Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

IV

— Тебе уже приходилось пользоваться этой штукой?

— Нет, это будет первый раз. — Серёжа помотал головой. — Вообще-то нас трое должно сегодня отправиться, но ребят задержали, что-то с оформлением командировки…

Шадрин ухмыльнулся.

— В космос мотаемся, как в соседний город на автобусе, нуль-Т вот придумали, как в книжках братьев Стругацких, — а бюрократии меньше не становится! И, похоже, нескоро станет…

«Нуль-Т», «нуль-порталом» или, если использовать официальное название, «транспортировкой с нулевым временным интервалом», — именовалось новое поколение «космических батутов», недавно введённых в эксплуатацию. В отличие от прежних, установленных в «дырках от бубликов» орбитальных станций и тахионных планетолётов, нуль-порталы предполагалось ставить внутри космических объектов и терминалов наземных батутодромов — таких, как в зале ожидания которого и пребывали сейчас Серёжа Лестев и планетолог Шадрин.

Собственно, это была первая на планете действующая установка такого рода — не экспериментальная, а предназначенная для регулярного пассажирского сообщения. «Ответный» нуль-портал стоял на станции «Гагарин», которую для этого пришлось радикально перестроить, переоборудовать и поднять с низкой орбиты на геостационарную. Сейчас станция висела в зените, над подмосковным Королёвым; по ночам её можно было даже разглядеть невооружённым глазом в виде крошечной звёздочки пятой величины.

Табло над проходом, ведущим к порталу, засветилось зелёным. Из динамика зазвучал женский голос: «Пассажирам с номерами 61, 62 и 63 проследовать по коридору отправления. Остальных просьба дожидаться своей очереди. Приносим извинения за незначительные задержки…»

Словно как в обычном аэропорту, подумал Серёжа, только там объявляют номера рейсов, а здесь — персональные номера отбывающих пассажиров. Тахионное зеркало пропускает по три человека за один раз; инструкция, которую отбывающим повторяют, по меньшей мере, трижды (и это не считая розданной брошюры), требует входить в нуль-портал одновременно или с минимальными промежутками. Тех, кто замешкается, ожидают неприятные ощущения: сильнейший приступ головокружения, тошноты и потери равновесия, после чего они ткнутся носом в металлическую стену позади портала, никуда, разумеется, не отправившись.

Разработчики обещают, что в следующем поколении нуль-порталов эти недостатки будут устранены, и пользоваться ими смогут хоть инвалиды, хоть пенсионеры — но сейчас с неудобствами приходилось мириться.

По мнению Серёжи, дело того стоило: проще немного сосредоточиться перед входом в нуль-портал, чем тратить уйму времени на посадку в орбитальный лихтер, а по прибытии на станцию пробираться в невесомости по переходной трубе шлюза с багажом на буксире…

Двое парней лет семнадцати-восемнадцати с рюкзачками, украшенными эмблемами «юниорской» программы, торопливо поднялись с кресел, надвинули на глаза тёмные очки-консервы и прошли в коридор. Багажных тележек у них не было. Из динамика дважды прозвучал призыв к отставшему пассажиру с номером «62»; наконец он появился и, едва не спотыкаясь на бегу, скрылся в коридоре.

Торопиться, подумал Серёжа, и есть с чего — пропустивший свою очередь долго ещё не улетит. Порядок отбытия расписан на сутки вперёд, разве что кто-то не явится и можно будет занять его место, но для этого придётся часами торчать в терминале, ожидая оказии и проклиная собственную нерасторопность…

Табло мигнуло и погасло. Коридор осветился сиреневым сполохом, из динамика прозвучал музыкальный сигнал, табло снова вспыхнуло — на этот раз красным.

Денис огляделся, недовольно буркнул под нос и плюхнулся в кресло. Извлёк из-за отворота куртки маленькую книжку в пёстрой мягкой обложке и погрузился в чтение. На спутника он больше не смотрел. Серёжу такое невнимание не задело — наоборот, он даже был ему рад. Узнав, что на «Гагарин» предстоит отправиться в обществе Шадрина (проездные документы выдавали в Центре Подготовки вместе с командировочным предписанием и прочими бумагами), он насторожился. После знакомства на Энцеладе и прошёл не один год, но в памяти были болезненно свежи придирки и подколки, которыми Шадрин донимал стажёров из их группы…

Впрочем, узнав, что перелётом с Земли на орбиту их встреча и ограничится, Серёжа успокоился: его спутнику предстояло принять под своё начало научно-исследовательскую группу тахионного планетолёта «Арго», его же самого ожидало кресло пилота-стажёра на «Заре». Для Серёжи это была выпускная стажировка, после которой… впрочем, есть ли смысл гадать? Без дела, важного, интересного, по-настоящему увлекательного он не останется, как и прочие его однокашники по пилотскому факультету Академии Внеземелья, первый выпуск которой должен состояться в этом году.

Табло под потолком оставалось жёлтым — ожидание затягивалось.

На факультете поговаривали, что пройдёт совсем немного времени, и люди смогут перемещаться через нуль-порталы не только с поверхности Земли на орбиту и обратно, но и по самой планете. Но пока это были только мечты — тяготеющая масса твёрдой материи оставалась непреодолимым препятствием для создаваемой тахионными зеркалами «червоточины», нужна была свободная, ничем не нарушаемая линия от «передатчика» к «приёмнику». Даже кратковременное появление на ней препятствия — скажем, самолёта или космического корабля — способно повлиять на стабильность «червоточины». Поэтому перед каждым переходом маршрут зондируется пучком радиолучей или мощным лазерным импульсом.

Динамик ожил: «Просьба пассажиров с номерами 64 и 65 проследовать в зал предстартовой подготовки». Серёжа торопливо вскочил, за ним поднялся и Шадрин, запихивая книгу за пазуху. Они пошли по жёлтому пунктиру, нанесённому на пластиковые плиты пола, и, завернув за угол, оказались в низком зале, по стенам которого тянулись ряды «Скворцов».

Гермокостюмы стояли в нишах, словно безголовые статуи или рыцарские доспехи в зале старинного замка. Белые, с поднятыми затемнёнными забралами шлемы пристроены рядом, на полочках; у ног стоят плоские серебристые чемоданчики, утыканные шлангами и жгутами кабелей — индивидуальные контейнеры жизнеобеспечения.

На то, чтобы натянуть свой «Скворец» Серёже, опытному космическому путешественнику, понадобилось меньше пяти минут (четыре сорок две по настенному табло с секундомером), и он с удовлетворением отметил, что спутник провозился минуты на две дольше его. Оно, впрочем, и понятно: планетологов вряд ли изнуряют постоянными тренировками и упражнениями, имитирующими аварийные ситуации на борту, когда нужно как можно быстрее облачаться в гермокостюм, доведя эту операцию до полного автоматизма.

Строго говоря, сейчас эта мера предосторожности была излишней: пассажирам нуль-портала не было необходимости оказываться в переходной трубе шлюза. Но Серёжа и Шадрин сразу по прибытии на «Гагарин» должны были отправиться дальше — один на пассажирский лихтер для переброски к Марсу, другой на малый корабль орбитальных сообщений — и предпочли облачиться в гермокостюмы заранее. Конечно, надеть «Скворцы» можно было и на «Гагарине», но с тех пор, как станция стала главным транзитным узлом всех пассажирских сообщений Внеземелья, время прибытия на ней старались свести к минимуму. Так что избавиться от гермокостюмов одному предстояло в шлюзе «Китти-Хок», а другому — на марсианской орбитальной станции «Скьяпарелли».

Парадокс ситуации заключался в том, что Серёжа проделает эту операцию на несколько часов раньше Шадрина: погрузка в лихтер, прыжок через «батут» до «Скьяпарелли» и последующая швартовка должны занять от силы час. Пассажирскому же челноку предстояло добираться до пункта назначения на ионной тяге — а это без малого восемнадцать тысяч километров полёта в обычном («евклидовом», как говорили работники Внеземелья) пространстве.

Наконец процедура облачения в «Скворцы» была завершена. Молчаливый инспектор проверил крепления шлемов, индикаторы заряда батарей и давление в кислородных баллонах, скрытых в чемоданчиках. Их Серёжа с Шадриным поставили на тележки поверх багажа. Табло под потолком засветилось жёлтым; отбывающие синхронно опустили забрала шлемов. Сияние тахионного зеркала могло повредить глаза, поэтому обычным пассажирам выдавали защитные очки.

Створка люка отъехала вбок, открывая длинный коридор, в конце которого уже мелькали сполохи рождающегося тахионного зеркала. Из динамика раздались электронные писки. Отбывающие прошли по коридору (тон звуковых сигналов становился выше, отмеряя секунды, отведённые на переход), и остановились перед красной чертой поперёк коридора.

Фиолетовая плёнка в рамке нуль-портала уже успела сформироваться и шла кругами, словно поверхность маленького пруда, в центр которого кинули камень. Жёлтые лампы под потолком одна за другой вспыхнули зелёным. Серёжа и планетолог, как того требовала заученная наизусть инструкция, толкнули в портал багажные тележки. Дождались, когда обе скроются, досчитали до пяти и одновременно шагнули в лиловое свечение.

Шаги закончились уже на другой стороне; тележки остановились в метрах трёх впереди, а за спиной плясали фиолетовые сполохи гаснущего нуль-портала.

— Значит, ваше хозяйство в полном порядке, готовы к отлёту?

В ответ Шадрин пожал плечами.

— Моряки говорят: ремонт и покраска на корабле никогда не начинаются и никогда не заканчиваются. Полагаю, к планетолётам, тем более таким крупным, как «Арго», это тоже относится… до некоторой степени. А если серьёзно — осталось закончить кое-какие монтажные работы, и можно подписывать сдаточный акт.

С планетологом мы встретились сразу после их с Серёжкой Лестевым прибытия с Земли. Увы, пообщаться с бывшим подопечным толком не вышло. Мы едва успели переброситься десятком слов, как по трансляции объявили, что лихтер к станции «Скьяпарелли» отправлялся через полчаса.

Мы с Шадриным тоже не задержались на «Гагарине» —погрузились на корабль приорбитальных сообщений, который вот-вот должен был стартовать по направлению к Земле, где на низкой орбите кружила орбитальная верфь «Китти-Хок», самое грандиозное рукотворное сооружение во всём Внеземелье. Если, конечно, не считать титанического «звёздного обруча», обнаруженного в Поясе Астероидов — но кто сказал, что у его создателей вообще были руки?

— Это ПУБЗы, что ли? — спросил я, показывая на массивный, лоснящийся маслом агрегат. — Не знал, что их поставили на «Арго», вроде и незачем?

ПУБЗы, установки для запуска бомбозондов, были знакомы мне по исследовательскому рейду к спутнику Сатурна Титану. Тогда я помогал Диме Ветрову обслуживать эти громоздкие устройства, похожие на разросшиеся автоматические миномёты «Василёк» (даже разрабатывали их в том же тульском КБ). Выпускаемые из них снаряды изначально предназначались для изучения атмосфер планет, прежде всего газовых гигантов, и было непонятно, зачем тащить их в Пояс Астероидов, где по определению нет ни одного объекта, обладающего хотя бы подобием атмосферы.

— Я тоже поначалу удивился, — отозвался планетолог. — Оказывается, в ИКИ разработали новые бомбозонды — они будут взрываться на поверхности астероида, а мы потом с помощью спектроскопа получим данные о составе поднятой пыли.

— Понятно. — кивнул я. — Тот же принцип, что у ЛСКП, только там вместо бомбозонда используется лазерный луч, который испаряет лёд с поверхности. Пользовался я такой штукой, приходилось…

— По электрическим червякам стрелять? — Шадрин усмехнулся. — Как же, наслышаны… Нам-то, надеюсь, не придётся использовать бомбозонды в качестве оружия. А жаль, любопытно было бы попробовать…

Я покосился на собеседника. Мы сидели в ложементах, установленных в длинном, похожем на салон междугороднего автобуса отсеке, где нам и предстояло провести следующие восемь часов. За иллюминаторами неспешно поворачивался огромный тор станции «Гагарин», утыканный по наружному, служебному обручу антеннами, фермами причалов, похожими на детские кубики, штабелями грузовых контейнеров.

— И в кого вы, Денис, если не секрет, собираетесь там стрелять бомбозондами? — спросил я, добавив в голос толику яда. То, что мне при всяком удобном случае напоминают о том лунном сафари, одно время развлекало, но потом стало раздражать — кому понравится, когда к тебе приклеивают ярлык ковбоя, который сначала стреляет, а потом думает, куда? Шадрин, безусловно, это знал — не так уж много народу работает в Внеземелье, все знакомы, все всё друг о друге знают, — и, тем не менее, позволил себе этот намёк.

— Прилетим — увидим, — отозвался он. Лицо его, обращённое к иллюминатору, озарилось лиловым.

— Очки наденьте, глаза испортите, — посоветовал я. Смотреть в иллюминатор мне не хотелось, зрелище вспыхивающего тахионного зеркала давно стало для меня рутиной. — А насчёт ПУБЗов, то не думаю, что они нам понадобятся в этой миссии. Полигимния — не Венера, не Сатурн и даже не Титан; подойдём на буксировщиках, отшвартуемся, и собирайте образцы, сколько влезет.

Денис не ответил — прилип к иллюминатору, расплющив, словно мальчишка, нос о толстенное стекло. Там, в нескольких километрах от нас, пульсировала в дырке огромного металлического бублика светящаяся мембрана, а над ней разворачивался орбитальный лихтер с каравелловцем Серёжкой Лестевым на борту.

Сигнальные прожекторы, установленные по периметру кольца станции, мигнули, лихтер стрельнул прозрачными струйками выхлопов из маневровых дюз и поплыл к «зеркалу».

Приблизившись, он коснулся его и стал тонуть в лиловой энергетической плёнке, чтобы возникнуть в полутораста миллионах километров отсюда.

Я отвернулся от иллюминатора, поворочался, устроившись поудобнее в ложементе, и поднял глаза к информационному табло. Зеленые светящиеся цифры показывали четверть первого — очередной рабочий день Внеземелья начался.