Стратегия. Дипкурьер

Глава 13 Из жизни партизан

Вот ведь какая мерзкая это штука — идиотский сон тревожной душной ночью, который окажется детальней и реальнее самой жизни… Такой, что прямо во сне нестерпимо хочется проснуться. Но не получается.

Я ползу. Колени, несмотря на плотный деним кондовой джинсы, похоже, уже стёрты в кровь о щебень штата Аризона, в котором я ни разу не был. Каждый камень — будто крупный наждак или осколок толстого стекла. А холодище… Ледяная вода ручья, по которому я пробираюсь, обжигает кожу сквозь прилипающую мокрую ткань, обеспечивая парадоксальный ожог от арктической стужи. «Двигайся, Макс, двигай, грёбаный ты папуас!», — бормочу сам себе, но слабый голос тонет в немыслимом гуле, который исходит отовсюду и ниоткуда одновременно.

Я не просто идиот, влипший не пойми во что, я волоку за собой на жёстком пеньковом канате, словно украденном с рыбацкого баркаса, целую связку зелёных противотанковых мин ТМ-62М. Чугунные лепёшки смерти, каждая под десять кило — словно гири огромных весов, на которых где-то наверху пучками взвешивают души. Они громоздкие, несуразные, поэтому обвязка впивается в плечи, обещая навсегда оставить на теле рубцы. Откуда здесь мины?

Откуда я здесь?

Русский парень Максим с Енисея, вчерашний студент из Лесосибирска, механик и водитель автобуса, а сегодня — партизан в аду, которого нет ни на одной карте.

Небо не просто тёмное — оно багровое, как запёкшаяся кровь, и там, может, уже завис спутник-шпион. По небу плывут не облака, а клубки чёрного дыма, извивающиеся словно живые.

И твари. Не кондоры и не грифы-стервятники из песни в Mackenna's Gold, нет. Существа с кожистыми, как у летучих мышей, крыльями — размах, сука, как у небольшого самолёта. Они издают звук, похожий на инфернальное шуршание огромной целлофановой плёнки, разрываемой над ущельем гигантскими руками. Звук режет нервы, впивается в мозг. «Они тебя видят, Макс, — шепчет мне кто-то изнутри. — Они все тебя видят».

Флора — словно порождение злого маньяка-мичуринца. Кактусы-сагуаро вытянулись в искажённых, почти человеческих позах, словно замурованные в плотном растительном теле скелеты. Колючки длинные, бледные, похожие на фаланги пальцев. Они шевелятся и шипят, когда я проползаю мимо. А между кактусами стелется нечто вроде плюща, листья цвета гниющей печени влажно чавкают под локтями. Кажется, они пытаются ухватить меня за руки, затормозить.

Гадство, живность ещё хуже! Скорпионы. Не те, мелкие, что в пустынях, а с кошку величиной, их хитиновые панцири отсвечивают ядовито-зелёным фосфоресцирующим светом. Они щёлкают хелицерами и не убегают, а поворачивают безглазые головы, следя за передвижением человека. Жала подрагивают в такт моему сердцебиению. «Не тронь, и они не тронут», — лгу я себе, зная, что это неправда.

За спиной, в старом армейском рюкзаке, болтается несколько шашек тротила и катушка огнепроводного шнура. На ощупь тротил как холодное мыло. А в руках я сжимаю курковую двустволку, «тулку-двудулку», как называл её дед. Старое ружьё кажется таким беспомощно-бесполезным, игрушечным против всего того, что скрывается впереди. Против них.

Пещера.

Дыра зияет в скале впереди, и не просто тёмным пятном, а настоящей бездной. Её края неровные, обломанные, словно кусок скалы был вырван из камня когтями великана. Оттуда тянет сквозняком, но не свежим, горным, а спёртым, несущим запахи влажной земли из могилы, тления и ещё чего-то паскудного…

Это не просто дыра в камне с консервированным страхом. Страшная пещера — рана на теле нашего мира, и она инфицирована.

И я знаю, что должен её уничтожить. Кто-то надоумил меня об этом во сне, вложил цельную мысль, словно патрон в патронник. «Закрой эти врата, Макс. Закрой, пока не стало слишком поздно». Что, чёрт возьми, за врата, что за ними? Кто?

Мой страх как клубок из двух нитей. Первая — люди. Я постоянно оглядываюсь, мне чудится, что в каждом закоулке ущелья притаились тени в идеально отутюженных костюмах, с холодными глазами и значками ФБР или ЦРУ на лацкане — агенты из Лэнгли или Куантико уже накрывают меня сетью. Их лица размыты, но я чувствую взгляды, тяжёлые, как свинец.

«Они думают, что я шпион, диверсант, — мелькает паническая мысль. — А как иначе объяснить появление в аризонской глуши русского с противотанковыми минами?».

Но вторая нить страха — прочней и чернее. Это то, что может вылезти из пещеры. Не люди. Нечто, для описания чего не придумано слов. Я слышу, как из темноты доносится скрежет, будто по стеклу водят огромной костью. И шёпот. Нечленораздельный, ползучий, он проникает в голову, обещая не смерть, а нечто бесконечно худшее. Безумие. Растворение. Забвение. «Оно знает, что я здесь, — давит ком в горле. — Оно играет со мной».

Каждый мускул во мне кричит от напряжения. Спина — сплошной болезненный спазм. Руки и плечи предательски дрожат, но я должен крепко держать эту дикую минную связку и просто ползти вперёд.

«Ещё метр. Ну, ещё один! Успеть, чёрт возьми, тебе надо успеть, Макс!». Воды ручья вдруг стали гуще, темнее, словно я ползу по разбавленной нефти. Она липнет к коже, и её резкий запах отдаёт серой и электричеством, как после грозы.

Я почти у цели.

Тень от стены перед входом в пещеру накрывает меня, и становится холодно по-настоящему, до костей. Эта тьма физически давит на глаза. Я останавливаюсь, прислонившись спиной к холодной скале, и пытаюсь перевести дух. Ага, воздух здесь тот самый — могильный, запах влажной гнили и древнего, инфернального зла. Подтягиваю первую мину, вторую… Они нестерпимо тяжелы. «Вот и приползли, — бормочу я, стараясь не смотреть в чёрный зев перед собой. — Русский спецназ в гости к Ктулху».

Ещё несколько метров, и я начну закладывать взрывчатку под своды этого ада, молясь, чтобы хватило времени на бегство. Начинаю устанавливать взрыватель в шашку, окоченевшие пальцы плохо слушаются. Именно в этот момент шёпот из пещеры стихает. И наступает тишина. Гробовая, неестественная, давящая тишина. Даже кожистые твари в багровом небе замирают. Что-то шевелится в этой темноте, скребётся когтями по шершавому камню, а я знаю — если оно выберется наружу, мне конец.

И в этой тишине я слышу новый звук. Отчётливый, влажный, шаркающий шаг из глубины пещеры. Не один. Их много. Очень много. Они приближаются. И я понимаю, что мне уже не успеть…

Процесс пробуждения был болезненным — очнулся неожиданно, будто от толчка. Не пошевелившись и продолжая прерывисто дышать, я не мог вернуться в реальность.

Как будто между кошмарным сном и явью пролегла граница, со всеми присущими ей атрибутами: контрольно-следовой полосой, рядами проволочных заграждений, пулеметными вышками с прожекторами и патрулями со свирепыми овчарками. Да уж… Лучше никому не рассказывать. Подумают, что сочиняю.

Через несколько минут я приоткрыл глаза и тупо уставился в потолок, пытаясь оценить степень головной боли. Затем приподнял подушку, прислонив к спинке кровати, сел, оперевшись спиной. За окнами светло. Глянул на часы. Почти двенадцать, ничего себе. Что теперь делать, надо вставать… Сел, поднялся, голова кружилась. Тело было вялым и безвольным, хотя остаток сна говорил: «Видишь, всё хорошо, тебя и на этот раз не сожрали».

В санузел! Господи, какой архитектор придумал это чудовищное слово? Нет бы назвать «санфаянсовая». Закончив поливать себя холодной водой, я подумал и достал из тумбочки некогда подаренную механическую бритву с ручным заводом «Спутник-67» Московского приборостроительного завода.

К десятилетию космической эры, запуску первого искусственного спутника Земли, эту ленинградскую бритву модифицировали в Москве, изменив внешний вид и добавив к названию число «67». В комплект к бритве идёт щёточка для чистки ножей, запасная насадка для бритья, дорожный кожаный футляр, картонная коробка, инструкция-паспорт и гарантийный талон, который я бережно сохранил. Завода у этого чуда механики хватает на три минуты, но зато пружинный механизм может работать полвека.

Сеточка насадки из не самой лучшей стали 0,05 мм довольно быстро теряет режущие свойства, но выручает дисциплина обслуживания и паста ГОИ. В противном случае бритва становится эпилятором. Я поступил хитрей и проще, заказав десяток новеньких насадок каналом, вес мизерный. В общем, мой «Спутник» бреет отлично даже спустя несколько десятилетий после выпуска. Отрабатывает под ноль, не дерёт.

Просто нужно соблюдать инструкцию, которая гласит: «…бриться, слегка прижимая головку с сеткой к коже, делать спиралеобразные движения против волоса, второй рукой натягивая при этом кожу». Пользоваться бритвой следовало ежедневно, с двухдневной щетиной низкооборотный «Спутник» справляется хуже, если сетка не отполирована вручную.

Как я понял, такие заводные механические бритвы в СССР пользовались большим спросом у советских командировочных, которые хотели по прибытии на симпозиум, выставку или съезд выглядеть опрятно. В дороге далеко не всегда появлялась возможность воспользоваться электробритвой. Ну а умельцы делали из «Спутников» машинки для набивки татуировок.

Ей я пользуюсь только тогда, когда хочется выглядеть ухоженным, а времени и желания заправлять опасную бритву нет. После бритья спрыснул лицо недорогим турецким лосьоном и, надев шорты и накинув рубашку, спустился вниз.

Ни за столом, ни во дворе никого не было. Однако столовые приборы на одну персону разложены. Для меня, значит. Поэтому я со смиренным видом опоздавшего не только к завтраку, но почти и к обеду, уселся за стол и стал ждать.

Магдалена появилась через пару минут, поставив передо мной большую глиняную кружку крепкого дымящегося кофе.

Только эта одинокая олива в центре двора знает, сколько мне понадобилось терпения и слов убеждения, чтобы Магда привыкла к кощунственной мысли — енисейский богатырь не пьёт кофе маленькими чашечками, как это принято у турок и греков. Нам подавай большую кружку американо.

— Магдалена, присаживайтесь. Давайте устроим летучую планерку, расскажите, что у нас плохого…

— Вы всё проспали, Максим, — сказала хозяйка, усаживаясь напротив, — но Екатерина Матвеевна распорядилась вас не будить.

— Хм-м… А где она?

— Уехала на «Ниве» по делам.

— Каким?

— Мадам не сказала, но в плане у неё была важная встреча с секретарём Департамента экономического развития.

— Я понял… А мужчины куда пропали?

— Мистер Гоблин вместе с вашим сыном с самого утра уехал в Стамбул.

— Вот как? — непритворно удивился я. — Похоже, действительно всё проспал.

— Мистер Гоблин был очень активен. Очень! Он разбудил мальчика пораньше, и сразу после завтрака они сели на эти ужасные большие мотоциклы и умчались. Знаете, вам надо что-то делать, я опять еле-еле уговорила этого негодника Бернадино надеть шлем.

— Поговорю с ним. Строго, — пообещал я. — Сомов что-то мне передавал?

— Михаил попросил прочитать вам это, — Марго вытащила из кармана передника маленький потрёпанный блокнот и медленно зачитала по-русски: — «Нужно без палева узнать в Додж-Сити или у кого-нибудь из окрестных фермеров, как здесь обстоят дела с аммиачными удобрениями. Где берут, сколько стоит и пр.» Что такое «без палева», Максим?

— Это значит без спешки.

— А «пр.»?

— Прочее. Сокращение такое. Магда, дорогая, дай мне это записку.

Хозяйка хмыкнула, покачала головой, затем плечами, вырвала из блокнота листок и протянула мне.

— Удивительный язык. Но я стараюсь.

Спрятал в карман шорт, потом сожгу.

— А когда…

— Мужчины вернутся около девятнадцати часов, так сказал Михаил, а госпожа не задержится после окончания рабочего дня.

— Спасибо, значит, где-то в шесть вечера…

— Обед нести?

— Что там у нас? Впрочем, у тебя всё вкусное, давай через десять минут, как раз проснусь.

Магда сдержанно улыбнулась и отправилась на кухню.

Всё понятно, Сомов практически сходу начал действовать. Мы не успели проговорить все эти моменты, но сталкер ждать не стал, значит, и время не ждёт. Ясно же, что для подрыва грота в скале до степени обрушения понадобится взрывчатка, и это не связка «лимонок». А где её взять?

Вот очень деятельный Гоблин и отправился искать аммиачную селитру, вещество, в сельском хозяйстве крайне полезное, хотя и весьма коварное. Недаром нитрат аммония производится миллионами тонн каждый год, и, тем не менее, кое-где он запрещён вовсе.

Мировым лидером в производстве аммиачной селитры остается Россия, а главная область ее применения — это удобрения. Дело в том, что огромные объёмы азота, содержащиеся в атмосфере, недоступны для большинства живых организмов. Использовать его способны лишь определенные виды бактерий. Азот, жизненно необходимый всем животным и растениям, они получают только через микробы. Нехватка азота резко снижает урожайность, поэтому его вносят в почву в составе удобрений. Одно из самых распространенных — аммиачная селитра, исключительно богатая именно усваиваемым азотом.

Сам по себе чистый нитрат аммония не взрывоопасен, а в составе удобрений его часто смешивают ещё и с другими присадками, такими как мел, которые снижают риски подрыва до ничтожных значений.

Однако при добавлении в смесь некоторых других веществ, способных запустить детонацию, всё меняется. Смесь аммиачной селитры с дизтопливом, с гидразином или с аммоналом, алюминиевым порошком, широко применяется в качестве промышленной взрывчатки.

Но эти же комбинации используют боевики террористических организаций. Соответственно, некоторые страны вводят ограничения. Например, в некоторых провинциях Пакистана власти запретили применение аммиачной селитры даже в качестве удобрений. Что, впрочем, лишь заставило злодеев переключиться на другие доступные источники взрывчатки.

Гоблин, насколько я понял, сходу решил начать с дальней точки, рассудив, что турки предприимчивей в поисках агротехнических решений. Наверное, так оно и есть. Но я крайне скептически отношусь к теме аммиачной селитры. Не знаю, что должно произойти, чтобы «управляющий каналом» в том или ином анклаве разрешил нагружать плиту терминала тяжеленными мешками с селитрой. Если же найдётся чудак, решивший потратить на это кучу «канальной валюты», то его справедливо сочтут умственно… мнэ-э… недееспособным и упекут в медблок для обследования.

Я не слышал, чтобы наши геологи обнаружили залежи селитры. Такие месторождения — крайне редкая штука. Дело в том, что окисление азота в атмосфере происходит под палящим солнцем во время гроз. Так возникает азотная кислота, выпадающая на землю в виде раствора. При попадании в почву она-то и образует нитраты. Так как растительности и влаги в таких местах нет, они не растворяются, а накапливаются в земле. В общем, крупные залежи могут накопиться лишь в исключительных условиях сухости воздуха, отсутствия дождей и растительности, читай — адской жары. Так что в Чёрных горах, лесах под Берлином и болотах близ Нотр-Дам селитру искать бесполезно.

На Земле по запасам натриевой селитры впереди планеты всей — Чили, где есть пустыня Атакама, считающаяся самым сухим местом на планете. Правда, отсутствие на месте производства работ хоть какой-то жизненно необходимой влаги, да и жизни как таковой, делает такие регоионы сложными не то, что для проживания человека, но даже для вахтовой добычи самой селитры. Ну и где такие условия имеются? В зоне интересов Каира и Аддис-Абебы? Но местные геологи, если они вообще у них имеются, ни сами там не валялись, ни их кони.

Но одно дело мои личные сомнения, и совсем другое — необходимость сделать всё хорошо не только для очистки совести, но и для достижения результата. В самом Додже ловить ничего, тут даже магазина подобного нет.

Решено, еду! Есть у меня в приятелях один крупный фермер, чуть ли не латифундист из прелестного местечка Яки-Спринг, что неподалёку от Озера Скелетов, знающий абсолютно всё о местном сельском хозяйстве. Посевы у него обширные: пшеница, кукуруза, бобы и прочее. Куплю пару бутылок бурбона, вина и конфеты супруге, подарки детям, и в путь. Эх, прокачусь! По более-менее ровным трассам, собью окалину со свечей.

Сказано — съедено и сделано. Вскоре я уже покидал территорию прибрежной Калифорнии, въезжая на благословенные земли Аризоны…

— А в Батл-Крик могут продаваться минеральные удобрения? — уже без особой надежды спросил Сомов.

Мы с Дино задумались, вспоминая обширный ассортимент магазина стройматериалов и бытовых мелочей «Милый дом», принадлежащий очень энергичной женщине Ребекке Линденбаум. Которой, однако, так и не удалось сосватать упрямого авантюриста Дария Квачмана.

— Не, в торговом зале и на стеллажах больших мешков вообще не было, — покачал головой Дино.

— Ничего подобного в «Милом доме» я не припомню, — подтвердил я.

— А в загашнике? На складе там, в амбаре? — не успокаивался Михаил.

— На складе тоже нет, точно, — уверенно сказал adottato.

— Откуда знаешь? — удивился я.

Отрок вдруг замялся и, похоже, слегка покраснел, если это можно было разглядеть в уже обычном для наших совещаний сумраке.

— Меня Аурора туда водила…

Сталкер вопросительно глянул на меня.

— Дочь хозяйки.

— Вопрос снимается, — тут же отвернул Гоблин. — По всем раскладам выходит, что в Вашингтоне нам тоже ничего не светит.

Я согласно кивнул и рассказал о своём разговоре с местным помещиком, который мне всё популярно объяснил, подтвердив изначальные сомнения. Ну, не приступили ещё люди Платформы-5 к промышленной добыче и производству удобрений, нет в этом острой необходимости. Плодородные почвы — кругом, много чернозёма, а валовый сбор невелик, ровно под потребности. Грунты не истощены, а при необходимости фермеры используют натуральные, органические удобрения: торф, навоз, сапропель, компосты…

— Вдоль побережья поля рыбой удобряют, так когда-то делали на севере США и в Канаде, — сказал Дино. — У меня есть приятель, так папаша периодически заставляет его раскидывать на участках выловленную в море рыбу и затем на мини-тракторе перепахивать её пару раз с грунтом. Зимой всё это ужасно воняет, зато потом, что ни посади, растёт, как бешеное!

— Вот-вот! — обрадовался я поддержке, — везде сплошное BIO, на всё можно лепить зелёные наклейки. Даже птичий помёт не собирают. Хотя… В рыбацкой деревне Саг-Харбор жители вполне могут собирать для своих полей и огородов гуано. Кругом скалы, пахотной земли не так уж много. Зато до чёрта птиц. Значит, есть и птичьи базары.

— Принял вас, тема мертворожденная, забиваем болт! — Гоблин рубанул ребром ладони по столу. Екатерина вздрогнула. — Что ж, с налёта решить проблему взрывчатки не получается… Есть, конечно, и другие способы изготовить адскую смесь… На мы их использовать не будем. Для это придётся арендовать подходящее помещение, заказать и получить кое-какое оборудование.

— Маль-чи-ки! — прервала его Селезнёва с тревожным предупреждением в голосе.

— Не будем, Екатерина Матвеевна, — повторил Гоблин.

— Порох в нужном количестве тоже вряд ли купишь, — я продолжил перебор возможных вариантов. — Да и саму потребность придумать сложно. Как отвечать на вопрос «зачем вам столько»?

— Гы! Представил, что мы с Гоблином катим к гроту деревянные бочки с порохом… Как в каком-нибудь «Острове сокровищ»! — раскрасил воображаемый сюжет Дино.

— А я?

— А ты на шюхере стоишь.

— На шухере, — поправил отрока Сомов. — Плохо мы ещё учим нашу молодёжь.

— Мальчики…

— Да понимаем мы… — отмахнулся я.

— Жопа, — прокомментировал ситуацию adottato.

— Дино!

— Сын, ну ты что?.. Гоб, или он прав?

Сталкер ответил не сразу. Он немного подумал, прикидывая различные варианты. И совершенно уверенно заявил:

— Не, ещё не она, курсант. Ни изделия, ни самосборка из темы не уходят. Макс, ты описывал какой-то военный форт на полпути из Аризоны в Батл-Крик, что там?

— Это настоящая крепость, фортификация серьёзная. Гарнизоном командует капитан Райан Дудак, бог, царь и комендант. Личный состав обучен и обстрелян, стычки там случаются регулярно… Стены крепкие, на башнях пулемёты пятидесятого калибра. Режимный объект, случайному человеку в цитадель просто так не попасть, допросят и обшмонают. Что ещё…

— Достаточно, — качнул головой Михаил, — уже ясно, что там пьяный прапорщик взрывчатку нам не продаст. Ставим минус. Что ещё? Здесь и в Стамбуле охрана у флотских поставлена на должном уровне, как и должно быть в боевых частях. Хотя к пороховым складам на окраине Доджа в принципе можно подобраться…

— Хм-м… Ты уже успел рассмотреть?

— Бер показал. Местные пацаны всегда всё знают, это очень ценный источник оперативный информации. Молодец.

Сынуля горделиво приосанился.

— Разве что всё-таки в Вашингтоне поспрашивать… — неуверенно предложил я.

— Сложно туда доехать, Макс?

— Да нет, транспортное сообщение налажено. Вот только стоит ли игра свеч?

Все задумались.

— … Нет, не так всё идет, не так… — начала Селезнёва голосом, не предвещающим ничего хорошего. — Товарищи, вас даже слушать страшно! Как вы не понимаете, что любые партизанские действия по поиску взрывчатки или этих, как их там называют, прекурсоров?

— Есть такое слово, — кивнул я.

— Все подобные действия грозят международным скандалом! Мы и так по лезвию ходим с этим «Кракеном», а вы продолжаете выспрашивать кого-то там, ищете не пойми что, советуетесь… Давайте уж просто объявление в городскую газету дадим: «Куплю взрывчатку. Много, дорого»! Думаете, никто не сможет сложить два плюс два? А сейчас, как я посмотрю, уже пошли в разработку грабежи и захваты армейских складов! Ладно, товарищ Гоблин в городе человек новый, но ещё пара таких поползновений в этой специфической сфере, и его чрезмерно любопытная лысина примелькается — люди начнут задаваться резонными вопросами! Возникнут подозрения! А про вас, дорогие сотрудники, я вообще не говорю. Дино, что вообще ты делал с какой-то гоп-компанией возле армейских складов? Пусть твои дружки там лазают, тебе это запрещено!

Она взволнованно перевела дух, обжигая нас гневным взглядом.

Никакого достойного варианта самооправдания в голову не приходило, лез лишь всякий бред: «… потеряв из виду сам объект наблюдения, но отметив прибытие к складу ВВ стоящего на контроле отдела пикапа „Шевроле Апач“, я срочно вызвал по рации дополнительных агентов и решил проверить обстановку на месте, перекрыв возможные пути отхода…».

— Что б никаких скупок банок с порохом из-под полы! Никаких краж мешков селитры в ночи, к военным близко не подходить! Никаких взлетающих на воздух колхозных лабораторий в подворотнях! Вы что, химики со спецподготовкой и опытом, есть образование? Нет, вы средневековые ученики алхимиков, и то заочные! Сунетесь не туда и очутитесь в морге. Я понятно объясняю⁈

— Так точно, Госпожа Посол! — рявкнул Сомов. — Восхищён! Правду мне Кастет про вас рассказывал, погоны подполковника, не меньше! Это даже не от души, а объективно. Честно говоря, я не особо и рассчитывал, что нужные компоненты удастся добыть на месте. Но провентилировать было надо. Всё верно, с этого уровня партизанщины пора перепрыгивать на другой, более реалистичный.

— Святые небеса, что вы имеете в виду, Миша?

— Сейчас, Екатерина Матвеевна. Мужики, вы хорошо знаете окрестности?

— В каком контексте? — решил уточнить я. Не любою абстрактные вопросы.

— Возвращаемся к основному варианту — доставке готовой взрывчатки из метрополии, как говорит Юра Вотяков.

— Так что же ты…

— Говорю же, провентилировать надо было, — ещё раз пояснил Гоблин. — На случай, если доставка по каким-то причинам сорвётся. Ведь дипкурьер до вас морем так и не добрался?

— Морем? — переспросил Дино.

— Так гораздо проще, Бер, чем тащить взрывчатку с кучей перевалок.

— Уф-ф… — облегчённо выдохнула Селезнёва. — Дожила, называется, доставка взрывчатки меня радует… Рассказывайте, Михаил!

— Всё выглядит относительно гладко, по крайней мере, на бумаге. Повезут на одном из шанхайских пакетботов, который контролируется ведомством Демченко.

— Наш экипаж?

— Практически да. Взрывчатка будет в ящиках.

— Динамит? — спросил я. — Такие цилиндры жёлтого цвета длиной сантиметров тридцать?

— Да ну его к черту! Динамит штука нестабильная, чувствительная, боится всего вообще, на воздух может взлететь от косого взгляда!

— Такой динамит нам не нужен! — решила начальница.

— Нужен, но не нужен. У нас будет тротил, он же тол, он же тринитротолуол. Вот это относительно безопасная в транспортировке и подготовке взрывчатка. Тол не чувствителен к удару, прострелу, огню, искре, трению, химическому воздействию, не боится воды. Его, поджигать можно! Горит, зараза, жёлтым пламенем и только коптит… Долго сохраняет рабочие свойства, надежно срабатывает даже тот тротил, что был изготовлен в начале тридцатых годов прошлого земного века… В общем, вот так. Да и выбора особого нет, Смотрящие выдают взрывчатку редко и неохотно.

— Бывает безопасная взрывчатка и безвредные яды? Ну-ну… — скептически процедила Екатерина Матвеевна,

— Короче, это ещё больше знаменитые по кинофильмам, чем динамит, толовые шашки.

— Как мыло?

— Разные бывают. Выпускают три типоразмера: большая шашка размером 10×5×5 см. и массой 400 г. Запальное гнездо под стандартный капсюль-детонатор № 8 на боковой грани. Это та самая шашка из фильмов. Малая шашка в два раза тоньше и в два раза легче. Запальное гнездо с торца. Ну и цилиндрическая «буровая», запальное гнездо тоже в торце.

— Как всё изменилось… — вспомнил я. — На современных рудниках используют аммонит, но основе аммиачной селитры. И выглядит такая взрывчатка, как толстый батон колбасы, продолговатый такой пакет, наполненный вазелиноподобным гелем. А перед тем как опустить пакет в скважину, его надрезают.

— Ты что, занимался буровзрывными работами? — удивился Сомов.

— Что ты, что ты! — замахал я руками. — Механиком работал на руднике в Северо-Енисейском районе. Там у меня всякие знакомые были… И сколько нам подгонят?

— На буровзрывных я не работал… Хотя в войсках изучали, конечно, кое-какой интересный опыт имеется, как-нибудь расскажу. Ну, и инструктаж на ход ноги у спецов. Дино, ты как, в банде? Ничего не подрывал с пацанами в Базеле? Шучу я… Сколько сахара класть, говоришь? Предварительно, пятьдесят килограммов, научники прикинули, что этого должно хватить. Согласен?

— Сложно сказать, это же не перекрытие и даже не строение, — задумался я. — На руднике взрывами формировали стенку будущего уступа, взрывники бурили вдоль неё вертикальные и наклонные скважины с трёхметровым шагом. Станки ударно-вращательного бурения были какие-то неудачные или левые, ломались, как не в себя. Их ко мне и тащили. Как мужики рассказывали… за шахматами, для наклонной скважины хватает и двух-трёх килограммов. Вертикальные скважины набивают битком, до тридцати кило взрывчатого вещества на погонный метр. Так что лучше взять три ящика, про запас.

— Без проблем. В гроте трещины есть? — продолжал выпытывать Сомов.

— Конечно. Вода сверху летит, там огромная трещина в скале, и останавливается поток только потому, что поперёк лежит обломок в форме плиты. Иначе бы водичка ниже в трещину уходила… Две трещины поменьше видел по разные стороны водопада, может, и ещё есть. Кстати, на рудниках в такие трещины гель-взрывчатку иногда просто заливают.

— Ладно, где мы, а где передовые взрывные работы… В наших деревянных ящиках упаковано по шестьдесят две большие шашки и одна буровая. Вес ящика тридцать два кило, нетто тротила — почти двадцать пять. Плюс детонаторы и шнуры.

— Внушает, — кивнул я. — Что от нас требуется?

— Первым делом безопасно принять груз в назначенном месте и в условленное время. Нужно выбрать такое место. Как тут обстоят дела с погранцами и таможней?

— Сейчас расскажу, — неожиданно взяла слово Екатерина Матвеевна. — Недавно на одном из приёмов начальник таможенной службы Калифорнии просвещал меня о положении дел. Больше хвастался перед дамой, конечно… Но картину обрисовал. Значит так. У таможенников Доджа и Стамбула отношения натянутые. Турки эластичные, любят делать дела и мутить схемы — часть сборов в виде поборов расползается по карманам. В принципе, там можно разгрузиться, но те же люди за деньги сольют информацию. Пока дело касается контрабандистов, схема работает, но в нашем случае… не знаю. У американцев служба поставлена чётко, с некоторых пор контрабанда идёт исключительно через Стамбул. Так что на наших причалах незаметно разгрузиться не получится. Теперь о пограничниках. У турок есть всего один маленький катерок, море они, по сути, сдали на откуп. Американская береговая охрана — это уже три малых боевых корабля с ракетными установками, которые патрулируют побережье от нас и чуть западнее турок. Останавливают все незнакомые суда ещё на подходе к своим водам, знакомые проверяют выборочно. В общем, в Америку незаметно не проскочить.

— Да… Развели тут дисциплину, — буркнул сталкер.

— Англичане приучили.

— Значит, и восточнее вдоль побережья не пройти. А если в тихую бухточку, где чужие не ходят? Поблизости есть что-то подобное? Или в окрестностях Стамбула?

— Обнаружат, задержат и притащат для проверки в порт, — уверенно ответила начальница.

— Принял вас, кругом вилы… — помрачнел Гоблин. — Слушай, Макс! Ты уже два раза упоминал какую-то удалённую рыбацкую деревню, расскажешь подробней?

— Саг-Харбор, самая западная часть обжитой зоны побережья, стоит практически на границе с Берегом Скелетов, дальше пески. Формально это Америка, но, по сути — не особо нужный губернатору отдельный анклав, который скоро станет независимым. Далеко, логистика сложная. Старосту зовут Пер Баккен, запоминай уже, раз в третий раз говорю, — усмехнулся я.

— Уже запомнил. А что если мотобот разгрузится у них, а мы по суше доставим ящики сюда?

— Хм-м… Вариант интересный. Но есть нюанс — дорога к ним непонятная. Да и… Тут вполне можно скроить схему похитрее, кое-что сразу в голову пришло! Но перед этим придётся ехать туда на машине или даже на двух. Хотя бы для того, чтобы узнать у старосты точные координаты места для РДО. В общем, мне надо подумать… До завтра.

Тут проснулся подозрительно долго молчавший Дино.

— Геологи! — жахнул он, решив, что настал его звёздный час. — Нужно найти американских геологов, они всегда что-нибудь бурят и взрывают, так ведь? Может, у них есть база в городе со складами интересненького! Если нет, то мы найдём их лагерь в горах, установим за ним наблюдение. Можно выкрасть одного геолога и под пыткой узнать, где у них там взрывчатка лежит. В масках конечно! Только голоса надо будет изменить — положить в рот орехи! Гоблина с собой на захват не брать, он слишком приметный, запомнят. Что, нет? Тогда просто незаметно выкрасть! Или купить, взятку сунуть!

Сынуля старался говорить по-взрослому уверенно и спокойно, но получалось плохо — юный воришка торопился, глотал слова и не мог сосредоточиться на чём-то одном… Взволнованный голос мешал собственным мыслям.

— За что мне всё это! — простонала Селезнёва.

— Спокойно! Без паники! Американских геологов щемить не будем — святые люди, песни под гитару поют про росу на карабине, — усмехнулся Сомов.

— Под банджо, — поправил я.

— Или под губную гармошку. Вряд ли тут чего-то получится. Пусть бродяжат себе спокойно. У них и без нас тревог хватит, всегда какие-нибудь команчи рядом быкуют. Да и попробуй, найди их ещё… Взрывные работы мероприятие редкое, они всё больше с молотками шастают. Не выгорает.

Он протянул ручищу и потрепал шевелюру авантюриста.

— Но какой перспективный молодой человек… — задумчиво произнёс сталкер, глядя на adottato как-то по-новому. — Бер, с тобой можно идти в диверсионный рейд! Что мы и сделаем, когда всё утрясём.

— О, боги! — в ужасе воскликнула Селезнёва.

Мы с ней отреагировали примерно одинаково: она схватилась за голову, а я за сердце.

И тут произошло нечто очень важное, неожиданно для всех развернувшее программу делового ужина совсем в другую сторону.

— Родители, не волнуйтесь! — успокаивающе поднял ладони Сомов.

— Мы не родители! — поспешила возразила Екатерина и уточнила. — Я не родитель. Он родитель! — русалка ткнула в меня пальцем.

Гоблин на секунду задумался, прищурился, а потом сказал:

— У меня репутация бесцеремонного солдафона, поэтому спрошу прямо. Дипломаты, а чё вы сих пор не поженились? Крепкая семья — залог успешных спецопераций! Вот и Сотников поручил спросить у вас, сами решитесь, или ему отдельный указ выпустить? Как вы вообще живёте, у меня бы уже мозоли на ладонях образовались!

При этих словах Дино бессовестно заржал.

— Солдафон! — страшно смутилась Екатерина.

— А я что, я согласен, — произнесли мои губы чужим голосом и словно не по своей воле.

— Что⁈ — русалка ещё больше оторопела.

— О-хо! Есть! — рявкнул Гоблин.

— Макс, ты что, предложение мне так делаешь? Или это какой-то хитрый проект?

— Avanti, padre, coraggio! — восторженно выпалил отрок.

Куда уж смелее. Впрочем…

Была не была!

— Делаю! — с вызовом сказал я, надеясь, что голос не охрипнет от волнения именно сейчас. — Делаю! Вот этими самыми губами!

Набрал побольше воздуха и решился.

— Екатерина Матвеевна, выходите за меня замуж!

Мужики что-то проорали.

Селезнева молчала, глядя меня глазами, большими, как фарфоровые блюдца.

— Ну же, Госпожа Посол! — поторопил события Гоблин.

— Что? Да как же это… Мне надо подумать, всё так неожиданно… Максим, я просто в смятении! Немного. Позже отвечу. Чуть позже.

— Поздно думать, Катрин, надо свадьбу готовить! — пробился сквозь шум в ушах голос Дино.

Да что тут вообще происходит⁈

Я с ума сошёл?

— Стоп! — поднял руку сталкер. — Берём тактическую паузу. Я бы щас фильтрованного, конечно, бахнул бы литра три, да где ж его взять-то среди сплошного крафта… В погребе у несравненной Магдалены есть отличное калифорнийское вино, я уже продегустировал. Нам нужно выпить за успех наших далеко не безнадёжных дел! Сейчас принесу.

Но долгих посиделок не получилось. Какое-то время мы сидели молча — скованные и растерянные.

— Ничего себе, вечерок… Я словно… — Катя сделала большой глоток вина и замолчала, то ли подбирая нужные слова, то ли наслаждаясь послевкусием «калифорнийского».

Не знаю, куда деть руки! Не знаю!

И тут Гоблин не выдержал.

— Дырявая голова! Я же утюг не выключил! — звонко хлопнул себя по лбу Михаил. — Давайте, до завтра, командиры и начальники!

Он встал из-за стола, схватил Дино за шкирку и буквально вытянул его за собой.

Я проблеял что-то вроде «куда же вы, ребята!» и замер.

— Ну что притих, храбрый взрывник? — строго спросила Екатерина, глядя на меня так, словно старалась высмотреть то, что раньше было заблокировано.

— Бутылку прихвати. Годится для русских, учитывая, что калифорнийское вино изобрёл наш соотечественник Челищев, — промурлыкала русалка. — Пошли, что ли?

— К-куда?

— Куда-куда, в покои! Старики говорят, что перед свадьбой молодым хорошо бы присмотреться, узнать друг друга получше. Ты же ещё ждёшь ответа, надеюсь? Вот присмотримся, и отвечу. Пошли уже, жених…

Она схватила меня за руку, и я на заплетающихся ногах и с бутылкой вина в руке побрёл за ней в здание.