Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

VII

Из записок

Алексея Монахова

'…И возмущался капитан:

'С углём исчезла красота,

Когда идём мы в океан,

Рассчитан каждый взмах винта.

Мы, как паром, из края в край

Идём. Романтика, прощай!'…

Вот уж не думал, что придётся однажды применить эти строки Киплинга к Внеземелью! Здесь космонавтика в своём развитии сумела проскочить героико-романтический период, описанный у Кларка, Станислава Лема в «Пилоте Пирксе», да хоть у тех же Стругацких, в их ранних произведениях. Использование «батутов» избавило от необходимости долгих, на месяцы, если не годы, полётов в отрыве от Земли, без надежды на помощь, случись что… Не то, чтобы это было уж вовсе невозможно — просто чтобы оказаться в подобной ситуации требовалось крайне маловероятное совпадение множества маловероятных событий. Но это относится только к преодолению межпланетного пространства; на планетах же и прочих небесных телах покорителей Внеземелья по-прежнему ожидает тысяча и одна опасность, избежать которые, или, хотя бы, в полной мере к ним подготовиться решительно невозможно. Доказательств тому море — от случая со станцией «Лагранж», экипажу которой пришлось дожидаться помощи Земли много месяцев, до катастрофы со станцией «Кольцо-1».

Дело было там же, в системе Сатурна — трагическая, но до некоторой степени нелепая история, вызванная во многом нелепым стечением обстоятельств, хотя и без пресловутого человеческого фактора не обошлось. Ошибка пилотирования привела к тому, что челнок, доставлявший грузы на «Кольцо-1» (станция не имела своего «батута» и получала всё необходимое с «Лагранжа») при маневрировании зацепил грузовой причал, причём носовая часть намертво застряла, в обломках. Происшествие, конечно, нештатное, но достаточно рядовое; обитатели станции уже облачались в вакуум-скафандры, готовясь выйти наружу и резать перекрученные металлоконструкции, удерживающие челнок — и тут случилось то, чего никто не ожидал. Мы никогда не узнаем, что стало причиной того, что произошло потом. То ли пилот челнока не захотел окончательно губить свою карьеру (парой месяцев раньше у него был похожий случай, на «Лагранже», с куда более скромными последствиями), то ли банально запаниковал — но вместо того, чтобы вырубить, как этого требует инструкция, двигатели и, облачившись в гермокостюм, ждать помощи, он стал действовать самостоятельно. Сперва он дал несколько разнонаправленных импульсов маневровыми двигателями, пытаясь раскачать застрявший корабль, а после этого — врубил маршевый движок на реверс, благо конструкция поворотных дюз позволяла. И — не заметил, что одна из маршевых дюз смотрит в корпус станции, точно в выпуклую панель, скрывающую люк аварийно-ремонтного шлюза.

Последствия оказались роковыми. При столкновении был совершенно уничтожены антенны на носу челнока; пилот остался без связи, и это не в последнюю очередь могло стать причиной охватившей его паники. О том, что шлюз уже открыт, он не знал — корпус заслонял обзор, и когда первые двое ремонтников появились в проёме люка, импульс полной тяги сдул их с корпуса станции, разорвав в клочья скафандры, а заодно выжег внутренности шлюза. Повреждения серьёзные, не фатальные — если бы не лопнула переборка, за которой помещались баки со сжиженными газами. И если для челноков и орбитальных буксиров их требовалось не так уж много, то движки, корректирующие орбиту «Кольца-1» (гравитационное воздействие Сатурна и ближайших спутников делали её орбиту мягко говоря, не стабильной) прожорливостью не уступали стаду слонов на водопое. И водород, и кислород добывали тут же, на станции из ледяных обломков, которые приходилось вылавливать из колец Сатурна — и сейчас эти два газа, смешавшись, произвели тот самый эффект, для которого их и получали.

Последствия были ужасны. Огненный столб, вырвавшийся из шлюза, ударил в челнок — но не освободил его, а только разрушил кокпит, испепелив заодно и виновника катастрофы. Маршевый двигатель при этом продолжал работать — и остановился только когда вышло всё топливо, то есть через полчаса. Этого времени вполне хватило, чтобы станция беспорядочно закувыркалась, сошла со своей, и без того не слишком стабильной орбиты, и медленно, неотвратимо к плоскости Колец, к сплошному полю каменных, ледяных и железных глыб.

Картину эту, замерев от ужаса, наблюдали на «Лагранже» в прямом эфире. Камеры были установлены на втором челноке — в момент катастрофы он висел в стороне и не попал под плазменный выброс. Пилот челнока, едва разобравшись в произошедшем, дал полную тягу и пошёл на сближение с погибающей станцией, но попытки состыковаться и снять уцелевших, ни к чему не привели из-за разрушенного шлюза и хаотического вращения станции. Единственное, что он смог сделать — это передавать на «Лагранж» картинку до самой последней секунды. После чего развернулся и увёл челнок прочь, не желая увеличивать скорбный счёт этого дня ещё на две человеческие души.

Мне рассказывали — уже потом, на Земле, — что Леонов все это время провёл в командном отсеке «Лагранжа» и слышал прощальные слова людей с «Кольца» за миг до того, как ледяная глыба смяла станцию, как пустую жестянку из-под пива. Не знаю, скольких лет жизни стоили Алексею Архиповичу те страшные часы — но скудная его шевелюра сделалась после этого совершенно серебряной…

К счастью, такие происшествия редкость. Но… масштабы проникновения человечества во Внеземелье растёт невиданными темпами; за пределами нашей планеты работают уже десятки тысяч людей, и недалёк тот день, когда счёт пойдёт на миллионы. При этом, увы, неизбежны и человеческие жертвы — их уже немало и будет ещё больше — недаром на чёрной плите монумента в Королёве нет ни одного имени, иначе скоро там не осталось бы свободного места…

А всё же, нельзя не признать: безопасность дальних перелётов, пожалуй, выше, чем у плаваний на крупных океанских судах. И дело не только в феноменальной (по сравнению с космическими, да и прочими летательными аппаратами «той, другой» реальности) прочности и надёжности конструкций. Хотя с тех пор, как отпала необходимость экономить на толщине обшивки и переборок, а так же на массе забрасываемого за пределы Планеты, оборудования, эти показатели почти сравнялись с таковыми у бульдозеров или, скажем, тепловозов. Главное, конечно, «батутные» технологии — ведь, случись какая-нибудь авария, достаточно зависнуть в Пространстве и вызвать с Земли ремонтную бригаду со всем необходимым оборудованием, запасными частями и специалистами, способными устранить неполадки в самые сжатые сроки. Причём не существует ограничений на габариты и типоразмеры — через «батут» легко пропихнуть практически всё, что может понадобиться, да и найти на складах Земли можно практически что угодно. Ну а в самом крайнем случае — несложно эвакуировать экипаж аварийного корабля через «батут», или, если тот не действует, погрузиться на лихтер и ожидать спасателей, которые способны добраться до места катастрофы практически из любой точки Солнечной Системы за считанные сутки. Для этого недавно введен в строй спасательный тахионный планетолёт «Амундсен» — насколько мне известно, он ни ещё разу не использовался по прямому назначению…'

«…не обошли неприятности — ничтожные, разумеется, на фоне трагедии 'Кольца-1» — и наш «Арго». После выхода из первой червоточины, (до Пояса Астероидов мы добирались в два прыжка, с промежуточной «остановкой» для определения координат и настройки тахионной торпеды) главный инженер объявил, что один из ионных двигателей барахлит. И если глубокоуважаемый Андрей Львович не хочет неприятностей, то лучше прямо сейчас, пока до Земли всего один прыжок, вызвать ремонтников. Капитан озадаченно нахмурился, буркнул под нос нечто неразборчивое и, как я подозреваю, не вполне цензурное, и согласился. В результате мы уже третий день висим примерно на уровне орбиты Марса (сама Красная Планета сейчас по другую сторону Солнца) и материм земных снабженцев, которые опять накосячили с номенклатурой запасных блоков. Решительно ничего в этой жизни не меняется — какой-нибудь клерк, формирующий груз для отправки за полтораста миллионов километров путается с номенклатурами запчастей точно так же, как его коллега, посылающий заказанные запчасти к тракторам «Беларусь» и картофелесажалкам в сельскую МТС…

К процессу ремонта меня и моих подчинённых не привлекали — специалистов хватало, что своих, из команды «Арго», что с Земли. Капитан, пользуясь неожиданной задержкой, приказал провести профилактический осмотр внешнего оборудования корабля, и прежде всего, шлюзового и швартовочного хозяйства — в предстоящей миссии именно на их механизмы придётся львиная доля нагрузки — и теперь я висел на внешнем корпусе и один за другим прощупывал переносным тестером электронные блоки, скрытые за многочисленными лючками. Такая работа не требовала особой сосредоточенности — отличить зелёный огонёк, сигнализирующий об исправности, от красного, сообщающего о неполадке, в состоянии даже корабельный кот Шуша, — так что у меня оставалось время для отвлечённых размышлений. Их плоды я после смены аккуратно заносил в электронный дневник — как эти вот строки, которые вы имеете удовольствие сейчас читать.

Почему, спросите, «отвлечённых»? Казалось бы, «Арго», по внешней обшивке которого мы ползали, словно муха по оконному стеклу, вполне конкретен, как и любой корабль во Внеземелье, за исключением тех, что не успели перекочевать с кульманов профильных КБ в эллинги орбитальных верфей. Но — именно этими, последними, только рождающимися в умах конструкторов инженеров-конструкторов и заняты сейчас мои мысли.

Подобно тому, как в индуистской мифологии земная твердь держится на спинах слонов, на двенадцати их ногах — так и освоение Внеземелья стоит на реакторных колоннах тахионных планетолётов. На настоящий момент их шесть единиц — два рейдера, наша «Заря» и американский «Дискавери», и четыре тахионных буксира, первым из которых стал французский «Сирано». Именно к этому классу относится и «Арго» — их задача состоит в доставке к другим планетам или планетоидам построенные на орбите Земли космические станции, оснащённые «батутами». Сами буксиры батутов не имеют; к точке назначения они идут при помощи тахионных торпед, возвращаются же через «батуты» станций. Тахионные буксиры — настоящие рабочие лошадки Внеземелья; за несколько лет, прошедших с того дня, когда «Заря» впервые доставила таким образом станцию в «Пояс Астероидов», они «развезли» по Солнечной системе не меньше полутора дюжин новых «бубликов», работавших теперь возле Юпитера, Сатурна и Нептуна. Что касается внутренних планет — каждая из них тоже успела обзавестись рукотворными спутниками, и даже Меркурий получил станцию «Гермес», которой, чтобы не быть испепелённой мартеновским жаром близкого светила, приходилось постоянно корректировать орбиту, прячась в тени планеты.

Задача рейдеров иная, более соответствующая творениям писателей-фантастов. Эти корабли-разведчики, подлинные первопроходцы Внеземелья, первыми добираются до какого-нибудь отдалённого уголка Солнечной Системы и разворачивают там комплекс исследовательских работ. Строго говоря, такой и должен был бы сейчас лететь к Полигимнии, однако, в ИКИ сочли, что имеющейся информации достаточно, чтобы перейти непосредственно к этапу освоения — и к астероиду решили сразу отправить полноценную станцию, выделив этого «Арго». Решение вполне логичное — в самом астероиде нет ничего примечательного, интерес для Земли представляли «сверэкзотические» элементы в его недрах. А с их поисками вполне могла справиться и планетологическая группа «Арго», возглавляемая Денисом Шадриным — не без помощи вашего покорного слуги, которому и предстояло возить на Полигимнию и обратно учёных с их приборами, оборудование для горных разработок, а потом и руду, содержащую заветные «сверхэкзоты», так нужные физикам-тахионщикам…

Между прочим, о тахионной физике — точнее о тахионном приводе кораблей, неважно, рейдеров или буксиров. Ходили когда-то по земным рекам, в том числе и по нашим Волге, Енисею, каналам Мариинской водной системы, необычные буксирные суда, называемые кабестанами или туерами. Пришедшие на смену бурлакам и конским упряжкам, волокущим баржи и лодки с грузами, они приводились в действие паровой машиной, которая, вместо того, чтобы вращать винт или гребные колёса, перематывала но большом барабане трос или цепь, проложенную вдоль реки.

Система эта, громоздкая, намертво привязывающая судно к упомянутой цепи, имела, тем не менее, и преимущества — прежде всего, простоту и надёжность в эксплуатации. Потому и ходили кабестаны по рекам до начала двадцатого века, да и сейчас попадаются кое-где.

К чему это я, спросите? А к тому, что нынешний наш способ передвижения при помощи тахионных торпед чрезвычайно напоминает эти вот туеры-кабестаны. Или, если хотите, знаменитого барона Мюнхгаузена, вытащившего себя из трясины вместе с лошадью за косицу парика… В любом случае, средство передвижения наших тахионных планетолётов находится, как и у буксиров-кабестанов, снаружи, а не внутри корабля, и выход их этого технологического тупика обещали те самые «сверэкзотические» элементы, за которыми мы летим сейчас к астероиду 33 Полигимния…'

В наушниках зашипело.

— Вышка — Крабу Первому, как слышите?

— Вышка, слышу вас хорошо. — отозвался я.

— Краб Первый, сколько вам ещё возиться?

— Вышка, я Краб Первый, уже закончил, осталось задраить тут всё, и готово.

— Вышка — Крабу Первому. Возвращайтесь скорее. Ремонтники закончили, собираются отбыть через «батут». Старт к Полигимнии через час, так что поторопитесь!

— Принято, Вышка, отбой!

Я щёлкнул крышкой сервисного лючка, проверил, крепко ли держится фиксирующий винт. Всё было в порядке. Тогда я оттолкнулся и, перебирая страховочный линь, поплыл к шлюзу, по контуру которого весело перемигивались зелёные огоньки. Полёт продолжался.

Конец первой части