10 лет спустя
Дверь тюремной камеры открывается. Сидящий за столом мужчина с наполовину европейской, наполовину азиатской внешностью поднимает глаза от книги, которую читает.
— К тебе посетитель, — произносит надзиратель.
— Кто? — спрашивает мужчина, закрывая книгу.
— Князь Грозин.
— А. Хорошо, — он встаёт и подходит к надзирателю.
Протягивает руки, позволяя надеть на себя наручники. Затем его под конвоем отводят в комнату свиданий, где его уже ждут.
Князь Грозин, как всегда, безупречно одет. Светлые волосы убраны в аккуратную причёску, на правой руке блестит обручальное кольцо, на левой — перстень с гербом рода. При виде заключённого он кивает и говорит:
— Здравствуй, Ромэн.
— Здравствуй, Александр.
Ромэн садится напротив меня. Его бледные губы изгибаются в лёгкой улыбке.
— Решил навестить меня под Новый год? — спрашивает он.
— Да. Сегодня будет праздничный ужин в поместье, решил по дороге заехать к тебе, — я достаю из-под стола коробку. — Это подарок.
— Спасибо. Ты уж прости, я для тебя ничего не приготовил, — усмехается кукловод.
Хотя, теперь он уже много лет не кукловод. Всё это давно позади. Теперь — он что-то вроде моего внештатного советника, который иногда помогает решать сложные вопросы.
Кто бы что ни говорил, а я не знаю человека, который был бы так подкован в интригах.
Ромэн открывает коробку и усмехается.
— Книги. Спасибо. Эту я давно хотел, — он приподнимает собрание сочинений Сократа.
— Мы с тобой оба любим античную философию.
— В ней много мудрости. Каждый раз открываю для себя что-то новое, — соглашается Ромэн, убирая книгу обратно в коробку. — Ну, какие новости?
— Три недели назад у меня родилась дочь. Назвал её Светланой, в честь бабушки, — отвечаю я.
— Надо же. Поздравляю. У тебя уже трое, получается?
— Да. Двое сыновей и теперь дочка, как я и хотел.
— У тебя всё по плану, — качает головой Ромэн. — А как твой тесть? Всё ещё правит и слушает твои советы?
— Если бы император сменился, ты бы узнал, даже будучи в тюрьме. Сергей Алексеевич в порядке. И да, я по-прежнему его советник по кризисным ситуациям.
— А остальные?
— Всё по-прежнему. Юрий руководит Династией, а Виталий всё ещё на твоём месте, во главе службе безопасности. За три месяца, что мы не виделись, ничего не поменялось.
— Да-а… Всё-таки ты хорош, Александр. По-настоящему объединить род и жениться на дочери императора — даже для Грозина это что-то невероятное. А если учитывать, что у Романова нет сыновей…
— Я женился по любви, если ты об этом, — перебиваю я. — Мы с принцессой живём душа в душу. Но да, для страны и правящего рода это тоже имеет значение. Мой младший сын станет князем, когда придёт время, а мой старший сын — императором.
— Грозины будут править Российской империей, — Ромэн коротко смеётся. — Кто бы мог подумать. Кто ещё из нас кукловод, Александр? Незаметно, исподтишка ты не просто победил меня и сделал Династию величайшей корпорацией в мире. Ты, по сути, основал новую правящую династию России…
— В отличие от тебя, я не стремился ничего и никого уничтожить, — отвечаю я. — Я лишь хотел объединить не только Грозиных, но и всю империю. Всё случилось как-то само собой.
— Сами собой такие вещи не случаются.
— Знаешь, когда действуешь из добрых побуждений, случается и не такое, — говорю я. — Кстати, о доброте. Пару месяцев назад надгробие твоего отца в семейном склепе потрескалось. Я приказал изготовить новое, смотри.
Показываю Ромэну фотографию на телефоне. Он несколько мгновений смотрит и кивает.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Несмотря на всё случившееся, твой отец был одним из рода. Не вижу смысла это отрицать.
Мы с Ромэном болтаем ещё немного, а затем прощаемся, и я уезжаю. А бывший кукловод возвращается в камеру, где ему предстоит провести остаток жизни.
Но мы с ним ещё не раз увидимся.
Поместье Грозиных
Огни гирлянд мерцают в оконных рамах, бросая золотые блики на снег. Внутри бальный зал превращён в зимнюю сказку: хрустальные люстры обвиты серебряным дождём, столы ломятся от угощений, а ёлка у камина достаёт до потолка, сверкая шарами с фамильными гербами. Запах имбирного печенья и мандаринов смешивается с ароматом хвои.
Я захожу в холл поместья, стряхивая снег с пальто. На пороге меня встречает семилетний Артём — мой старший сын, в бархатном пиджаке и галстуке-бабочке. Его глаза горят, как у бельчонка, нашедшего орех.
— Пап! Ты опоздал! — он хватает меня за руку, таща в зал. — Дедушка Гриша сказал, что без тебя бенгальские огни не зажжём!
— Дедушка Гриша всегда драматизирует, — смеюсь я, но позволяю тянуть себя мимо слуг с подносами.
В зале — всё, как я мечтал десять лет назад. Все Грозины вместе. Зал полон детского смеха, искренних улыбок и тепла. И тепло это исходит вовсе не от камина.
Григорий Михайлович сидит на диване у ёлки, рядом с моим младшим — Артёмом: Мальчик серьёзно тычет пальцем в старинную книгу:
— А вот это наш герб, да?
— Да, — дед поправляет очки. — Запомни его хорошенько. Рано или поздно ты станешь тем, кто будет олицетворять этот герб.
Принцесса Мария, моя жена, стоит у рояля, покачивая на руках спящую Свету. Наша новорождённая дочь сопит, уткнувшись в её шёлковое платье. Заметив меня, Мария подмигивает. Её рыжие волосы переливаются в свете живого огня.
Анна и Сергей Череповы стоят у окна, любуясь снегопадом. Она в бирюзовом платье, он — в белом смокинге. Их двойняшки, Петя и Лиза, носятся вокруг стола, пытаясь стащить крем с торта.
— Серёжа, они же объедятся! — мама игриво хлопает мужа по плечу.
— Пусть. Новый год раз в году, — он наливает ей шампанского. — За нас!
Виталий со своим сыном сидят у камина. Они оба молча смотрят в огонь, и будто говорят друг с другом без слов.
Максим осторожно обнимает свою жену Ирину, чей живот выдаёт скорое очередное пополнение в роду Грозиных. Они так мило о чём-то шепчутся, что не хочется им мешать.
Алексей и Евгения танцуют вальс под рояль, не обращая ни на кого внимания. Их дочь Марьяна, которая с возрастом стала очень походить на мать, танцует рядом со своим ухажёром — наследником графского рода Ульяновых.
Дмитрий, наш вечный бунтарь, стоит у окна с невестой — испанкой по имени Каталина. Она что-то горячо шепчет, размахивая руками, а он ухмыляется:
— Нет, любимая, у нас в роду не стреляют в воздух. Бьют бокалы. Ты же не думаешь, что все русские, тем более в нашем уважаемом роду, такие же варвары, как я?
Каталина заливисто смеётся и целует Дмитрия в нос.
Николай тащит меня к столу, где уже собираются все. Виталий поднимает бокал:
— За Грозиных! Которые…
— Которые всегда вместе! — перебивает Анна, обнимая Сергея.
Бокалы звенят. Дети кричат «Ура!», хотя младшие не понимают, в чём истинный смысл этого поздравления, ставшего нашей традицией. Снег за окнами падает медленнее, будто замедляя время.
Я смотрю на лица. На улыбку своей обожаемой супруги. На счастье Максима и его Ирины. На доверчивый взгляд Артёма, впитывающего мудрость деда. Даже Дмитрий, вечный скиталец, стоит, крепко держа Каталину за руку.
Артём тянет меня за рукав:
— Пап, а когда фейерверк?
— Сейчас, — поднимаю его на руки. — Видишь, дядя Юра уже на улице!
Юрий машет нам из сада. Татьяна стоит рядом с ним, размахивая бенгальскими огнями.
— Поехали! — кричит Юрий, поджигая фитиль.
Небо взрывается золотом. Дети визжат. Мария прижимает к себе Свету, чтобы не испугалась. Сергей обнимает Анну и детей. Григорий Михайлович улыбается, глядя, как Артём несётся на улицу и с разбегу прыгает в сугроб. Юрий ловит его и усаживает на плечи, указывая на небо, где расцветают всё новые вспышки.
В этом грохоте, среди смеха и поздравлений, я ловлю взгляд деда. Он кивает. Всего раз. Но в этом кивке — всё, что только можно передать. Я киваю в ответ, обнимаю жену и осторожно целую мягкие волосы дочери, чувствуя, как громко бьётся моё сердце.
Моя жизнь в этом мире началась непросто. Мне пришлось побороться.
Но глядя на счастливую семью вокруг, на улыбки детей и взрослых, на то единство, что царит в семье Грозиных, я понимаю, что боролся не зря.