Стратегия. Дипкурьер

Глава 3 Рок-н-ролл и Бонды

Проснувшись довольно поздно, я обнаружил, что с утра пораньше из диппредставительства удрали все, кроме начальства. Даже наша хранительница очага Магдалена укатила на фестиваль, оставив на столе тарелки с завтраком, кувшин холодного кофе и лист бумаги с пояснением, что была мобилизована организатором Бернадино Горнаго-Риччи в качестве менеджера службы обеспечения группы.

— Они там что, лагерь обустраивают с полевой кухней! — предположила Екатерина Матвеевна, устраиваясь за столом в довольно смелом домашнем халатике и изучая записку.

Вот зачем провоцирует, зачем смущает мужскую душу? Обстановка почти семейная, но были, были во всей этой благостности некие ограничения… Ладно. Не вставая, я немного отодвинул стул от неё и от стола, изящным движением туловища удобно устраивая ноги на перекладине под столом.

— Подожди, а мы-то как поедем! Райком закрыт, все ушли на рок-н-ролл? Опечатаем усадьбу и дёру?

— Здесь написано, что её кто-то привезёт назад через… — натянув на лицо скучающе-равнодушную маску, она ещё раз взглянула на записку и протянула её мне. — Сам прочитай. Хм-м, интересно, Магда в рокерской куртке поехала или в гражданском платье?

— Достаточно рискованное оргмероприятие, между прочим, затеял Бернадино, слишком много в нём уязвимостей, возможных точек срыва, — с неодобрением проворчал я.

Начальница пристально посмотрела на меня и объявила:

— Хорошо. Значит, так. Огород городить не хочется, но, боюсь, придётся, — уверенно подытожила она. — Сегодня в девятнадцать часов спецконвоем из Стамбула прибывает министр промышленного развития Турции, а с ним — группа из шести человек — помощники и видные бизнесмены. В воскресенье на совещании у губернатора будут обсуждаться два перспективных проекта, оба трёхсторонние. Мне обязательно нужно там присутствовать, а значит завтра допоздна тусить не получится.

— Тут такой нюанс… — произнёс я с некоторой заминкой.

— Что ещё?

— Сигнал от нашего стамбульского консульства, Екатерина Матвеевна. Имеются ещё не проверенные сведения, что один из делегатов может быть если не сотрудником, то поставщиком информации для турецкой МИТ — Национальной разведывательной организацией, Милли Истихбарат Тешкилаты. Может быть. В общем, с одной стороны вилами на воде писано, но с другой… Пока я не понимаю, чем ему может быть интересно русское посольство… Будем считать, что он не представляет угрозы для государственной безопасности России, а наблюдать будет за американцами — прямыми конкурентами в любых контрактах.

Ёлки, ведь были времена!

Ещё совсем недавно слова «шпион», «диверсант» и «иноагент» представлялись мне лишь терминами из сетевых статей, кинофильмов и детективных книг. Всё это было так далеко, что казалось мифологией и только.

А сейчас я уже и морщиться перестал, привыкнув, что если в международных делах поблизости от тебя оказывается дипломат, консул, торговый представитель или член культурной делегации, то среди них наверняка окажется сотрудник тех или иных спецслужб. Причём совсем необязательно из страны места действия.

Селезнёва внимательно меня выслушала, отбивая ритм пальчиками по столу.

— Да? Что ж, пусть посмотрит, сфотографирует с улицы нашу часовню… — весьма неожиданно отреагировала начальница. — Ну, продаст он Магде пару восточных романтических историй и корзинку с помидорами… Тем не менее!

Селезнёва подняла палец, и расслабившийся, было, начальник службы безопасности немедленно подтянулся. Благодушие и самоуспокоенность не способствуют карьере сотрудника дипмиссии.

— Но мы должны быть начеку, товарищ Горнага! — Катрин тихо хлопнула ладонью по столу. Ишь ты, научилась! — Поэтому посматривай за ним. Тебе ясно, Максим?

— Так точно, Госпожа Посол, — привычно повторил я формулу субординации.

Утро ожидаемо оказалось влажным и прохладным, после ночного дождя пахло мокрой листвой и свежевскопанной землей. Солнце, пробиваясь сквозь рваные облака, золотило капли на листьях старой оливы, растущего посреди двора. Под белоснежным навесом, растянутым над длинным дубовым столом, с которого ещё кое-где стекали тяжелые капли, царила своя, почти семейная атмосфера.

Хороший мы с Дино навес сделали. Капли воды и правда не попадают сюда даже в косой дождь с ветром, который может лишь шелестеть листвой за высокой каменной оградой, надежно защищаюшей территорию диппредставительства.

В углу стола, на застиранной до мягкости салфетке в мелкий синий цветочек, которую Магда принесла с кухни, стоял писк моды — «новенький старенький» патефон, тяжелый, с сияющим медным раструбом, совсем недавно купленный лично мной «для общего пользования». Пользуется им, в основном, наша хозяйка, Магдалена.

Современные пластинки патефон не проигрывает, а своей стальной иглой варварски нарезает заново, поэтому и пласты ему нужны соответствующие, толстые, с одной дорожкой.

Дикая вещь. И дорогая, как здесь дорог любой сложносочинённый агрегат, способный работать без электричества. Почему? Потому что призрачно всё в этом мире бушующем. Сегодня оно есть, а потом бац! И пару месяцев сидишь без него.

Екатерина Матвеевна сидела напротив, подперев подбородок ладонью, и ритмично покачивала кедом на босую ногу. Мы неспешно завтракали свежими круассанами и вареньем из крыжовника и постепенно наэлектризовывались ритмом рок-н-ролла и глубоким, бархатным баритоном товарища нашего Элвиса Пресли. Говорили негромко, словно боясь спугнуть очередной рифф или сбить с ритма невидимого бас-гитариста. Я прикрыл глаза: вот он, рядом, на Платформе, и прямо из США тех лет… Прописан в столице, конечно, в Замке Россия. Элвис Ааронович Преслин, уроженец города Тьюпело, Социалистическая Республика Миссисипи… Из динамика лился хриплый, страстный голос:

А сейчас на патефоне неспешно крутился новенький, сверкающая на утреннем солнце, огромный, как колесо от мотоцикла, пласт и звучал незабвенный, пробивающий до самой печёнки рок-н-ролл «All Shook Up»… Добыл я всё-таки свою хрустальную мечту.

Элвис замолчал с последним шипением иглы. Я дотянулся правой рукой, аккуратно взял за краешек ещё теплую от иглы пластинку и поменял сторону. Теперь король художественно закричал так, словно на него тоже снизошло какое-то просветление, идеальное для разогрева перед Вудстоком.

Селезнёва немного помолчала с мечтательным, отрешенным лицом, что-то безнадёжно прикидывая в уме, затем с тихим, почти театральным сожалением вздохнула и молвила, глядя куда-то поверх ограды в небеса переменной облачности:

— … А знаешь, мне бы хотелось хоть раз в жизни прокатиться на самом настоящем хиппимобиле… Чтобы салон был раскрашен психоделическими цветами в стиле «Flower Power» и знаками мира, а внутри стояла акустическая аппаратура, стойки для кальянов и бонгов, пахло сандалом и… травой, наверное. И чтобы он был набит битком — ошалевшей от ожидания кайфа шумной молодёжью свободных нравов… Это же старый микроавтобус «фольксваген»?

— Это «Булли», — откликнулся я, откладывая нож. — Один из первых гражданских минивэнов VW Transporter T2. Автомобиль концерна Volkswagen, производился с 1950 года и аж до 1975, но уже в Бразилии.

И не смог не сбиться на профессиональное, глухое ворчание:

— Вещь культовая, но несерьёзная, Катя. У американцев вообще нет нормальных рейсовых автобусов, это не просто несолидно, а какой-то позор! Могли бы «рамник» на базе грузовика собирать… Хотя бы для «международки». Делали же в своё время! И мы, и они. Великие вехи забываем. Угар НЭПа.

— Прекращай… — поморщилась Селезнёва, цепляя на переносицу угольно-чёрные, V-образные солнцезащитные очки и продолжая на отличном, почти безупречном американском английском, которым овладела еще в МГИМО. С таким произношением Катрин вполне могла бы работать в риелтерской фирме где-нибудь в бизнес-центрах Коннектикута.

— Я говорю тебе о романтике, о духе свободы в уходящей молодости, а ты мне, словно скуф какой-нибудь, о ржавых болтах и сварке. Эти «булли» сегодня вроде бы взад-вперёд катаются, на фестиваль возят?

— Челночат, — подтвердил я, подливая себе кофе. — Последний рейс будет через два часа, так что можешь ещё помечтать… Только помечтать! Потому что ничего подобного я допустить не могу. Чтобы русского дипломата затащили в салон с развратом, напоили каким-нибудь адским пойлом… Или ещё чего похуже. Скандал о русских развратниках будет на весь страницы местных газетёнок!

— Ревнуешь? — она игриво подняла бровь над темной оправой очков.

— С чего бы? Мне за державу обидно, — я сделал глоток кофе и кивнул на висевшую на спинке её стула джинсовую куртку Lee Rider.

— Ты скажи, где джинсуху крутую взяла? С такими-то… вышивками.

— Нравится? — она обернулась, с удовольствием провела пальцем по нашитым на спине разноцветным лоскуткам и бусинам.

— Вот наденешь, тогда и скажу. И всё же? Откуда?

— Магдалина где-то добыла. Говорит, у одного знакомого парнишки.

— А… — я фыркнул. — Значит, со своего пацана сняла. Бедный ребенок теперь ходит в чем мать родила.

— Ладно тебе, он же ещё маленький, детский размер! — не поверила Екатерина, с улыбкой наблюдая, как я забираю с тарелки ещё один круассан.

— Да ты присмотрись, присмотрись! — ухмыльнулся я. — Парень растёт, как на дрожжах! Вон уже почти с меня ростом.

— Ох, время летит… — покачала головой хипповая девушка, поправляя косичку с вплетенной в нее яркой ниткой.

— А он знает, что ты на его чёткую пацанскую куртку эти девичьи сердечки нашила? Ну, смотри, тебе базар держать… Да! Дерринджер с собой возьми.

— Зачем? — не поняла Екатерина. — Власти уверяют, что принимаются все меры безопасности. Шериф лично мне рассказывал про оцепление, мобильные патрули и группу усиления. Он и сам там будет.

— Где же ещё ему быть в такой день? Но ты возьми.

— А если они установят досмотр?

— Насколько мне известно, до использования рамок металлодетекторов на Платформе ещё никто не додумался. А подвергать такую массу возбуждённой молодёжи физическому досмотру американцы не станут, при нынешних-то ковбойских нравах… Кроме того, вспомни о дипломатической неприкосновенности. В общем, как начальник службы безопасности, я категорически настаиваю.

— Всё поняла! — остановила меня Екатерина Матвеевна поднятой ладонью. — Возьму я эту микропушку…

С улицы приглушенно, сквозь каменную ограду, донеслось натужное стрекотанье подъехавшей самоделки с двухтактным моторчиком, а затем и пронзительный, омерзительно резкий сигнал, больше похожий на крик раненой птицы.

— Попутка Магду привезла! — сообразила Екатерина, вскакивая со стула. — Всё, я пошла к себе одеваться, пора и честь знать.

Она повернулась, сняла с бельевой верёвки, натянутой меж двумя шестами тента, вполне хиппанские джинсы с густой и длинной, почти до пяток, бахромой. Магдалена до поздней ночи сидела над ними с длинной цыганской иглой, опытно формируя правильную, как бы нерукотворную потрёпанность и приговаривая: «Что эта нынешняя молодёжь может понимать в атрибутике моей молодости…».

Легкий ветерок лениво подметал ещё ничем не замусоренную дорогу из серого щебня, ведущую в горы, но уже разгоняя сизый дымок выхлопов непривычно часто проезжающей здесь техники самых разных типов.

Я в очередной раз просигналил, сгоняя с полосы девчачий мотороллер, затем еле плетущуюся в гору синюю «панду», группу вспотевших велосипедистов, уперся в маршрутный «хиппимобиль» с «аварийкой», выругался, помигал фарами. «Фольксваген» кое-как нехотя отполз к правой обочине. Притопил педаль газа, и «Апач» легко выстрелил вперед.

Из открытого окна «хиппимобиля» на меня весело уставились два чувака, одновременно сидевшие на водительском месте. Зажав зубами подозрительную самокрутку, водитель № 1 высунул руку и показал мне средний палец.

Во, дают! Хмыкнул, покачал головой, выпрямился в кресле. Катя наоборот откинулась на сиденье, положив правую руку на окно. Раскаленное полотно автострады снова покорно уходило под колеса пикапа.

Сегодня на дороге в горы пик загруженности, а после окончания фестиваля тут и пробка может случиться. Вот бы попасть в неё, поностальгировать…

— Ничего себе аншлаг! — с восторгом воскликнула Селезнёва.

Я промолчал.

Край поднимающегося над горной чашей солнца озарил горизонт, открыв нам нереальную картину. На восток уходила уже знакомая тропа к пещере Горного Короля, заросшая выгоревшей на солнце травой. На севере у реки стояла стратегическая ГЭС. Эта дорога тянулась вдоль Арканзаса и обрывалась у плотины так, будто кто-то срезал её ножом.

Впереди, на всём обозримом пространстве — огромной фест-поляне — не росло ни деревца. Лишь узкая полоса горных кедров по краю.

«Апач» стоял на остатке спланированной щебенчатой дороги, а на поляну ответвлением уходила ещё не окультуренная грунтовка, усеянная одиночными валунами…

— Матушки гулёные, ёлки-палки, извините за мой французский, и где же тут обещанная дикая природа? — воскликнула Екатерина свет Матвеевна, ошарашенно оглядываясь вокруг. — А где пустырь?

Ага, восхитительных гор ей мало… Вслед за мной она развернулась на север, и её взгляду предстала ещё более непривычная картина места, уже получившего наименование Рок-Цирка.

Десятки разноцветных палаток разных типов и примитивных тентов кирпичного и горчичного цвета заполнили горную долину. От роскошных солидных шатров самых именитых брендов, до копеечных китайских «душегубок рыбака».

Повсюду в небо поднимался дым от многочисленных мангалов и жаровень-барбекю. У меня заколотилось сердце — родное! Почти как на берегах Батюшки в те дни, когда Енисейск, самый древний город огромного края, справляет один из праздников, там остались друзья, знакомые, коллеги… дом родной! Теперь, когда потрясение от увиденного затмило собой все остальные чувства, в моей душе проснулась ностальгическая тоска.

Я втянул ноздрями воздух — дышалось очень легко, несмотря на примешивающиеся резкие запахи костров и жареного мяса. Аппетитно!

Прислушался к ощущениям и отметил ровный гул мешанины звуков, серый шум обманчивого затишья перед бурей…

Подъехал ещё ближе и остановился, здесь было нужно принимать решение — где встанем?

Автомобили и мотоциклы всё ещё продолжали прибывать. Словно уставшие металлические жуки, они толкались по краю поля, стараясь найти парковку поближе к сцене. В итоге они заполонили все проезды, встали насмерть на листве, которую накануне намела короткая гроза.

Первое впечатление: «Новый Вудсток» — это рай для барыг, люди делают деньги просто из ничего. Уже около въезда около нас начали вертеться «бизнесмены», за бешеные деньги перепродающие оставшиеся палаточные слоты в хороших местах. Большая сцена максимально доступна лишь для обладателей фан и VIP-билетов, остальные же могут наблюдать издалека, стоя на общей территории, или тусить с краю.

Люди выбирались из машин, неспешно потягивались, оглядывали пространство, которое должно было на время стать их домом… Они ехали, толком не зная куда, но с полной уверенностью, что куда-то обязательно попадут. Парни с обветренными лицами, в ярких кроссовых куртках, шумно зачехляли мотоциклы-эндуро; их худущие девушки, вымотавшиеся после долгой дороги наверх, смотрели куда-то поверх голов, раскуривая самокрутки.

А вокруг вновь прибывших уже кипела своя, быстро формирующаяся жизнь: мальчишка с гитарой пытался поймать бой у соседнего пацана, но звук и ритм ускользал от него, смешиваясь с общим гомоном. Две деревенские девушки из Яки-Спринг, совсем еще девчонки, красуясь босиком и в длинных платьях, продавали апельсины из трёх огромных корзин и тут же готовили свежевыжатый сок да смеясь без причины.

А полиция! О, эти доблестные стражи порядка походили на садовников, которых попросили присмотреть за джунглями, внезапно поселившимися на огороде. Они какое-то время переминались с ноги на ногу, с опаской смотрели на всё это буйство красок и звуков с выражением работников, подсчитывающих сверхурочные. Впитывая последний инструктаж, копы поначалу стояли тесной кучкой у своего фургона, попивая кофе из термосов. Они выглядели скорее растерянными, чем сердитыми; их власть кончалась там, где начиналось это море палаток и людей. Вот от них отделились два парных патруля, которые быстро исчезли в толпе…

— Где встанем, коллега? — деловито поинтересовалась Катрин. — Весь центр уже занят.

— Без вариантов, — подтвердил я. — Кто-то слишком долго спит… Видишь отдельный лагерь сбоку от сцены? Это полигон участников фестиваля, групп и солистов. Наши там.

— Так, а что, если…

— Не, провальная идея. Ничего не выйдет, Екатерина Матвеевна, — покачал я головой. — Там наверняка забор вокруг и пропускная система.

Откуда-то доносился волнующий запах жареной кукурузы и сладковатый, подозрительный пряный дымок, но все делали вид, что его не чуют.

— Давай припаркуемся сбоку, вон у тех кедров, — предложила Катя, показывая рукой, — там ещё есть немного места.

— Которого скоро не останется… Правильное решение! — согласился я. — Звук мы всяко услышим, а если забраться на крышу пикапа, то что-то и увидим.

— Поехали!

Жёлтый дощатый помост под грандиозным навесом вдали представлялся огромной, по местным меркам, конструкцией и был многозначительно сумрачен и молчалив, как ещё не достроенный ковчег.

Все ждали, когда же он оживет, когда вспыхнут прожектора и наконец-то грохнет первый аккорд, первый рифф, который станет сигналом к началу этого странного собрания множества людей.

А пока что народ просто был вместе, терпеливо перенося все неудобства, словно это некая общая работа, которую необходимо выполнить в нагрузку, чтобы просто находиться здесь и ждать чуда.

Олдскулы, приехавшие поглазеть на свою молодость, качали головами, всё отлично понимая, и ничего не осуждая открыто. Захохотали молодые ребята с банджо и свирелью. Постепенно избавлялась от напряжения молодёжь из племён в традиционных одеждах из тончайшей замши, которую у нас, на Енисее, эвенки называют ровдугой. Эти были без перьев в головах, но зато с дредами — готовые хиппи!

Да, если легендарный земной фестиваль под открытым небом возле городка Бетел, на котором собралось полмиллиона человек, ознаменовал конец «эпохи хиппи», то здесь, похоже, эта эпоха только начинается.

Ребенок заплакал на руках у молодой матери, и его растерянный крик терялся в общем гуле, как ручеек в соседней горной реке.

Солнце медленно поплыло над горами, быстро нагревая яркий и лёгкий каландрированный капрон, доставленный каналом, и выцветший брезент палаток, найденных в местных локалках, и казалось, что время здесь замедлило свой ход, подстраиваясь под неторопливое биение этого единого сердца.

Если бы наследники старины Сэма Уолтона, крупнейшие держателями акций компании Walmart, как и их коллеги миллиардеры-торговцы, отчаявшиеся найти способ вдохнуть в торгово-развлекательные центры новую жизнь, взглянули на это поле у Рок-Цирка, они бы присвистнули от удивления и немедленно открыли бы здесь филиалы своих предприятий.

Ибо здесь собралось невообразимое для Платформы-5 количество потребителей самых разных товаров: пророков и их адептов, поэтов и их поклонников, молодых ностальгирующих джентльменов, забияк-пьяниц, пройдох и просто зевак, чем когда-либо видели эти холмы со времен, когда по их земным матрицам скакали индейцы с неоплаченными счетами за землю.

Но в целом на поле царила особая дружественная атмосфера, — все на одной волне, всех объединяет любовь к року.

Здесь легко можно было бы возродить бизнес и спрос, досконально изученный и зафиксированный в старых сводках, графиках, ассортиментных перечнях. Только начни!

Воздух трещал статическим электричеством грядущих взрывных эмоций и шаровыми молниями душевных порывов, от предвкушения экстаза, а ещё от простеньких транзисторных приемников, на которых зрители ловили местную рокерскую FM-станцию с трансляцией, прогноз погоды и последние новости о дорожных инцидентах.

Байкеры тяжёлых чоперов, эти рыцари магистралей с огромные кожаными кошелями на багажниках, пытались сохранять суровость, но их выдавали глаза, блестевшие как у детей перед новогодней ёлкой, а в центре всего стояла эта немыслимая сцена с колонками размером с амбар.

С Земли музыканты притащили лишь «шляпы» — огромные динамики, и начинку, да и то не всю. Ну и лейбаки «Marshall», корпуса же строили здесь.

— А ты знаешь, что американцы уже почти наладили серийный выпуск сценической звуковой и световой аппаратуры для концертных залов и стадионов? — спросил я, выбираясь из кабины. — Я там кормой в ствол не упёрся?

— Да ты что⁈ — изумилась Екатерина и ответила на вопрос: — Слега касаемся.

— О, как и хотел! Вот увидишь, скоро они начнут массово производить музыкальные инструменты, — пророчествовал я. — Не сейчас, конечно, но позже я расскажу тебе о своих наблюдениях.

— Интригуешь! — улыбнулась Екатерина.

— Они начинают системно работать с соответствующим времени «хай-теком», если можно так выразиться… Электрогитара «Gibson» в комплекте с хорошим жёстким кофром может весить под десять килограммов, а это, согласись, очень дорогое удовольствие для поставки её каналом для частного лица… А фортепиано?

— Действительно, тема интересная… Отойду недалеко, хочется купить чего-нибудь сладкое, — предупредила Селезнёва.

— Хорошо, я пока в кузове дуги поставлю.

— Мы что, палатку растягивать на этих, колышках, не будем?

— Незачем. Тент натяну, вот и будет нам палатка.

Торговцы, эти незаметные гении капитализма, предприимчивые на любой планете, уже вовсю торговали водой, сэндвичами и «сувенирами», которые к вечеру должны были осчастливить даже самого циничного зрителя Вудстока.

Две подружки и один классический ботан из Батл-Крик, что было написано у ребят на бейджиках, с выпученными глазами продавали жареный картофель-твистер на шпажках; за первые часы на Вудстоке эти невинные создания узнали о жизни больше, чем за все годы в местном колледже, и их касса, ясное дело, была полна не только долларами.

Все ждали живой музыки, как ждут опоздавший поезд, способный увезти бог весть куда. И когда первые ноты подстраиваемых инструментов, наконец, робко пробились сквозь шум, случилось странное: трёхтысячная, по моим прикидкам, толпа вздохнула почти синхронно.

Это был звук, который стоил всех VIP-билетов в отдельный сектор. Ибо, как известно, самое дорогое на свете удовольствие — то, что достается впридачу, бонусом, даже если за этим приходится вваливать в гору пешим ходом и платить беготнёй от полицейских и сном под открытым небом.

Выступил мэр Додж-Сити, как владелец территории, на которой начинался «Вудсток». Он о чём-то пошептался с помощниками, чуть не уронил микрофонную стойку, и наконец, немного путаясь от волнения, длинно объявил:

— Чертовски важная вещь, которую вы уже доказали миру Платформы-5, — это то, что столько детей, а я называю вас детьми, потому что у самого есть дети, да постарше вас, — несколько тысяч молодых людей разных народов и верований могут собраться вместе и зарядить шоу на два дня веселья и музыки, которые впоследствии войдут в новую историю рока! И не желать вообще ничего, кроме веселья и музыки, благослови вас Бог за это! — закончил он, вызвав цунами аплодисментов.

Ба-бах! Громыхнула бас-гитара, а затем и вся ритм-секция отважной турецкой группы, открывающей шоу забойной песней со словами: «Это и есть жизнь, какой ты хотел бы её видеть!».

По спине пробежал холодок.

Госпожа русский Посол полезла на пыльную крышу пикапа, а я внимательно посмотрел на толстый нижний сук дерева-пристанища.

Фестиваль начался!

И, как обычно бывает в хорошей пьесе, главным героем оказались не короли и королевы рока, а сама толпа — вся эта веселая, терпеливая и немного безумная театральная труппа, игравшая саму себя.

Некоторые выступления приходилось прерывать из-за постоянно возникавших технических проблем — гигантская толпа в эти моменты начинала бесноваться. В одну из таких задержек я услышал за спиной шум подъехавшего автомобиля и голос Катрин, которая успела обернуться первой.

— Ну вот, сейчас хиппи-атмосферу кое-кто разбавит… — сказала она без неудовольствия, но и без радости.

По другую сторону ряда горных кедров, совсем рядом с нами, на тропе остановился хорошо знакомый всем «вранглер-рубикон» с яркой эмблемой на борту. Двери распахнулась, выпуская наружу двух здоровенных помощников шерифа, экипированных максимально грозно, по-боевому, и с доберманами на строгих поводках. Зашипели рации, закреплённые на плечах.

Следом важно выбрался и сам смотритель Южных Земель — шериф из Диксона Джеми Кэсседи Он шумно, по-мальчишечьи, потянул толстым носом, что слабо увязывалось с его строгим видом, нарочито ковбойскими манерами и солидным прикидом.

— Господи, у них ещё и бронежилеты с помповыми ружьями… — пробормотала Екатерина Матвеевна.

— По ситуации, — повёл я плечами.

— Хм-м… — поджала губы начальница. — Мне кажется, что сегодня подобная демонстрация неуместна.

— Она необходима. Обыватель должен знать: перед тобой американская государственная машина, детка! Корпус тяжёлой мотопехоты с приданными ракетными, авиационными и танковыми частями, который за пару дней может стереть в порошок любой город.

По-моему, начальница со мной не согласилась. Но это было именно так.

Наркодилеры, контрабандисты, буйные апачи, поддатые ковбои, салонное и уличное хулиганьё, вся эта шваль, с которой шериф несколько лениво воюет на своей территории, и от которой обывателю всё равно периодически приходится отбиваться, по сравнению со службой шерифа и городской полицией просто… Даже не знаю. Пацаны, которые затеяли драку в подворотне из-за красивой пивной банки. Даже отмороженные курдские банды с Дикой дороги — просто приблатненные подростки с ворованными ружьями… А тут — БМП «Бредли», железо. Я бы даже сказал, чугун.

— Приветствую вас, господа русские! — зычно крикнул Кэсседи, закончив инструктировать своих быков. — Не сомневался, что застану вас здесь! Ну как вам тут, спокойно?

— Ещё бы, при такой-то охране! — ответил я, спрыгивая и протягивая руку для рукопожатия.

— Непросто? — любезно подыграла Селезнёва.

— О-о… В последний раз такое количество дурного народа я видел в Далласе, когда мы разгоняли демонстрантов ЛГБТ и идущих им навстречу реднеков! Сегодня работаем вместе с полицией, режим высокой степени готовности! — охотно пояснил шериф. — Правда, толку тут от городских немного, у этих увальней ноль полевого опыта…

— Без вашего профессионализма им не обойтись! — польстила ему Селезнёва.

— Как это верно, мэм! Здесь нужен орлиный глаз, привыкший находить в прериях хищника или бандита. А ведь здесь у каждого третьего под полой прячется револьвер или нож! — вскричал Джеми Кэсседи. — Наверняка и у вас есть стволы?

— Разве вы не досматриваете публику хотя бы выборочно? — спросил я, игнорируя коварный намёк.

— Как это сделать, мистер Горнаго? Для этого потребуется не точечное, а сплошное оцепление, периметр и куча специально подготовленных контролёров! Мы запретили винтовки и ружья, но пистолеты и револьверы… Нет, выборочно, конечно, проверяем… Помня о дипломатической неприкосновенности! — шериф повернулся к важной доме и чуть приподнял край шляпы.

— Да, молодёжь бывает такой несдержанной… — продолжала подыгрывать ему Екатерина. — Вы упомянули о режиме высокой степени готовности, что именно имеется в виду?

— Всего не знаю, моё дело — порядок на территории, Госпожа Посол. И я его обеспечу! — шериф обвёл нас строгим взглядом волкодава, выискивая на лицах тени сомнений. — Но наш губернатор поднял по тревоге морскую пехоту и рейнджеров, а все патрульные катера вышли в море. Сэм, чего вы ждёт, бездельники⁈ Становитесь слева и ближе к чертовой сцене, контролируйте путь к стоянкам и будьте на связи!

Шкафоподобные помощники шерифа посмотрели друг на друга, как бы советуясь, глянули разок на ухмыляющихся из-под темных очков шефа и отправились нести службу.

— Поднят весь флот? — нахмурился я. Такие новости обрадовать не могут.

— Да-да, даже горный патруль отправили по ущельям… Ладно, господа, дел очень много, мне надо проверить своих парней на постах, и слишком долго болтать я не могу даже с такой прекрасной дамой.

Кэссиди опять приподнял свой фетровый стетсон «Boss of the Plains» — «Хозяин равнин», — залез в «Рубикон» и упылил.

Непривычно громко играла музыка, сменяли друг друга группы, волновалось в коллективной реакции людское море. Жидкая зелень деревьев не приносила прохлады: осеннее солнце палило во всю силу. Погода и каменистый грунт благоволили зрителям. Подумалось, что если бы фестиваль проводился внизу, в долине, да ещё в дождливую погоду, то фестивальное поле превратилось бы в жидкое месиво из грязи и бултыхающихся в нём людей.

По узкой тропе, за деревьями, частично тоже заставленной автомобилями и мототехникой, сновал самый беспокойный зритель, которому вечно чего-то не хватает. И даже здесь, довольно далеко от сцены, случались какие-нибудь разборки.

Я старательно настраивался на музыкальный лад и никак не мог — слова шерифа вызывали тревогу и недоумение. Ясно, что фестиваль не мог потребовать столь чрезвычайных мер безопасности…

— Надеюсь, старина Джеми не успел испортить вам настроение, господа?

Селезнёва успела сделать профессионально спокойное, отчасти дружелюбное лицо, а я нет. Отвернувшись, прошептал начальнице:

— Они что, сговорились?

Спрашивающий с пяти метров мужчина был одет предельно по-свойски, даже по-домашнему: в серый спортивный костюм «Фред Перри» и такого же цвета слипоны на босу ногу.

Ёлки, это же Джозеф Эдгард Сандерленд, он же Ядовитый Джо собственной персоной! Серый кардинал столицы и прилегающих поселений. Прибыл на рок-фестиваль и теперь всячески подчеркивает простоту и отсутствие понтов. Хотя он мог заявиться куда угодно хоть в «семейниках», всё едино главного безопасника воспримут крайне серьёзно.