Рукопись несбывшихся ожиданий. Дорога жизни

Глава 9. Под здравым смыслом каждый понимает свой собственный

- Отчего тебя так трясёт? Это всего лишь болотная нечисть.

«Это всего лишь болотная нечисть, которая едва меня не убила и от которой мало чего целого осталось», - со всей язвительностью могла бы ответить на вопрос Найтэ Мила, но вынужденно сказала другое:

- Просто, просто эти кикиморы так внезапно напали.

- Отнюдь, - опроверг тёмный эльф и ненадолго повернулся к зомби, чтобы поправить съехавшую со спины мертвеца поклажу. - Глупо терять бдительность в месте, где бдительность терять нельзя. У кикимор очень чуткий слух. Они услышали нас издалека, и у них имелось время спрятаться в трясине. Я давно уже ждал нападения.

- И мне ни словом о том не обмолвился, - не сдержала на этот раз упрёк Мила. Ей ведь как-то совсем другое приключение виделось. Она ожидала, что её роман с Найтэ совместная дорога сделает ярче, что они сблизятся теснее. Но чем больше дней проходило, тем ощутимее то ли тёмный эльф отдалялся от неё, то ли это она от него отдалялась.

- Мы договорились же за пределами спальни не обращаться друг к другу на ты. Сколько можно напоминать?

- Да мне плевать, вокруг нас никого разумного нет. На километры вокруг только мошкара и нечисть.

- А ещё не так далеко от нас уникальное место, которое не каждому смертному суждено увидеть. Не стоит терять время, идём.

Тёмный эльф действительно зашагал вперёд, и Миле ничего не осталось, как, опираясь на посох, последовать за ним. Она лишь с грустью сперва посмотрела на паукообразные останки кикимор, а затем на каменные остовы полуразрушенного здания. Некое капище, являющееся темой её будущей курсовой, судя по всему, должно было остаться вдали от маршрута. Найтэ воспротивился туда заходить и это тогда, когда до капища было, что говорится, рукой подать. Из-за этого Мила злилась. А ещё гневалась она из-за того, что не смогла проявить норов и своевольно отстать от попутчика. Подобное было бы крайне неразумно, Призрачные Болота дышали опасностью.

- Ты имеешь право сердиться, - ни с того ни с сего заговорил тёмный эльф. – Моё поведение нечасто соотносится с твоими ожиданиями, но если я всё время буду предупреждать тебя об опасности, то чему толковому ты научишься? Память людей избирательна, благодаря ярким эмоциям, ты лучше усвоишь урок. И заодно научишься более правильно реагировать.

- Вообще-то я не стояла на месте. Не пищала беспомощно, не звала на помощь, - едва ли не со всхлипом напомнила обидевшаяся Мила.

- Да, но вместо того, чтобы отгонять посохом кикимору, тебе сразу следовало применить магию. Твой разум развивается, но твоё тело до сих пор предпочитает реагировать примитивно. Я должен был дать тебе негативный опыт. Так шансы, что в схожей ситуации ты первым делом применишь более достойные навыки, стали выше.

Пусть логика в объяснении присутствовала, Мила за лучшее выбрала молчание. Ей не хотелось думать о пользе того, отчего Найтэ уничтожил всех кикимор, кроме той единственной, что угрожала её жизни. Ей неприятно было то равнодушие, с которым он стоял, смотрел и ждал, когда с зубастой кикиморой расправится она сама. Кроме того, в настоящий момент от Милы требовалось сосредоточиться на чарах, отгоняющих мошкару. Насекомых было так много, и они столь нагло лезли, что защитная сфера от них то и дело теряла свою мощность. Укусов на её теле было уже слишком много, но Найтэ ранее и тут озвучил своё нравоучение и отказ помогать.

- Наконец-то. Вот мы и пришли.

Сказанное оживило Милу. Она перестала сутулиться, с энтузиазмом осмотрелась по сторонам, но ничего кроме трясины, пожухлой травы, обильного мха и корявых деревьев – то есть всего того, чего и так было на болотах до чёртиков, так и не увидела. Даже прощупывание местности магией не дало ей почувствовать что‑либо особенное.

- И куда мы пришли?

- К месту, где хранится последний из осколков чёрного трона.

- Какого ещё «чёрного трона»? – с нехорошим подозрением в голосе осведомилась Мила, и во все глаза уставилась на то, как Найтэ уверенно начал убирать растительность, которой поросло всё пространство между пары высоких валунов. К её удивлению, за кустарником обнаружился вход в некий подземный грот, и каменные ступени говорили о том, что появилась пещера далеко не сама по себе.

- Чёрный трон был значимым артефактом дроу. Настолько сильным, что даже его осколки сохранили в себе опасную магию.

На душе Милы заскребли чёрные-чёрные кошки. Подозрение, что Найтэ взял её с собой в качестве жертвы, снова возникло в ней, но втихаря огреть профессора Аллиэра посохом и сбежать было… было бы чем-то слишком. Мила научилась доверять тёмному эльфу, а потому постаралась унять свой страх и всё же последовала в пещеру вслед за ним.

Ступени вели всё ниже и ниже. Пещера уходила вглубь достаточно, чтобы задуматься, отчего внутрь неё не просочилась болотная жижа. Что препятствовало этому? В остальном же ничего особенного в ней не было. Как ни пыталась Мила рассмотреть в свете созданного Найтэ огонька подробности, ничего интересного она не увидела до тех пор, пока они не вошли в округлый зал, посреди которого находился алтарь. Поверх этого алтаря в потоке тёмно-красного сияния парил небольшой кусок чего-то чёрного и блестящего, как чешуя дракона.

- Это он? – кивнула Мила на необычную вещицу. – Это и есть осколок?

- Да.

Голос Найтэ звучал приглушённо. Тёмный эльф вообще стал выглядеть чужим, а потому Мила содрогнулась и начала рассматривать зал более внимательно. После случайного визита в «берлогу Свена Сайфера» она невольно выискивала взглядом некие намёки на то, что в этой пещере может время от времени происходить. Но ни человеческих кож, ни черепов она не увидела. Это место не дышало смертью… Или, вернее, не так. Смерть здесь была, определённо, но это была настолько старая смерть, что она уже не искала для себя новой добычи. Что-то здесь уснуло вплоть до забвения.

- Встань сюда.

Из-за этих слов Найтэ Мила вздрогнула. Затем она помотала головой, пытаясь снять с себя неприятное наваждение, и, прежде чем послушаться, настороженно спросила:

- А зачем?

- Я хочу провести ритуал общения с, эм-м, предками. Я регулярно его провожу, но ещё ни разу не совершал его при свидетелях. Мне неизвестно, как отреагируют на присутствие посторонних те, кого я намерен призвать, поэтому безопаснее для тебя будет держаться за границей круга призыва.

Спорить с таким было себе дороже, а потому Мила послушно встала куда ей указал Найтэ и даже тайком отступила на пару шагов ещё дальше. Она бы вообще запросилась на поверхность, если бы не боялась нарваться на голодную нечисть. В чём-то здесь, внизу, было безопаснее. Тёмный эльф между тем изменил положение неких предметов на алтаре, добавил к ним принесённые с собой самоцветы и, встав на колени, что-то забормотал на незнакомом Миле языке. Молодая женщина не понимала ни слова. Она лишь смогла сделать предположение, что это язык дроу, так как чем-то звучание речи напоминало эльфийский говор. Уж его из-за присутствия Адьира Морриэнтэ на её потоке Миле уже не раз доводилось слышать, да и совместный перевод книги Лютье сопровождался периодическим произнесением тех или иных слов вслух. Вот только молодая женщина не была уверена в своей правоте, да и вскоре заняло её внимание кое-что совсем другое.

Парящий в воздухе осколок плавно опустился в подставленные ладони Найтэ, и в тот же миг в пещере сделалось совсем темно. Пространство поглотил мрак, но Мила отчего‑то продолжила видеть происходящее у алтаря - все волшебные предметы и сам Найтэ словно очертил некий дымчатый контур. Молодая женщина затаила дыхание. Руки у неё начали подрагивать, а колени затряслись. Она ощутила, что магия тёмного эльфа пробудила что-то или даже кого-то, кого лучше было бы не пробуждать. Чьё-то присутствие непомерно давило на неё, и Мила сама не знала, отчего ещё она не бежит сломя голову на поверхность. А затем ещё и голоса… Нечто призванное Найтэ Аллиэром сделалось достаточно материальным, чтобы ответить именно так.

«Мама, мамочка!» - мысленно кричала Мила, но не смела пошевелиться. Ей казалось, что сделай она это, и ей уже не жить. А потому даже тогда, когда что-то могильным холодом словно обернулось вокруг её тела, а затем смертельно опасной змеёй ускользнуло обратно в свою нору, она осталась стоять. И, скорее всего, это было самое правильное решение. Немногим позже Мила поняла, что, ради чего бы ни пришёл сюда Найтэ, он уже закончил со своим делом. Тёмный эльф поднялся с колен и, не особо довольно взглянув на спутницу, ухватил её под локоток.

- Пошли.

Будь у неё такая возможность, на поверхность Мила бы бежала. Её сердце неистово стучало от счастья, когда она вдохнула в себя сырой и вонючий воздух Призрачных Болот.

- Всё, - между тем сказал Найтэ. – Теперь мы можем посетить капище. У тебя будет достаточно времени для его изучения, так как там мы и заночуем. А утром двинемся обратно в академию.

- Погоди, это всё, что ли? – не могла поверить Мила. – Мы столько добирались до сюда, ради каких-то четверти часа вон там?

Она с обвинением указала на проход между двух валунов, но тёмный эльф нисколько не изменился в лице. Он был по-прежнему серьёзен.

- Этого было достаточно. Ответ на свой вопрос я получил, да ещё так отчётливо, как никогда ранее.

По тону голоса Мила поняла, что о чём бы там Найтэ ни спрашивал, а не так уж доволен услышанным он остался. По этой причине она уставилась на него, надеясь, что он хотя бы что‑нибудь прояснит. Ведь для чего-то он не оставил её ни в академии, ни на капище, а взял с собой. Но Найтэ не стал ничего объяснять. Вместо этого он подошёл вплотную к Миле и без малейших на то сомнений принялся ласкать её.

- Что? Прямо здесь? – удивилась она как его неожиданному напору, так и не самому удачному моменту. Милу после ритуала в пещере (хотя она только присутствовала по близости) до сих пор потряхивало.

- Да, здесь, - уверенно подтвердил Найтэ, прежде чем прижал Милу к одному из валунов и, удерживая её руки, принялся покрывать поцелуями женскую шею.

«Что на него нашло?» - поразилась молодая женщина, прежде чем вспомнила о самом простом объяснении на свете – некоторые чары требовали от заклинателя эмоциональной или же физической разрядки. И, разумеется, половой акт давал и то, и то. Мила даже заподозрила, что вот отчего она нынче находится не где-то, а в сердце Призрачных Болот. Скорее всего, кое-какой эльф возжелал снять нагрузку на организм действенным, простым и приятным способом. И, собственно, из-за таких дум Мила не стала противиться происходящему. Она прикрыла глаза, стараясь представить совсем другую обстановку, и в какой‑то момент застонала от наслаждения. Вот только Найтэ подобного показалось мало. Жестокость сопутствовала тёмному эльфу во всём, а потому и ласки его не были столь нежны. Вскоре на коже Милы возникли алые царапины. Она вскрикнула из-за этого, но жар желания к этому моменту был таков, что просить Найтэ остановиться оказалось для неё невозможно. Страсть притупляла боль, делала восприятие совершенно иным.

О да, каждый раз близость с Найтэ была и мучительна, и такова, что её хотелось повторить снова и снова.

- Так какой ответ ты получил? О чём ты спрашивал духов предков? - всё же спросила Мила, когда всё кончилось.

- Духов предков? – с весельем посмотрел на неё Найтэ. – О нет, тут я немного приврал. Спрашивал я отнюдь не духов.

- А кого тогда?

- Своих покровителей. И что касается их ответа, так я получил предупреждение. Предупреждение, над которым… над которым мне захотелось напоказ насмеяться. Но не бери это в голову, тебе о многом другом стоит размыслить.

- Это о чём же например?

- Да хотя бы о том, что обратно часть пути мы снова проделаем при помощи телепортации.

- Что? О не-е-ет, - недовольно протянула она.

- Да и на это несколько причин. Во-первых, я хочу в Барград, чтобы вернуть себе коня из конюшни академии, мне он больше нравился. Ну, и, во-вторых, в кое-какой крепости я намерен задержаться на пару-тройку дней. Раз я там столь не понравился кому-то, то мне непременно хочется выяснить кому именно.

- Давай лучше верхом поедем, а? Телепортация – это сущий ужас.

- О нет, сущий ужас – это то, что, соблазнив тебя, я украл твоё время для исследования капища, - широко улыбнулся Найтэ. – И украл вдвойне, так как рассчитываю на повторение.

- П-фе.

- Не стоит так думать. От курсовой я по-прежнему буду требовать содержательной информации, да ещё основанной на твоём личном восприятии. Вот так-то, моя хорошая.

- Знаешь, это нечестно, - ответила Мила, но безо всякой злобы. Ей было так хорошо нынче, что на таким образом приятно украденное время обижаться нисколечко не хотелось.

***

Безо всякой радости Владыка Стихий Ралган прошёл за ворота Первой Королевской Академии магических наук, ибо он ожидал оказаться в этом месте значительно позже. Но волнения энергий заставили его нарушить собственные планы. Что-то произошло в мире. Где-то вдали от Лиадолла маги взывали к такой силе, что даже будучи среди мирных равнин своей родины, Ралган утратил чувство покоя. Ему захотелось узнать причину подобного, но люди… О, сколь давно люди перестали искать у эльфов мудрого совета! Архимаги и короли напоказ улыбались представителям древней расы, но при этом сумели выстроить вокруг Лиадолла едва ли не каменную стену высотой до неба. Люди отгородили себя от светлых эльфов.

«Да, если бы не желание Ричарда Пятого объединить под своей пятой страны, мы бы ещё очень долгое время оставались в стороне. О нас начали забывать, по итогу мы бы стали забвением», - с недовольством рассуждал верховный эльфийский маг, но при этом мыслил он также о том, насколько правильно было не спешить протягивать Верлонии руку помощи.

За считаные три года об эльфах вспомнили едва ли не все страны на континенте. Лиадолл снова получил значимый политический вес, а, соответственно, выгодные торговые предложения так и посыпались со всех сторон. Подобное было жизненно необходимо. Экономика эльфов всерьёз пострадала, когда люди взялись за массовое фабричное производство самых разных вещей. Пусть низкого качества, зато быстро, дёшево! То, что ранее кропотливо создавалось месяцы, годы, сделалось ненужным. Мастерство, художественное искусство, долговечность – любящее спешить человечество от этого стремительно отказывалось, а светлые эльфы менять свой уклад не хотели. И если бы только Лиадолл от людей не зависел! Увы, эльфам по‑прежнему требовались поставки зерна, очищенной руды и ещё много какого сырья – всего того, к чему у них выработалась привычка, и всего того, что они сами либо не могли получить со своих земель, либо в силу своей сути не стали бы в принципе силой вырывать у природы.

Владыка Стихий Ралган стиснул зубы. В страшном сне ему думать не думалось, что однажды его станут терзать такие заботы. Увы, подобного требовало выживание, выживание всей его расы. Не было больше власти дроу, не было больше в мире законов, держащих амбиции людей в жёстком кулаке. И человечество изменилось. Достаточно умные, чтобы быстро развиваться, и по-прежнему беспринципные, жадные и властолюбивые, они возомнили себя царями мира. Их гордыня стала так велика, что больше не поднесли бы они светлым эльфам щедрых даров, и не прислушались бы смиренно к мудрости старшего народа.

«Даже их совет королей, - размышлял Ралган. – Они пригласили повелителя Лиадолла вступить в него как равного, а ведь столько столетий назад это было. Уже тогда мы не зря обеспокоились тем, для кого именно отвоевали свободу».

Подумав про совет королей, Ралган невольно нахмурился. Несомненно, мудро светлые эльфы поступили, приняв предложение. Внешне это выглядело как великодушное снисхождение к младшей расе. Истинно – так проводилась граница между разными народами. Едва прозвучало согласие Лиадолла вступить в совет, как монархам человеческих стран стало понятно – их хитрость не удалась, ни на один совет повелитель эльфов Владыка Судеб Адонаэль Инглорион не явится. Так он показывал, что выше бесконечных дрязг, которые люди считали важными. Отказываясь от участия в принятии решений (зачастую низких и подлых!), Адонаэль Инглорион не опустился в их глазах до кого‑то до равного им и этим не дал монархам за прошедшие столетия светлых эльфов очернить. Сложно облить грязью того, кто к ней не прикасается.

И всё же у всего этого имелись другие последствия. Не получив желаемого одним способом, короли перешли к другому – к наигранному почтению перед светлыми эльфами. В результате, обыватели нынче не давали древней расе спокойно покинуть пределы своей страны. Эльфы превратились в некое живое чудо, перед которым стоило то ли ниц падать, то ли (а подобное происходило чаще) втихаря разделывать на амулеты. Неприятное внимание не просто мешало жизни, по итогу оно позволило людям держать Лиадолл в изоляции, в неведении от всех важных политических моментов. Вроде как, да к чему богам знать о деяниях простых смертных? Изоляция к нынешнему моменту была таковой, что ждать от людей, что они на блюдечке принесут светлым эльфам известия о том, отчего произошли столь сильные энергетические колебания, не приходилось. Действовать требовалось самостоятельно. И, конечно, где ещё собирать ценные известия, как не в месте, где любых слухов полно?

- Добрый день, аир Морриэнтэ. Вы уже вернулись?

- Да, вернулся, - делая приветственный кивок, ответил он и поспешил дальше, так как обратившаяся к нему девушка вряд ли бы смогла рассказать что-либо полезное. Ему требовались другие собеседники.

Несмотря на пользу Первой Королевской Академии магических наук светлый эльф всё равно ощущал неприязнь как к этому учреждению, так и к обитающим здесь людям. Многих студентов (да и преподавателей) ещё не отпустила восторженность по поводу поступления «самого настоящего эльфа», они по-прежнему (и с ослиным упрямством) старались привлечь внимание аира Морриэнтэ. И, хотя Владыка Стихий пользовался этим, порой его кривило от отвращения. Ему было противно и особенно от понимания, что даже настоящий Адьир Морриэнтэ в силу своей юности (и свойственной юности глупости) ни за что не воспринял бы подобное благосклонно.

«Достоинство чуждо людям, но они… они настолько привыкли к своей мерзости, что никак этого не понимают!» - невольно гневно мыслил Ралган и, собственно, по этой причине он ускорил шаг. Ему захотелось хотя бы ненадолго скрыться в принадлежащем ему коттедже. В нём он чувствовал себя не так дурно. Правильно подобранный интерьер, напоминающий о некогда имеющимся у него мудром соратнике, успокаивал нервы светлого эльфа и настраивал его на нужный лад.

«Да. Сначала посетить коттедж, отдохнуть немного, а потом уже можно и прочими делами заниматься», - расставил приоритеты Владыка Стихий. Но, не иначе, его настроение кожей ощущалось, раз его нынешний помощник предложил:

- Быть может, мне самому сходить узнать расписание?

- Нет, Ниатэль, я намерен осуществить это сам. С вами люди разговор на интересующую меня тему вряд ли поддержат, так что от вас требуется только быть всё время где-то неподалёку. Три телепортации подряд, чтобы прибыть в академию пораньше, порядком утомили меня. Помощь в поддержании скрывающих ауру чар, вот что мне от вас необходимо.

Ниатэль понятливо кивнул. Собственно, другого Ралган не ожидал, именно для этой цели его постоянно сопровождал то один, то другой компаньон. Его аура мага была столь яркой, что без вливания существенных сил скрыть её просто-напросто не получилось бы. А тратить внутренние ресурсы на такую банальщину, когда они могут пригодиться для иного? Помощники были необходимы Ралгану и в другом. Покуда он творил сильные чары, они кропотливо скрывали колебания энергетического пространства. Это позволяло Владыке Стихий не привлекать к себе внимание архимагов. Ковен должен был думать, что в академии действительно обитает молодой принц, и, разумеется, настоящий Адьир Морриэнтэ пока ещё не на многое был способен.

***

Герман Грумберг завёл руки за спину, сцепил их в замок и по новой оглядел цепким взглядом стоящего на коленях имперского мага-недоучку. Увиденное за прутьями покрытой рунами решётки ему не особо понравилось.

- Кто отдал приказ так избить его?

- Хм. Этого пленного, лорд Грумберг, до того, как сюда доставили, допрашивали и допрашивали много кто, - негромко принялся объясняться министр по внутренней безопасности, прежде чем решился вступиться за сотрудников-дознавателей. – Ну, и как ещё допрос проводить, коли он, бестия такая, сперва отвечал послушно, а потом, ни с того ни с сего, резко замолчал да так, словно ему рот склеило? Тут любой бы силу применил.

- Всех тех, кто к побоям причастен, найти и сурово оштрафовать, - с угрозой глядя в глаза собеседнику, отдал указание граф Мейнецкий. - А того, кто последовал рекомендации мэтра Оллена отправить сообщение в Ковен, вообще ко мне для разбирательства. Это что ещё за новости? – повысил он голос. – Что за новости, я вас спрашиваю?! Ваши люди вдали от столицы инструкций не знают, что ли? Подобным политическим пленным вне военного времени сперва кляп в рот вставляют, а затем как можно скорее о них в службы выше докладывают. И держат взаперти так, чтобы к ним даже мышь носа не сунула. А вы мне тут что устроили?

- Тут да, лорд Грумберг, - кисло поморщился министр. – Тут оказия та ещё произошла.

- Оказия?! – гневно выпучил глаза королевский советник. – Едва у кого‑то сообразительность проснулась и доставкой этого пленного сюда ваши люди всё‑таки озаботились, так кто его перехватил? Ну же, кто?

- Ковен. Но мы же Ковену не можем перечить, вот и…

- Вот оттого Верлония и узнает всё самое важное позже архимагов! – гаркнул Герман Грумберг. – И ладно бы только это. Вы вот уверены, что архимаги не вложили в голову этого мальчика что-то, на чём он вдруг настаивать начнёт при моём собственном допросе? Вы понимаете, что теперь к его словам нет доверия?

- Да как же нет? – пролепетал министр, хотя и покраснел от стыда и недовольства. Этот солидный и благородный мужчина не привык, чтобы его как какого-то уличного мальчишку отчитывали. – Вот же, вот и прямо перед вами оригинал самых первых допросов, где всё написано со слов мальчика. С тех, что он смог произнести на понятном для нас языке. Великие стихии, да вы же с этими записями ознакомлены. К вам они одновременно, как и ко мне, поступили.

- Конечно, я ознакомлен с ними, - стиснул зубы граф Мейнецкий. – Покуда я настаивал на встрече с Ковеном, покуда приводил убедительные доводы вернуть нам пленного, я далеко не раз и не два в эти бумаги заглянул. И, скажу вам прямо, я успел вмешаться в последний момент. Архимаги были на грани того, чтобы связаться с Лиадоллом.

- Простите, лорд Грумберг, но я мало понимаю, чем вы обеспокоены.

Министр по внутренней безопасности выглядел растерянным, однако, причиной того была только нынешняя ситуация. Так-то человеком он был умным, незаурядным, просто переволновался из-за выпавших на его долю невзгод. Герман Грумберг понимал это, как понимал и то, что именно до этого мужчины некую информацию донести стоит. Поэтому лорд Мейнецкий ещё раз поглядел на мальчишку, что сидел на коленях и продолжал пялиться на пол перед собой так, будто он полностью утратил разум, а затем покрутил кончик своего уса и сказал:

- Лингвисты не так уж помогли Ковену. Их перевод того, что наш пленный на своём родном языке наговорил, оказался крайне схож с тем, что написано в этих документах. А информация там крайне и крайне пугающая, - с раздражением провёл ладонью по лежащим на конторке бумагам Герман Грумберг, прежде чем процитировал некоторые из записей так, чтобы они сложились в единый текст. – «Империя не любить война, но за империей отныне идёт смерть». «Почему вы начали войну, если её не любите?». «Таков путь империя. Через смерть империя так искать путь звезды». Само собой, возник вопрос что такое путь звезды, и для чего он империи нужен. И вы посмотрите только какая красота. «Убить, путь звезды нужно убить. Найти, чтобы убить»… Вы понимаете, что либо имперцы маниакальные убийцы, либо мы чего-то недопонимаем?

- «Путь звезды» и «свет дороги», о котором я уже слышал, очень близкие названия. Поэтому я бы предположил второе, - не стал скрывать министр.

- Вот и Ковен рассуждает также, особенно в свете того, какую активность принялись проявлять имперские маги. Эти люди желают начать переговоры, иной трактовки тем чарам, за которые они принялись, не существует. Но вы же понимаете, как подобные переговоры могут помешать Верлонии?

- Разумеется, я прекрасно понимаю желание Его величества расширить свои владения.

- Так вот, если бы прочие страны не желали того же для самих себя (но через уничтожение Верлонии), переговоры бы уже произошли. Но совет королей практически единогласно воспрепятствовал в этом Ковену. Было сказано много пафосных и возвышенных слов о том, что раз империя Золотого Паука нарушила древний пакт о не вторжении, без предупреждения (совершенно внезапно) нарушила мир и прочее, прочее, то честь не позволяет начинать переговоры с агрессором. Врага нужно истребить, уничтожить подчистую. От Ковена потребовали активных действий именно в этом направлении. Разумные слова архимагов пропали втуне, им строго напомнили, что политика не является сферой их вмешательства, что их задача действовать в избранном советом направлении. Голос Лавратии на этом совете тоже никто словно не слышал, так как продолжения продвижения имперских войск заинтересованные лица ждут, потирая руки. И, разумеется, получив этого мальчика, - Герман Грумберг кивнул на синего от побоев подростка, - Ковен решил обстоятельством воспользоваться. Сумей архимаги получить убедительные доводы, что империю можно остановить, подарив этим дикарям какой-то там артефакт, именуемый светом дороги, то… ну просто всё пойдёт прахом! Все наши усилия, все усилия наших соседей.

- М-м-м, - задумчиво промычал министр, - кажется, я понял. Вряд ли только до моего слуха дошли предположения, что язык империи эльфы могут помнить. Ковен решил привлечь Лиадолл для этой цели, так?

- Именно. Привлечь Лиадолл, который мы стараемся привлечь для совсем другого, - подтвердил Герман Грумберг. – И, к счастью, я успел своевременно вмешаться. Этот мальчик у нас.

- Но для дальнейшего допроса он бесполезен. То, что он лопочет, вообще может быть очень опасно…

- О-о-о, - перебил Герман Грумберг. – До вас это наконец-то дошло? Осознали вы отчего я пришёл сюда в таком гневе? Столько слухов уже могло разнестись!

- Да. Увы, но да, - виновато развёл мужчина руками. - Вряд ли то, что он наговорил при стольких свидетелях, осталось тайной. Поэтому… Хм, лорд Грумберг, так, быть может, нам использовать это? Раз этот мальчик столь настойчиво хотел поговорить с нашими архимагами, раз прозвучало столько раз слово посланник, - взоры собеседников снова повернулись в сторону конторки, - так давайте действительно из него посланника империи сделаем? Пусть он показательно скажет всё то, что уже сказал. Пусть империя Золотого Паука действительно станет выглядеть помешанной на смерти и войне нацией.

- Именно о чём-то подобном я и думал, шагая сюда, - согласился Герман Грумберг. – Вот только посланник со сломанным носом и кровоподтёками на всё лицо? Я требую, чтобы вы проследили за наказанием всех причастным к побоям лиц. И вызовите уже целителя, нам этот мальчик нужен в более приемлемом виде.

***

В Долграде Люций пробыл недолго, хотя после многодневного пути в экипаже тело требовало более продолжительного отдыха. Он просто не мог находиться в городе, который так и не принёс ему счастья, а потому и прибыл старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий в академию раньше, чем планировал. Вот только этого, казалось, никто не заметил. Дорожки были пустынны, а немногочисленный обслуживающий персонал словно утратил своё дружелюбие. Никто не поприветствовал Люция, никто не пожелал ему хорошего дня. Лишь охранник на проходной в городок преподавателей кивнул, узнавая постояльца, но и он тут же уткнулся носом в какую-то писанину на своём столе. Дом тоже встретил своего хозяина не очень-то радушно. В нём царила полная тишина и даже унылость. Было в безупречном порядке гостиной нечто неприятное. Казалось, за время отсутствия Люция абсолютно исчез домашний уют. Преподавателю даже показалось, что гостиная всецело ожидает какого-то другого жильца, более для неё приятного, а потому он мстительно положил шляпу Анны на самое видное место и только тогда, осуждающе покачав головой, тихо произнёс:

- Бред. Вот же померещится.

Решив не обращать внимание на тягостные ощущения, Люций уверенным шагом поднялся по отчего-то заскрипевшей лестнице. В его намерении было освободить от вещей дорожный саквояж, а потому он прошёл мимо двери в скромную по размерам лабораторию (Люций соорудил её в этой комнате, когда начал активно заниматься токсикологией) и вошёл в спальню.

- Кар-р! – стоило ему открыть дверь, раздался громкий недовольный крик птицы, и чёрные крылья так и замельтешили в воздухе.

От неожиданности Люций опешил. Он никак не мог понять, откуда в его спальне взялась ворона, покуда крылатая бестия, беспрерывно продолжая возмущённо каркать, не вылетела через окно.

«Не иначе забыл закрыть его», - недовольно поджав губы, подумал Люций, прежде чем опустил верхнюю часть окна. Теперь весь оконный проём закрывало стекло, но взгляд мужчины довольным не стал. Старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий грустно смотрел на свою сплошь покрытую перьями и птичьими фекалиями кровать. Право, он стоял неподвижно не меньше минуты и только затем со злостью скомкал покрывало и швырнул его в угол комнаты.

- Вот и жди возвращения домой, - при этом проворчал он.

А затем Люций выдохнул напряжение, постарался успокоиться. Вроде, у него это получилось. Он в куда-как более спокойном состоянии положил свой саквояж на постель. Вот только и здесь без приключений не обошлось. Механические пряжки, которые ещё час назад прекрасно работали (Люций доставал из потайного отделения деньги для извозчика), отчего-то заело, и нервное напряжение не дало ему поступить разумно. Люций неистово задёргал пряжки, и, в результате, в какой-то момент его дёргания они открылись. Вещи так и посыпались из саквояжа во все стороны.

Пожалуй, другой человек на месте Люция уже бы психанул в голос. Слишком много нехорошего для душевного спокойствия произошло с ним за последнее время (да и день в принципе как-то не задался), но именно ему было присуще другое. Так что, подойдя к окну, Люций всего-то постоял, поглядел на улицу, а там и начал поднимать вещи одну за другой. Он раскладывал их на свои места. Вот только у дневника Анны не было ещё никакого своего места, а потому Люций поднял его и замер в задумчивости. Он не знал куда его положить, да и…

«А это ещё что?» - хмурясь, подумал он, глядя на выглядывающий уголок конверта из дешёвой желтоватой и тонкой бумаги.

По-хорошему, Люций бы конверт поправил так, чтобы тот снова за пределы дневника не выходил, но, вот те на, именно на этом уголке обнаружилась надпись.

«Улика №12».

«Улика номер двенадцать?» - оказался в смятении Люций и, подумав, всё же раскрыл дневник. И да, можно было бы вытащить конверт, не делая этого, но старшему преподавателю кафедры сглаза и проклятий показалось, что вдруг оно важно вложить эту «Улику №12» на тоже самое место.

Было сложно, но Люций постарался отвести взгляд от исписанных строк как можно быстрее. Он по-прежнему не считал себя в праве читать содержимое дневника. А затем его пальцы покрутили в руках желтоватый конверт. Тот оказался запечатан печатью службы правопорядка Долграда, да и надпись… Этому конверту явно не место было среди личных вещей, что были отправлены Люцию.

«Это сделано специально? Случайно?» - не мог понять он и оттого встревожился да так, что переживания заставили Люция сесть на кровать и всё же взять дневник Анны в руки. Его глаза уткнулись в текст – какой-то до глупости несуразный. Одно только обращение заставило Люция непонимающе захлопать ресницами, так как он был убеждён – бывшая невеста ни за что не опустилась бы до написания таких бесстыдных слов. Пусть Анна желала использовать его, но настолько разыгрывать из себя кого-то другого ни один человек не смог бы. Жадность, алчность, похоть – всё это найдёт дорожку к тому, чтобы проявить себя.

«О, мой невинный шалопай,

Люций сделал мне предложение, а, значит, ты и я стали друг к другу ближе. Жаль, но этого мало. Расстояние между нами всё ещё велико, ведь к тебе иду одна я. Ты не делаешь навстречу мне ни шага. И всё же наша встреча будет триумфом. Столь долгий путь провоцирует меня осыпать тебя поцелуями, прежде чем скрупулёзно изучить каждый сантиметр твоего тела».

После прочтения страницы, Люций невольно прочистил горло. Строки были таковыми, что другой мужчина на его месте уже бы швырнул дневник в камин и поярче разжёг пламя. Из-за подобного откровения следовало бы испытывать жгучую ревность, подлинную ненависть! Однако, рассудительности и спокойствия Люцию было не занимать, раз он просто-напросто своим глазам не поверил.

«Нет-нет, речь не может идти о другом мужчине. Просто не может! Я же знаю Анну, и я видел её, слышал её слова отчаяния в час нашей последней встречи. Ей было нужно пробраться в академию, но меня, меня то она действительно любила», - рассудил он, и оттого дневник начал напоминать ему некий фарс. А там, желание разобраться вынудило Люция вскрыть конверт. Он делал это неаккуратно, так как никакого трепета перед сургучной печатью службы правопорядка уже не испытывал.

Внутри тонкого конверта оказался удостоверяющий личность документ на имя мисс Анны Браун. Он выглядел бы абсолютно настоящим, если бы не одно «но». Поверх данных, как и положено защищённых магией, красными чернилами было написано:

«Вы зря затребовали образец. Ваше недоверие, мисс, обойдётся вам в сумму в два раза больше».

Подобное действительно являлось всем уликам уликой, но Люций другого от содержимого конверта ожидал. Ему виделось, что дневник чья-то подделка. Что кто-то захотел заставить его через эмоции действовать в нужном ему ключе.

… Но тогда бы запись на странице и содержимое конверта оказались взаимосвязаны.

Подумав, Люций бегло пролистал дневник. Он сам не знал, что он ищет, но всё же обратил внимание на странность. Во-первых, изображение шляпы, что нынче лежала в его гостиной, встретилось аж раз шесть, и при этом она была надета на карикатурно изображённых людей, в одном из которых Люций узнал себя. Во-вторых, на некоторых страницах в самом начале дневника были загнуты, а после разогнуты уголки. На прочих, нет.

«Прочитать или нет?» - одолевали его сомнения, но желание опровергнуть факт двойной жизни невесты и любопытство сделали своё дело. Люций открыл одну из страниц с загнутым уголком и, глянув на дату, понял, что относится запись к периоду его знакомства с Анной.

«О, мой невинный шалопай,

Мисс Анна снова едет в Вирград, чтобы всё же сблизиться с тобой. У меня есть план, как нам обрести друг друга. И нет, больше никаких неприятностей, вроде тех, что принёс нам Мартин. Я чувствую, что вскоре прижму тебя к своей груди и ты наконец-то исполнишь мои тайные детские желания».

«Тайные детские желания? И что за Мартин? Хотя, да. Наверняка, речь про Мартина Шедоу», - пронеслось в голове Люция, и вследствие этих дум содержимое страницы утратило для него постыдно похотливую суть.

Люций нахмурился. Он вдруг понял, что раз записи никак не соответствуют характеру Анны, да и раз имелся у неё некий важный секрет, ради которого девушка была готова рисковать жизнью, то (и это скорее всего!) дневник она вела завуалированно. В нём было совсем не то, что виделось на первый взгляд. Весь этот романтично-пошлый бред был нужен только для отвода сторонних глаз от истинной сути.

Изучив оставшиеся страницы с загнутыми и после разогнутыми уголками, Люций уверился в своём выводе. Его, конечно, по-прежнему коробило от обращения «О, мой невинный шалопай», уж могла бы Анна выбрать что-то более приличное, но в остальном сомнений у него не осталось. Единственное, что по-прежнему оставалось загадкой, так это чего же хотела его невеста и отчего кто-то отправил ему и дневник, и «Улику №12».

«Может, мне всё же стоило раскрыть следствию, что я отнюдь не случайно заподозрил её в сокрытии настоящего имени? – даже подумал Люций. – Пожалуй, зря я утаил об её намерении использовать моё служебное положение».

Некое нехорошее предчувствие проникло в него, и Люций с угрюмым видом потеребил уголок одной из страниц, уголок которой был загнут и разогнут. Ничего общего с другими такими же страницами у неё не было. Разве что стиль написания, выдающий сосредоточенность на некоем «мужчине», совпадал. Больше ничего. Так почему кто-то сделал закладки?

«Великие стихии, - вдруг осенило Люция да так, что он рассмеялся в голос. – Действительно! Этот конверт действительно случайность. Он такой тонкий, что кто-то использовал его вместо закладки, а там и забыл! Страницы загибала не Анна, а некий служащий правопорядка, когда изучал этот самый дневник».

Работа Люция была связана с книгами, которые раз за разом брали из библиотеки сотни рук студентов, а потому подобное озарение имело все шансы прийти к нему. И вывод принёс ему окончательное облегчение. Нет, никто не желал использовать втихаря старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий, да и его невеста действительно его любила. Так уж вышло, что её секрет стоил ей жизни, а ему счастья быть с любимой женщиной. И из-за мыслей об этом Люцию резко расхотелось изучать дневник дальше. Здравый смысл прошептал, что для него эта история уже закончена, а потому Люций вложил конверт обратно между страниц и после, подумав, отнёс дневник Анны в свой кабинет. Там он с грустной улыбкой положил его в нижний ящик стола – на самое дно, под кипу чистых листов.

«Теперь мы не потревожим друг друга годами», - при этом мысленно обратился к дневнику Люций.