Дорога к фронту

Глава 15

Я не представлял, что такое «будни войны».

Последние дни мы прикрываем железнодорожный узел, совершая по четыре-пять вылетов в сутки.

Сейчас стоит ранее сентябрьское утро. Солнце еще не взошло. Стылый воздух пахнет прелой листвой. В мятое жестяное ведро набрана колодезная вода. По ее поверхности бежит рябь, искажая отражение моего осунувшегося лица.

Неподалеку рыкнул мотор. За нами пришла полуторка.

Плеснул себе воды в лицо, смывая ощущения нечеловеческой усталости, которую совершенно не лечит провальный сон.

Немцев — тьма. Их бомбардировщики под прикрытием истребителей, постоянно рвутся к станциям «Ржев-1» и «Ржев-2».

Каждый день «сто десятые» пытаются блокировать аэродром Ржева, где базируется две неполные эскадрильи нашей сводной авиагруппы.

Сейчас чуть свет — прилетят. Сегодня мы с Захаровым идем на прикрытие.

Ночью техники латают машины. Еще в сумерках прогревают моторы. У «И-16» окончательно выработался моторесурс. Теперь Земцов и Синченко тоже поднимаются в воздух на «МиГах».

Совсем недавно я думал, что все знаю, умею летать и воевать.

Ничего я не знал. В сумасшедшем «догфайте», принося по два-три «килла» за вылет, меняя самолеты, как перчатки, невозможно «проникнуться духом эпохи», как анонсировали разработчики «ви-ар».

Земцов, Захаров и Синченко поджидают меня у дороги. Забираемся в кузов. Говорить особо не хочется.

Дорога ухабистая. Проезжаем мимо столовой, но с утра никто из нас не ест. На сытый желудок тяжело пилотировать.

Нет, не подумайте, это не безысходность. Просто накопившаяся усталость нескольких напряженных фронтовых дней. Понятия не имею, сколько еще мы выдержим, но суть войны в том, что никто не спрашивает, можешь ты взлететь или нет.

Скрипнули тормоза.

Земцов первым спрыгнул на землю, обернулся:

— Андрей, Илья, — на взлет. Прикрываете аэродром. В восемь ноль-ноль сбор эскадрильи в квадрате двадцать четыре. Высота три тысячи. Оттуда идем курсом двести семьдесят. Дальше по фактической ситуации.

Я кивнул и пошел к своему «МиГу».

Мы с Ильюхой сильно повзрослели за последние дни. Слетались парой. Хоть и без раций, но в небе отлично понимаем друг друга, знаем, как действовать.

Пожимаю руку Потапычу. Он хоть и командует всеми техниками, но к моему «МиГу» прикипел. Сам готовит к вылету. Никому не доверяет.

Двигатель уже работает. Самолет развернут носом к взлетной полосе. Осматриваю свежие латки на фюзеляже. Вчера «мессер» продырявил.

Старшина помог мне надеть и застегнуть парашют. Забираюсь в кабину.

Было время, — сейчас оно кажется далеким прошлым, хотя объективно еще не наступило, — было время, когда «успешность», «эффективность», «мастерство» для меня определялись количеством сбитых за сессию. Было очень обидно, когда этого не удавалось.

Иногда я читал воспоминания военных летчиков, и удивлялся, почему же вражеские бомбардировщики часто сбрасывали свой груз, где попало и разворачивались восвояси, когда наши начинали их атаковать? Почему пилоты немецких истребителей любыми способами избегали боя при сложных для них условиях (вплоть до ухода на свой аэродром), а наши принимали ситуацию такой, как она есть?

На самом деле ответ прост. Его даже не надо озвучивать. Война — это сплошь человеческий фактор.

Выруливаю на взлетную полосу. Начинаю разбег.

Серое утреннее небо распахнулось навстречу, как только колеса шасси оторвались от земли. Тускло светятся приборы. Видимость плохая, — детализацию стирает предрассветная мгла. В ней даже заходя в атаку, с трудом различаешь очертания вражеского самолета.

По спирали набираю высоту, контролируя обстановку.

Илья взлетел.

Прикрываю его, а мысли невольно возвращаются к теме прошлого жизненного опыта. Война меня реально обожгла, до окалины, которая теперь слетает шелухой сгоревших заблуждений.

Вчера утром я пролетал над станциями. Видел десятки эшелонов, скопившихся на путях. Санитарные поезда, теплушки с беженцами, вагоны с боеприпасами и составы с оборудованием предприятий, следующих в эвакуацию.

Одна упавшая туда бомба разом оборвет десятки, если не сотни жизней. Так что мне есть что защищать даже при неравных раскладах сил.

Немцы упорно пытаются блокировать аэродром Ржева. Скажу больше, — с каждым днем их прессинг лишь усиливается.

С высоты в две тысячи метров хорошо видны появившиеся в светлеющем небе точки.

«Сто десятых» сегодня шесть. Их прикрывают два «мессера». Первый заход штурмовики сделают на зенитки. Позиции наших средств ПВО меняются каждый день. Работы у батальона аэродромного обслуживания всегда в избытке. Вкалывают от заката до рассвета. На вчерашних позициях сооружают нехитрые макеты, а зенитки окапывают в других местах, поэтому мы можем действовать более или менее свободно — первый удар «сто десятых» цели точно не достигнет.

Присматриваюсь к точкам. Пара прикрытия ведет себя необычно. Идут с минимальным превышением и не маневрируют, как это бывает обычно.

Мы с Ильей набираем высоту на встречном курсе, но «мессеры» не реагируют. Не заметили?

На сближении я сманеврировал, чтобы разглядеть цели, идущие ниже.

Оказывается штурмовиков сопровождает пара «Bf-109E». Они тоже идут с бомбовой нагрузкой, потому и не дернулись на нас.

Замысел фашистов понятен. Вчера они уже бомбили деревяшки, прикрытые маскировочной сетью, и сегодня решили вскрыть нашу противовоздушную оборону нехитрым приемом: первыми на штурмовку зайдут легкие машины, — на большой скорости в пикировании они представляют трудную мишень, а когда по ним откроют зенитный огонь, «сто десятые» сразу же довернут на обнаруженные позиции.

Тактика не лишена смысла. Пилоты «Эмилей[1]» уверены, что успеют освободиться от бомб и вступить в бой на правах истребителей. Нас они видели, но на выходе из пикирования у них будет набрана приличная скорость, чтобы быстро набрать высоту и связать боем пару «МиГов», летные характеристики которых они по-прежнему недооценивают.

Тяжелые «Bf-110» нагло прут тесной группой, в готовности начать штурмовку. Учитывая их мощное курсовое вооружение и наличие бортовых стрелков, прикрывающих заднюю и верхнюю полусферы, такой маневр сильно усложнил нам с Ильей построение атаки.

Сигналю Захарову: «делай как я»!

Вхожу в пикирование. Защитное построение «сто десятых» оставляю выше, просто подныривая под него. Два «Bf-109E» уже начали заход.

Иду им вслед, чувствуя, что не успеваю. Как только немецкие пилоты сбросят бомбы, то сразу же начнут набор высоты. Стрелять тогда придется с большим упреждением, и попасть будет крайне сложно. Надо успеть атаковать на прямом участке их пикирования! Опасно увеличиваю скорость почти до границы флаттера. Илья не отстает. Цели начали резко укрупняться.

Немцы задергались, но поздно. На больших скоростях ручка управления ходит очень тяжело, а маневренность ограничена. Секунды уже решили все. В крутом пике сажусь на хвост ведущему «мессеру». Он панически сбрасывает бомбы, собираясь отвернуть, но я оказался быстрее. Пулеметные трассы настигли его, вырвав отчетливые вспышки попаданий.

«Мессер» дернулся всем корпусом и начал заваливаться на крыло. Похоже пилота убило, либо он потерял сознание.

«МиГ» сотрясают ощутимые вибрации. У самой земли выхожу из пикирования и сразу же начинаю набор высоты, одновременно доворачивая на «сто десятых», чтобы атаковать их строй снизу.

Ведомый «мессер», которого атаковал Илья, не успел освободиться от бомб и теперь его обломки раскиданы по всему летному полю среди свежих воронок. Команде БАО привалило работы.

В происходящем нет «везения», только холодный расчет, основанный на опыте последних дней. Нам долго не разрешали взлетать заранее. А вдруг немцы не появятся? А сколько будет сожжено горючего? А почему не взлететь по факту их приближения?

На эти вопросы пришлось отвечать, споря до хрипоты с вышестоящим начальством, которого на крупном аэродроме действительно оказалось немало.

Взлетая по факту приближения штурмовиков, мы не успеем набрать нужную высоту. Прикрывающая пара «мессеров» начнет клевать нас сверху, и скорее всего собьет. И нет, виражный бой на малых высотах здесь не поможет. Немцы на него просто не пойдут, имея привычное преимущество, — многие истины, ставшие позже «прописными» (вспомните формулу Покрышкина), пока еще не сформулированы, и мое мнение часто воспринимается как «трусость».

Благо Земцов всегда слушает внимательно и со многими доводами соглашается. После того как ему и Синченко пришлось пересесть на «МиГи», капитан поневоле начал мыслить новыми тактико-техническими характеристиками.

Естественно, разворачиваясь после пикирования, я не вспоминал ни о чем подобном. Все внимание сейчас сосредоточено на целях.

Наши зенитки по-прежнему молчат и это тоже часть заранее продуманного плана обороны. Благодаря выдержке их позиции до сих пор не вскрыты. Тяжелым истребителям придется идти на штурмовку не зная, где ложная цель, а где настоящая, и они нацелились на аэродромные укрытия.

Точно знаю — там только пустые ящики, сложенные в виде контуров самолетов, да маскировочные сети.

В этот момент навстречу «сто десятым» ударили счетверенные пулеметы «Максим».

Атакую на пересекающемся курсе. Даю упреждение. Попал. Как минимум повредил один из двигателей. Успел заметить, как полетели фрагменты кожухов.

Проскакиваю выше и начинаю боевой разворот.

Снова пикирую. Длинной очередью заставил умолкнуть бортстрелка. Изрешеченный «Bf-110» резко сошел с курса и дымя, потянул к линии фронта на одном движке.

Еще один вспыхнул, сбитый зенитным огнем. Остальные отбомбились, как попало и тоже развернулись на запад.

Боекомплекта я потратил изрядно. Сигналю Захарову, что иду на перезарядку. Нельзя лететь в квадрат, где мы собираемся перехватывать бомбардировщики, с неполным боезапасом.

Захаров садится вслед за мной. Земцов и Синченко уже взлетели и прикрывают нас сверху.

Налет на аэродром Ржева отбит. На летном поле остались гореть обломки немецких самолетов. Один из капониров превратился в глубокую воронку, а день только начинается.

Посадку произвел, что называется «на автомате». В боевых условиях существуют лишь две крайности. Либо ты овладел машиной, либо нет. Во втором случае эффективность летчика сводится к нулю. Он испытывает страх и неуверенность в своих силах, а это верная гибель.

К моему «МиГу» сразу подбежали техники и оружейники. На крыло взобрался посыльный. Сдвигаю фонарь кабины.

— Посты наблюдения доложили о немецких бомбардировщиках!

— Где? — разворачиваю карту.

— Вот тут они собираются! — сержант указал на один из квадратов за линией фронта.

Я прикинул ориентиры на маршруте, курс и спросил:

— Тип бомбардировщиков? Высота?

— Не знаю. В штабе ничего не сказали. Велели передать, чтобы взлетали побыстрее!

— Понял.

Посты наблюдения за скудость информации не виню. Опознать силуэты самолетов на большом удалении крайне сложно.

Дозарядились. Взлетаем.

Ложусь на заранее рассчитанный курс. Илья пристроился за мной. Постепенно набираем высоту. Хочу подняться как минимум до четырех тысяч. При неравенстве сил каждая сотня метров может сыграть решающее значение. Ввязываться в «собачью свалку» с «мессерами», учитывая их численное превосходство, нам категорически нельзя. Собьют и глазом моргнуть не успеешь.

В условленном квадрате нас поджидают Земцов и Синченко. Встаю в вираж, сигналю при помощи навигационных огней. Капитан о месте сбора бомбардировщиков пока не знает, — оповещение пришло уже после взлета их пары.

Земцов сообщение принял, коротко просигналил в ответ: «следую за тобой».

Веду группу в указанный квадрат.

На маршруте всегда есть время для размышлений. Зачастую это сильно напрягает, внушая излишнюю нервозность перед схваткой, но отринуть мысли, раствориться в небе, отдаваясь ощущению полета — не судьба.

Все будет. Потом. После войны. Я уже решил для себя, — если выживу, то в большие города не вернусь. Буду пилотировать «кукурузник» где-нибудь в сельской глубинке…

У горизонта появились точки.

Идут на высоте двух тысяч метров, в плотном построении эскадрилий.

«Юнкерсы-87»? Да, похоже. Однако выше, примерно на трех тысячах, заметны еще несколько клиновидных формаций. «Хенкели»? А уже над ними барраж истребителей?

Такого скопления немецких самолетов мне еще не приходилось наблюдать воочию. Идут на Ржев, без сомнений. На подходе к цели армада наверняка разделится на звенья. «Хенкели» отбомбятся с большой высоты, скорее всего по эшелонам на станции, а пикирующие «Юнкерсы» пойдут к заранее обозначенным для них объектам.

Вчетвером нам налет не остановить. Прикрытие из двенадцати истребителей дает шанс лишь на одну внезапную атаку.

Лезу еще выше, доворачивая на запад по широкой дуге. Захаров следует за мной, а Земцов замешкался. Капитан не хуже меня понимает обстановку. Атаковать нужно с уходом на нашу территорию. С этим он наверняка согласен, но остальные детали моего плана для него совершенно не очевидны.

Отдать инициативу в бою младшему лейтенанту? К чести сказать, капитан отринул сомнения и пристроился следом, предоставив мне построение первой атаки, но без радиосвязи мы не сможем координироваться впоследствии. Количество летных часов на «МиГе» у Земцова небольшое. Синченко вообще с машиной познакомился буквально на днях. Но атаку с пикирования однозначно сдюжит.

Несмотря на крайнее напряжение момента, мысли текут фривольно.

Раньше (губы вновь тронула усмешка) — раньше, в далеком будущем, я почти никогда не атаковал бомбардировщики. Для виртуального пилота со стажем, они не интересная цель. Крупноразмерные, летят по прямой, — ну какой тут драйв?

Сейчас все иначе. Именно «Юнкерсы» и «Хенкели» несут смерть. К ним надо прорваться во что бы то ни стало.

Высота — пять тысяч метров. Кислородная маска сидит плотно.

Разворачиваюсь на восток. В душе сегодня почему-то стынет гибельное предчувствие.

Ситуации в небе часто повторяются с теми или иными вариациями, но инициатива всегда за теми, кто выше и быстрее.

Внизу в просветах между кучевыми облаками наблюдаю цели. Мысленно прокладываю атакующий курс.

«Мессеры» стараются не отрываться от подопечных, постоянно делают небольшие горки или закладывают виражи, чтобы не опережать бомбардировщики, находясь метров на триста выше них. Строю заход с учетом облачности. Чем позже они нас заметят, тем лучше.

Наконец я оказался в нужной позиции. Коротко сигналю «АНОшками»: «Разомкнуться». «Бомбардировщики». «Атакуем».

Вхожу в пикирование. Целью взял ведущий «Хенкель» из эскадрильи верхнего эшелона. «Юнкерсы» идут намного ниже. У каждого из нас есть шанс отработать и по ним. Первая атака по всем расчетам должна получиться внезапной.

«Мессеры» прикрытия заметили нас слишком поздно. Им пришлось маневрировать, теряя время, чтобы устремиться вслед, а мы, атакуя с высоты, уже развили скорость в пикировании, так что у них не было шанса сразу же выйти на дистанцию прицельной стрельбы. Ну а дальше — посмотрим. Не верю, что при угрозе массированного налета в воздух подняли только нашу неполную эскадрилью.

Армада приближается к линии фронта. Все происходит на глазах у наших наземных частей.

Бортстрелки «Хенкелей» не дремлют. Нас встретил плотный заградительный огонь.

Стремительно сближаюсь с выбранной целью. Только высокая скорость позволяет избежать прицельных вражеских очередей и поддерживать более или мнее безопасный разрыв между нами и «мессершмиттами» прикрытия.

Контур бомбардировщика быстро растет. Сбить такую махину из «ШКАСов» крайне трудно. Требуется несколько заходов, поэтому я целюсь не в двигатели, а выношу упреждение с расчетом попасть в кабину.

Вжимаю гашетку. Длинными очередями прошиваю фюзеляж. «Хенкель» дернулся начал терять управление, но следить за его судьбой некогда. Продолжаю пикирование. Успеваю оглянуться и заметить, что Захаров и Земцов в точности повторили мой маневр, повредив еще два бомбардировщика, а вот Синченко совершил роковую ошибку: он сбросил скорость и плотно сел на хвост выбранной цели, чтобы сбить наверняка.

Правый двигатель «Хенкеля» густо задымил, но «мессеры» прикрытия не простили Николаю допущенной оплошности. Они уже повисли у него на «шести».

Еще секунда и «МиГ», прошитый несколькими пушечными очередями, перевернулся в воздухе, разваливаясь на куски.

Чувствую вкус крови на губах. Кислородная маска сбилась и сильно мешает. Миллисекунды боя навек отпечатываются в сознании.

Мы уже снизились до двух с половиной тысяч метров. Чуть ниже и дальше теперь отчетливо виден строй «Юнкерсов-87». У нас на хвосте по-прежнему висят «мессершмитты» прикрытия, но дистанция до них еще около километра.

Выдерживаю направление атаки. Навстречу летят пулеметные трассы заградительного огня. Скорость сумасшедшая. Машина снова идет на пределе флаттера и плохо слушается рулей.

В глазах темнеет. На перегрузке все же доворачиваю к цели и теперь вжимаю обе гашетки. Очертания пикирующего бомбардировщика оконтурились вспышками попаданий и унеслись в прошлое.

Земля все ближе. Физически не хватает выносливости, чтобы преодолеть перегрузку и оглянуться.

Медленно, стараясь не перетянуть ручку, выхожу из глубокого пике, выравниваюсь в горизонте, бросаю взгляд на приборы.

Шестьсот километров в час. Стрелка дрожит, медленно сползая вниз. Даю газ, начиная набор высоты. Из-за постоянных перегрузок сознание временами мутнеет, угрожая вот-вот погаснуть.

Только через несколько секунд я смог осмотреться.

«МиГи» Захарова и Земцова виражат в разные стороны. Группа прикрытия разбилась на пары, преследуют наших. За мной увязались четверо.

Резко добираю высоту, делаю полубочку, и в тот момент, когда моя машина перевернулась «вверх колесами», тяну ручку на себя, тем самым резко меняя направление полета.

Несколько очередей запоздало скрестились позади.

Немцы не отстают. Снова атаковать бомбардировщики при текущей ситуации равнозначно смертному приговору. Сначала надо стряхнуть преследователей с хвоста.

Скорость — четыреста километров в час и продолжает падать, соразмерно набору высоты.

Собьют. Спина взмокла.

Сверху приближается строй «Юнкерсов-87». У них нет огневых точек нижней полусферы. Даю правую педаль, а ручкой управления отрабатываю влево. Машина резко прекратила подъем, встала в плоскость виража, но с минимальным креном на крыло. Мимо промелькнуло несколько трасс. Это сложный пилотаж. Благодаря навыкам, я разворачиваюсь по очень маленькому радиусу, используя в основном руль направления. Нос «МиГа» как бы описывает полукруг практически в плоскости. Впоследствии за такое маневрирования можно дорого заплатить, — «мессеры» проскочат выше, перевернутся и окажутся в выгодной позиции для атаки.

Но я это учел. Выше идет плотный строй бомбардировщиков. Преследователям не удалось ни сманеврировать на вертикали, ни выстрелить, — они побоялись, что попадут в своих или врежутся в них!

Немецкие пилоты резко отвалили в разные стороны, а я снова направил «МиГ» к земле, набирая скорость.

Воздушная акробатика сжирает все силы. Уже плохо соображаю от постоянных экстремальных маневров и перегрузок.

Надо оторваться, уйти немного в сторону, снова набрать высоту и атаковать, благо машина не повреждена, да и боезапас еще есть. Результат своих заходов я в точности не видел, но на земле полыхают несколько чадных костров. Кто сбил — сейчас неважно.

Постоянно осматриваясь, я заметил, что четверка «мессершмиттов» снова полезла на высоту. Все же наши вылеты дали результат. Враг стал намного осмотрительнее. Немецкие пилоты больше не бросаются в затяжную погоню. Их основное задание сегодня — прикрытие бомбардировщиков.

Где же Земцов с Захаровым?

Армада, потеряв несколько машин, пересекла линию фронта. Их курс явно нацелен на Ржев!

В воздухе появились ватные комки разрывов. Заработала наша крупнокалиберная зенитная артиллерия, прикрывающая передний край! Жаль, что сил ПВО очень мало, — огонь редкий, заградительной стены, эшелонированной по разным высотам, не получается, но чем богаты… Один из «Хенкелей» все же получил попадание, — я видел, как вниз посыпались куски фюзеляжа, а из левого движка вырвалось пламя!

Выравниваюсь в горизонте. Продолжаю постоянно осматриваться.

Внизу заметил «МиГ». За ним тянется густой шлейф дыма.

Подбит. Летит со снижением, пытаясь оторваться от двух «мессеров».

Ни секунды не колеблясь, вновь вхожу в пикирование, спеша на выручку.

Земцов или Захаров⁈

Как оказалось, под атакой Илья. Ниже отметки в тысячу метров со стороны кучевого облака ко мне пристроился еще один «МиГ». По бортовому номеру понимаю — Земцов.

Не успеваем… Фашисты нас заметили, но не отвалили в стороны, дали еще по несколько очередей и только после этого резко отвернули.

Илье изрешетило плоскости. Машина едва держится в воздухе. Фонарь кабины открыт. Винт лениво вращается под набегающим напором воздуха. Двигатель отказал.

Прыгай же!

Сближаемся. Вижу, как крохотная человеческая фигурка перевалилась через борт, сползла на изорванную попаданиями плоскость, а затем соскользнула вниз.

«МиГ», потеряв управление, начал падать. Прошло уже несколько секунд, но где же купол?

Наконец раскрылся парашют. Мы с Земцовым пронеслись мимо, снова разворачиваясь на запад.

Летим почти крыло к крылу. Капитан жестами отдает приказ: набираем высоту и снова атакуем.

Я лишь кивнул, подтверждая, что понял. Внизу за линией наших траншей ударил взрыв, — это машина Захарова врезалась в землю.

Отойдя на несколько километров к северу, мы начали набирать высоту. Две тысячи метров… Две с половиной…

Немецкие бомбардировщики упорно идут на Ржев. Немцы нас отлично видят. От группы прикрытия все же отделились четыре «мессера» и устремились на нас.

Земцов резко довернул на них. Мне пришлось повторить маневр капитана. Теперь он ведущий, а я ведомый. Своевольничать не с руки. Интересно прислушивался ли он к нашему с Ильей разговору в столовой?

Земцов в лобовую не пошел. Начал пикировать, разрывая эшелон высоты, но недостаточно круто.

Немцы все же попытались обстрелять нас на встречных курсах, но из-за своевременного маневра командира попасть не смогли. Огненные светлячки трассеров пронеслись выше.

Ну, давай же, капитан! Ручку на себя!

«Мессеры», разойдясь с нами, уже полезли вверх!

Давай же, капитан!

Земцов как будто услышал мой мысленный голос. Выхлопные патрубки его «МиГа» отчетливо плюнули дымом: октан-корректор установлен в форсажный режим, и он пошел на вертикальный маневр. Я устремился вслед за ним, но драгоценные секунды уже упущены. «Мессершмитты» преодолели апогей траектории, успели сделать «разворот на горке» и уже пикируют нам навстречу.

Расходимся на вертикали. Каждый дал по короткой очереди. Похоже мы зацепили одного, но не критично.

Теперь наша пара выше. Земцов вполне грамотно выполнил фигуру, разворачиваясь к земле. Я не отстаю.

Немцы разделились. Двое снова полезли ввысь, а еще две машины вошли в широкую спираль снижения.

Наивные. Думают, что мы рванем за ними, реализуя кажущее преимущество, а тем временем те, что ушли наверх спокойно спикируют на нас и собьют!

Я это отчетливо понимаю. Момент боя критический. Успел качнуть крыльями. Земцов заметил. Беру ручку на себя. Те «мессершмитты», что пытались увлечь нас к земле, теперь на некоторое время оказались вне игры, — мы не повелись на уловку и им снова придется набирать высоту.

Понимаю, что прикрытие сейчас выполняет свою главную задачу, — они оттягивают нас от строя бомбардировщиков, связывая боем, а мы вынуждены его принять.

На вертикали потемнело в глазах. Движок тянет, но запаса мощности явно не хватит, чтобы дотянуться до «мессеров», которые ушли выше. Снова не удастся их подловить на «горке».

Взглядом постоянно слежу за целью. Вижу, что не дотягиваюсь, — сваливание в результате потери скорости началось раньше, чем успел выстрелить. Немец уже опустил нос к земле и выходит из-под прицела.

Но ничего. Есть способ тебя достать! Тут главное не замешкаться… Определив направление его пикирования, я отработал рулем направления в ту же сторону. В результате «МиГ» резко довернул к земле нужным мне курсом. Секунды, что выиграл пилот «мессера», улетели в топку. Он успел немного разорвать дистанцию, набирая скорость в пикировании, но я, идя ему вслед, взял круче к земле.

Из кабины «мессершмитта» очень плохой обзор вниз и назад. Фашист потерял меня из вида и, естественно, занервничал.

Проваливаюсь еще ниже, а затем начинаю выбирать ручку на себя. Немецкий пилот выполнил небольшую горку, панически осматриваясь. Заметил, но я уже близко! В результате дополнительных маневров «мессер» потерял в скорости, а мне этого вполне хватило, чтобы сократить дистанцию. Поймал его в перекрестье, сжал обе гашетки и длинными очередями довел прицел «по трассе».

Есть! Ему выбило правый элерон и надломило крыло! «Мессершмитт», беспорядочно вращаясь, канул вниз, а я резко отвернул вправо и осмотрелся.

Бомбардировщики километрах в трех. С востока к ним быстро приближается группа из девяти точек. Наверняка это эскадрилья 34-го истребительного авиационного полка, поднятая по тревоге с аэродрома Ржева!

Где же Земцов?

Ага, он ввязался в виражный бой с двумя «мессерами»! А третий⁈

Не вижу его! Проклятье!..

Я крутанул размазанную бочку с набором высоты.

Вот же он! Подобрался ко мне сзади!.. Плохо! Близко! Не доглядел… Вслед моему «МиГу» уже несутся пушечные трассы.

Резким маневром выхожу из-под атаки, но немец не отстает. Один из снарядов задел правую плоскость. Снова и снова пытаюсь стряхнуть противника с хвоста простыми, но энергичными пилотажными фигурами.

Воздушный бой постепенно оттянулся глубоко на нашу территорию, да и высоты в последовательности вертикальных маневров набрано уже изрядно, но пока что никто из нас не смог получить решающего преимущества.

Ниже и западнее тоже кипит схватка: девять «МиГов» атакуют рвущихся к Ржеву фашистов. Сам город уже виден у горизонта, — отблескивает изгибом Волги.

Два «мессера», с которыми схлестнулся Земцов, превратились в едва различимые засечки. Я лишь изредка успеваю заметить их на фоне облаков.

Затяжная дуэль быстро сжигает остатки сил. Постоянные перегрузки лишь усугубляют накопившуюся усталость. Мотор на пятой минуте чрезвычайного режима начал перегреваться. Стрелки температуры воды и масла ушли за красные отметки на циферблатах.

Немец коротко пикирует на меня сверху. Боковым скольжением ухожу из-под огня, и сразу же переворачиваюсь через крыло, ибо он проскочил ниже.

Иду вдогон. Несмотря на перегрев, я закрыл радиаторы, увеличивая аэродинамику машины, и дистанция между нами сократилась. Выношу прицел на упреждение, вжимаю гашетки.

«БС» молчит. «ШКАСы» сожрали огрызки лент и тоже смолки. Закончился боезапас!

«Мессеру» прострелило фюзеляж и фонарь кабины. Не сбит, но явно выходит из боя. Пользуясь бо́льшим пределом флаттера, он набрал в пикировании около семисот километров в час, отрываясь от меня в западном направлении.

Выравниваюсь в горизонте. Высота по приборам три с половиной тысячи метров. На фоне кучевых облаков вновь вижу три точки, — Земцов все еще дерется против двух «мессершмиттов».

У меня не осталось патронов, но уйти на аэродром, когда вокруг кипит бой, не могу. Фашисты ведь не знают, что боекомплект «МиГа» исчерпан. Даже имитации атак могут сыграть роль в схватке. Вижу, что эскадрильи немецких бомбардировщиков понесли серьезные потери. Истребители 34-го ИАП здорово их потрепали.

Два звена «Юнкерсов» отвернули к линии фронта, но «Хенкели», сомкнув строй, все еще тянут к Ржеву.

Открываю радиаторы. Обедняю смесь, давая двигателю передышку, и, не снижаясь, доворачиваю на запад.

Земцов с двумя фашистами крутится на высоте в три тысячи метров. Спешу ему на помощь. Используя небольшое превышение, имитирую стремительную атаку. Немцы мое приближение заметили, но не дрогнули. Один продолжил преследовать изрешеченную машину капитана, а второй довернул на меня.

Резко ухожу ниже, затем выполняю «иммельман», забираясь вверх и одновременно меняя направление полета. «Мессер» тоже добрал высоты с разворотом на меня.

Сходимся на встречно-пересекающихся курсах. Он открыл огонь издалека с большим упреждением, но боекомплект у немца тоже не резиновый. Поиздержался в бою. Пушка коротко блеснула хоботком пламени и смолкла, а вот пулеметная трасса все же зацепила двигатель моего «МиГа».

На маневре прислушиваюсь. Вроде бы мотор по-прежнему работает ровно, вот только стрелка температуры масла опять дернулась к красной отметке.

Осматриваюсь. В воздушном бою контроль над окружающей обстановкой — это залог выживания.

Вижу, как «мессершмитт», атаковавший Земцова, падает в штопоре. Сбил ли его капитан, или немецкий пилот не справился с управлением на резком маневре, — узнаю на земле. Сейчас это не важно. Главное, что его ведомый, как и я оставшийся без боекомплекта, отвернул на запад и уходит со снижением.

Через минуту Земцов пристроился ко мне и просигналил «идем домой».

Ничего не имею против, тем более что «Хенкели» начали сбрасывать бомбы в поле. Шесть оставшихся в строю «МиГов» 34-го ИАП разделились, преследуя поврежденные бомбардировщики. «Мессершмиттов» прикрытия не видно. Вряд ли все до одного сбиты. Скорее тоже ушли к линии фронта.

Мы в этом бою потеряли пять машин. Скольким пилотам удалось выпрыгнуть, как Захарову?

У меня першит в горле. Очень хочется пить.

Глаза слезятся. В кабине ощущается едкий запах дыма.

Я не успел взглянуть на приборы, как внезапно из-под капота двигателя вырвалось пламя.

Горю!

Надо прыгать, но плексигласовый фонарь кабины моментально покоробило температурой объявшего машину пламени. Попытки его открыть ни к чему не привели.

В первый момент меня охватила паника. Что же делать⁈

Двигатель встал, но огонь не унялся.

Я резко отдал ручку от себя, входя в пикирование. Через некоторое время стремительный набегающий поток воздуха все же сорвал пламя!

Снова выравниваюсь. Внизу лес, но высота еще приличная. Где-то около двух тысяч, а вот скорость быстро начала падать. Фонарь кабины открыть не смогу, его заклинило намертво.

Земцов держится рядом. Жестами показывает «не сдавайся».

Вариантов нет. Придется попытаться спланировать к аэродрому, благо Ржев близко.

Надо успокоиться. Пламя сбил. Механизация работает, тяги рулей целы!

Кручу штурвал триммера руля высоты. Регулирую так чтобы машина в планировании снижалась минимально. Мне бы дотянуть до летного поля.

Двигатель дымится. Не вспыхнул бы вновь. Выйдут ли шасси — неизвестно. Если что буду садиться на брюхо.

Высота постепенно падает. В пробоинах посвистывает ветер. Винт не вращается даже под напором воздуха — что-то заклинило в механизмах.

До земли осталось метров семьсот, когда внизу показалась водная гладь.

Летное поле основного аэродрома уже близко.

Скорость около двухсот километров в час, но у меня остался небольшой запас высоты. Есть что-то жуткое в беззвучно снижающейся машине, тянущей за собой шлейф дыма.

Я все же рискнул выпустить шасси.

Машина покачнулась, вбирая дополнительное сопротивление. Снижаюсь, чтобы поддерживать скорость, близкую к посадочной. О точном заходе сейчас не может быть и речи. Ручкой управления работаю очень осторожно. От этого сейчас зависит моя жизнь.

Земцов держится чуть в стороне. Крылья и фюзеляж его «МиГа» зияют множеством пробоин.

Планирую. Колеса шасси коснулись летного поля. Вертикальная скорость снижения оказалась слишком велика и машину подбросило вверх. С трудом выравниваю крен. Еще одно касание!.. Пошел пробег!

Я сел!..

По летному полю бегут люди. Мой «МиГ» покачнулся и остановился, дымя обгоревшим двигателем.

Нашей сводной эскадрильи больше нет. Летать не на чем, но фашистов мы остановили.

Кто-то взобрался на крыло. Слышу удары и скрежет, — фонарь кабины отжимают монтировками.

Я запрокинул голову.

Жив…

[1] Сленговое название «Bf-109E» среди немецких летчиков.