Внезапный вызов к господину фон Дали пришёлся Найтэ по нраву. Тёмного эльфа до дрожи в теле взбесило нынешнее утро, а именно поступок мэтра Ориона. Какой-то человек принялся нагло распоряжаться в его собственном доме жизнью его собственной женщины! Да, Найтэ с самого утра подстёгивало желание увидеть ректора, но группы студентов шли на его занятия одна за другой, а тут вызов. Всё произошло так удачно, само собой.
«Ещё бы судьба мне не благоволила. Мила Свон - моя, - гневно думал Найтэ, быстрым шагом ступая к главному корпусу академии. При этом он даже сопел носом от злости. – Она моя. Настолько моя, что даже предупреждению тёмных богов я не готов внять, а тут мэтр Орион со своим решением. Какая-то букашка. Словно пытается указать мне, что его мнение должно быть для меня важнее мнения богов дроу».
Злость на куратора группы была велика, но всё же она невольно пробудила в Найтэ воспоминание о том, как именно откликнулись на его призыв боги. И это его порядком охладило. Из-за сказанного ими Найтэ до сих пор одолевали глубокие сомнения. Право, не будь его желание обладать Милой Свон по-прежнему сильно или встреть он от неё большее сопротивление к сближению с ним, возможно, он бы от этой женщины уже отступился. Причина для такого отклонения от его первоначальных планов появилась существенная.
… Неожиданно Найтэ остро почувствовал, что должен остановиться и ещё раз всё хорошенько обдумать. Из-за этого он свернул с прямой дороги и вошёл под тень парковых деревьев. Там было приятно прохладно, свежо и безлюдно. Ничто и никто больше не мешал ему восстанавливать перед внутренним взором события недавнего прошлого. Ненадолго он словно вновь оказался внутри тайной пещеры. Вот поднялась дымка от начертанного им контура ритуального круга. Вот непомерная тяжесть крохотного кусочка осколка чёрного трона в его ладонях, а вот и звучащие столь насмешливо голоса.
- Да, ты сможешь возродить с помощью этой женщины дроу. Твоя жажда величия и верное служение нам достойны награды. Мы готовы вмешаться, нашего могущества достаточно, чтобы повлиять на ваше потомство. Глядя на эту женщину, мы клятвенно заверяем тебя – плоды вашего союза родятся чистыми по крови и получат большую силу, нежели живёт в тебе.
- Я благодарен вам, боги, - с неподдельным счастьем в голосе, ответил тогда Найтэ, прежде чем нехорошее предчувствие из-за злорадной интонации заставило его спросить. – Но о чём вы хотите меня предупредить?
- О развилке судьбы. Либо эта женщина, либо уйми своё нетерпение и прекрати нам докучать - момент для открытия врат междумирья настанет нескоро.
Столь прямолинейно боги дроу ещё ни разу с ним не говорили. Можно сказать, они вообще ему до этого момента никак не отвечали, а потому для Найтэ было сложно отпустить восторг – он наконец-то дождался того, чего так жаждал! Да, вот оно. Боги сочли его достойным, они явились, сделали его их избранником. Именно из-за эмоций для Найтэ было столь сложно проявлять благоразумие в тот момент. Но всё же, стараясь оставаться бдительным, ибо боги дроу славились своим коварством, он смог задать нужный вопрос.
- Откроете ли вы мне, каким будет итог каждой развилки?
- Да. Этот мир всегда принадлежал нам и нашим последователям. Бесконечного величия прочих рас мы не допустим, и любой твой выбор станет началом нашего возрождения из серости небытия – таков будет итог.
- Тогда я не хочу ждать! – воскликнул вмиг окрылённый Найтэ, но тут словно ледяной ветер коснулся его щеки. Это было внезапно и столь болезненно, как если бы его полоснул зазубренный нож, а потому ладони Найтэ дрогнули, и осколок чёрного трона сместил своё положение. Тёмные боги решили самостоятельно завершить ритуал своего призыва, но покинули пещеру они не сразу. Их затихающие голоса с некой усталостью усмехнулись и произнесли напоследок:
- Дроу вернутся в этот мир, теперь ты об этом достоверно знаешь. Но тебе стоит выбрать то, что в твоих силах. Рядом с этой женщиной тебя может ждать смерть.
Не сказать, чтобы эти слова не насторожили Найтэ. Скорее, напротив. И всё же, выйдя на поверхность, ему захотелось доказать, что ничего-то он не боится рискнуть. Да и сейчас, стоя в тени деревьев академии, к выводу он пришёл тому же.
«Смерть. Смерть такова, что поджидает всех и каждого, - размыслил он, прежде чем гордо (даже воинственно) улыбнулся. – Вот только не любит удача долгой осторожности. И что-то не слышал я, чтобы боги дроу покровительствовали тем, в ком живёт страх. В конце концов, чтобы идти вперёд, прежде всего нужно шагать».
С такими решительными мыслями Найтэ наконец-то открыл глаза. Уверенность в том, что он делает правильный выбор, возросла в нём. Его женщина должна была остаться при нём, нечего сомневаться. А потому он стремительно зашагал вперёд и даже хотел было пройти мимо ненароком оказавшегося на его пути Владыки Стихий Ралгана. Но тот не дал им разминуться. Эльф встал так, чтобы перегородить Найтэ дорогу, и, не поворачивая головы в сторону своего помощника, приказал:
- Ниатэль, займись сбором вещей в дорогу без меня.
- Сбором вещей? – неподдельно удивился Найтэ. Ему показалось, что он ослышался.
- Да. Я покидаю академию, в Лиадолле моё присутствие сейчас нужнее, - прямо сказал Ралган, и тёмный эльф, глядя на удаляющуюся спину помощника Владыки Стихий, решил съязвить:
- О, раз в твоём желании снова поговорить со мной наедине, то я оказался прав. У тебя появились тайны от собственного народа. Как занимательно.
- Тайны могут быть у каждого, но у меня другой умысел, - холодно ответил на его укор Ралган. - Я не намерен дать сочащемуся из тебя яду сделать своё чёрное дело, а потому знай – мне известно, что ты призывал тёмных богов. Я почувствовал отголосок их присутствия в нашем мире. Их тени покинули пределы места, где навеки заключены их тела, и, раз это произошло, значит, отнюдь не все осколки чёрного трона были некогда уничтожены.
- Так я заставляю тебя беспокоиться? - тихонько и едко засмеялся дроу. – Приятно, очень приятно. После стольких восхваляющих тебя самого и всех светлых эльфов речей, мне очень приятно видеть твою тревогу, Владыка Стихий. Лестно.
- Я не забавлять тебя намерен, ничтожество, а предупреждаю в первый и в последний раз, - грозно нахмурился Ралган. – Раба людей светлые эльфы ещё могут терпеть. Но стоит тебе вновь что-либо предпринять, чтобы встать с колен, никакой пощады не жди.
Предупреждение было серьёзным, но не хотел Найтэ выставлять напоказ свои тайны. По этой причине он не стал смотреть на собеседника свысока, не стал (что ещё более глупо) рассказывать, что это светлые эльфы в скором будущем не дождутся никакой для себя пощады. О нет, вместо этого он благоразумно вознамерился смешать ложь и правду так, чтобы запутать собеседника. И для этого Найтэ сперва в удивлении приподнял брови, только затем сказал:
- Так ради этого? Ради того, чтобы сказать подобное, вы подсунули мне эту грязнокровку?
- Я говорю…
- О нет, - позволил себе перебить светлого эльфа Найтэ. – Это я говорю, что план очернить меня уж если не одним, так другим способом, ни за что не удастся. Ты зря надеялся, что я обрадуюсь возможности надругаться над памятью предков полукровками. И ты зря, когда это не вышло, выдумал для меня намерения похлеще. И знаешь отчего? Да оттого, что ты, владыка, так и не услышал сказанное тебе не раз. Я не намерен посвятить себя тому, что практически невозможно и способно разъесть меня изнутри. Жизнь среди людей меня полностью устраивает, так как я нисколько не раб среди них. Поэтому всё, хватит! Не смей перекладывать на меня ответственность в том, чего я не делал. Вашего Азаэля Ниэннэталя не я убивал, и богов (ни тёмных, ни светлых) я в жизни не призывал. Даже планов никаких на грязнокровку не имею… Ну, кроме того, чтобы позабавиться с Ковеном, конечно. Впустую вы, светлые эльфы, озаботились, как бы такую женщину отыскать, да ещё поближе ко мне пристроить.
- Сколь смехотворны твои обвинения! – не сдержался от выражения гнева Ралган, но Найтэ на ярость собеседника было плевать.
- Разве? Тогда ответь, зачем она здесь?
- Звучит так, как будто это отнюдь не твоими стараниями в академии появилась некая аир Свон. Прекращай уже играть со мной! В твои лживые заверения как по поводу неё, так и причины появления тёмных богов, я ни за что не поверю.
- Ого, - с откровенной иронией протянул последний из дроу, так как в кое-каком моменте был более чем уверен. – Как же низко светлые эльфы пали, раз таким образом решили скрыть своё коварство. Смешно пытаться убедить меня в том, чего я не совершал, и особенно в том, что очевиднее некуда. Да как мог бы я, покидая академию едва ли не раз в полсотню лет, поспособствовать появлению такой женщины? О нет, это именно ваше, светлых эльфов, деяние. Недаром ты даже присматривать за ней приставлен.
- Что? Как смеешь ты столь нагло оскорблять меня? – изумился Ралган и так естественно, что выражение лица Найтэ изменилось. С него сошла насмешка, и осталось только сомнение. Сомнение, которое дало Ралгану понять, что некоторые из его обвинений действительно могут быть ошибочны.
- Но если это не светлые эльфы, то кто? – невольно пробормотал вслух Найтэ, вот насколько он был шокирован собственным открытием. – Неужто маги людей постарались её ко мне пристроить? Так как бы они справились? Тут и происхождение, и… Да ведь столь многое ими напрочь забыто!
- Подобное мне безразлично, - с высокомерием прокомментировал Ралган. – Главное, моё предупреждение ты услышал. Стоит мне ещё узнать хоть о чём-то, и тебе больше не жить.
Мыслей у Найтэ прибавилось. Он ведь всерьёз думать не думал, что Милу Свон к нему сподобился пристроить Ковен. А раз так, раз это следовало выяснить, то… то, может, даже неплохо, что эта девушка какое-то время побудет на отдалении от него. Тем более, на таком незначительном, как студенческая пристройка к кафедре.
О да, Владыка Стихий Ралган сам не знал сколько нервных клеток сэкономил Олафу фон Дали, а ведь тот и так был на взводе.
- Проходите, мой дорогой профессор, присаживайтесь, - елейно проговорил глава академии при виде Найтэ.
«Жди неприятностей», - вмиг интерпретировал дроу поведение ректора, и потому, сев в гостевое кресло, уставился на толстячка с хорошо разыгрываемым почтением.
- Как вам? Удобно? – продолжил с сарказмом осведомляться Олаф фон Дали.
- Весьма. А в чём, собственно…
- Весьма? Надо же. Наверное, зря я переживаю за ваш комфорт, - цокнул языком Олаф фон Дали, прежде чем деланно удивился. - Да и то правда, с чего мне за вас беспокоиться? Это же не вам, а мне проблемы с инспекцией по трудовым вопросам разрешать предстоит.
«Происки Саймона Сильвера», - едва не сощурил со злобой глаза Найтэ, но вслух удивлённо спросил:
- Хм, а что именно случилось, господин фон Дали?
- А поступил анонимный запрос на вашу проверку. Туда, - указательный палец ректора уставился в потолок, - на самый верх поступил. Вот от меня характеристику на вас теперь и требуют. Причём не только с копиями всех ваших распоряжений по всем вашим сотрудникам за последние три года, но и с приложенной из бухгалтерии справкой. Проверять там, - указательный палец ректора снова указал на потолок, - на самом верху намерены насколько соответствует уровень зарплаты ваших сотрудников нормам отработанного времени. И насколько вообще их норма отработанного времени трудовое законодательство не нарушает. И так как подобная инспекция на ровном месте не возникает, я спрашиваю вас – да какого демоны вас побери?! Кому именно и как вы перешли дорогу?!
Под конец речи Олаф фон Дали так рявкнул, и так грозно кулаком по столу ударил, что у Найтэ даже в ушах зазвенело.
***
Быть может, кого-то всерьёз удивляет отчего столь разочаровавшаяся после совместного путешествия с дроу Мила вела себя с любовником так, что он по-прежнему считал её своей женщиной. Что же, автор вынужден объяснить – дело в привороте. Эта коварная магия имела все шансы оставить упрямую Милу Свон в покое, если (да уж, куда без этого «если»!), если бы не физическая близость. Увы, физическое сближение всегда выводит приворот на новый уровень. Оно для магии как согласие жертвы на любое дальнейшее влияние. Магия уже беззастенчиво проникает в энергетику, получает более сильное (даже агрессивное) воздействие. А потому зря Мила списывала своё поведение исключительно на внезапно проснувшееся в ней благоразумие. Нет, пусть резко ставить Найтэ Аллиэра перед фактом расставания действительно было бы делом не самым безопасным или же рассудительным, мешало привычно рубануть ей с плеча совсем иное. Однако, после напора мэтра Ориона желание завершить отношения сделалось всеобъемлющим. Мила осознала - пришёл момент подвести черту.
«Стоп. Отчего она вообще смогла прийти к такому выводу, как же чары?» - может, хмурясь, спросить кто-то из читателей. Да всё оттого, что приворот – это далеко не та магия, что приносит гармонию и счастье. Недаром же это именно магия чёрная и в Первой Королевской Академии (и не только в ней) изучается подобное в рамках специализации сглаз и проклятия. Дабы не превратить объект влияния в совершенно безвольное подобие человека, затрагивая одно, другое приворот не трогает. И о, как же это влияет на результат!
Собственно, плачевно влияет.
Раз понадобился приворот, то (самый распространённый вариант) между двумя объектами ранее имелись достаточно близкие отношения и для стороннего взгляда внезапно вернуться к ним, чтобы дать друг другу второй шанс – так чего в этом странного? Другое дело, что не просто так расставание случается. В результате, в жертве практически всегда возникает конфликт. С одной стороны, сидит непреодолимая тяга к близости с инициатором приворота. С другой, всё больше накапливается раздражение из-за никуда не девшегося недовольства. Усугубляет ситуацию также то, что сам инициатор непременно охладевает к жертве. Это происходит и как вследствие магических причин, так и психологических (уходит азарт, характер жертвы меняется и т.д.).
В целом, паршивая эта штука приворот. И всё же не зря Найтэ Аллиэр им воспользовался. Автор напомнит, тёмному эльфу хотелось эмоции в себе унять, а сближение с Милой Свон ускорить. Его бы более чем устроило, бегай девушка за ним, как собачка за хозяином. И да, для этих целей магия была подобрана верно, если (опять это «если»!) учитывать уверенность дроу в своих способностях манипулировать сознанием людей и даже без каких-либо чар внушить Миле Свон любовь к себе. Пусть он видел её страх и неприязнь по отношению к нему, он не сомневался, что, стоит боязни исчезнуть, как он с лёгкостью увлечёт девицу, что, пф-ф, и полувека не прожила на этом свете. Его не настораживала мысль, что внутренний конфликт в Миле в принципе возникнет. Ему виделось, что он всего-то удобно для себя подстегнёт неизбежное.
О да, из-за своего эго Найтэ Аллиэр в упор не видел из чего проистекало нынешнее молчание и смирение Милы. Пока она анализировала, он расслаблялся. И результатом этого стало, что Мила подошла к черте. Она была в шаге от того, чтобы сказать прощай, а он этого нисколько не увидел. Вот и ошибся.
Отъезд Владыки Стихий Ралгана спровоцировал тёмного эльфа углубить силу приворота. В этом не было необходимости, только желание безнаказанно действовать на виду у людей. Вследствие выволочки у господина фон Дали, Найтэ Аллиэру захотелось высокомерно задрать нос.
«Быть может, что-то в документах они и увидят, зато эти слепцы нисколько не заметят моих чар!» - поддаваясь эмоциям, гневно рассуждал он.
И да, Найтэ Аллиэр так самоутверждался и забавлялся. Забавлялся, потому что нисколько не догадывался, что отнюдь не только из-за потери дружбы Саймона Сильвера проистекала нынешняя угрюмость Милы. Иначе бы он ни за что не усилил приворот. Как опытному магу ему было прекрасно известно - подобное стоит делать только на пике отношений, никак не на спаде.
Ошибка Найтэ заключалась в том, что Мила вследствие разрывающих её на части желаний заподозрила - происходящее с ней происходит не просто так. Однако, она не была уверена в своём выводе. Ей даже посоветоваться по этому вопросу не с кем было. К мэтру Ориону девушке как-то расхотелось подходить, уж так он по ней протоптался. А потому, тихо проплакав в подушку две ночи кряду, Мила поддалась искушению остаться с Найтэ. Благо, момент для такого был самый подходящий. Приворот усилил своё воздействие, да и Найтэ, желая заставить любовницу окончательно выкинуть из головы Саймона Сильвера, вдруг сделался предельно заботливым и нежным.
Право слово, две с половиной недели Мила ощущала себя абсолютно счастливой с ним. А там всё как будто намеренно на неё навалилось скопом. И началось оно с того, что господин фон Дали снял её с должности помощницы декана. Лишаться заработка Миле до слёз не хотелось, но мэтр Орион обстоятельству, напротив, обрадовался. Он по новой принялся проявлять интерес, когда же это Мила с кафедры в обычное общежитие переедет, и его настойчивость оказалась полезна только в одном. Когда ей «прилетел» строгий выговор (причём полученный на ровном месте!), лишь вмешательство присутствующего при происшествии куратора группы позволило этот выговор из личного дела Милы изъять. Вот только вместо благодарности Мила испытывала раздражение, а всё потому, что выговор взял и написал Найтэ. Ночью она млела от нежности в его объятиях, а днём он «всего-то отреагировал на жалобу» и написал десятый строгий выговор, впоследствии объяснив свой поступок необходимостью унять бдительность ректора и только. Мила из-за этих слов всерьёз разозлилась. Она нисколько не хотела думать о том, что «ради сохранения их тайны нужно идти на жертвы». И да, тут вообще выяснилось, что Найтэ имел в виду как же это ему плохо, так как это именно он пошёл против самого себя, когда начал строчить донос. Мила от сказанного опешила и едва ли не напрямую заявила любовнику, что он мог бы пожертвовать собой иначе! Например, мог бы вмешаться и ходу жалобе не дать. В результате Найтэ тоже разозлился и заявил, что до тех пор, пока в ней не проснётся сознательность, к ней он не приблизится ни на шаг. Это было не только обидно. Мила из‑за невозможности провести время с дроу буквально с ума сходила. Её ломало. А только прошла их примирительная ночь, как проблем Миле добавил мэтр Поль Оллен.
«Уж этот-то учудил!» - неистово злилась молодая женщина.
Да, совсем не порадовало Милу известие, что дважды в месяц ей предстоит в свой выходной неким благотворительным целительством заниматься. Несмотря на живущее в ней сострадание, альтруизм не был этой особе присущ. Да и кому он в принципе присущ, когда сперва собственные надобности удовлетворить надо? Речь даже уже не про сложную учёбу, тут бы мысли в порядок привести. Но отказаться не получилось. Люций Орион чёрным вороном над Милой кружил, покуда она не сдалась и не подписала своё согласие. Найтэ же, узнав об этом, гневно фыркнул от возмущения, образно говоря, таким образом ставя в своём долгоиграющем нежном отношении к любовнице точку. Уже на другой день во время практического занятия тёмный эльф при распределении обязанностей между студентами холодно сказал:
- А вот вы, аир Свон, делом попроще займётесь. Вон, идите в лаборантскую и инструменты спиртовым раствором протирайте. Всё же у вас не некромантия, а целительство в приоритете.
Или, другими словами, нынче ощущала себя Мила между двух огней. Обе стороны на неё давили, и перед каждым Мила чувствовала себя ужасно виноватой. Врагу такого не пожелаешь! Но, видимо, судьбе было мало истязательств над ней. Едва наступил октябрь и молодой женщине почудилось, будто хуже уже быть не может, как произошла следующая неприятная история.
Подходил к концу очередной учебный день. И он, если и отличался от предыдущих, так только тем, что мэтр Орион не дал своей группе разойтись, а заставил их всех войти следом за ним в пустую аудиторию. Требование своё он при этом не объяснял до последнего, и это было разумно. Догадайся студенты, что куратор вновь начнёт их на чём свет отчитывать за то, что они всё никак не подготовят плакат на тему «Магия и мы», так по‑тихому бы сбежали. Но не вышло, и теперь Люций Орион со злостью принялся ругать студентов за прежнюю нерасторопность.
- Даже не думайте, что не станете принимать участие в общественной жизни академии! – наконец, выкрикнул он (настолько достали его хамские возражения). – Вы у меня отсюда ни за что без плаката не выйдете.
Сказав так, куратор группы вышел из аудитории, громко хлопая дверью, и тут же на ключ её запер. Из коридора при этом доносились его полные раздражения слова.
- Даю вам полтора часа. Не справитесь за это время, так ещё на полтора часа в аудитории останетесь и так хоть до самого утра! Хоть до начала следующего полугодия!
В том, что угроза не пустой звук, сомневаться не приходилось. Не так давно мэтр Орион за очередное игнорирование своего указания господину фон Дали напрямую пожаловался, а ректора студенты пока ещё побаивались. Всё же от решений главы академии их возможность обучаться и далее едва ли не напрямую зависела. Поэтому нынче все они скисли, рассматривая обстановку аудитории.
- Бред. Ну какой бред, - проворчал Вильям Далберг, мрачным взглядом оглядывая подготовленные мэтром Орионом краски, кисти, цветные чернила и огромный ватман. Этот ватман грустно свешивался за края четырёхместной парты и был подобен огромной двуспальной простыне. – Походу, меня здесь не магии, а смирению обучают, раз принуждают к такому бессмысленному и отвратительному времяпрепровождению.
- Ха, так можно особо не париться, - хохотнул (и как-то зловеще) Вигор Рейн. - Предлагаю на ватмане кое-какой всем нам знакомый орган нарисовать, и уж тогда в будущем нашей группе ни за что не предложат в некой общественной жизни академии участвовать. Ты согласна, Милка?
Вигор ей подмигнул, даже по-дружески широко улыбнулся. И год назад Мила была бы рада, что хоть кто-то в этой компании уродов с ней так тепло общается, однако… как‑то иначе стал с ней Вигор себя вести, вот Мила и не сдержалась.
- А с чего это тебе моё согласие надобно стало? Карябай себе на ватмане всё, что твоей душе извращенца угодно. Я же в этом дерьме участвовать нисколько не собираюсь.
Сказав так, Мила подошла к окну. Вид за ним был так себе, смотреть как прочие студенты заходят в столовую и радостно выходят из неё оказалось делом грустным. Но Вигор всего этого не видел, вот и продолжил излучать жизнерадостность.
- Да серьёзно, братки, айда это малевать?
Судя по задумчивому молчанию, идея вроде бы студентов и устраивала, и… в общем, ответил за всех (хотя и не очень-то уверенно) Джейкоб Виндог.
- Подобное недостойно будущих магов.
- И чё?
- А то, что вряд ли всем нам ещё одни строгий выговор нужен, – ледяным голосом прокомментировал Антуан Грумберг, после чего перестал так пристально и недовольно смотреть на Вигора. Он сообщил: – Полагаю, чем быстрее мы закончим с этим неприятным для себя заданием, тем быстрее сможем уйти отсюда.
- Хм. Могу поспособствовать идеями, - угрюмо включился в обсуждение Николас Дорадо. – Увы, это единственное, чем я могу поспособствовать. Художественного таланта у меня нет.
- Да все мы тут отнюдь не художники, - с язвительностью прокомментировал Филипп Оуэн. – Поэтому я особливо не вижу смысла в том, чтобы мэтр Орион заставлял нас готовить для всеобщего обозрения плакат. Пф-ф, к чему создавать посредственность?
- Ну-у, любая посредственность меняется под действием оригинальности её создания, - вдруг оживился Самюэль Лёгьер. – Думаю, вам тоже известно, какой ажиотаж вызывают картины Леона фон Герда только из-за того, что он создаёт их, будучи полностью обнажённым.
- Нет-нет, вот на такое я не подписывался, – категорично заявил Вигор. – Это хорошо среди голых баб стоять, а не на ваши телеса, тьфу ты, любоваться. Позорище.
- Гы-гы-гы, - заржал, как конь, Сэм Догман. – Так ты некий орган не с натуры рисовать хотел, что ли?
- Хватит обсуждать столь непристойные идеи! - аж покраснел от возмущения Антуан Грумберг, но его кареглазого друга сказанное не утихомирило.
- Да я не про то! Ну, не про такие непристойности, - начал эмоционально пояснять Самюэль Лёгьер. – Я говорю про другое, что это пусть Тварь раздевается и ради изысканности искусства что‑то там на ватмане голышом красками пишет. А уж мы ей идеями посодействуем. Со всех сторон.
Мила, до этого одиноко стоящая возле окна, наконец-то обернулась. Ей давно надоело отвечать на разнообразные оскорбления, но выплюнуть ответ в данной ситуации она была обязана. Вот только не довелось ей ничего произнести.
- Прекрати, Самюэль, - грозно потребовал Антуан Грумберг. – Твоё предложение недостойно твоих уст и впустую тратит наше время. Предлагаю уже заняться делом, а не дебатами.
- Да, верно, - поддержали Яков Нарроу и многие прочие. И хотя слаженности в работе не возникло (так как не только Мила, но также Вильям Далберг и Вигор Рейн остались стоять в стороне), больше никаких упрёков не прозвучало. Всё хотели избавиться от ненавистной обязанности куда-как сильнее. В результате, пришедший через полтора часа мэтр Орион остался доволен. Он, конечно, не высказал комплиментов по поводу содержания плаката (уж такой плакат был), но выпустил студентов из аудитории с широкой самодовольной улыбкой на лице. Мила тут же вздохнула с облегчением. Она гневалась из‑за того, что впустую столько в аудитории просидела, на это время у неё и Найтэ имелись планы. Так что, думая как бы ей помягче объясниться перед строгим любовником, молодая женщина зашагала по дорожке в сторону кафедры некромантии быстрым шагом. Она даже в столовую за своей порцией еды не зашла, как сделали прочие ребята из её группы. И, собственно, вот причина, отчего Мила удивилась тому, что где-то посреди пути её сумел настичь Антуан Грумберг. Молодому лорду ужинать у себя в коттедже полагалось, а не тащиться куда-то на ночь глядя.
«К профессору Аллиэру ему приказали явиться, что ли?» - при этом подумала Мила, так как нисколько не ожидала, что столь поздним вечером ей и её одногруппнику вдруг окажется по пути. Однако, Антуан Грумберг не обогнал Милу с демонстративно задранным кверху носом. Нет. Поравнявшись, он сказал:
- Я хочу сделать тебе взаимовыгодное предложение.
- Предложение? – невольно вырвалось у Милы, и от удивления молодая женщина даже остановилась. Остановился и Антуан. Он взмахом руки поправил взъерошенные из-за ветра и спешки волосы, а затем, принимая расслабленную позу, подтвердил:
- Да. Но, прежде чем я озвучу его, необходимо прояснить один момент. Мне видится, что, скучая у окна в аудитории, ты нисколько не задумалась, отчего всё закончилось для тебя столь просто. Никто ведь даже не потребовал, чтобы ты хоть как-то поработала с ватманом. К аиру Далбергу и к аир Рейну обращались, а к тебе нет. Право, подобное должно было натолкнуть тебя на мысль отчего оно так и в последнее время буквально во всём. Но по твоему взгляду я так и не вижу, что отгадка пришла к тебе, и потому говорю прямо - именно я сдерживаю как своих друзей, так и прочих студентов от того, чтобы издевательства над тобой не начались снова.
- Пф-ф, что за чушь? – фыркнула Мила, так как была уверена – столь спокойно год для неё начался только из-за влияния Найтэ.
- Далеко нет. Но, если ты сомневаешься в этом, могу показать тебе разницу. Стоит мне ослабить поводок, и охотничьи псы снова оскалят зубы.
Голос Антуана Грумберга был полон уверенности, а потому в мысли Милы закрались обоснованные сомнения. В конце концов, пусть студенты Найтэ боялись, но открыто защищать некую студентку ему было не с руки. Недаром он даже на днях «порадовал» Милу своим строгим выговором. И о, как же ей было неприятно обо всём этом думать! Но, увы, не размышлять над тем, что для тебя важно, невозможно, вот Мила всё чаще и ловила себя на мысли, что она добровольно загнала саму себя в клетку, в которую лучше не лезть. Зов сердца и желания тела как-то неуловимо уходили на второй план от того, что понимала молодая женщина разумом. А открылось её сознанию в последнее время многое. И то, как сильно удерживал её подле Найтэ страх потерять его (а разве страх должен так близко соседствовать с любовью?), и то, что не так уж заинтересован он сделать её жизнь проще (отчего только?), и то, что всё сложнее ей становилось одёргивать его во время близости от жестокости (неужели так мало думает он о том, чтобы не себе, а ей доставить удовольствие?), и, самое главное, давило на Милу понимание, сколь непривычно для себя она смирялась со всем этим.
Пожалуй, именно от того, что всё это за доли секунды промелькнуло в её голове, уставилась она на Антуана Грумберга таким усталым взглядом. А его наглые синие глаза смотрели на неё выжидательно, даже насмешливо.
«Он ждёт от этого разговора чего-то, в чём полностью уверен», - поняла Мила и, чтобы не играть в кошки-мышки, потребовала:
- Скажи уж прямо, чего тебе от меня нужно.
- Я бы хотел твою покорность.
Невольно глаза Милы округлились. Она опешила от такого ответа настолько, что язык во рту не поворачивался. Её губы приоткрылись, но произнести хоть какой-то звук не получалось. От шока Мила словно разучилась говорить! Но Антуан Грумберг правильно воспринял её реакцию, он влёт сообразил, что ещё немного и с лихвой всего услышит. Поэтому он поднял руку, давая так понять, что лучше бы Миле промолчать, и продолжил:
- Публично унижать тебя мне приелось. Поэтому я готов подарить тебе спокойствие, которое однажды сможет вылиться даже в уважение окружающих. Также, ты получишь деньги, способные помочь тебе не проходить издевательские практики академии. Всё, что потребуется, так это подчиниться мне.
- Не знаю в чём ты там хочешь моего подчинения, но однозначно нет, - уверенно заявила Мила, едва первый шок прошёл и голос к ней вернулся.
- Это только пока нет, - широко улыбнулся мужчина. – Не так уж сложно принудить тебя ко всему, что мне хочется, силой. Но сперва я хочу попробовать договориться. Ведь стоит тебе задуматься над моим предложением, как разумная мысль, насколько выгодно быть моей любовницей, поселится в тебе сама собой.
- И это, - искренне поразилась она, - и это ты называешь разумной мыслью?
- Да. Так как, во-первых, не такова твоя репутация, чтобы она из-за подобного пострадала. Во-вторых, наш конфликт получил бы логичное завершение в глазах общества. Пусть ещё какое-то время постояли бы досужие сплетни, но аристократию твоё смирение передо мной более чем удовлетворило бы. Давай разыграем их. Мне нужно выглядеть победителем, а тебе… разве не хочешь ты получить на оставшиеся годы обучения спокойную безбедную жизнь?
- Нет, ну ты совсем охренел, что ли? – Мила была так шокирована, что только это смогла выдавить из себя. А затем к ней пришло некое нехорошее подозрение, и она осмотрелась по сторонам, выискивая взглядом притаившихся друзей Антуана Грумберга.
- Я сейчас говорю абсолютно серьёзно.
- Так я тебе абсолютно серьёзно и отвечаю. Посети лазарет, голову проверь. То ли жар у тебя, то ли камень какой-нибудь на башку твою свалился и весь разум из тебя вышиб. Короче, вали-ка ты, сука, отсюда куда подальше и сам себя удовлетворяй.
Судя по недовольному блеску в глазах, Антуан Грумберг не ожидал, что его так грубо и быстро отошьют. Но Миле над ответом даже думать нечего было. Так низко она ещё не пала, чтобы в подстилку этого мерзкого аристократишки играть. И, собственно, из‑за мыслей об этом вошла молодая женщина в свою комнату в том ещё состоянии духа. Она ругнулась знатным трёхэтажным матом, в гневе швырнула сумку с тетрадями на кровать, и только затем, поворачиваясь к комоду, чтобы положить в него форменные шарф и пояс, обнаружила, что у всего этого имелся свидетель - к стене комнаты прислонялся Найтэ.
- Ты сильно задержалась, - сухо и с недовольством сказал он.
- Эм-м, да. Мэтр Орион заставил нашу группу плакат дурацкий рисовать.
- И поэтому ты сейчас так на молодого Грумберга ругалась? Сомнительно как-то, он давно уже тебя словно в упор не видит.
- Да уж, не видит, – со всей язвительностью произнесла Мила и, так как никак промолчать в настоящий момент не могла, высказалась. – Да этот подонок измывается надо мной, как только может! С самого первого моего дня в академии он мне нисколько покоя не даёт. И, видно, мало ему было отдать меня на расправу тому отребью в Вирграде. Эта сволочь стояла и смотрела, стояла и смотрела! И видно насмотрелась так, что и самому ему…
На этих словах Мила прикусила свой язык, так как мало какая женщина захотела бы рассказывать любовнику подробности о своём изнасиловании сразу несколькими мужиками. Тем более, душевная рана хотя и кровоточила порой, всё же основательно затянулась. Почти три года прошло.
Увы, Найтэ её обмолвка заинтересовала. Он вмиг выпрямился и, подходя ближе, рассудил:
- Выходит, помимо того случая в заброшенном бастионе было что-то ещё серьёзное. Я хочу знать - что именно произошло?
- Не хочу об этом говорить, - буркнула Мила, и мгновением позже вскрикнула -тёмный эльф рывком прижал её к стене.
- Когда я спрашиваю, ты отвечаешь, - со злобой процедил он.
«Жуть. И, наверное, точь-в-точь такого же подчинения хочет от меня Антуан Грумберг», - невольно подумалось Миле, когда она смотрела в полные гнева алые глаза. При этом ноги её едва держали. К молодой женщине пришло до жути отвратительное воспоминание об обнажённом и пыхтящем докторе Адамсе, страстно шепчущим: «Ты моя, Счастливица. Моя. И, быть может, мы всегда будем вместе». Это воспоминание сделало её испуг ещё глубже. Мила ощущала себя загнанным в угол зверем.
- Ты не услышала меня?
Для неё было невозможно сказать правду. И не озвучить её тоже было уже невозможно. Страх перед прижимающим её к стене дроу был таков, что Мила всё‑таки прошептала:
- Это было в мой первый год здесь, - с трудом дались первые слова. – Эта сволочь Грумберг подловил меня в Вирграде и заставил терпеть всё то, что со мной делали нанятые им люди. Я не осмелилась перечить или сообщить на него. Он пригрозил, что иначе всем станет известно о моей красной метке и о том, что я вроде как сама… сама этих мужчин к себе завлекла ради денег.
- Хм, так он дал тебе за это деньги?
- Да, но…
Из-за всхлипа Мила не смогла сказать, что оставила монеты валяться на снегу. Болезненные воспоминания заставили её глаза наполниться слезами, однако, Найтэ никакой реакции не проявил. Он даже не нахмурился. Тёмный эльф стоял и не двигался всё то время, покуда его лицо вдруг не исказила звериная гримаса. А после он наотмашь ударил Милу так, что она едва не упала.
- Как только ты могла позволить подобному произойти?! – при этом с гневом выкрикнул он, прежде чем скривился от пренебрежения. – Хотя, чему только я удивляюсь? Ни к чему другому твоё дурное поведение и привычки подвести тебя не могли. Хуже того, допустив подобное, ты смирилась, оставила произошедшее в прошлом. В тебе нет той гордости, чтобы даже ценой собственной жизни отомстить обидчику. В тебе нет непоколебимости, благодаря которой вынашивается и создаётся месть. Да у тебя даже не хватило стыда отказаться от брошенной тебе, как издевательство, подачки!
- Найтэ, - жалобно прошептала Мила, надеясь объясниться, но он не дал ей договорить.
- Мне не нужны твои оправдания. Они не нужны тому, кто ничего подобного изначально не должен был от тебя ожидать. Ты человек. Мерзко, но именно поэтому в тебе ничего достойного нет и быть не может.
В сказанном было чрезмерно много презрения. И оттого даже то, что такую реакцию тёмного эльфа вызвало произошедшее именно с ней, с Милой, а, значит, он не так уж равнодушен к ней… этот факт остался где-то далеко-далеко. Он не вышел даже на второй план, так как молодая женщина была унижена, раздавлена словами любовника. Она была оскорблена до глубины души его презрительным взглядом и тем, как он поступил далее.
- Я бы не поджидал тебя здесь, если бы не нужный день, - холодно сказал Найтэ, вручая Миле флакон с зельем. – Пей.
Выбора, кроме как вытащить пробку и выпить зелье до дна, не было. И, едва она это сделала, Найтэ забрал пустой флакон и ушёл. Мила осталась в своей комнате одна, и из-за пролитых ею слёз молодая женщина почти не ощущала становящуюся всё сильнее ноющую боль в животе. А, может, просто не впервые она с нею сталкивалась. Препятствующее зачатию зелье Мила пила регулярно, но… но, пожалуй, именно сегодня не ощутила она из‑за этого факта хоть какое-то сожаление.