

Немецкие колонны движутся на восток. Между деревьями то и дело мелькает свет фар.

Залегли, наблюдаем. Судя по карте, поблизости есть развилка. От грунтовки отходит несколько проселков. Один из них по словам Панфилова нам и нужен.

Игнат коснулся моего плеча, указал на отсветы костерков:

— Туда. Ползком.

Ночной лес по обе стороны от дороги метров на сто в глубину превратился в становище врага. Фашисты чувствуют себя в полной безопасности. О партизанах они пока даже не слышали, ночных налетов авиации не боятся, а на окруженцев им плевать. Быдлом нас считают.

Повсюду слышится чужая речь. Изредка кто-то хохочет, видимо в ответ на какую-то шутку.

Мы подползли ближе. Далеко не все части на марше. Многие встали на ночлег.

Удивительно, но вразрез со сложившимися стереотипами, у фашистов очень много гужевого транспорта. Лошади и подводы попадаются часто, а вот мотоциклы или бронетранспортеры — намного реже.

Где-то около часа мы потратили на выбор цели. Группы, сравнимые с отделением, нам не подходят. Абсолютно бесшумно вряд ли сработаем.

Наконец нам попалось искомое. Трое немцев, судя по всему — связисты. Фельдфебель и двое рядовых. Остановились, съехав в лес. Развели костерок. Командир спит, двое его подчиненных лениво переговариваются, сидя у огня. В котелке (в сечении он напоминает боб), что-то булькает. Мотоцикл с коляской стоит поблизости. Пулемета на нем нет. На запасном колесе закреплено несколько катушек с проводом и пара ящиков.

— Берем этих, — прошептал Игнат. — Тебе левый, мне правый. Бьешь рукояткой пистолета в висок.

— А фельдфебель?

— Я с ним разберусь.

Мы поползли еще ближе. Дождавшись очередного взрыва хохота, донесшегося от соседнего бивуака, мы с Игнатом, пригибаясь, рванулись к костру.

«Мой» немец что-то почувствовал или услышал, — он начал привставать, одновременно оборачиваясь. Из-за этого удар оказался неточным. Вместо виска я попал сбоку по зубам. Бил, как говорится, «со всей дури». Похоже сломал ему нижнюю челюсть. Фашист замычал. Удивительно сколько эмоций способно отразиться в чертах и во взгляде буквально за долю секунды. Боль, удивление, испуг, ненависть и что-то глубинное, практически звериное. Я ударил еще раз, — рукояткой «ТТ» в лицо. Щедро брызнула кровь. Немец «поплыл», а я внезапно растерялся, совершенно не понимая, что же делать дальше⁈ Стрелять нельзя. Ножа у меня нет. Если он вдруг сейчас заорет, то все пропало!

Выручил Панфилов. Он уже разобрался с двоими и пришел мне на помощь, резким, четко поставленным движением свернув связисту шею. Тоже самое он только что проделал со спящим фельдфебелем, судя по неестественному повороту головы последнего.

Я подхватил обмякшее тело. Ничего даже не брякнуло.

— Быстро переодеваемся, — приказал Игнат. — Ты рядовой. Возьми форму вот у этого, — он указал на труп второго связиста. — У твоего все кровью забрызгано.

Я с трудом отдышался. В висках снова стучит. Сказываются последствия контузии и предельная мобилизация сил во время рывка.

Прислушиваюсь. Вроде бы ничего не изменилось в окружающей обстановке. Все так же доносится немецкая речь, изредка перемежающаяся хохотом. Весело им. Небось обсуждают обещанные наделы русской земли…

Гоню прочь лишние мысли. Адреналина и без того хватает, а нам надо выглядеть спокойными, даже немного сонными и недовольными, что приходится ехать куда-то ночью.

Из трофеев нам достались три карабина. У фельдфебеля Панфилов забрал кобуру со стареньким «люггером».

Трупы мы укрыли плащ-палаткой. А то слишком вызывающе сереют в ночи нательным бельем.

— Держи, — Игнат протянул мне мотоциклетные очки. — Морду топором и все время молчишь. Что бы ни случилось. Договорились?

Я кивнул, усаживаясь в коляску. В ногах внезапно обнаружилась зачехленная радиостанция. Справа от меня приторочена седельная сумка. Еще две такие же расположены за водителем по обе стороны от заднего колеса. Хоть бы в них оказалась еда…

Трофейный карабин держу на коленях.

Панфилов тем временем затушил костерок, завел двигатель мотоцикла, включил фару и уверенно выехал на грунтовку.

Мы сразу пристроились к колонне грузовиков. На нас никто не обращает внимания, по крайней мере пока.

Примерно через километр показалась первая из развилок. Движение здесь никто не регулирует, свернуть в лес — не проблема, но нам нужно проехать дальше, до следующего проселка.

Еще через пару километров показался съезд. Тоже неохраняемый, и Игнат резко свернул на него, отделившись от общей колонны.

Никто нас не окликнул, не заорал и не выстрелил вслед. Через некоторое время, отъехав на приличное расстояние, мы остановились. Панфилов вновь сверился с картой, и сухо произнес:

— Надо поторопиться. Когда будем возвращаться, поневоле привлечем больше внимания. Лучше проскочить в глухой предрассветный час.

— А куда мы едем, Игнат?

— Тут недалеко. Теперь уже километров десять осталось. Хутор.

— Там связной?

— Нет, все намного проще, — Панфилов не стал вдаваться в подробности, — На месте сам все увидишь.

Остаток пути ехали молча. Оба устали, но когда нам удастся поспать и удастся ли вообще, неизвестно.

Проселок вскоре принял вид заросшей лесной тропки, которой этим летом явно никто не пользовался, а еще примерно через полчаса мы выехали на обширную прогалину. Судя по ее размерам и форме, — это старая вырубка, позже выкорчеванная и распаханная. Поле заросло бурьяном. Бревенчатые строения, притаившиеся на краю леса, носят явные следы пожара. Крыши провалились, лишь кое-где видны обугленные стропила.

Игнат подрулил к стоящему на отшибе сараю и заглушил мотор. Я вылез из коляски, осматриваясь и разминая ноги.

— Ну, так какой у нас способ связи?

— Археологический, как ты и предположил, — ответил Панфилов, отсчитывая шаги от угла покосившегося дощатого строения. — Посмотри у немцев где-то должна быть саперная лопатка.

— Есть, — я быстро отыскал инструмент.

— Вот тут, где я стою, копай. На глубину в полметра, — он снял с шеи шестигранный бакелитовый посмертный медальон[2], свинтил с него крышечку, вынул бланк со своими данными и на обратной стороне написал:

«Романову». Дальше последовал бессмысленный для меня набор цифр, разделенный точками.

— Он поймет?

— Когда в раскопе обнаружат мой медальон? Конечно поймет. Цифры — это условный код, означающий попытку вмешательства в линию времени со стороны немцев.

Песчаная почва поддается легко. Вскоре ямка нужной глубины была готова.

— Андрей, — Игнат испытующе взглянул на меня. — Ты должен принять решение.

— Какое?

— Идешь ли со мной?

Я кивнул:

— Иду, конечно!

— Вот так сразу, не подумав?

— Времени на раздумья у меня по дороге было достаточно. Но лечить надо не симптомы, а болезнь. Если даже перебьем всех на той точке в лесу, что это даст?

— Ничего. Учитывая заявленную немцами новую функцию, смерть, скорее всего послужит триггером автоматического возвращения нейроматриц. Вряд ли эти двое сунулись бы сюда, не имея гарантий на экстренный случай, — согласился Игнат. — Да, они потеряют устройства, сформированные в этом времени, но смогут начать все заново.

— Тогда какие у нас варианты? — ситуация мне совершенно не нравится.

— Их нельзя убивать сразу. Брать надо живыми. Изъять у них устройства обратного переноса, а затем вывезти за пределы аномалии. И только там, «за радиусом», прикончить. Тогда их сознания не смогут вернуться в прежние тела. Мы обезглавим проект.

— Логично. Но у меня есть предложение получше, хоть и рискованнее. Вот только сначала объясни, с чего ты взял, что смерть послужит сигналом к трансляции, а оглушение — нет?

— Они хорошо понимают, что здесь идет война. Оглушить или контузить может в любой момент. Разве это повод прерывать экстремальное приключение?

— Нет, не повод, — подумав, согласился я.

— Наверняка мы сейчас можем предположить только два варианта для срабатывания устройства: смерть реципиента или добровольное возвращение, — подытожил Игнат. — А теперь говори, что ты там придумал?

Я изложил. Вкратце. Саму суть пришедшей на ум идеи.

Панфилов сначала нахмурился, но затем, после довольно длительного раздумья, все же кивнул:

— Да, пожалуй, может сработать.

Он что-то добавил к шифру и плотно закрутил медальон.

— Ты ведь понимаешь, что это билет в один конец? Без шансов?

— Понимаю. Хотя мизерный шанс у нас все же будет.

— Я бы не рассчитывал.

— Что ты добавил к шифру?

— Просьбу о поддержке.

— Думаешь, наши смогут?

— Не знаю, — честно ответил Игнат. — Поэтому будем рассчитывать только на себя. А там увидим. Давай-ка сейчас быстро перекусим, обмозгуем план действий, и в обратный путь. Надо успеть проскочить, пока немцы сонные, — он взял саперную лопатку, быстро закидал схрон землей и выровнял слой почвы, уложив поверх снятый мной квадрат дерна.

На рассвете, немного не доезжая до интересующей нас лесной деревушки, Игнат остановил мотоцикл и попросил:

— Привяжи телефонный кабель к какой-нибудь сосне.

Я быстро смекнул, что именно он задумал, и выполнил распоряжение.

— На посту молчишь, — напомнил Панфилов.

— Понял.

Теперь мы едем очень медленно. Впереди показалась околица деревни и импровизированный шлагбаум.

Прем внаглую. Я сижу вполоборота, делая вид, как будто мне есть дело до разматывающегося с катушки провода.

Панфилов притормозил и закричал по-немецки:

— Ну, что смотрите! Открывайте! Курт, — теперь он орет на меня, — живо закрепи линию! Да не туда болван! Смотри чтобы провод не лежал на дороге, иначе его переедут!

Двое рядовых, дежурившие у въезда в деревню, поспешили выполнить указание. О недавнем нападении они даже не знают, — видимо трупы и последствия пожаров убрали пленные. Мотоцикл, форма и адресованная мне отборная брань на немецком, вмиг нарисовали им колоритный образ невыспавшегося фельдфебеля, готового сорвать зло на ком угодно.

— Как мне найти полковника Шульца? — Панфилов все же снизошел до пояснений. — Он срочно затребовал телефонную связь! Ну, соображайте быстрее, если не хотите неприятностей!

Немцы, что называется «повелись». Вид двух пропыленных, уставших связистов не вызвал у них подозрений.

— Туда, — последовал взмах рукой в направлении одного из уцелевших домов. — Но господин полковник еще спит!

— Где ваш командир?

— В штабной палатке.

— Отлично. Вот он и пойдет будить начальство. Повезло вам, — Игнат окинул взглядом деревушку. — На фронте сейчас натуральная бойня. Русские упорно не хотят подыхать, — его слова произвели должное впечатление. Оба немца заметно напряглись. На передовую им совершенно не хочется.

Панфилов газанул, а затем медленно поехал по единственной улице. Я шагаю вслед за мотоциклом, укладывая в траву телефонный провод.

Мы уже на территории объекта. Вяло стучат топоры. Пленные особо не торопятся, но вторая вышка уже почти готова, — бревна вкопаны в землю и скреплены железными скобами. Осталось сделать настил, поднять наверх мешки с песком и тогда два пулеметчика будут надежно контролировать все подступы к деревеньке.

Полоска зари едва тлеет. Светает медленно. Пост на въезде, часовой на вышке, да ефрейтор, изредка прикрикивающий на пленных, — вот, пожалуй, все бодрствующие в этот ранний утренний час.

Внезапно откинулся полог штабной палатки. Наружу вышел обер-лейтенант. Заспанный, без портупеи, с расстегнутым кителем. Недовольно взглянув на нас, он спросил:

— Was ist los?

— Где установить телефонный аппарат, господин обер-лейтенант? — по-немецки спросил Игнат.

Тот жестом указал на палатку, а сам склонился над кадушкой, зачерпнув ладонями воды.

Наш расчет оказался верным. Оба «бизнесмена», заварившие эту кашу, ничего не смыслят в военном деле. Они привыкли всецело полагаться на свою службу безопасности, ни о чем больше не беспокоясь, но здесь им пришлось пойти на злоупотребление властью, работая с теми, кто подвернется под руку.

Думаю, что пехотный обер-лейтенант, уже побывавший на фронте, как и его подчиненные чувствуют себя тут, словно в глубоком тылу. Они рады внезапной передышке. Охранять двух офицеров абвера, по их мнению, намного лучше, чем снова попасть в окопы.

Игнат вошел в штабную палатку. Я контролирую окрестности.

— Господин обер-лейтенант… — раздался голос Панфилова.

— Ну, в чем дело, фельдфебель? — тот недовольно обернулся, зло ожег меня взглядом, но все же шагнул внутрь. Через секунду оттуда раздался его сдавленный хрип.

— Ходу! — Игнат вышел наружу. — Осматриваем госпитальные палатки! Ищем «реципиентов». Надо собрать все устройства переноса! Работаем тихо, без стрельбы, — он отдал мне трофейный нож и откинул полог ближайшей палатки.

Мы вошли внутрь. В мягком сумраке, при тусклом свете стоящей на ящике керосиновой лампы, взгляду открылась леденящая картина: на носилках лежат наши бойцы. Явно из окруженцев, некоторые с легкими ранениями. Лица восковые. Бинты заскорузлые. Гимнастерки грязные. Медицинскую помощь им никто не оказывал, а вот какой-то опыт над ними явно поставили. Никто не шелохнется, не застонет, не откроет глаза. Будто парализованные.

— Какой-то препарат испытывали? — предположил я.

Игнат лишь кивнул, соглашаясь.

Во второй палатке мы обнаружили еще четверых находящихся без сознания пленников.

В третьей, тоже на носилках, установленных на невысокие опоры-рогатки, беспробудно «спят» пятеро немцев. Подле каждого аккуратно сложено офицерское обмундирование. На шеях у «реципиентов» заметны тонкие прочные шнурки и небольшие округлые чехольчики из кожи.

— Проверь, — Игнат держит вход.

В чехлах оказались знакомые кругляши. Я быстро срезал их, уложив в трофейный ранец.

— Готово. Забрал.

— Смотрим последнюю.

Внутри четвертой госпитальной палатки мы снова увидели обездвиженных немцев. Над одним из них склонился медик.

— Herr doktor kommen sie zu mir! — произнес Игнат.

Фашист вздрогнул.

— В чем дело, фельдфебель? — обернувшись, спросил он, видом и тоном выражая крайнее недовольство.

— У тебя аспирин есть? Желательно «Упса», — Игнат приставил ствол «ТТ» к его лбу.

Нужно отдать должное: немец быстро пришел в себя от неожиданности и вдруг недобро усмехнулся. Тварь. Не боится. Значит в теме. Один из них. Знает, что смерть ничего с ним не сделает.

Панфилов тоже это понял и коротко, расчетливо саданул его по затылку.

Тот обмяк.

— Андрюха, обыщи!

Я быстро нашел кругляш. Доктор тоже носит его на шее, в специальном чехле. Потому и не смог быстро дотянуться. Либо оказался слишком наглым и самоуверенным.

Я забрал устройство, поискал нашатырь и привел немца в сознание.

— Слушай внимательно, падаль, — Игнат присел на корточки. — Быстрой смерти ты от меня не дождешься. Будешь подыхать очень медленно и долго. Успеешь вдоволь насладиться «экстримом», прежде чем твое сознание вернется в прежнее тело.

— Но… я обыкновенный врач!.. Я лишь следую призванию!..

Меня передернуло. Опять одна и та же песня.

— Призвание, говоришь? Призвание убивать людей? Конкретно — русских? — стыло осведомился Игнат. — Ставить опыты над ранеными и пленными?

— Меня заставили! — теперь немец смертельно побледнел. Спеси у него явно поубавилось.

— Оправдываться будешь перед богом, мразь, — процедил Игнат. — Там быстро определят, гуманист ты или неонацистская тварь. Где Карл с Юргеном?

— Они вчера напились. Как свиньи. Спят до сих пор.

— Очень хорошо. А то они нам бизнес начали портить, — Панфилов страхуется, на случай если информация о произошедшем все же всплывет. Пусть думают на конкурентов, мифических или реальных, откуда мне знать? Если конкуренты действительно есть, а на такой вывод наводит подделка под «РусАтом», то пусть мочат друг друга, — нам легче будет.

— Мне нужно сильное снотворное. У тебя есть?

— Н-нет. Сильного нет.

— А что ввел пленникам? Как ты готовишь тела к приему матриц сознания⁈

— Приходится использовать специфический яд. Природный нейротоксин. В слабых дозах он парализует, — доктор судорожно сглотнул.

— Антидот есть?

— Да.

— Приготовь раствор! Антидот и нейротоксин. Яд мне нужен в двух концентрациях. Парализующая доза и смертельная, понял?

Немец вник в ситуацию. Руки заметно трясутся. Необходимые инъекции он приготовил. Смотрит на нас затравленно.

— Колоть в вену? — уточнил Игнат.

— Можно и в мышцу…

— Хорошо. Посмотрим, — Панфилов, не колеблясь, вогнал ему иглу в шею.

Глаза у доктора очень быстро подернулись поволокой. Он мешковато осел на пол.

— Сдох? — поинтересовался я.

— Не похоже. Пульс есть. Но препарат действительно убойный.

— Что теперь?

— Реципиентам — парализующую дозу. Чтобы не сдохли раньше времени, иначе это станет сигналом тревоги. Наших не трогаем, позже введем им антидот, может еще оклемаются. Сейчас ищем Карла и Юргена.

— Как считаешь, фашисты скоро нагрянут?

— Если повезет, то здесь в ближайшие несколько дней вообще никто не появится. Вряд ли об этой деревеньке знает кто-то еще. Судя по количеству подготовленных для переноса сознания тел, активных «туристов» сейчас нет.

— Тогда за дело.

У дома, на который указал доктор, мы заметили часового.

— Я сам, — Игнат передал мне катушку с проводом. — Тяни.

Исподволь осматриваюсь. Пулеметчик как раз повернулся в нашу сторону. Спина у меня моментально взмокла. Любая неосторожность и он положит нас одной очередью.

— Телефонная линия для полковника! — продолжая играть роль фельдфебеля, Игнат направился прямиком ко входу.

— Герр оберст еще спит. Будить не велено, — ответил стрелок. Он выглядит довольно бодрым, видимо недавно заступил на пост.

— Покажи, где установить? — Панфилов держит в руке телефонный аппарат. — Я не хочу случайно потревожить офицеров.

— Ладно. Идем.

Они вошли внутрь. Я немного помедлил, чтобы не мешать Игнату в тесном пространстве, а затем тоже поднялся на скрипучее крыльцо, разматывая провод.

Немец уже затих. По полу быстро растекается лужа крови.

— Сюда, быстро! — Панфилов открыл дверь в горницу.

Гауптман и оберст действительно нажрались. Видимо выяснение отношений между деловыми партнерами в конце концов закончилось банальной попойкой. Слабенькие какие-то. Все-то бутылка, а спят — только слюни по столу.

Игнат, не церемонясь сделал обоим парализующие инъекции. Говорить с ними не о чем, а главное — некогда.

— Не слишком ли нам везет?

Панфилов ожег меня взглядом.

— Не расхолаживайся. Обыщи и забери медальоны, — он отошел к окну.

На самом деле я заметил: у Игната мелко подрагивают пальцы рук. Он постарался не подать вида, быстро справился с внезапным состоянием, но мимолетный признак неимоверного напряжения сил на миг показал мне смертельно усталого человека.

— Забрал. И про везение — извини, — сказал я, протягивая ему устройства.

— Проехали, — он поочередно сфокусировал взгляд на крохотных индикаторах, тлеющих в глубине медальонов.

— Что пишут?

— Пока все нормально. Их матрицы сознания «ограничено доступны». Связь с темпоральной линией устойчивая. Никакого намека на сбой и связанные с ним экстренные меры. Но все самое сложное впереди, — он снова вернулся к окну, оценил обстановку и добавил:

— Андрей, на тебе — ефрейтор, охраняющий пленников. Справишься без шума?

— Да. Справлюсь.

— Смотри, на этот раз осечек быть не должно. Начнешь, когда я окажусь в «мертвой зоне» под вышкой. Постараюсь быстро взобраться и снять пулеметчика. Неизвестно сколько еще немцев в деревне, но проверять вдвоем не с руки. Сначала освободим окруженцев.

— Понял.

— Тогда вяжем этих, на случай если вдруг очнутся, и вперед.

Мы скрутили немцев и вышли на улицу. В деревне тихо.

— Все, погнали,

Панфилов, маскируясь домами, начал подбираться поближе к вышке, а я лег в траву и пополз на стук топоров, медленно продвигаясь через заросший бурьяном, одичавший яблоневый сад. Постоянно слежу за пулеметчиком, жду, когда он повернется ко мне спиной, и снова ползу.

Наконец я вышел на исходную. Ефрейтор теперь всего в нескольких шагах от меня. Со скучающим видом он наблюдает, как работают пленные. Карабин закинут за спину.

Я приподнял голову и осмотрелся. Игнат как раз завершил очередную перебежку, оказавшись под вышкой. Посмотрев в мою сторону, он сделал знак рукой, — «начинай», а сам начал быстро карабкаться наверх по деревянной лестнице. У него получается ловко и бесшумно. Я несколько раз глубоко вдохнул, привстал и бросился на фашиста.

Он стоит спиной. Крепко сжимаю во вспотевшей ладони трофейный нож.

Ударил справа, целясь острием лезвия в горло. Попал. Немец судорожно выгнулся, задергал ногами, захрипел и обмяк. Держу его крепко. Руки едва не свело от напряжения. Горячая, липкая кровь течет по пальцами.

Не отпуская его, оглядываюсь. Панфилов снова меня удивил. На большой высоте в ограниченном пространстве он умудрился снять пулеметчика, да так, что тот и вскрикнуть не успел.

Давлю рефлекторный спазм. С трудом разжимаю руки, дав мертвому телу мешковато повалиться на землю. Окруженцы меня заметили, остолбенели. Постоянно забываю, что на мне надета немецкая форма. Хватаю карабин ефрейтора, забираю пояс с подсумками и две гранаты.

Пленные так и стоят — в руках топоры, на лицах напряженное недоверие. Кто-то сломлен, кто-то уже отбоялся свое.

Подхожу ближе.

Худой высокий сержант как-то очень ловко крутанул топором. Ну да, момент для попытки побега удачный, но они знают о пулеметчике и понимают, что тот положит всех при малейшем подозрении на бунт. Действий Игната они не видели, были заняты работой.

— Никому не дергаться. Свои, — пытаюсь разрядить обстановку.

— Свои, это кто? — спросил молодой окруженец в гимнастерке без петлиц.

— Младший лейтенант Скворцов.

— Политрук Званцев, — он нервно поглядывает в сторону вышки. Игнат как раз взялся за «MG», жестом просигналив мне — «прикрываю».

— Пулемет наш, — сказал я, услышав облеченный вздох, вырвавшийся у многих. — Кто умеет хорошо работать ножами? На околице осталось двое часовых. Их надо снять. Желательно без стрельбы.

— Вот это мы могем! — сержант, поигрывая плотницким топором, выступил вперед.

— Кто еще?

— Да сам справлюсь. Мы давно хотели, но пулеметчик… — он добавил словечко покрепче.

— Хорошо, действуй.

Сержант тут же скрылся из виду.

— Сколько еще фашистов в деревне? — спросил я у политрука.

— Неполное отделение охраны, трое офицеров и медик, — ответил тот.

— Точнее, товарищ политрук. Неполное это сколько?

— Семеро.

— Значит где-то еще трое?

— Они спят. Вон в том доме, — подсказал один из бойцов.

Со стороны въезда в деревню раздался сдавленный вскрик. Я посмотрел туда, но обзору мешают дома. Однако Панфилов, контролируя ситуацию, сделал мне знак: «все нормально».

— Бойцы, кто из вас знаком с немецким «MG»? Пулеметчики есть?

Двое красноармейцев с готовностью выступили вперед.

— Заступайте на пост. Скажете, что я прислал. Не дремать, внимательно осматриваться. Если что — прикроете огнем.

— Поняли товарищ младший лейтенант! — бойцы бегом припустили к вышке, чтобы сменить Панфилова. Он нужен тут.

Вскоре вернулся старшина с двумя трофейными карабинами, а через несколько минут подошел и Игнат. Выглядит сурово, хоть и в немецкой форме. По выправке, манерам сразу видно: офицер.

— Скворцов, докладывай! — потребовал он.

Учитывая, что нас окружают недавние пленники, такое обращение вполне справедливо. Возвращение армейского порядка должно хоть немного сплотить людей.

Я коротко обрисовал ситуацию.

Панфилов хмуро взглянул на политрука и спросил:

— Почему сразу не напали на фашистов, если их так мало? Зачем ты петлицы сорвал — понятно. Разумное решение. Но почему ничего не предпринял?

— А перед кем я отчитываюсь? — дерзко спросил Званцев.

Игнат достал документы, показал удостоверение. Политрук побледнел.

— Виноват, товарищ капитан госбезопасности! Не напали из-за пулеметчика. Ждали подходящего момента. Он с вышки нас бы всех положил за минуту.

— А раньше, пока вышку только ставили? — насупился Панфилов.

— Разрешите, товарищ капитан? — неожиданно вмешался старшина.

— Говори!

— Вышка уже стояла, когда нас сюда пригнали. И немцев было человек пятьдесят. Инженеры, саперы, связисты, да пара пехотных отделений. Они ставили медицинские палатки и укрепляли оборону. Затем их командир сильно поругался с теми двумя, что тут заправляют. Я по-ихнему не понимаю, но немецкие офицеры прилюдно орали друг на друга. Потом пришли три машины. Из них выгрузили раненых. Отнесли в палатки. А после большинство фрицев собрались и уехали. Осталось неполное отделение. Нас заставили достраивать вторую вышку, вот и весь сказ. Товарищ политрук правду говорит: мы момент поджидали. Но пулеметчик все время то на дорогу, то на нас смотрел. Думали его в сон смори́т под утро, ан нет. Стойкий гад оказался.

— Понятно, — Панфилов кивнул и обернулся. — Есть еще сержанты или офицеры?

Вперед выступил молодой парень. Тоже без петлиц.

— Лейтенант Соломатин, — представился он. — Командир орудия.

— Где воевал? Как попал в плен? — спросил Панфилов.

— Держали разъезд недалеко от «Коммунара». Подбили бронемашину и танк. Немцы нас обошли с флангов. Начали обстреливать из минометов. Держались до последнего. У орудия разбило прицел. Расчет погиб. Последнюю атаку я отражал вместе остатками пехотной роты, — снаряды закончились. Был контужен. Очнулся уже в плену.

— Хорошо. Верю. Вот тебе задача, лейтенант. Примешь командование сводной группой. Оставшихся немцев добить. У них должен быть второй пулемет. У въезда в деревню выставить пост. Собрать трофеи. Занять круговую оборону.

— Прорываться к своим не будем? — спросил политрук.

— У нас задание. Особой государственной важности, — ответил Панфилов. — Вы нам поможете его выполнить и тем самым искупите нахождение в плену. Еще вопросы?

— Никак нет!

— Действуйте. А я посмотрю на что вы годитесь, — устало подытожил Игнат.

Скупое августовское солнце уже взошло над лесом. С востока доносится усиливающаяся канонада. Высоко в небе прошли несколько эскадрилий немецких бомбардировщиков.

Вскоре показался знакомый сержант. Второй трофейный «MG» он несет, как дубину, на плече. Следом двое красноармейцев тащат короба с уложенными в них пулеметными лентами.

— Добили гадов, товарищ капитан, — скупо доложил сержант. — Деревня наша.

— Построиться!

Шеренга быстро подравнялась. Оружия мало. Восемь карабинов (включая взятые нами у связистов), один «МР» и два пулемета.

— Товарищи бойцы, — Панфилов говорит уверенно, без ноток сомнения или лукавства. — Мы с младшим лейтенантом должны изучить новейшую немецкую аппаратуру связи. Для этого нам придется пройти по кабелю вглубь леса. Вы организуете оборону и будете держать деревню, пока мы не выполним задание. Антенну заминировать. Использовать трофейные гранаты. Если мы не вернемся до заката, то вы подорвете узел связи и будете прорываться к своим. Соломатин, определи позиции и расставь людей. Выполнять! Политрук! — он обернулся к Званцеву. — Отойдем на два слова.

Мы остались втроем. Игнат развернул карту и спросил:

— Мотоцикл водить умеешь?

— Да, — ответил Званцев.

— Слушай внимательно. Это крайне важно. Сразу предупреждаю, — лишних вопросов не задавать, приказу следовать в точности. Заберешь мотоцикл и троих фашистов. Они связаны и без сознания. Ты должен добраться вот до этой точки, — Панфилов поставил пометку у излучины лесной реки. — Там ждешь до полудня. Если к двенадцати ноль-ноль к тебе не выйдет разведгруппа, ты обязан ликвидировать немецких офицеров. Трупы и мотоцикл сжечь. Дальше — самостоятельно выбираешься за линию фронта. Все понятно? Если что рука не дрогнет?

— Сделаю, товарищ капитан госбезопасности, не сомневайтесь! — ответил политрук.

— Выезжай сразу же. Дорог там нет. Тебе придется ехать вдоль старой просеки. Возьми пару бойцов пусть помогут перенести и разместить пленников. Хорошенько их привяжи, распредели груз так, чтобы мотоцикл был устойчив. Справишься?

— Справлюсь.

— Держи, — Панфилов отдал ему трофейный «люггер» и патроны к нему.

Минут через тридцать Званцев уже скрылся из вида. Стрекот мотора быстро растворился в лесу.

Игнат проверил, как идут дела у Соломатина, а затем вернулся к палаткам.

— Андрей пошли. Дел еще невпроворот.

— Игнат, а зачем ты сказал Званцеву о разведгруппе? — спросил я. — Ее ведь нет!

— Правильно. И поэтому политрук выполнит мой приказ. Прикончит этих мразей в аккурат за радиусом аномалии. Излучина реки — ближайшая к нам точка, где их можно ликвидировать.

— А как мы поймем, что он добрался до места?

— Надеюсь из системного сообщения, — Панфилов щелкнул пальцем по трофейному кругляшу, в глуби которого по-прежнему тлеет искра индикации. — Пойдем. Нашим вколем антидот. Реципиенты пока остаются парализованными. Опасности они не представляют. После уходим в лес. Соломатину я оставил инструкции. Он тут все зачистит.

— Тогда остался один вопрос. Что делать с трофейными устройствами? Двенадцать лишних получается.

— Закопаем в лесу. Видишь приметную сосну на опушке в конце прогалины? Вот там под корнями и спрячем. Место запомни.

[1] Немецкая ядерная программа (1939–1945) — работы, направленные на создание ядерного оружия, которые осуществлялись в гитлеровской Германии. Программа получила название «Урановый проект» (Uranprojekt).

[2] В марте 1941 г. введено в действие «Положение о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время», которое определило новый тип медальона, состоящего из черной бакелитовой шестигранной капсулы с резьбой, навинчивающейся на нее крышки и двойного бумажного вкладыша.