Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

V

— Хороший аппарат сделали японцы! — похлопал буксировщик по боку я. — Да и предыдущая их модель, «ика», была вполне себе ничего — маневренная, скоростная, и запас хода приличный, не чета «омарам»…

Японская корпорация «Мицубиси», выпустившая несколько лет назад небольшую серию кальмароподобных буксировщиков «ика», не захотела терять рынок после громкого фиаско «Фубуки» и предложила свои услуги Проекту «Великое Кольцо». Предложение было принято — освоение Внеземелья шло ударными темпами, требовалось всё, а буксировщики в особенности. Эти маленькие универсальные агрегаты использовались повсюду — и при монтаже крупных космических объектов, и в обслуживании грузоперевозок, и в ремонтных работах. В особенности же они были востребованы при работе на малых планетах и астероидах, объём которых с некоторых пор стал расти, как снежный ком.

Инженеры-конструкторы «Мицубиси» назвали своё творение «Зеро» — в честь другого шедевра компании, палубного истребителя А6М времён Второй Мировой Войны. Что за намёк содержался в этом, журналисты, особенно американские, гадали до сих пор; я же, как и другие пилоты малых аппаратов, принял новинку вполне доброжелательно. Во Внеземелье же «Зеро» почти сразу переименовали в «холодильник» — за прямоугольный корпус, в самом деле, чрезвычайно напоминавший бытовой агрегат. «Холодильник», как и большинство современных моделей буксировщиков, был двухместным — пилот помещался в кормовой части, за спиной оператора, и смотрел на окружающий мир через три больших квадратных иллюминатора. Обзор передней сферы обеспечивал панорамный экран; что касается его напарника, то он полусидел-полулежал, вытянувшись вдоль вертикальной оси аппарата и просунув голову в полусферический колпак-блистер на торце, между четырьмя расположенными крестом щупальцами-манипуляторами — для лучшего обзора ложемент можно было развернуть по оси аппарата и изменить угол наклона.

В общем, «холодильник», несмотря на примитивный до нелепости внешний вид (кое-кто усматривал в нём проявление минимализма, свойственного японской культуре), действительно был хорош — прочный, маневренный, с приличной тягой и солидным запасом хода. Он быстро завоевал популярность во Внеземелье, составив конкуренцию продукции французской аэрокосмической корпорации «Марсель Дассо», специализировавшейся на малых космических аппаратах вообще и буксировщиках в частности. Мне, как командиру приданного экспедиционного звена малых кораблей, тоже полагался такой аппарат, но я предпочёл новинке другую модель.

— Твой буксировщик во втором ангаре, — сообщил Поляков. — Вчера только доставили — стоит, ждёт законного владельца. Сейчас пойдёшь смотреть?

Моим «персональным» аппаратом был старичок «краб», модифицированный под персональные запросы владельца. Дорабатывали буксировщик в саратовском филиале «Марсель Дассо» под моим чутким руководством. В результате агрегат если и напоминал исходную модель, то лишь внешне. Он по-прежнему состоял из трубчатой рамы, увешанной агрегатами и емкостями со сжиженными газами, с вертикальным ложементом посредине. Но имел увеличенную, по меньшей мере, втрое тягу, дополнительные баки с топливом для маневровых и маршевых двигателей, а также лишнюю пару гибких щупалец-манипуляторов, снятых с японского «ика» и оснащённых креплениями для навесного оборудования.

Прозрачного герметичного колпака, позволяющего пилоту работать в буксировщике без скафандра — в одном только гермокостюме, — не было. В целом, самоделка получилась чрезвычайно удачной, и в «Марсель Дассо» уже задумались о запуске «суперкраба» в ограниченную серию — для таких, как я, ветеранов монтажных работ во Внеземелье, предпочитающих обзор и защиту в виде прозрачного колпака. Впрочем, в этом случае защита была весьма иллюзорной, и я в этом не раз убеждался. К тому же такая конструкция позволяла быстро отстегнуться от буксировщика, что давало массу дополнительных возможностей — разумеется, если пилот хорошо владел навыками работы в пустоте и невесомости. Я владел.

— Ладно, пошли, — я согласно кивнул Андрею. — Лошадка требует хозяйской руки, вот и займусь, пока есть время. Только сперва зайдём в хозяйство Шадрина — хочу взглянуть на его «бомбовый погреб» своими глазами. А то вдруг, и правда, стрелять придётся…

Я на прощание похлопал «холодильник» по белой, слегка выпуклой бочине и вместе с капитаном «Арго» выплыл из ангара.

Из записок

Алексея Монахова

«…если хочешь спать в уюте — спи всегда в чужой каюте…» — эта истина, бесспорная для моряков, во Внеземелье не работает. Где бы человек ни проводил свободное время — в своей каюте или чужой, в столовой, рекреационном холле или в кают-компании, — в любой момент может зажужжать кольцо персонального браслета, требуя добраться до ближайшего терминала внутрикорабельной связи и узнать, кому и зачем ты понадобился. Абонент недоступен для связи только за пределами корабельной брони — скажем, в вакуум-скафандре, или в кокпите буксировщика. Но кому придёт в голову прятаться там, чтобы обеспечить себе час-другой, если не уюта, то хотя бы покоя? Так что, если хочешь работать во Внеземелье, — придётся смириться с тем, что на корабле или ином космическом объекте, включая лунные и марсианские поселения, ты всегда на виду. Диспетчер в курсе, где кто находится — положение любого человека, неважно, члена экипажа, пассажира или туриста, отмечено светящейся точкой на специальной схеме — и может достучаться до каждого, если в этом возникнет необходимость.

Всё правильно, во Внеземелье иначе и нельзя, — но как же это выматывает! Недаром психологи из департамента нашего общего знакомого И. О. О. считают, что это ежесекундное ожидание вызова, вместе с невозможностью полного уединения хотя бы на короткое время, является одним из главных факторов, доводящих до нервного истощения здоровых, крепких, полных сил людей, вынуждая списывать их «на берег», к зелёной травке и голубому небу, где никто не сможет сорвать человека с места и бежать, сломя голову, навстречу очередному вороху проблем.

Снимать браслет нельзя — разве что в душевой кабине и не более чем на четверть часа. По истечении этого срока он начнёт призывно мигать и жужжать, одновременно на пульте у диспетчера вспыхнет тревожная лампочка, требующая немедленно выяснить, в чём дело. Такое случается, конечно, особенно у новичков, — и каждый раз влечёт за собой неприятности по административной линии. Однажды такая досадная коллизия произошла и со мной. Дело было на станции «Скьяпарелли», где я проходил практику после окончания третьего курса Школы Космодесантников. Тогда я много чего наслушался от своего непосредственного начальника и руководителя практики, Жана-Лу Кретьена. Француз был тогда на «Скьяпарелли» начальником отряда малых кораблей и вместо того, чтобы внести в личную карточку нерадивого практиканта запись о серьёзном дисциплинарном нарушении, решил самолично устроить ему выволочку — что и сделал с чисто галльской язвительностью. Да, дисциплина во Внеземелье — не просто требование, это образ жизни, почти религия, и персональные браслеты являются обязательным её элементом.

Но сегодня я, похоже, никому не нужен. Подчинённые мои ещё не прибыли, матчасть в порядке — в этом я поспешил убедиться, как только оказался на борту. После визита в «бомбовой погреб» и беседы с планетологом Шадриным (надо выстраивать отношения, нам вместе работать там, на Полигимнии) я навестил стойло своего верного «суперкраба» и убедился, что с буксировщиком всё в порядке. С Андреем Поляковым я расстался на пороге мостика — у капитана перед стартом забот полон рот и ещё немного сверх того, а я пока могу насладиться заслуженным отдыхом. Спать мне не хочется — значит, можно вытащить из сумки ноутбук, вставить в него шифрованную дискету и спокойно, никуда в кои-то веки не торопясь, записать в дневник события полутора недель, предшествующих отправлению экспедиции «Золотое руно».

Всё когда-нибудь заканчивается, и моё ничегонеделанье не исключение. Правда, на этот раз вызов последовал не через браслет — я едва успел закрыть ноутбук и спрятать дискету во внутренний секретный карман сумки, как на переборке ожил динамик интеркома.

— Лёш, не хотел тебя беспокоить… — из никелированной решётки раздался голос Полякова. — Понимаю, долгий перелёт, ещё в себя не пришёл… Но тут такое дело: прибыл через батут транспорт с тахионными торпедами, а у меня, как назло, ни одного буксировщика! На «Пьере Мартене» ЧП: грузовой лихтер при швартовке покалечил причальную ферму, сам рассыпался на куски, груз — вольфрамовую руду для вакуум-печей — вывалил в пространство, а заодно снёс солнечные батареи, все три с половиной тысячи квадратных метров. Жертв, к счастью, нет, но сколько всякой дряни разлетелось по орбите — сам можешь представить. Объединённая диспетчерская служба объявила аврал, велено отправить все наличные буксировщики с пилотами ловить весь этот хлам, пока он не натворил новых бед. Мы тоже свои отправили — и вот теперь некому грузить торпеды! Капитан транспорта матерится, на чём свет стоит, у него график, а я что могу сделать? Сам бы сел в буксировщик, да ведь не осталось ни одного! Выручишь, а?

Я кивнул. О масштабной аварии на орбитальном металлургическом заводе «Пьер Мартен» в новостях повторяли каждые полчаса — из-за неё пришлось задержать или перенаправить по другим маршрутам не меньше трети рейсов околопланетного сообщения. Хотелось ответить, что раз уж припёрло, то Андрюшка может позаимствовать один из «холодильников», — но я, конечно, сдержался. Во-первых, прикасаться к буксировщикам в отсутствие штатных пилотов и без их прямого разрешения запрещено правилами техники безопасности. Во-вторых, это было бы с моей стороны обыкновенным свинством: у капитана корабля и так ни единой свободной минуты, а тут ещё — лови космический мусор… В общем, через четверть часа я был в ангаре и облачался в свой «Кондор-ОМ». Скафандр был изготовлен специально по моей мерке и уже четвёртый год сопровождал меня во всех полётах, составляя немалую часть моего багажа. Подобные индивидуальные скафандры имеют большинство ветеранов Внеземелья — и берегут их куда старательнее бритвы и даже жены из известной пословицы…

Возиться с тахионными торпедами предстояло всё же не в одиночку. Час назад на «Арго» прибыл Стивен О’Хара и сразу же погрузился в один из «холодильников». Никакого нарушения техники безопасности в этом не было — японский аппарат изначально для него и предназначался. После эпопеи со «звёздным обручем» в Поясе Астероидов компания Стива разорилась, и я помог ему устроиться пилотом буксировщика на строящуюся орбитальную станцию «Комаров», где техасец занимался монтажом внешних конструкций, а когда началась подготовка к старту «Арго» — я вспомнил о старом артековском товарище и добился его включения в состав экипажа. И вот сейчас, буксируя очередную металлическую сигару к предназначенному для неё месту, я припомнил рассказ Стива: как несколько лет назад он точно так же загружал пусковые трубы «Фубуки», понятия не имел, что в титановых щупальцах его «омара» зажата термоядерная ракета!

На возню с тахионными торпедами ушло около двух часов. Мы ещё раз осмотрели крышки люков, отрапортовали на мостик и, получив «добро», развернулись в сторону шлюза. В этот момент по периметру «бублика» орбитальной верфи замигали габаритные огни, и голос диспетчера сообщил, что все аппараты должны отойти от «бублика» на установленные инструкцией три километра. Ожидался пассажирский лихтер с недостающими членами нашей экспедиции на борту

— Юлька не с тобой? — спросила Оля. — Давно мы с ней не встречались, наверное, уже полгода…

Я покачал головой.

— Она сейчас у Леднёва. Экспедиция по сути своей — геологоразведочная, а Юлька — физик-тахионщик, ей у нас делать нечего.

Олю Молодых, одну из нашей прежней «юниорской» группы, назначили на «Арго» инженером-кулинаром. Эту важную должность ей предстояло совмещать с обязанностями заведующего рекреационным сектором… Сейчас мы сидели в каюте, куда я проводил её вместе с багажной тележкой.

— Значит, Юлька сейчас в Москве, в ИКИ?

— Пока да, но, боюсь, это ненадолго. Валерка, после того как его не взяли на «Арго», разругался со всем светом и полетел на «Деймос» принимать новый лабораторный комплекс. Теперь он сидит на орбите Марса безвылазно, злой, как собака, и готовится к работе с «сверхэкзотическими» материалами для своей экспериментальной работы. А Юлька собирается туда — должна была уже вылететь с Серёжкой Лестевым, но задержалась, какие-то дела…

— Лестев? — Оля наморщилась, вспоминая. — Это твой подопечный, тот, из «Каравеллы»? Это же он тогда, в Поясе ходил с тобой на «омаре» к «звёздному обручу»?

— Он самый. У нас тогда вышла перестрелка с японцами — он палил из лазерного револьвера, а я из ракетницы. Попал, между прочим…

— Кто, он или ты?

— Оба. Я хотел затребовать его к нам, на «Арго» — он имеет опыт работы на «крабе», ещё с Энцелада, — но передумал. Пусть наберётся самостоятельного опыта, поработает в новом коллективе — а то ведь так и останется при мне вечным стажёром. А на «Зарю» его определили водителем буксировщика, в их группу малых аппаратов.…

— «Заря» — это хорошо, — согласилась Оля. — Там сейчас кто капитаном — Волынов?

— Он самый. Этот рейс у него последний, потом сдаёт корабль — угадай, кому?

— Чего тут гадать? — усмехнулась Оля. — Андрюшке Полякову. Все знают, что после экспедиции «Золотого Руна» он будет готовить «Зарю» к Первой Межзвёздной.

Я кивнул.

— Да, из планетолётов в звездолёты… наконец-то. Но до этого ещё далеко, как минимум, год. Ближайший рейс «Зари» запланирован по следам «Зеркала-4». Зонд засёк там какое-то реликтовое излучение, вот и хотят его исследовать. Но главное — это выход за пределы пояса Койпера — это уже считается межзвёздное пространство, отсюда и название….

— Да, говорят — минимум, год в один конец, больше десятка прыжков… — подтвердила Оля. — А Волынова что же, списывают на берег?

— Ну, не так всё плохо. Возраст, конечно — но на берегу ему пока рано. Собирается перейти в Центр Подготовки, в филиал на «Циолковском».

— Значит, всё же передают им станцию? — удивилась собеседница. — А у нас говорили, что пока ничего не решено…

— Решение принято за неделю до моего отлёта с Земли я присутствовал на совещании. И верно, чего тянуть? Сейчас на лунной орбите достраивают две новые станции — «Иван Ефремов» и «Жюль Верн», а «Звезда КЭЦ» станет главным учебным центром Внеземелья. Там, кроме филиалов нашего ЦП и американского КалТеха, будет ещё и отделение Академии Внеземелья. А Борис Валентинович будет всем этим командовать.

— Ясно, — Оля снова улыбнулась. — Весёлая ему жизнь предстоит…

— Ничего, справится. С нашей молодёжной командой на «Заре» справлялся, а тут то же самое, только масштаб побольше.

— А что Леонов, всё ещё заведует «Лагранжем»?

— Да. Его много раз звали обратно на Землю, прочили в начальники Центра Подготовки — отказался. Сейчас он главный в системе Сатурна — и «Лагранж» под его руководством, и с «Титан» и новая станция «Кольцо-2».

— Я читала про «Кольцо-1», — тихо сказала Оля. — Жуткая история…

Трагическая судьба исследовательской станции, подвешенной над плоскостью колец Сатурна, два месяца не сходила с первых полос земных газет. Во Внеземелье о ней не знали разве что, коты, которые теперь обитали на каждой станции, на каждом корабле, оснащённом гравитационными жилыми модулями — теми самыми вращающимися «бубликами».

На «Кольце-1» в числе двенадцати членов экипажа погиб начальник станции, опытнейший планетолог Пьявко. С Леонидом Андреевичем я был знаком со времён стажировки на лунной станции «Ловелл» и запомнил как великолепного специалиста и человека большой души — вот и Серёжка Лестев, успевший поработать с ним на Энцеладе, отзывался о Пьявко в восторженных тонах.

Кстати, о котах… я кивнул на три переноски, стоявшие в углу каюты.

— Привезла на «Арго» пополнение?

— Да, как видишь. Один рыжий и два серых, в полоску. Все воспитанники «Астры». Ты уже третий, кто спрашивает о них.

Я потянулся к дверце одной из переносок.

— Можно?..

— Открывай. Только они сейчас боятся всего на свете, не вылезут…

Я отодвинул шторку. В ответ раздалось мяуканье, и пару секунд спустя в окошке появилась серая, с тёмными полосками, морда. Внешне она выглядела немного помятой и крайне недовольной.

— Это Шуша. — сказала Оля. — Он у нас самый смелый.

Я протянул коту руку. Тот осторожно понюхал, лизнул палец.

— Ну вот, контакт установлен. Жаль, угостить нечем…

— Ещё успеешь. пообещала собеседница. У Шуши талант к попрошайничанью. Боюсь, как бы его тут не раскормили…

Кот, подтверждая её слова, тихонько мяукнул и выжидающе уставился на меня — «ну что, двуногий, зажал вкусняшку? Давай, делись, не жадничай…»

— Если вдруг останется невостребованным, могу забрать. Обещаю не раскармливать и вообще, следить за диетой.

Я, конечно, понимал всю нелепость такого предположения. За хвостатыми и ушастыми питомцами (на многих станциях кроме кошек держали ещё и собак) выстраивались очереди из желающих поселить их у себя.

— Размечтался! — Оля тряхнула головой. — Вот оклемаюсь и буду распределять, не дожидаясь, когда меня вместе с ними на кусочки разорвут!

— Что ж, не буду мешать. — я поднялся со стула. — Ты сейчас куда, принимать хозяйство? Как закончишь — приходи в кают-компанию…

— Приду. — пообещала Оля. — Кстати, у меня с собой тортик с «Гагарина» — «Ленинградский», сегодня только испекли. Это ведь ты его любишь, я не напутала?

Торт «Ленинградский» я обожал ещё с «той, прошлой жизни» и в своё время с радостью обнаружил, что кулинары «Гагарина» в точности следуют традиционному рецепту, разработанному в послевоенном 1946-м году в ленинградском кафе «Норд». Одно плохо — если открыть коробку в кают-компании, то от любимого лакомства мало что останется…

— е напутала. Что до тортика — может, лучше оприходуем его у меня в каюте? Места достаточно — я один в двухместной, Андрей Поляков уважил по старой дружбе… Кстати, и его позовём, если время найдёт, конечно, капитаны люди занятые. Посидим, наших вспомним, юниоров — как они там?..