Династия. Феникс

Глава 24

— Скидывай. Спасибо заранее, — говорю я и сбрасываю звонок.

Сейчас я нахожусь в поместье, позволив себе принять душ и отдохнуть в немного более комфортных условиях, чем жёсткая армейская койка. Однако на ночь я всё равно собираюсь вернуться в штаб.

Набираю номер князя. Он тоже сейчас в поместье, у себя в кабинете — решает деловые вопросы, не связанные с войной.

У князя занято, но уже через минуту он мне перезванивает:

— Да, Александр.

— Ваше сиятельство, Алексей выпустил какое-то видео. Мне сообщили, что там важная информация. Предлагаю взглянуть вместе.

— Что за видео? — бурчит Григорий Михайлович. — Я не отдавал ему никаких приказов. Лёша опять что-то мутит без моего ведома… Ладно, приходи. Посмотрим, что он там записал.

Надев уже ставшую привычной военную форму, я отправляюсь в кабинет князя. Там мы садимся на диван, и я запускаю скинутое Егором видео.

Алексей сидит на фоне герба Российской империи, совсем как император в своём экстренном обращении. Посыл довольно мощный — все знают, что мой двоюродный дед без пяти минут министр и один из важнейших политиков страны. У его слов есть вес.

Судя по всему, видео было записано в посольстве. Не представляю, где ещё Алексей мог найти российский герб в Германии. Ну, либо это графика.

Впрочем, неважно.

— Ваше императорское величество, — начинает он. — Я обращаюсь к вам не как враг, а как человек, чья семья столетиями служила этой империи. Сегодня на наших улицах льётся кровь — и не только солдат, а детей, стариков, тех, кто даже не понимает, за чьи амбиции умирает. Вы называете это войной кланов? Нет. Это война против самой России.

Князь кивает, молча поддерживая слова Алексея. Я пока что тоже с ним согласен, но это лишь прелюдия.

— Каждая бомба, разорвавшаяся в Москве, рушит не здания — она рушит веру народа в корону. Каждая смерть гражданского — это клеймо на вашем правлении. Вы позволили Жаровым превратить столицу в поле битвы, и теперь тень предательства ложится на ваш трон.

— Чёрт возьми, что он творит⁈ — дедушка даже хватается за голову.

Я ставлю видео на паузу. По коже бегут мурашки.

Да уж, такого я не ожидал. Алексей публично, на весь мир, обвинил Романова в предательстве интересов страны. Ни в коем случае нельзя сказать, что он не прав. Сейчас все: и дворяне, и простые люди, думают похожим образом.

Но озвучивать подобное вслух не просто рискованно, это на грани самоубийства.

— Включай дальше, — глубоко вздохнув, говорит Григорий Михайлович.

Я жму на кнопку, и Алексей продолжает свою речь:

— Послушайте меня внимательно: я, Алексей Грозин, отрекаюсь от тишины. Я возвращаюсь в строй. Моя кровь, мой опыт, моя ярость — всё это теперь принадлежит роду Грозиных. Мы стояли у истоков этой империи, и мы не позволим ей пасть.

Голос Алексея подрагивает, но вовсе не от страха. В его тоне слышится злоба, которую он еле сдерживает.

— Князь Григорий и его наследник Александр, все члены рода — не просто моя семья. Они — последний оплот порядка. И если вы продолжите закрывать глаза на резню, устроенную вашими фаворитами, знайте: я снесу каждую стену, за которой прячутся трусы и убийцы. Я сожгу дотла всех тех, кто посмел поставить личную месть выше невинных жизней. Остановите это. Сейчас. Или следующий огонь загорится у вашего порога.

Пауза. Взгляд Алексея становится ледяным. Он приподнимает голову, как бы глядя в камеру сверху вниз.

— Выбор за вами, ваше величество. И помните: Грозины не просят пощады. Мы можем лишь дать её тем, кто этого заслуживает.

Видео обрывается. Я блокирую телефон и убираю его в карман. Представляю, какая битва происходит в комментариях под этим роликом. Но даже не хочу представлять, как отреагируют на подобное государственные СМИ.

— Он с ума сошёл, — негромко проговаривает дедушка, потирая лоб. — Он же по факту поставил императору ультиматум. Либо остановите войну, либо мы объявим войну вам.

— Как он вообще решился на это и почему он не посоветовался с вами? — спрашиваю я.

— Ты что, плохо знаешь Алексея? Хотя, может быть, и плохо… Помнишь, я говорил — всё, что он делает, он делает на пользу роду? Это правда, и я никогда не откажусь от своих слов. Но иногда он действует по собственному усмотрению, не считаясь ни с чьими интересами, в том числе с моими. Только с интересами рода, которые он видит по-своему.

Я задумчиво смотрю в пустоту, не обращая внимания на вибрацию телефона в кармане. Предвкушаю такое количество звонков, что все прошлые дни покажутся мне спокойными, как вечер в деревне.

— У нас есть два варианта, — говорю, наконец, я. — Либо публично опровергнуть слова Алексея и сказать, что позиция рода Грозиных не совпадает с его. Либо хранить молчание и тем самым сказать, что мы полностью его поддерживаем.

— Что бы ты сделал на моём месте? — князь смотрит на меня.

— Вы спрашиваете совета или…

— Внук мой, — Григорий Михайлович кладёт мне руку на плечо. — Послушай. Когда всё это началось, я вдруг понял, насколько стар. Я не выдерживаю того темпа, который мы вынуждены сохранять. Чувствую, как с каждым днём, а то и с каждым часом становлюсь слабее.

— Перестань, дедушка, — отвечаю я и полностью поворачиваюсь к князю. — В тебе полно сил.

— Нет, это не так. Дослушай меня. Как только всё закончится, я хочу, чтобы ты принял титул. Я останусь генеральным директором Династии, и со временем передам эту должность Юрию. Но все эти интриги…

Он тяжело качает головой и смотрит на меня исподлобья:

— Я больше не могу с ними справляться. А у тебя прекрасно получается. Ты станешь сильным князем, который приведёт наш род и весь клан к процветанию, — уверенно заканчивает дедушка.

Не то чтобы я не ожидал подобного. Но не думал, что Григорий Михайлович поднимет эту тему до того, как война завершится.

Кивнув, я отвечаю:

— Благодарю за доверие, ваше сиятельство. Я буду с гордостью нести ответственность, которую вы мне вручаете.

— Знаю, ты меня не подведёшь, — улыбается дед и похлопывает меня по плечу. — Что ж, а теперь давай вернёмся к делу. Как бы ты поступил, если бы уже сейчас был князем?

— Что ж, — не спеша, начинаю я. — Алексей хоть и поступил своевольно, но высказал мысли многих, и наши в том числе. Мы уже пытались достучаться до императора, он нас проигнорировал. Возможно, услышит сейчас. Вопрос лишь в том, стерпит ли. В его силах объявить род Грозиных вне закона и начать полноценную гражданскую войну.

— Я не думаю, что у него хватит на это смелости, — фыркает дедушка.

Замечаю тень презрения в глазах князя. Думаю, император низко пал с точки зрения Григория Михайловича.

— Я тоже, но риск есть. Просто если он пойдёт на уступки сейчас, то будет выглядеть слабым правителем. Однако, если мы дадим ему возможность сохранить лицо, он почти наверняка согласится с нашим вариантом развития событий.

— Что ты имеешь в виду?

— Князь Домогаров и сибирские дворяне. Я ему позвоню, и мы вместе составим обращение. Повернём всё так, чтобы император мог сделать вид, будто принял благородное решение, а не поддался на давление.

— Даже если это сработает, обиду он наверняка затаит, — с сомнением произносит Григорий Михайлович.

— С этим будем разбираться уже после войны, — пожимаю плечами я, как говорится, по одной проблеме за раз.

Дедушка, поглаживая бороду, с минуту смотрит в пустоту, а затем кивает:

— Хорошо. Я думаю, что это наилучший вариант.

— Тогда звоню Домогарову, — я достаю телефон.

Оказывается, он и сам уже пытался со мной связаться, буквально только что. Перезваниваю и не успеваю прослушать даже один гудок, как он отвечает:

— Здравствуй, Александр. Ты в порядке? Как там князь Грозин?

Слышу искреннее беспокойство в голосе князя Домогарова. Даже приятно осознавать, что он переживает за нас. Зародившаяся дружба, не побоюсь этого слова, дорогого стоит.

— Мы оба в полном порядке, Кирилл Анатольевич, спасибо, что спросили. Позвольте угадать — вы посмотрели видео Алексея?

— Да, ты прав. И оно вызвал у меня беспокойство, — мрачно сообщает Домогаров.

— Думаю, оно вызвало беспокойство по всей стране. Послушайте, ваше сиятельство — у нас с князем есть план, как повернуть ситуацию на пользу всей стране.

— С радостью выслушаю.

Я выкладываю Кириллу Анатольевичу свой план: составить такую речь, чтобы у императора была возможность одновременно сохранить достоинство и пойти на компромисс.

— Непростая задача, — хмыкает Домогаров.

— Уверен, мы справимся.

— Похоже, что у нас нет выбора. На другой чаше весов — гражданская война… Хорошо, Александр, так и сделаем. Не клади трубку, я позову своих специалистов. Вместе мы придумаем такую речь, что Романов не сможет её проигнорировать!

— И это нужно сделать быстро, до того как он может принять роковое решение, — добавляю я.

— Конечно. Будем оперативны, — отвечает Кирилл Анатольевич и ставит звонок на ожидание.

— Думаю, дальше ты справишься без меня, — князь Грозин встаёт с дивана. — Я отправляюсь в штаб, ведь война пока продолжается. И чем более сильный урон мы успеем нанести врагу до перемирия, тем лучше для нас.

— Тем более, у нас есть преимущество — Жаров сейчас будет думать, что обстановка только сильнее накалилась. Пожалуй, мы можем использовать резервы, чтобы как следует подпалить Фениксу крылья.

Улыбнувшись, Григорий Михайлович кивает и направляется к выходу. Перед этим он бросает взгляд на свой рабочий стол, а затем на меня — словно призывает занять его место уже сейчас.

Но нет, я не собираюсь так поступать. Мой дед ещё жив и не сложил с себя титул. Могу поработать и на диване.

— Александр, ты здесь? — из динамика телефона раздаётся голос Домогарова, и я снова прикладываю трубку к уху.

— Да, ваше сиятельство.

— Ты на громкой связи. Давай напишем такую речь, чтобы она осталась в веках…

Проходит меньше получаса, и текст полностью готов. Кирилл Анатольевич зачитывает его вслух, мы вносим кое-какие правки и получаем сильный финальный вариант.

— Я запишу видео немедленно, — говорит Домогаров. — Опубликуем его везде, где сможем, разошлём по всем телеканалам страны. А также опубликуем в текстовом формате. Удачи нам обоим, Александр. Если не сработает…

— Сработает, — уверенно говорю я.

— Надеюсь. Полагаю, это наш последний шанс избежать войны. Ещё созвонимся, — говорит князь.

Мы прощаемся, и я тоже отправляюсь в штаб. Дедушка прав — война ещё идёт, и до завтрашнего утра вряд ли закончится. Сейчас уже вечер, но впереди целая ночь, за которую много чего может случиться.

По пути я думаю об Алексее. Вот это поступок! Очень мужественно, надо признать. Не каждый бы решился таким образом проехаться по правителю величайшей страны в мире.

Сказать, что Алексей подставил нас под удар, конечно, можно. Но это не совсем так. Я бы скорее сказал, что он поступил решительно. Отринув мягкую дипломатию, он сказал всё как есть, и поставил перед императором выбор — либо останови войну, либо война настигнет и тебя.

Как говорится, отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Гораздо сильнее меня волнует другое. Если Алексей так поступил — выходит, он не кукловод? Иначе какой смысл был в том, чтобы публиковать это видео?

Конечно, можно предположить, что он таким образом пытается усилить войну и вмешать в неё войска императора. Но я видел искренность в его глазах, слышал в его голосе — я просто не могу заставить поверить себя в то, что у ролика была такая цель.

Нет. Пускай сомнения пока и остаются — мне всем сердцем хочется верить в то, что я всё это время ошибался. Алексей, несмотря на свою изворотливость — не тот враг, с которым мы боремся.

Когда вхожу в штаб, встряхиваю головой, заставляя себя на время забыть об этих размышлениях. Здесь и сейчас я должен снова окунуться в военную стратегию.

Проходит немного времени, и Кирилл Анатольевич скидывает мне ссылку. Я перебрасываю её в сеть штаба, и видео открывают на большом экране.

Князь Домогаров стоит на фоне заснеженного леса — в Сибири снег ещё не сошёл. За ним на ветру колышутся десятки знамён с гербами дворянских родов, символ того, что Кирилл Анатольевич говорит не только от своего имени. За его спиной — всё сибирское дворянство.

Домогаров, как всегда, безупречно стильно одет, а его голос звучит глубоко и твёрдо:

— Ваше императорское величество! От имени объединённых родов Сибири я обращаюсь к вам не с требованием, а с призывом. Прошу, выслушайте меня до конца, — сделав крохотную паузу, князь продолжает: — Тысячи километров от Урала до Тихого океана учат нас одному: даже в лютый мороз можно согреться у общего огня. Сегодня этот огонь грозит спалить всё, что столетиями создавалось нашими предками.

Мы видим боль Москвы и остальных регионов, которые охватила война. Видим слёзы матерей, руины улиц, расколотые судьбы. Война кланов — это рана на теле России, и если её не исцелить, зараза дойдёт до самых окраин империи. Но мы верим: ваша мудрость способна остановить этот хаос.

Сибирь помнит, как вы, ваше величество, прекратили мятеж в Якутии десять лет назад. Не оружием, а словом. Вы собрали врагов за столом переговоров и заставили их стать союзниками. Сегодня мы готовы последовать вашему примеру. Готовы стать щитом между враждующими родами, мостом через пропасть.

Я готов лично возглавить комиссию по перемирию, если вы позволите мне.

Род Грозиных — не мятежники и не агрессоры. Они защищают то, во что верили их отцы: закон, порядок и силу России. Но и род Жаровых — не исчадия ада. Это люди, ослеплённые гневом, за которых говорит чужой яд — ведь вам должно быть известно, что юному князю помогают некие силы, расположенные за границами нашей страны. Дайте нам шанс вывести их из тени, ваше величество. Объявите перемирие, а мы, сибирские дворяне, возьмём на себя труд найти правых и виноватых.

Остановите войну — и Сибирь первой склонит голову перед вашим решением! Сохраните единство империи — и наши войска встанут на защиту трона и государственности. Сибирь служит. Сибирь помнит. И Сибирь верит в своего императора.

— Чёрт возьми, аж слёзы выступили, — говорит Игнатьев, когда видео заканчивается, и не скрываясь вытирает глаза. — Сильные слова.

— Молодец, Александр, — говорит Григорий Михайлович.

— Не всё придумал я. Но многое, — улыбаюсь я в ответ.

— Что ж, — князь складывает руки за спиной и оглядывает штаб. — Теперь нам остаётся только подождать, что ответит Романов. Если он опять промолчит — это будет всё равно что отречься от трона. До тех пор продолжаем войну. Что там под Рязанью?

— Свежий доклад, ваше сиятельство, только что поступил, — отвечает капитан. — Силы Медведевых захватили…

Мы продолжаем работу. Но спустя полчаса или даже меньше мне звонит Егор, и одновременно раздаётся возглас диспетчера:

— Император объявил экстренное обращение! Вывести на экран?

— Конечно, — отвечаю я. — Всем тихо!

Уже в который раз за последние дни я вижу на экране герб Российской империи. В нетерпении сжимаю кулаки, ожидая, что же скажет Сергей Романов.

Он появляется на экране, одетый в военный мундир, и по штабу тут же проносится общий вздох.

— Сука, это плохо. То, что он в военной форме — очень плохо, — цедит Игнатьев.

— Тишина, — напоминаю я.

— Мои поданные, — начинает император. — Я прослушал обращения, направленные вами, все до единого. Я прислушался к словам простых людей и к словам тех, кто обладает властью. Кроме того, я изучил факты, собранные за последние дни императорской разведкой. Всё это дало мне серьёзную почву для размышлений, и я был вынужден принять решение. Это решение было непростым, но оно принято. И я готов озвучить его здесь и сейчас.