Дикие земли

Глава 23

Ильнур уже и забыл, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо. От недавней противной слабости, превращавшей его в беспомощного инвалида, не осталось ни следа. Его буквально переполняла бьющая через край энергия. Паладин готов был сутками не вылезать из седла. Его немного удивляла та поразительная скорость, с которой он восстановился после полученных ран. Ему ведь и впрямь крепко перепало в крепости Свиностаса. При таких повреждениях полное исцеление наступало очень нескоро, а сросшиеся заново кости просто обязаны были донимать его ноющей болью следующие месяца полтора. А у него в настоящий момент не болело вообще ничего, даже старые раны, полученные еще в годы лихой молодости.

С гордостью за себя Ильнур вынужден был признать, что оказался гораздо крепче и здоровее, чем даже сам о себе думал.

Чудесное восстановление коснулось не только его физического состояния. Ильнур окреп и духовно. Прежняя апатия, вызванная грузом поражений и потерь, испарилась без следа. Вспоминая о злодее Свиностасе, или о похищенной Эларии, или о предательнице Лауре, Ильнур больше не страдал, но, напротив, преисполнялся какого-то неуемного оптимизма. Его не только не пугали предстоящие трудности и опасности, но хотелось, чтобы тех оказалось еще больше. Ильнур рвался превозмогать. Чувствовал себя в силах свернуть горы. Ни о чем он не мечтал так сильно, как о случайной встрече с темным властелином. Как бы он с ним расправился, с эти Свиностасом! Одной левой! Да хорошо бы, тот был не один, а с целой армией демонов. Их Ильнур тоже готов был порвать на куски.

Все-то было ему в радость: и это путешествие, и окрестные пейзажи, и спутники, казавшиеся ему самыми замечательными людьми на свете. Он перестал воспринимать их как соратников. Теперь они стали для него семьей. Николай его младшим братишкой, а Альмина любимой сестренкой. Порой Ильнуру хотелось подбежать к своим спутникам, заключить их в крепкие объятия и тискать, тискать... Возникновение подобных желаний слегка обескураживало его. Вроде бы прежде он не отличался склонностью к публичному и бурному проявлению своих чувств. И зря, что не отличался – думал Ильнур теперь. А ведь мог бы бегать по Форингу и обнимать всех вокруг. Сколько же всего он упустил в своей жизни!

Каждая пустяковая мелочь наполняла его восторгом. Он надолго заслушивался бесхитростной мелодией порхающей над ним птахи, а затем вдруг с удивлением обнаруживал на своих щеках обильные слезы умиления. Добытый заяц или мелкая косуля вызывали настоящий взрыв радости. Ильнур, как ребенок, скакал и прыгал вокруг убитого зверя, размахивая руками и ударяя себя кулаком в грудь, словно рядовой охотничий трофей казался ему поводом для великой гордости. Порой, расчувствовавшись на ровном месте, он в возвышенных выражениях сообщал своим соратникам о том, как сильно те дороги ему, как он любит их и дорожит ими. При этом слезы восторга водопадами катились по щекам паладина.

Странное поведение старшего товарища немного тревожило Кольку. Ильнур в последние дни вел себя совершенно нетипично. Он словно бы по какой-то причине впал в детство, вновь став десятилетним мальчишкой. А иногда он и вовсе превращался в чрезмерно эмоциональную девочку, распускал слезы и начинал фонтанировать такими речевыми оборотами, что даже просто слушать их было невыносимо стыдно.

Колька беспокоился - не заболел ли его друг? Тот ведь еще не до конца поправился, и путешествие могло сломить его. Правда, Ильнур не выглядел больным. Скорее…. Колька избегал этого определения, но оно само просилось на язык. Он выглядел слегка рехнувшимся.

Однако затем Колька все же сумел найти разумное объяснение поведению старшего товарища. Заключалось оно в том, что Ильнур в кой-то веки стал свободным человеком, избавившись от бремени высокой должности и связанной с нею ответственности. Вот он и позволил себе расслабиться. В конце концов, их путешествие было настоящим приключением. В отличие от серых будней верховного паладина Форинга, в ходе которых Ильнур в основном исполнял роль обычного чиновника, разбирал бумаги, решал бытовые вопросы и все больше плесневел от скуки. А ведь он всегда оставался героем и воином, живущим ради приключений и подвигов. В минуты откровенности Ильнур жаловался младшему соратнику, что в Форинге ему недоело до тошноты, государственная служба невыносима, и больше всего ему хочется сесть на коня, облачиться в латы и поехать в большой мир.

И вот теперь, когда мечта верховного паладина исполнилась, Колька не спешил винить того в излишней радости или несколько странном и неподобающем для солидного мужа поведении. Пусть себе Ильнур наслаждается их путешествием как умеет. Разве он не заслужил этого?

А вот Альмину нисколько не удивляло поведение Ильнура. Тот вел себя именно так, как и должен был при регулярном приеме наркотика. Альмина и рада бы была не пичкать Ильнура лошадиными дозами шарза - все-таки это было сильнодействующее средство, вызывающее быструю и очень стойкую зависимость. Но она понимала, что без шарза Ильнур опять затоскует, ослабнет, и тогда Коленька вновь начнет переживать за своего друга.

А чтобы Ильнуру крепче спалось по ночам, и он не мешал им двоим наслаждаться любовью, Альмина подмешивала ему в пищу мощное снотворное в таких количествах, что этими дозами можно было усыпить и хорошо откормленного дракона. Со снотворным тоже следовало быть осторожнее, особенно в сочетании с наркотиком, но разве у влюбленной девушки был выбор? Постоянно находясь под воздействием шарза, Ильнур сам ни за что не уснул бы. Он бы колобродил всю ночь, мешая влюбленным заниматься их романическими делами. Вот и приходилось усыплять его, а утром, в ходе завтрака, вновь взбадривать наркотиком. Без утренней дозы паладину уже было не обойтись. В противном случае поведение Ильнура приобрело бы настолько странный характер, что это обязательно встревожило бы Коленьку.

Альмина понимала, что все это едва ли пойдет Ильнуру на пользу. Но она уповала на то, что крепкий организм паладина успешно выдержит текущую нагрузку. А впоследствии она постепенно снизит дозу и как-нибудь незаметно сумеет вывести его из состояния зависимости. Но если уж совсем честно, то она вообще не думала об Ильнуре и о том, сколь сильный вред ему наносит. Все ее думы были обращены на единственный предмет во вселенной - обожаемого Коленьку. Они снова были вместе. Ее герой вернулся к ней живым и здоровым. Ну, почти. Какой-то злодей (возможно, трижды проклятый Свиностас) поразил его кинжалом в бок, но Альмина быстро справилась с той раной, да так, что от нее не осталось и следа.

Когда Коленька сообщил ей о том, что Ильнур собирается оправиться на поиски Эларии, а он сам решил сопровождать его, Альмина не колебалась ни минуты. Вновь разлучиться с возлюбленным? Вновь позволить тому покинуть себя и отправиться в неведомые края, где на каждом шагу подстерегает смертельная опасность? Ни за что! Она прямо заявила Коленьке, что поедет вместе с ними. Тот поначалу заупрямился, решив, что Ильнур не одобрит ее участие в походе, но Альмина спокойно и рассудительно объяснила ему, почему это должно быть так, а не иначе. Она привела ряд неоспоримых аргументов в пользу ее необходимости в этом рискованном приключении, и Колька, выслушав их, вынужден был признать, что подруга права. В самом деле, глупо и опасно было отправляться в путь без целителя. А если кого-то из них ранят? А если обоих сразу? С мелкими царапинами все просто - перевязал тряпицей и скачи себе дальше. Ну а если вдруг что-то серьезное? Без своевременной медицинской помощи даже паладин может умереть. Так что лекарь в их маленьком отряде точно не будет лишним.

Но не одна лишь практическая необходимость руководила Колькой. Путешествие скрашивалось ежедневными любовными играми перед сном, благо Ильнур, едва лишь веки его смыкались, тотчас же начинал храпеть, хотя минуту назад его буквально распирало от бодрости. Имелся и еще один плюс - Альмина отменно готовила. Питаться по-людски было несравнимо приятнее, чем давиться безвкусными лепешками или пахучей и жесткой солониной.

Они стремительно продвигались на юг. Ничто не задерживало их в пути. За все те дни, что их малый отряд скользил по границе Ангдэзии с нейтральной полосой, им не повстречалась ни одна живая душа. Королевство добра затаилось в тревожном ожидании. Призванные извне герои не ходили больше на поиски приключений, но безвылазно сидели в приграничных крепостях, усиливая их штатные гарнизоны. Все ждали агрессии со стороны Кранг-дана. Но темная империя бездействовала. Пока бездействовала.

На шестой день Ильнур вдруг произнес:

- Вот и все, друзья мои. Помашите ручками нашей любимой Ангдэзии.

Колька и Альмина удивленно посмотрели на него. Затем огляделись по сторонам, но не смогли заметить никаких изменений. Как и прежде слева от них зеленел лес, а справа тянулась серая равнина нейтральной полосы. За минувшие дни они ни разу не встречали людей, и даже не видели признаков человеческого жилья. Но это объяснялось близостью к границе. Так что оба вначале не поняли, о чем говорит Ильнур. Все ведь оставалось так же, как и прежде.

- Мы уже не на землях Ангдэзии, - пояснил паладин, весело глядя на удивленные лица спутников.

- В самом деле? - спросил Колька. - Как ты об этом узнал?

- Узнал, - засмеялся Ильнур. - Я ведь не всегда был верховным паладином Форинга. В свое время много где постранствовал. Поверьте, мы уже несколько часов как покинули Ангдэзию.

- И где же мы сейчас? - спросил Колька.

Он привык делить этот мир надвое - на королевство добра и империю зла. Колька, разумеется, был в курсе того, что на свете есть и иные земли. К тому же сам мир был исследован далеко не полностью – в нем оставалось немало темных пятен, куда еще не ступала нога путешественника. И все же для Кольки он делился строго на две половины. Точнее, на три, если считать и нейтральную полосу. И вдруг они не в Ангдэзии, и не в Кранг-дане, и не на нейтральной полосе. Даже как-то странно.

- Этот край называют дикими землями, - ответил Ильнур. - Он довольно обширен, и тянется от сих пределов до южной оконечности материка. В самом сердце диких земель раскинулся великий лес - королевство эльфов.

- Никогда не видел эльфов, - признался Колька. - А вы?

- Я нет, - сообщила Альмина.

- А я видел однажды, - сказал Ильнур.

И отвечая на немой вопрос спутников, добавил:

- Да ничего там особенного. Они почти такие же, как мы. Если не присматриваться, то и не поймешь, что перед тобой не человек.

- Так мы поедем к эльфам? - спросил Колька.

- Это вряд ли, - усмехнулся Ильнур. - Те не слишком жалуют гостей. Но в землях сих обитают не только эльфы. Людей здесь тоже хватает.

- Странно, что Ангдэзия до сих пор не подмяла этот край под себя, - заметил Колька.

- А что тут подминать? - удивился Ильнур. - Мало радости владеть болтами, ущельями да дремучими чащами. Уж не говоря о том, как трудно найди в этом краю желающих платить налоги. Контроль над дикими землями потребовал бы слишком много ресурсов и большого числа войск при практически нулевой отдаче.

- А как же злодеи? - спросил Колька. - Почему они не захватили эту территорию?

- Ровно по той же причине, что и Ангдэзия. Известно, что Дакрос время от времени посылает своих послов к эльфам. Мы тоже это делаем. Но те упорно держатся в стороне от нашего противостояния.

- У них большая армия? - спросил Колька.

- Да нет. Не особо. Их в целом не слишком много. Но с эльфийской помощью можно было бы взять под контроль весь регион и создать дополнительную угрозу для противника.

По мере их продвижения на юг местность менялась. Что больше всего поразило Кольку, так это постепенное исчезновение нейтральной полосы. Серая безжизненная равнина сменилась обычной степью с все более пышной травой. Затем на ней стали возникать одинокие деревца. Тех становилось все больше. Пропитанный ядовитыми испарениями сухой воздух очистился и стал влажным, а аромат токсичной свалки сменился несравнимо более приятным благоуханием гнили. Твердая почва под конскими копытами приобрела топкий характер. Стало много зелени - трава была так высока, что щекотала лошадям животы. Деревья, прежде жмущиеся в отдельные рощицы, сомкнулись вокруг настоящим лесом. Но тот все еще оставался достаточно жидким, чтобы не мешать продвижению всадников.

Ближе к вечеру они заехали в настоящее болото. То встретило чужаков мощной комариной атакой. Кровососы едва не сшибли Кольку с седла. Ильнур отбивался от них руками и ногами. Ненасытные насекомые с грозным гулом наседали на всадников, не щадя ни людей, ни лошадей. Но тут Альмина в очередной раз доказала свою полезность - она извлекла из сумки какую-то баночку, открыла ее и по воздуху тут же распространился сильный, щекочущий ноздри, запах. Людям он не повредил, а вот комары, едва зачуяв его, тотчас же обратились в бегство.

- Я уже успел забыть, как сильно ненавижу болота, - сообщил Ильнур, стирая с себя размазанные в лепешку тела убитых им комаров и собственную кровь, успевшую оказаться в их желудках.

На ночь они остановились на вершине холма, где ветерок отчасти разгонял комариные орды и болотный смрад. Едва кончив ужинать, Ильнур колодой повалился на свой спальник и мощно захрапел. Убедившись в том, что паладин крепко спит, Альмина подобралась к Кольке и нежно прижалась к нему. Но тот, вопреки обыкновению, не ответил на ее ласки.

- Давай не сегодня, - сказал он. - Что-то не нравится мне здесь.

Из темноты несся несмолкаемый лягушачий хор. Слышался плеск воды, тяжелое чавканье, будто что-то больше и грузное медленно ковыляло по болоту. Шуршала трава. В воздухе повис аромат гнили и сероводорода. Комары, напуганные средством Альмины, не дерзали приближаться к лагерю, но Колька прекрасно слышал их недовольное гудение.

Альмина предприняла еще одну попытку возбудить любовника, но Колька остался непреклонен. Девушка начала злиться. Она сердито засопела и попыталась куснуть его за ушко. Колька увернулся, а затем произнес серьезным тоном:

- У меня странное чувство, будто за нами наблюдают.

- Но Ильнур ведь ничего такого не заметил, - напомнила Альмина. – Значит, тебе просто показалось.

Она, конечно, была права. Уж Ильнур-то не прозевал бы притаившуюся опасность. Чутье у паладина было развито куда сильнее, чем у его младшего товарища. Но тот не выказал никакого намека на беспокойство. Набил за ужином брюхо и завалился спать, будто был у себя дома. Колька, конечно, не мог знать, что ударные дозы шарза, на котором Ильнур сидел уже неделю, заметно притупили его интуицию и не только ее. А крепко и быстро заснуть помогло иное снадобье, подсыпанное в пищу заботливой рукой Альмины.

- Может и показалось, - согласился Колька. - Но лучше уж побыть настороже.

Сказав это, он нежно, но решительно, отстранил от себя Альмину, предпочтя положить подле себя не возлюбленную, но обнаженный меч. Девушка тут же вознегодовала. Что это такое? Ее отверг возлюбленный? Подобное нельзя было оставлять без внимания. К счастью, собираясь в дорогу, она предусмотрела и такую возможность. И прихватила с собой средство, способное разжечь огонь страсти хоть в покойнике. Угощать им Коленьку сегодня было уже поздно, а вот завтра вечером сделать это будет необходимо.

Лягушки орали, как оглашенные. Издалека донеслось громкое сердитое уханье. Альмина давно спала, свернувшись калачиком под тонким одеялом. Колька лежал на спине, заложив руки за голову, и глядел в темное беззвездное небо. Вопли и крики животных, несущиеся из темноты, не особо тревожили его. В отличие от гадкого ощущения опасности, возникшего незадолго до того, как они выбрали место для ночевки. Ильнур не проявил беспокойства, это да. Но Ильнур все последние дни был каким-то странным и... да, беспечным. Припомнив все, Колька вынужден был это признать. Обычно верховный паладин Форинга отличался старательной осторожностью, предпочитая перепроверить все по десять раз. А ныне вел себя так, будто находился не в чужом враждебном краю, а у себя на даче.

- Или это я себя попусту накручиваю? - тихо спросил Колька вслух.

Он тихонько встал, вооружился горящей веткой, и осмотрел натянутую вокруг лагеря проволоку с колокольчиками, которую они всякую ночь расставляли на случай появления незваных гостей. Та была в порядке. Колька для пробы шевельнул ее пальцем. Колокольчики слабо зазвенели. Колька посмотрел на Ильнура. Тот продолжал храпеть в три дырки. Хотя паладину, едва до его ушей донесся тревожный звон сигнальных колокольчиков, полагалось вскочить и схватиться за меч.

- Что это с Ильнуром? - проворчал Колька. - Заболел он, что ли? Или стареет?

Вернувшись обратно, Колька бросил в костер охапку хвороста, и лег на свою походную постель, вновь положив подле себя меч. Наказал себе, что проснется через пару часов и подбросит в огонь еще дров. Искусству просыпаться в загаданный час его обучил Ильнур. Тот самый Ильнур, который прямо сейчас беспечно храпел себе и в ус не дул, будто спал у себя дома, а не вблизи какого-то жуткого болота, где явно обитали не одни только безобидные лягушки да пиявки.