Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

V

Когда понадобилось срочно, на три недели раньше срока, завершить строительство станции «Деймос-2» — на орбиту Марса в числе прочих грузов через «батут» станции «Скъяпарелли» были переброшены материалы, предназначенные для отделки внутренних помещений орбитального отеля «Аполло-Риц». Газеты раздули из этого пустякового, в общем, обстоятельства грандиозный скандал; журналисты-расследователи, по большей части, американские, специализировавшиеся на финансовых злоупотреблениях, намекали, что таким образом были за гроши списаны дорогостоящие материалы, приготовленные для люксовых номеров. Куда дороже обошлись собственно конструкции, из которых предстояло собирать станционный «бублик» — как, впрочем, и оборудование для системы жизнеобеспечения. Но это, конечно, звучало для публики не так эффектно, как длинный перечень предметов роскоши — драгоценный палисандр и красное дерево, бронза, хрусталь и натуральный бархат для отделки роскошных номеров, снять которые по карману лишь тем, чьё состояние исчисляется цифрами с шестью нулями.

Конец кривотолкам положила, статья, опубликованная в «Вестнике Внеземелья». В ней говорилось, что решение о передаче было принято в соответствии с узаконенной процедурой, согласно которой научно-исследовательские объекты Внеземелья имеют приоритет перед всеми прочими; что «Аполло-Риц» был выбран в качестве «донора» из-за того, что в проекте орбитального отеля, как и в проекте марсианской станции, не было предусмотрено «батута». Его заменяла «ступица» аппаратного отсека, соединённая с обитаемым «бубликом» спицами переходных тоннелей. Фирма-владелец строящегося объекта получила соответствующую компенсацию — как и выплаты за убытки, понесённые в результате затягивания сроков строительства.

До сих пор Юрка-Кащей, как и его спутники, прибывшие на «Деймос-2» с «Зари», видели лишь, рабочие отсеки станции, отделанные так же, как любые подобные помещения на любом объекте Внеземелья — утилитарно, без претензии на роскошь, хотя и достаточно комфортно. Другое дело — жилые каюты; он только сейчас смог оценить уровень роскоши, которыми могли наслаждаться рядовые обитатели станции в отведённое для отдыха время.

Каюта, выделенная Мире, была, по меньшей мере, вдвое просторнее Юркиной, на «Заре». Интерьер, старательно стилизованный под морскую старину — переборки обшиты досками, имитирующими судовую обшивку, сетчатые заслонки системы кондиционирования, коробочка интеркома и панель с приборами контроля давления, указатели содержания кислорода и СО2 врезаны прямо в тёмный дуб. Из дуба же были сделан и узкий столик; иллюминатор над ним (в отличие от прочих станций люксовые каюты орбитальных отелей имели наружный обзор) обрамлён массивным латунным обручем. Фигурные стрелки часов, больших, с круглым циферблатом, повторявшим дизайн корабельного хронометра работы девятнадцатого века и бронзовым, начищенным до блеска корпусом, показывали 20.08. Имелись даже петли — имитация, разумеется, поворачиваться на них иллюминатор не мог, как и открываться вообще, снаружи всё-таки вакуум, а не морской воздух, напоенный средиземноморской свежестью. Зато можно оценить вставленный в оправу стеклянный диск, слегка выпуклый, толщиной не меньше четырёх сантиметров, он был отлит из кварцевого стекла — способное выдержать огромные нагрузки, прозрачностью она не уступает наилучшему хрусталю и используется для обзорных блистеров космических кораблей.

Мира, войдя в каюту, кинулась к своей скрипке — она лежала на столике поверх кожаного, в форме чемоданчика, футляра. Юрка же, предоставив спутнице заботу о драгоценном инструменте (это же Гварнери, протестовала девушка, когда он сделал попытку увлечь её вслед за прочими обитателями станции к ангару челноков, я скорее сама тут останусь, чем её брошу!), откинул вверх койку — и не поверил своим глазам. Вместо «Скворца» — самого гермокостюма, шарообразного со стеклянным забралом шлема и серебристого, утыканного шлангами кейса жизнеобеспечения, — в рундуке имел место обыкновенный чемодан из тёмно-синего пластика, с выдвижной ручкой, на роликах, весь в наклейках кораблей и орбитальных станций, на которых его владелица успела побывать во время своих гастролей. Юрка поднял вторую — тоже пусто, лишь в дальнем углу одиноко притулился сменный кислородный баллон.

— Что случилось, Юр? — Мира защёлкнула замки скрипичного футляра и стояла теперь посреди каюты. — Хочешь ещё и вещи мои забрать? Так нельзя же, разве нет?..

— Да какие на… вещи! — матерщина так и рвалась с языка, приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы сдерживаться. Кащей ведь потому и согласился вернуться за клятым «Гварнери», что рассчитывал взять гермокостюмы, которые в соответствии со строжайшими инструкциями полагалось иметь в каждой каюте. — «Скворцы» где, спрашиваю?

— А, эти… — скрипачка виновато улыбнулась. — Когда заселялась, то не смогла открыть багажный ящик, вот и попросила освободить рундук. Я понимаю, это нарушение, но я же только на два дня прилетела, ну и подумала, что ничего страшного…

— А второй? — Кащей невероятным усилием сдержал очередной специфический период. — Должен быть ещё один, где он?

— Не знаю.- она пожала плечами. — Я туда не заглядывала даже, зачем? А что, без гермокостюмов никак нельзя обойтись?

— Никак. — Юркин голос сделался хриплым. — Мир, ты ведь не первый год в космосе, инструктажи проходила, всё знаешь! Как можно было так лажануться?

Обитатели станции — все, включая и тех, кто наблюдал на телеэкране гибель Деймоса, — были в положенное время ознакомлены с инструкциями по технике безопасности, этой Библией работников Внеземелья. Жилые секции располагались на противоположной от ангаров стороне обруча, и, услыхав сообщение об эвакуации, люди кинулись в свои каюты, где в подкоечных ящиках-рундуках хранились персональные «Скворцы». Личных вещей никто с собой не брал, согласно всё той же инструкции, — а потому понятно было удивление Миры, решившей, что её спутник хочет кроме скрипки прихватить из каюты и чемодан.

Когда Юрка с Мирой пробегали мимо оставленных открытыми кают (ещё одно требование инструкции — не запирать при эвакуации люки и двери оставленных помещений, чтобы не создавать трудности работе спасателей), то видели одну и ту же картину — поднятые койки и пустые рундуки. Как правило, сотрудники станций станции жили в каютах по двое, а потому отсутствовали, как правило, оба гермокостюма. Часть кают оставались запертыми — возможно, в них и можно было бы найти вожделенные «Скворцы», но для этого туда нужно было сначала попасть, а сделать это без магнитной карточки-ключа было невозможно. Собственный Юркин «Скворец» остался в переходном шлюзе, где он снял его после прибытия на станцию. Чтобы добраться до него требовалось слишком много времени, которого у них не было — как не было времени и на то, чтобы вскрыть одну из запертых кают подручными средствами…

Отвечая на вопрос Миры, он нисколько не покривил душой. Гермокостюмы действительно были необходимы — и отнюдь не только потому, что инструкции (опять эти инструкции!) требовали облачаться в них при перелётах на малых кораблях, служащих для околопланетных сообщений. Наличие такого средства передвижения, как нуль-портал, позволил обходиться единственным челноком, и Юрка не хуже других понимал, что всех он вместить не сможет — да что там, даже если люди набьются в кораблик, как кильки в банку, места хватит едва ли для половины. Остальным придётся искать другие способы покинуть обречённую станцию.

И такой способ был — в ангаре стояли шесть буксировщиков, три «омара» и три устаревших, но безотказных «краба». С их помощью на поверхность Деймоса доставлялись различные грузы, и при крайней необходимости эти малютки можно было использовать в качестве спасательных шлюпок. Но Юрка прекрасно знал и то, что на станции всего дюжина вакуум-скафандров, и шесть из них уже потеряны — сгинули, превратились в пыль вместе с Леднёвым и его сотрудниками. Оставались гермокостюмы; выходить в них за пределы наружной брони было очень, очень скверной идеей, но, похоже, ничего другого не оставалось. Пристегнувшись к буксировщикам на наружной подвеске, люди имели хоть какой-то шанс уцелеть — если, конечно, их вовремя подберёт «Заря» или другой корабль из тех, что уже спешат на помощь погибающей станции.

А значит — как угодно, но «Скворцы» нужно раздобыть. Протокол экстренной эвакуации подразумевает полную разгерметизацию ангара, а значит, неважно улетел уже челнок, или ждёт –в ангар сейчас вакуум, и без гермокостюмов туда не войти. Они смогут только наблюдать через окошко во входном люке, как улетают последние буксировщики, увешанные гроздьями людей — и с ужасом ждать удара первого обломка, надеясь, что после него всё закончится очень быстро…

— Может, на камбузе посмотреть? — Мира дёрнула Юрку за рукав. — Я после концерта туда заходила, девчонки тортик испекли — и видела в стенных нишах три гермокостюма. Может, их никто оттуда не забрал?

Кащей хлопнул себя ладонью по лбу — ну конечно, как он мог забыть? Резервные «Скворцы» имеются не только на камбузе. Они есть и в медотсеке, и в диспетчерской, и на мостике — везде, где люди находятся постоянно и могут оказаться там запертыми в случае аварийной разгерметизации — и об этом, конечно, известно любому на станции. А он ещё упрекал Миру в пренебрежении инструкциями… болван, кретин, самовлюблённый осёл!

Но сейчас не время предаваться самобичеванию. По коридору прогрохотали башмаки, в проёме двери мелькнуло оранжевое — опоздавшие, облачённые, как положено, в «Скворцы», торопятся к ангару. Юрка схватил Миру за локоть.

— Умница ты моя! Побежали скорее, а то и правда, опоздаем на автобус, придётся добираться до 'Скъяпарелли на своих двоих!..

Мира слабо улыбнулась.

— Теперь я спокойна. Раз ты ещё в состоянии шутить — значит, всё обойдётся.

Он отобрал у Миры футляр со скрипкой — девушка неохотно рассталась со своим сокровищем, — и они побежали по коридору в сторону камбуза. Предстояло преодолеть около четверти кольцеобразного коридора, и Юрка изо всех сил стараясь не думать о том, что будет, если один из обломков Деймоса прямо сейчас угодит в «бублик» станции. Конечно, её внешний панцирь имеет в толщину не меньше трёх сантиметров — и это три сантиметра катаной стали, не чета алюминиевой фольге, из которой делали когда-то обшивку «Салютов» и «Скайлэбов» — но и противостоять придётся не одиночным пылинкам, а угловатым каменным глыбам, несущимся со скоростью десятков километров в секунду. Юрка не испытывал иллюзий — противостоять таким ударам не смогла бы даже броня сверхдредноутов, и им с Мирой сильно повезёт, если не придётся умирать от удушья и декомпрессии после того, как их, беспомощные, кувыркающиеся, словно марионетки с обрезанными нитями, тела вынесет из пробоины в открытый космос…

Первый камень ударил по корпусу станции, когда они почти добрались до жилого «бублика». Оглушительный скрежет, толчок, от которого оба полетели с ног, свет погас, мигнул, снова погас, и лампочки загорелись, но уже не привычно-белым, а тускло, жёлто, едва заметно пульсируя.

— Переключились на аварийный контур… — прохрипела Влада. — Всё, приехали. В полу люк, открывай, будем выбираться…

Сбивая пальцы в кровь, они подняли обрезиненную панель, кое-как протиснулись в щель между кабиной и дном шахты и выбрались в кольцевой коридор. Здесь уже никого не было; панели дневного света по-прежнему ровно светились, надрывался ревун, и тревожный магнитофонный голос повторял призывы облачиться в гермокостюмы и действовать по плану эвакуации номер…

Что требовал этот план, куда следовало бежать — Серёжа помнил весьма приблизительно. Поэтому он просто закинул за спину сумку с кубами памяти и вслед за Владой побежал по коридору, по красным стрелкам, нанесённым на пластиковое покрытие пола.

Новый толчок, гораздо сильнее первого, швырнул его на стену. Удары сыпались один за другим; корпус станции гудел гигантским барабаном, палуба под ногами ходила ходуном. Серёжа поднялся, хватаясь за прикреплённый к стене поручень, и от очередного толчка снова полетел с ног. Спутница его каким-то немыслимым образом ухитрилась устоять на ногах; стена впереди смялась гармошкой, металл лопнул, и из разошедшейся трещины в лицо ей ударила белёсая струя. Коридор мгновенно заполнил обжигающе-холодный туман, и Серёжа, сколько ни шарил перед собой вытянутыми руками, никак не мог нащупать в ледяной пелене катающуюся по полу, вопящую от нестерпимой боли Владу…