Стратегия. Дипкурьер

Глава 7 Из Америки в Америку

Северная железная дорога Рио Гранде в новой Америке, обосновавшаяся на Платформе-5, названа по аналогии с земной Южной железной дорогой Рио Гранде Вестерн — и старинной узкоколейкой шириной в три фута или 914 мм, которая на Земле проходила в юго-западном регионе штата Колорадо, от города Дуранго до города Риджуэй через перевал Голова Ящерицы. В США она была построена российским иммигрантом и строителем из Колорадо Отто Мирсом, а действовала с 1891 по 1951 год. Главным назначением была транспортировка серебряной руды.

Здесь, в Чёрных горах, залежи серебряной руды в промышленных объёмах пока не обнаружены, но аналогии и преемственность как бы намекают. Местная «железка» Рио Гранде Вестерн связывает выгодно-нейтральный Батл-Крик и столицу северных штатов Вашингтон.

Естественно, возникает закономерный вопрос: при чём тут пограничная река Рио Гранде и вышеупомянутые города, если их «дублёров» на Платформе не наблюдается? Тут всё неожиданно, хотя по-своему логично. Дорогу назвали ещё и в честь найденного здесь паровоза Рио Гранде 223, единственного уцелевшего из серии, качественно отреставрированного и технически исправного. Новую дорогу назвали по имени той, по которой в прошлой жизни и бегал этот славный чугунный карапуз. Железная дорога, несомненно, — главная достопримечательность городка Батл-Крик, и именно она обеспечила ему достаточно важный статус.

Автотрасса на север тоже имеется, но она настолько разбита, неудобна и просто опасна, что прямое автомобильное сообщение практически отсутствует. Маршрут для отчаянных экстремалов. Достаточно сказать, что ни одного автомобильного моста Смотрящие на этом направлении не предусмотрели, пожалуйте в брод.

А вот насыпь на всём протяжении ЖД-магистрали была любезно подготовлена заранее, как и три каменных моста через небольшие речушки. Рельсы и шпалы американцам пришлось укладывать самостоятельно. Адов был труд, говорят…

Где-то на полпути существует разъезд, что заставляет местных сталкеров по сей день упорно искать по природным чуланам локалку со вторым узкоколейным паровозом. Иначе, зачем этот разъезд такой длины с семафорами, стрелками и будкой предусмотрен? Логично. Надо искать.

На всём пути стоят три поселения, которые у нас бы назвали заимками или хуторами. Рельеф ровный с одним пологим холмом; догадаетесь, как его назвали? Верно, Голова Ящерицы. Посмотрим на месте.

Приехав в Батл-Крик и припарковав пикап во дворе вдовушки Молли, мы с Дино отправились в билетную кассу. Тут выяснилось, что существуют разные версии билета. Вы можете взять билет на проезд в один конец до Вашингтона, либо билет Батл-Крик — Вашингтон — Батл-Крик, а для любопытных туристов есть специальный, самый выгодный тариф — поезд туда-обратно плюс экскурсия по столице.

Заманчиво, но нам эти два последних варианта не подходили, так как ещё неизвестно, какие могут возникнуть задержки в Вашингтоне, и сколько времени займёт миссия.

На месте выяснилось, что отправление поезда по какой-то причине отложено на два дня. Вот тебе и на!

Сына я мучить не стал, отпустив его в свободное плавание для общения с такими же огольцами и улаживания личных дел после очередной ссоры «на всю жизнь». Так что встречались мы с ним лишь поздним вечером в одной из таверн. Сам же, удачно втеревшись в доверие техперсонала, всё это время отирался в депо и непосредственно на паровозе. Я хорошо знаю паровые судовые машины, так как занимался их ремонтом и постройкой. А вот с паровозами дела не имел — очень интересно!

Узнав, что я инженер-механик широкого профиля, двигателист и профессиональный водитель, крошечная паровозная бригада увидела родственную душу и допустила в святая святых — не только к изучению подвижного состава, но и к мелкому ремонту локомотива. Машинист самолично выдал мне старый синий комбинезон из винтажного денима, хорошо бы его подрезать на память.

Паровоз Рио Гранде 223 оказался техникой крайне любопытной, но довольно простой. Согласно системе классификации Уайта, этот локомотив относится к типу 2−8–0 — два небольших колеса на одной оси, смонтированной впереди на поворотной тележке и восемь ведущих сцепленных колёс на четырёх осях большего размера, с паровым приводом через поршни. Благодаря увеличенному диаметру ведущих колёс локомотив может ехать довольно быстро.

Такая колёсная формула широко известна как Consolidation в честь первого локомотива серии, где новация была применена, и стала значительным шагом вперёд в развитии локомотивной тяги. В какой-то момент этот тип оказался самым популярным в Штатах. Тип Consolidation выпускался в большем количестве. С момента появления в 1866 году и вплоть до начала XX века локомотив 2−8–0 считался идеальным — он мог трогаться с места и тянуть внушительные грузы на малой скорости, был универсален и долговечен. Но и он уступил локомотивам с формулой 2−8–2.

К слову, в России колёсная формула 2−8–0 была представлена дореволюционным классом Щ или «Щука». Эти двухцилиндровые составные локомотивы были объявлены стандартными российскими грузовыми локомотивами в 1912 году, но из-за относительно небольшой мощности они подходили только для несложных маршрутов без крутых подъёмов, таких как Санкт-Петербург — Москва.

Масса локомотива 31,3 тонны, запас угля 5,4 тонны, воды 9,5 тонн. Давление в котле 1,00 МПа, тяговое усилие механики разогнали до 66 678 Н. Применяется клапанный механизм Стивенсона, вот с ним мы и возились.

Будучи человеком опытным и понимая, что простой транспортный люд в Америке по нраву своему мало чем отличается от отечественного работяги, я взял с собой «консолидирующий припас»: две бутылки хорошего бурбона, отварную телятину и лепёшки.

Паровозная бригада, состоящая из машиниста по имени Стэнли, его молодого помощника и негра-кочегара, быстро вписалась в тему и притащила с соседнего огорода овощи и зелень. Мы расположились в укромном уголке на заскорузлых лавочках, прячущихся в кустах ольхи за депо. Накрыли простой трудовой ужин на отбракованной железной бочке в качестве стола, и начались познавательные беседы обо всём подряд, из которых я почерпнул много нового.

На дворе быстро вечерело, погода шептала, и постепенно наш пролетарский разговор перешёл на разбор всякого таинственного, загадочного, а затем и мистического — подобных историй хватает в фольклоре многих профессий.

Я рассказал американским коллегам парочку легенд дальних автомагистралей, упомянул историю из мифологии енисейских речников, поведал о том, что кое-кто из фантастов уже и на Платформе-5 увидел НЛО, а затем мужики рассказали мне о случаях проявления железнодорожной мистики здесь, оказывается, есть и такие случаи…

Самые интересные и жуткие легенды в этой сфере — истории про поезда-призраки, явление довольно редкое, но зато отборно жуткое. Самым известным считается знаменитый итальянский поезд «Санетти». Согласно легенде, в июле 1911 года состав из локомотива и трёх вагонов, в котором ехали более сотни туристов, отправился из Рима в экскурсионную поездку в Ломбардию. Состав въехал в тоннель и там исчез. Двум пассажирам удалось покинуть поезд в последний момент. Они и рассказали, что сразу после въезда в тоннель состав окутало странное облако из тумана молочно-белого цвета.

Позже его неоднократно видели в самых разных уголках мира, от России до Мексики. Впоследствии поезд-призрак «Санетти» якобы замечали в самых разных уголках планеты, включая Индию, Германию, Румынию и Россию. Очевидцы описывали состав как старинный поезд без машиниста в кабине, с наглухо закрытыми окнами вагонов.

Дорога Рио Гранде на Платформы-5 в старых легендах не нуждается, имеются свои. И первая из них — Траурный Поезд. Первая гражданская война вспыхнула совершенно неожиданно для обеих сторон, и никто не успел к ней подготовиться, особенно мирное население. Обоюдная жестокость доходила до остервенения, жертв было много. Южане наступали вдоль железной дороги, потом северяне их теснили, затем Юг снова давил, и так без конца… Поэтому большинство погибших — военных и гражданских, захороненных и брошенных, — полегли по обе стороны узкоколейки.

После заключения мира стороны с целью сбора, перевозки и достойного погребения погибших решили совместно устроить «траурный вояж» по всей Рио Гранде Вестерн с вынужденно частыми и долгими остановками, необходимыми для эксгумации и погрузки тел в вагоны и на платформы. Специальный состав с цинковыми и обычными гробами в течение месяца два раза проехал туда-обратно по всему маршруту, по пути напитываясь мраком и скорбью.

Конечным пунктом назначения для солдат Северных Штатов стала ветка к Новому Арлингтонскому кладбищу, а бойцов-южан отвозили в Батл-Крик, откуда их уже автотранспортом доставляли к побережью.

Воины обрели вечный покой…

А вот Траурный Поезд нет!

По Северной железной дороге ходит только 223-й локомотив и две маленьких дрезины с дизельком, — так называемые «мотриссы» под парусиновым тентом, способны взять на борт четырёх человек и немного багажа. Одна дрезина приписана к этой станции, другая к вашингтонской. На линию мотриссы выпускает исключительно начальник станции — в интересах дороги либо по распоряжению вышестоящего руководства.

Ездят они со строгим учётом графика движения поезда, так как даже вчетвером снять такую машину с рельсов — задача нетривиальная.

Всё остальное время трасса стоит пустая. Но…

Спустя некоторое время после расформирования «поезда смерти» и до сегодняшнего дня мистический траурный поезд то и дело замечают на этой магистрали в то время, когда реальный 223-й стоит в депо или на конечных станциях! Обычно это случается в начале-середине февраля, то есть в тех же числах, когда происходило реальное событие. В городах состав никогда не видели, а вот свидетельств из глубинки хватает.

По словам очевидцев, поезд проходил ночью, и был он окутан странным жутковатым свечением. Двигался состав совершенно бесшумно, хотя пару раз люди слышали далекий паровозный гудок.

Детали подобных свидетельств в основном совпадают, но некоторые стремятся эту жуть приукрасить по максимуму. Особо впечатлительные уверяли, что на крыше первого пассажирского вагона сидел вооружённый почётный караул или конвой из… скелетов. А на одной из открытых платформ беззвучно играл духовой оркестр из скелетов-музыкантов, одетых в синюю железнодорожную униформу…

Упоминается, что после прохождения жуткого состава мертвецов температура воздуха в прилегающей к дороге прерии повышалась на несколько градусов, хотя считается, что при появлении призрака обычно становится холоднее. Все наручные часы свидетелей останавливались на время прохождения призрака.

Вторая легенда — поезд «Призрак Чёрных гор», которые, оказывается, тянутся от Батл-Крика на север ещё на добрую сотню миль. Публичное свидетельство всего одно, но это не значит, что он появлялся на глаза людям единожды. Анонимные слухи о повторах гуляют. Каждое появление этого поезда-призрака оставило глубочайший след в памяти невольных наблюдателей. Уж слишком жуткими оказались эти наблюдения.

В то время машинистом 223-го, обслуживающим единственное направление, был некий Нельсон Эдвардс, недавно умерший от старости. Он был наставником нашего машиниста, поэтому Стенли знает эту историю из первых уст. До загадочного происшествия, о котором идёт речь, Нельсон уже несколько месяцев спокойно водил состав через перевал Голова Ящерицы и был в своей компании на хорошем счету…

— … Нет, про Голову Ящерицы, братцы, да без баек — это как овсянка без патоки, — неторопливо начал рассказ Стен. — Вспомнил я тут своего наставника, старину Нельсона Эдвардса, мир праху его… Железный был мужчина, шеффилдские рельсы вместо жил! Он эту линию знал, как свои пять пальцев, начальство его ценило.

Вечно взволнованный ирландец, помощник машиниста по имени Патрик, тут же добавил:

— Ага, пока не случилась с ним поездка из тех, что у любого шерсть дыбом поднимет. Ты что-то неделю назад говорил… Доливай, Джим, не томи!

Наш машинист ухмыльнулся.

— Ну вот, слушай, Макс, да и вы тоже… Выдался как-то на дороге лютый денёк: снег валил зарядами, будто наверху все перья из небесной подушки вытряхнули. Старина Нельсон уже треть пути отмахал, как вдруг наш диспетчер, Красавчик Рипли, голосит в рацию: «Нельсон, пути на перевале размыло, будь я проклят! Возвращайся!»… А куда возвращаться-то? Позади тоже слякоть, а то и сугробы. Ну, Нельсон был парень с клешнями, думает: «Своим умом да осторожностью я эту змею, Голову Ящерицы, обуздаю!». И давай ползти вперёд, на удачу.

Тут сбоку низким голосом проворчал Джим — здоровенный негр-кочегар с чугунной мускулатурой:

— Ох, не к добру всё это было, мистер Стен… Удача — штука капризная, особенно на том перевале. Надо было ему сразу возвращаться.

Стенли отмахнулся.

— Идёт себе локомотив, идёт… И вдруг — свисток кондуктора! Громкий! Не тот, что «проезжаем отметку», а тот самый, пронзительный, как крик загнанной лисы! Сигнал «стоп, опасность!». Сердце у Нельсона в пятки ушло, он тут же бах! все тормоза в кучу — встал! Выскакивает в полутьму, бежит к хвосту состава, а навстречу уже кондуктор семенит, глаза по пять центов: «Нельсон, а чего это мы встали?». «Как чего⁈ — орёт на него Нельсон. — Ты же свистел!». А тот бледный, как простыня: «Я, мистер Эдвардс, и не думал свистеть!».

— Кхе… Святые угодники! Да это же сама смерть на нашем котле прогуливалась! — бросил Патрик.

— Вот именно, Пат… Удивился Нельсон, почесал в затылке, ну, делать нечего — погнал он локомотив дальше. Только отъехали, глядь в заднее стекло — а на нас, будто призрак из тумана, другой поезд несётся! Откуда на нашей безжизненной одноколейке второй поезд мог взяться? Ума не приложу! А он уже на хвост наступает! Давай Нельсон орать, помощник с кочегаром дрожащими руками угольку поддавать! Но на снегу-то не разгонишься, а впереди, за рекой, — тот самый перевал, подъём, где ты ползешь, как черепаха. Тут-то паника в вагонах и началась!

— У меня бы кожа побелела… — хрипло прошептал Джим.

— Ещё бы! Пассажиры от страха уже почти с того света друг с другом прощались. Потом один джентльмен из последнего вагона рассказывал, что на носу у того локомотива-призрака, сбоку от прожектора и под двумя огнями, что будто глаза адские пламенем горели, стояла фигура существа, похожего на человека! Но только напоминала она больше протухшего мертвеца из могилы, чем честного служащего Северной железной дороги! Лицо — как кусок теста, а на губах блуждает зловещая улыбка чудовища! Зрелище, я вам скажу, не для сердечников. По всему составу мгновенно разлетелась весть, что их догоняет поезд со свихнувшимся машинистом, в вагонах крики, паника, кто-то стрелять по призраку начал…

Слушатели не дышали.

Я поднял руку, обозначая необходимость паузы, разлил кукурузный нектар в стаканчики. Хлопнули, закусили, с молчаливыми вздохами переварили только что рассказанное.

— … И вот уже каменный мост перед ними, а за мостом сложный подъём-тягун на перевал и те самые «размытые» пути. Нельсон понял: на всей скорости проходить участок — верная смерть, свалишь состав! Пришлось тормозить. А сзади-то этот кошмарный поезд-призрак прёт, да на полном ходу! Все зажмурились, ждут последнего хруста железа и костей…

— Матерь Божья! Ну и что же⁈ — ахнул помощник.

— А ничего! Вот ведь какая загвоздка-то! В нескольких футах от хвоста нашего 223-го это железное чудовище вдруг вильнуло, будто рельсы под ним закончились, и пронеслось мимо них то ли по земле, то ли по воздуху… Да камнем в реку вниз! И самое жуткое… Тишина вокруг была. Ни железного скрежета, ни гула, ни всплеска — ничего! Ни шума машины, ни гудка, Словно тень в лощину провалилась.

— Кошмар… — покачал я головой.

— Что вы, мистер Макс! Смертный ужас! Ну, добрались они до Вашингтона, причём даже раньше расписания, пути-то оказались целы, будто метель и дождь ледяной их и не касались. Откуда диспетчер это взял: кто ему сказал?.. Он и сам не мог вспомнить. Но когда Нельсон посмотрел на запотевшее боковое окно своей «стальной кобылы», то прочёл на стекле надпись тонкими линиями, будто ножом выведенную: «Видел, как я разбился? Сунешься ещё раз на этот перевал — с тобой то же самое будет!».

Джим качнул головой:

— Духи предков… Они не шутят. Старина Эдвардс правильно сделал, что ушёл.

— Ну, какие там духи предков на Платформе, Джимми, — поморщился я,

— Э, нет! Ещё какие! — покачал пальцем машинист паровоза и завершил рассказ…

…Не желая более испытывать судьбу, Нельсон Эдвардс пытался уволиться к чертям собачьим и уехать в Додж, потом под уговорами взял отпуск на море, где с трудом пришёл в себя. Позже он перебрался из Вашингтона в Батл-Крик, и уже не столько управлял локомотивом, сколько обучал.

Эту историю он сам рассказал газетчикам, и за короткое время о ней узнала вся Америка. Шуму было — хоть святых выноси. Однако гвалт в прессе быстро улёгся, все переключили свое внимание на другие сенсации, но легенда осталась и дожила до наших дней. Даже несмотря на то, что поезд-призрак у перевала Голова Ящерицы, в отличие от Траурного, с подтверждением свидетелей больше не появлялся. Странных происшествий с 223-им тоже не случалось.

Но Стенли, как мне показалось, этого ждёт…

Рассказчик замолк, залпом допивая свой бурбон, и посмотрел куда-то вдаль, словно стараясь разглядеть в сумерках холм Голова Ящерицы.

— И знаешь что, Максим, — сказал он уже тише. — Я-то сердцем чувствую, он там, на севере. Ждёт своего часа. И я тоже.

Да уж, легенда впечатляющая… Это вам не Путевой Обходчик в туннеле Московского метрополитена, которого никто не увидит просто потому, что только дебил полезет в этот самый метротоннель.

— Ну, Стен, спасибо тебе! — пробормотал Патрик. — Теперь мне домой до самой окраины с дрожью топать, по спине мураши бегают!

Все молча переглянулись и тяжело вздохнули совершенно трезвыми. В общем, две бутылки бурбона ушли, словно вода в песок.

Везёт, как утопленникам… Оказывается, даже на Платформе-5 билеты нужно покупать заранее. Нам достались места в последнем вагоне 2-го класса. Наверное, это совсем не круто. Пассажиры негодовали из-за непонятной задержки, а это опасно в местностях, где заряженный «винчестер» висит на каждой стене. Поэтому представитель компании пошёл навстречу, и отправка состава была назначена на поздний вечер с расчётом, что он прибудет в Вашингтон ранним утром.

Провожать в путь нас было некому, не поедет же Селезнёва ради этого в Батл-Крик… Ну и ладно, меньше эмоций и бесконечных напоминаний — больше времени на знакомство с железнодорожной станцией и перроном, с публикой и атмосферой вообще.

Вместе с 223-м локомотивом Смотрящие от щедрот своих поставили янки три пассажирских вагона красного цвета, три товарных вагона, служебный вагон, три платформы, один полувагон с высокими бортами и две цистерны весёленького канареечного цвета. Состав комплектуется, исходя из потребности. Я уже знал, что наш поезд будет состоять из трёх грузовых вагонов сразу за локомотивом, платформы и двух пассажирских в хвосте — это короткий, как здесь говорят, состав.

Станция Батл-Крик построена людьми, все строения, включая большое депо, деревянные, кроме водокачки из красного кирпича с гидроколонкой, необходимой для заливки воды в танки тендера.

Станционная площадь — неровный прямоугольник, на котором есть только песок, кое-где камни, выбоины и заросшие травой участки. Строительство станции с сомнительным названием «Последний причал» сразу после запуска узкоколейки дало невероятный толчок для освоения территорий вокруг Батл-Крик. И если церковь всегда и сразу становилась центром духовной жизни поселенцев, то железнодорожная станция стала важным культурным центром города. Здесь любят гулять даже в отсутствие поезда.

Кроме маленького здания вокзала на площади расположен Офис агента по делам индейцев, одна из парикмахерских, редакция газеты, универсальный магазинчик, более похожий на лавку, где пассажиры могут купить то, что забыли взять в дорогу, и дом-кабинет весьма одиозного доктора. Судя по надписи над «врачебным кабинетом», тут принимает не кто-нибудь, а всем известный Док Холлидей — стоматолог, игрок в карты, драчун и дебошир. В Батл-Крик он, как сообщает вывеска, «вынимает пули, свидетельствует о смерти, торгует змеиным маслом, вырывает зубы, а также заботится о лошадях и людях» — именно в такой последовательности.

…Целый день солнце висело на выцветшем до белизны небе Батл-Крика безжалостным раскалённым диском. Воздух дрожал, как над раскалённой сковородой, а земля, потрескавшаяся и серая, прокалилась твёрже камня. Как же от этого устаёшь… Но теперь жара спала, последний багряный отсвет догоравшего дня таял на скалах Чёрных Гор, вырисовывая их угрюмые, зубчатые силуэты на фоне неба. Прогретый воздух прерии остывал, быстро наполняясь сухим ароматом полыни и нагретой за день пыли. В дороге наступит ночь, тихая и ясная, какая бывает только вдали от шумной цивилизации.

Мы с Дино ждали подачи состава в какой-то знакомой с детских книг и старых голливудских лент, прямо кинематографической атмосфере провинциальной станции Дикого Запада, живущей своей, особой жизнью.

Сама станция была не столько зданием, сколько идеей, воплощённой в грубом дереве и камне. Строение скорее напоминало крепость, нежели станционное здание. Толстые стены, крошечные, похожие на бойницы, окна со ставнями и массивные дубовые двери, уже почерневшие от степного ветра и солнца.

Вместо бетонного фундамента — кладка из плоских камней, вросших в землю. Совсем невысокий, всего в три ступеньки, деревянный перрон тянулся вдоль единственного пути, который терялся в сумеречной дымке прерии, уходя на север — узкая колея к звёздам… Возле здания над ним нависал небольшой навес из ржавых листов металла.

Главным украшением станции была вывеска — кованые буквы с гордым названием «Последний Причал», а под ними, на дощечке, чьим-то старательным почерком было выведено:

«Основана в 0002 г.»

Архитектура «Последнего причала» отрицала саму себя. Всё было подчинено одной цели — обслуживать эту капризную, миниатюрную железную дорогу. Водонапорная башня выглядела мрачно, как и чугунная колонка, из закрытого крана которой по-прежнему капало. Вода, падала в пополняющуюся лужу со звонким «плюхом», что нагоняла тоску. Вдали темнело депо с ремзоной — низкое длинное здание с зияющим чёрным проёмом, из которого доносилось негромкое позвякивание и шипение. Состав в ожидании локомотива был прикрыт зданием.

Воздух стал прозрачным и холодным, уже начинали проступать первые, самые яркие звёзды. Фонарь у входа в станцию, заправленный отработанным маслом, уже отбрасывал на землю прыгающий кружок жёлтого света, в котором кружилась злая местная мошка.

На платформе царило не суетливое, а скорее ритуальное ожидание. Пассажиров было немного, но люди подтягивались.

— Папа, ведь на Диком Западе обязательно должны быть грабители поездов! — пропищал тонкий мальчишеский голос.

Люди стали оглядываться, маманя всплеснула руками, а папаня, смутившись, начал что-то неразборчиво бормотать сыну. Но тот транслировал:

— Если ты говоришь, что грабителей поездов не бывает, то зачем взял с собой свой самый большой револьвер?

Этого хватает. Короткоствол можно заметить на ремне у каждого мужчины на перроне. Не стесняются люди. Похоже, мы с adottato здесь единственные, кто не повесил пушку на ремень. Я убрал свой ППС подальше в рюкзак, а Дино пристегнул к своему карабинчиками чехол с винчестером.

— Слушай, па… А тебе было бы интересно посмотреть на настоящее ограбление поезда? С мексиканцами в масках и скачками. Мне очень интересно!

— Дино, ты охренел? — возмутился я. — Мало тебе приключений? Ты на кобуры не смотри, здесь все хотят только одного — добраться до места назначения без происшествий.

— Да я просто так спросил! Ну, а вдруг?

— Тогда мы будем ждать команды кинорежиссёра.

В самом здании вокзала, в прохладной полутьме, за деревянной стойкой весь день восседает начальник станции, уважаемый мистер Эзра. Уверенный в себе сухопарый мужчина с седыми баками и в жилетке поверх клетчатой рубахи.

Перед ним стоит бесценный нынче анахронизм — массивный телеграфный аппарат. Он не бездействует, линия связи налажена, и мистер Эзра содержит его в идеальной чистоте. Это его символ власти, связи с земным миром, которого теперь не существует.

Когда мы с Дино зашли в вокзал, Эзра водил пальцем по пыльной карте, висевшей на стене, где Батл-Крик был крошечной точкой посередине огромного белого пятна с надписью по краю «Неисследованные Территории».

У стены вокзала, прислонившись спиной к прогретому за день камню, сидел старик в застиранной ковбойской рубашке и шляпе с широкими полями. Лицо его было похоже на высохшую грушу, испещрённую морщинами-трещинами. Он тянул самокрутку, и дымок медленно поднимался по стене. Это Джеддия, почётный страж станции. Не начальник, но душа «Последнего причала». Джед помнил каждую пропитанную креозотом шпалу, уложенную здесь, и каждый рейс, отправленный на север.

Старый индеец из племени черноногих, которое уже полгода кочует в предгорьях, устроился на краю платформы, свесив ноги в мокасинах. Его лицо, похожее на высохший дубовый лист, было неподвижно. Он смотрел не на рельсы, а на темнеющие прерии, как будто читал в наступающей темноте какую-то свою, древнюю книгу. У ног его лежал потрёпанный холщовый мешок.

Рядом с ним, прислонившись к стене вокзала, стоял молодой парень в очках и с плоской сумкой через плечо, похожий на студента. Он нервно переминался с ноги на ногу, то и дело поглядывая на чёрный провал депо. В глазах читалась смесь нетерпения и тревоги. Торопится на учёбу.

— Проклятье! Давно должны были подать, — тихо пробормотал он.

Индеец, не поворачивая головы, ответил хриплым, но спокойным голосом:

— Паровоз не любит спешить. Дай ему время помолиться своим богам. Он уже разговаривает, слышишь?

— Ничего я не слышу, Тапила. Только звон москитов в ушах…

Ещё одним пассажиром, ожидающим отправки рядом с нами, была ухоженная женщина в строгом, дорогом платье из плотной ткани не по сезону. Лицо её было бледным и напряжённым, а пальцы в перчатках теребили ручку мягкого кожаного саквояжа. Дама ждала не просто поезда, а волшебника, который должен был увезти её из этой «пыльной дыры Юга» обратно, в цивилизованный мир Северных Штатов.

Она с отвращением смотрела на пыль, на местных жителей и на эту примитивную архитектуру, которая казалась ей воплощением дикости.

Сидела мадам на единственной скамье, красиво сложив руки на коленях и глядя на загорающиеся одна за другой звёзды. Лицо было спокойно, но в этой неподвижности сквозила усталость уже пройденного долгого пути. Мадам ездила в Додж? Похоже, так. Но что-то случилось в городе на море, и теперь хочет забраться ещё дальше Вашингтона, на самую конечную станцию, о которой никто, кроме местных, не слышал…

— Невероятно, — прошептала она, обращаясь больше к себе, — как можно жить в таком месте? Никаких такси, никаких приличных клубов и магазинов… Один сплошной каменный век.

Дверь вокзала скрипнула, и на пороге появился начальник станции, Эзра. Через плечо в Эзры на длинной петле висела отличная японская рация, а в руках он держал старомодный керосиновый фонарь и большую металлическую кружку.

— Удачной поездки, миссис Клейборн, — учтиво кивнул он женщине. — Сейчас Стенли его выкатит… Чай? Погода-то свежеет.

Женщина молча кивнула, и Эзра поставил кружку рядом с ней на скамью.

Метрах в пяти от неё на корточках играли двое детей, пуская по перрону деревянную игрушечную тележку. Мать, полная женщина в цветастом платье, перекладывала продукты в дорогу из одной большой сумы в другую. Её муж, крепыш простецкого деревенского вида, доедал кусок пирога и терпеливо ждал, даже не глядя в сторону депо. Это семья фермеров, направляющаяся в Вашингтон на ярмарку. Для них поезд был чудом, праздником.

— Ма, а он правда будет дымить как дракон? — спросила девочка.

— Будет, дочка, будет. И просигналит он так, что заложит уши.

Внезапно Джеддия выпрямился и отбросил самокрутку.

— Выкатился.

Кланг! Сцепка произошла с глухим лязгом, заставившим молодого парня вздрогнуть.

— Идёт сюда.

Паровозный гудок, тот самый, что «закладывает уши», пронзил воздух, и эхо покатилось по окружающим холмам. Послышалось глухое урчание, и вскоре из сумрака в лучах огней медленно, словно нехотя, выполз силуэт паровоза. Машинист Стенли высунулся из окна, его лицо, ещё не испачканное угольной пылью, освещалось отблесками топки. 223-й, пыхтя и выпуская клубы белого, а не чёрного пара — признак хорошей подготовки топки, — медленно протащил состав к перрону. Стоп.

— Ну что, Эзра, пора? — громко крикнул машинист.

— Давно пора, старина! Народ заждался!

Со скрипом и шипением локомотив замер у платформы, заслонив собой звезды. Воздух наполнился запахом раскалённого металла, угольной пыли и масла.

Стен повернул в кабине какой-то рычаг, потянул цепь, и из свистка паровоза вырвался уже не оглушительный рёв, а скорее протяжный, тоскливый вздох, низкий и густой. Звук не раскатился эхом, а будто впитался в бархат ночи и бескрайние просторы прерии.

Кондуктор открыл двери первого, а следом и второго пассажирского вагона. Народ неторопливо начал грузиться. Старый индеец беззвучно поднялся и вошёл в первый вагон. Миссис Клейборн медленно последовала за ним. Очередь таяла. Молодой человек поднялся последним, бросив прощальный взгляд на освещённую фонарём станцию.

А мы пошли ко второму, хвостовому, классом пониже.

Эзра подошёл к кабине.

— Счастливо, Стен! На вокзале в Ди-Си передай привет Джейку!

«Ди-Си» — это от английского District of Columbia, земное жаргонное прозвище Вашингтона.

— Передам. Держи тут ухо востро, Эзра!

…Поехали.

Для кого-то это был конец ожидания, для кого-то начало пути. А для станции «Последний Причал» — просто ещё один прожитый день. Ещё одна ниточка, связывающая отправкой состава этот забытый богом уголок Дикого Запада с точно таким же уголком, если по гамбургскому счёту, только напыщенным и самонадеянным. Весь остальной неведомый мир здесь, на этой платформе из песчаника, распущенного на доски кедра и ржавого железа, казался такой же далёкой сказкой, как и Соединённые Штаты Америки XXI века.

Старина Стенли дёрнул за цепь свистка ещё раз — короткий, прощальный гудок. Паровоз дёрнулся, колёса медленно провернулись, заскрежетав по блестящим рельсам. Состав, похожий на игрушечный, но исполненный невероятной решимости, тронулся с места. 223-й Рио-Гранде набирал ход неспешно, почти торжественно, увозя свои несколько огоньков в наступающую тьму по узкой стальной ленте, прижимающейся вдали к тёмным силуэтам Чёрных Гор.

…Эзра стоял на платформе, подняв фонарь, пока красный огонёк хвостового вагона не растворился в звёздной темноте. Он в который раз остался один под этими колючими и холодными глазами Вселенной.

Крошечная станция, узкая колея и бескрайние прерии… Казалось, что это последний оплот чего-то настоящего в мире, который не по своей воле вынужден начать всё сначала… И поэтому здесь, на новом Диком Западе пятого года первого века, кое-кто не спеша подливает отработанное машинное масло в фонари и ждёт следующего прибытия и отправления.