Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

VI

В 20.39 по единому времени Внеземелья крупный обломок снёс двенадцатиметровую секцию жилого кольца — по счастью, на противоположной от ангаров стороне станционного бублика. То, что ещё уцелело от системы телеметрии, захлёбывалось паническими сообщениями — контур охлаждения реактора отключился, температура в активной зоне стремительно росла, экстренный сброс графитовых стержней не привёл к желаемым результатам. Двое инженеров-энергетиков, запершихся в контрольной комнате, (крошечном, два на три метра, заставленном приборами закутке, оснащённом гермодверью) и пытавшихся оттуда наладить дистанционный контроль над агонизирующей энергосистемой, давали не более получаса до взрыва реактора — при условии, что не будет новых попаданий по секции охладителей. Пока проносило — но в другие части станции стремительно летящие обломки планетоида били с завидной регулярностью.

Один из них в 21.07. угодил в створки ангара и проделал в них полуметровую дыру. Находящимся внутри людям — около пятидесяти человек, все, кто смог добраться туда своими силами, — пробоина не угрожала. В ангаре и так был вакуум, а вот приводной механизм створок, успевших к тому моменту раскрыться едва ли на треть, вышел из строя. Образовавшегося четырёхметрового просвета было явно недостаточно для выхода наружу челнока, и распоряжавшийся в ангаре главный инженер «Деймоса-2» Власьев после нескольких отчаянных попыток оживить электрические цепи, принял решение экстренно отстрелить обе створки (конструкция ангара предусматривала и такую возможность) и собственноручно замкнул рубильник. Это произошло в 20.47 — Юрка точно засёк время по экранчику на рукаве своего «Скворца». Ангар тряхнуло, выходной люк — прямоугольник высотой пять с половиной и шириной восемь метров — оконтурился вспышками, массивная конструкция отделилась от корпуса и, медленно вращаясь, поплыла прочь. Оставшимся в ангаре людям открылось потрясающее зрелище — кирпично-красный шар Марса на фоне чёрной пустоты, и между ним и станцией — буроватое прозрачное облако, в котором угадывались тёмные пятна размером от теннисного мяча до едва различимой крупинки — всё, что осталось от незадачливого планетоида.

Несмотря на трижды повторённое предупреждение, для многих отстрел люка оказался неожиданностью, и не сказать, чтобы приятной. Сильнейший толчок сбил людей с ног, и двое не успевших закрепиться, улетели в открывшийся проём. Один успел схватиться за размотавшийся кабель, и его общими усилиями втянули назад, в ангар; другой же, не такой везучий, так и улетел в пустоту, и Юрка провожал взглядом кувыркающуюся на фоне звёзд оранжевую фигурку с белой головой, пока окончательно не потерял её из виду.

Помочь несчастному было невозможно. Из шести стоявших в ангаре буксировщиков исправны были только четыре — два «омара» и два «краба», да и тем требовалось не меньше четверти часа для подготовки к вылету. Юрка дождался старта челнока (в него, как в консервную банку, набилось два с половиной десятка человек) и помахал вслед рукой, надеясь, что Мира заметит его прощальный жест. Перед тем, как чуть ли не силой запихнуть девушку вместе со скрипичным футляром в корабль, он обнял её, ткнувшись вместо поцелуя забралом в шлем её «Скворца» и шепнул, что они скоро обязательно встретятся. Теперь нужно было воплотить это обещание в жизнь, и Юрка отнюдь не был уверен, что это получится сделать.

Из двадцати трёх человек, оставшихся в ангаре, только трое были облачены в вакуум-скафандры (ещё три находились в мастерской, на профилактическом обслуживании, и добраться до них не было никакой возможности), остальные обходились гермокостюмами. В чемоданчиках жизнеобеспечения содержался запас кислорода примерно на полчаса; имелись и запасные баллоны в количестве пяти штук, так что следовало поторапливаться. При этом нельзя было забывать о неумолимо тикающем «обратном отсчёте» до взрыва реактора, как и об энергетиках, запертых в контрольном закутке. У Этих двоих не было даже «Скворцов», и как они доберутся до спасительных «омаров» с их герметичными кокпитами, Юрка решительно не представлял.

— Кроме тех, кто здесь, на станции ещё есть люди? — спросил главный инженер. — Кто явился в ангар последним? Мы должны быть уверены, что никого не оставим…

Радиопереговорники гермокостюмов обеспечивали связь максимум, в пределах полусотни метров, но сейчас этого было достаточно, чтобы он слышал каждое слово. Тот, к кому был обращён вопрос (табличка на грудном панцире «Кондора» гласила — «Владимир Зурлов, пилот»), ткнул пальцем в Юрку.

— Один из гостей с «Зари». Четверть часа назад пришёл в ангар со своей скрипачкой, мы её уже отправили, на челноке. Больше никого не было.

— Ещё как минимум, двое, Геннадий Фёдорович. — торопливо сказал Юрка. — Один — Сергей Лестев, наш стажёр-практикант, мы вместе пришли на станцию с грузом полигимния. Вторая — Влада Штарёва. Когда объявили эвакуацию, она кинулась в аппаратную, за какими-то блоками… памяти, что ли? Лестев побежал за ней, хотел помочь. Я вызывал обоих через браслет, не отвечают…

— Ясно. — главный инженер кивнул. — Значит, это ваш челнок мы забрали?

Юрка промолчал. Забрали — и забрали, правильно сделали… Впрочем, главный инженер и не ждал ответа.

— А что с Константином Петровичем? Где он сейчас?

Начальник орбитальной научно-исследовательской станции Константин Петрович Конин получил назначение на «Деймос-2» после «Звезды КЭЦ», где он исполнял обязанности зама Быковского.

Зурлов ответил не сразу.

— В последний раз он выходил на связь с мостика. Это было… — он скосил взгляд на экранчик электронных часов, — восемь… нет, уже десять минут назад. А ещё через двенадцать секунд третья секция бублика, где располагался мостик, была полностью разрушена множественными попаданиями крупных обломков. Больше связи с ним не было.

— С ним — это с кем, с начальником станции, или с мостиком? — в голосе главного инженера сквозило нешуточное раздражение. — Выражайтесь яснее, молодой человек!

Главного инженера станции Юрка знал по «Заре», где тот занимался электронным хозяйством планетолёта. Власьев и тогда отличался непростым характером — и, похоже, новое назначение ничуть его не изменило.

Зурлов сделал попытку пожать плечами. Не получилось, помешал жёсткий панцирь скафандра.

— Виноват, Геннадий Фёдорович! Разумеется, с начальником станции… впрочем, с мостиком тоже.

— Виноват он… — Власьев скривился. — Сделайте вот что: выбирайтесь из ангара в кольцевой коридор и пройдите в обе стороны так далеко, как позволит обстановка. Если секции разрушены — дальше двигаться запрещаю, не хватало ещё порвать скафандр… По пути заглядывайте во все помещения. Если необходимо — взламывайте двери, для этого возьмите гидравлический резак. Возможно, кто-то заперся по каютам и ожидает помощи.

— Если кто-то так и сделал, то лишь из-за отсутствия гермокостюма. — вставил Юрка. — Мы с Мирой едва не оказались в таком положении, и у меня тоже мелькнула мысль аварийно запечатать люк и вентканалы, дождаться спасателей. К счастью, я ей не последовал… Это я к тому, что если кто-то и окажется во вскрытой каюте, то неминуемо погибнет от удушья задолго до того, как доберётся до ангара. А хоть бы и добрался — запасных «Скворцов» тут нет результат один и тот же…

Инженер задумался.

— В аварийном боксе есть кислородные маски, пять штук. — он показал на висящий на стене ангара шкафчик, украшенный косыми жёлто-черными полосами. — Возьмите три, больше, думаю, не понадобится. Оставить людей на станции — значит обречь их на верную смерть. А так будет хоть какой-то шанс, что они доберутся сюда и спрячутся в кокпитах «омаров». И торопитесь, у нас совсем не осталось времени!

Он нажал клавишу переговорника на своём браслете.

— Паша, как реактор?

— Минут двадцать у вас есть. — раздалось в наушниках. — Может, двадцать пять, если перевести управление контуром охлаждения в ручной режим. Мы как раз над этим работаем.

Юрка нашёл взглядом круглое окошко в двери подсобки — за толстым стеклом была видна согнутая спина человека в оранжевом комбинезоне. Это был электронщик, Павел Вяхирев — они познакомились в столовой и успели обменяться парой фраз, прежде чем началась свистопляска с Деймосом. Сейчас Паша сидел за крошечным столиком и увлечённо копался в каком-то распотрошённом устройстве. На лицо у него был надвинут выпуклый щиток, и светящиеся шкалы приборов отбрасывали на прозрачный пластик зеленоватые отсветы.

— Хорошо, продолжайте. — Власьев повернулся к Зурлову. — Всё слышали? У вас четверть часа, потом возвращайтесь. И не вздумайте погибнуть — пилоты для «крабов» у нас найдутся, а вот вакуум-скафандров только три, без них управлять буксировщиком не получится. Так что — пятнадцать минут, и ни секундой больше! И вот ещё что… — он помедлил. — Возьмите с собой двоих в гермокостюмах — если придётся кого-нибудь вытаскивать, в одиночку не справитесь.

— Так точно, Константин Фёдорыч, всё сделаю! — Зурлов отсалютовал рукой с плохо гнущемся рукаве «Кондора» и тяжело потопал к выходному люку. Юрка проводил его взглядом, а когда люк захлопнулся, посмотрел на запястье. На экранчике светились маленькие ярко-зелёные цифры — «21.16».

Серёжа не мог вспомнить, как пробирался по кольцевому коридору. Станция содрогалась от ударов камней, шипел выходящий через многочисленные пробоины воздух, уши заложены, острая боль в барабанных перепонках, кисло-металлический привкус во рту, багровый туман перед глазами — все прелести разгерметизации… Ревун под потолком не смолкал ни на миг; записанный на магнитофонную плёнку женский голос бесстрастно повторял требование надеть гермокостюмы и следовать к пункту эвакуации, в ангар челноков — а при невозможности сделать это, запереться в ближайшей каюте, привести в действие экстренный протокол и дожидаться спасателей. Но Серёжа не сделал даже попытки последовать этому совету. Аварийная система вот-вот могла выполнить то, ради чего она создана и перекрыть кольцевой коридор непроницаемыми гермозаслонками — и тогда всё, конец, останется только подыхать в быстро теряющих воздух отсеках.

Владу он нёс на руках, прижав к груди. Казалось, что тело девушки, чей вес соответствовал изящному телосложению, оттягивает руки до самого пола — хотя ум бесстрастно подсказывал, что сейчас она едва тянет на два с небольшим десятка килограммов, ведь сила тяжести на станции составляет обычные для объектов Внеземелья пятьдесят процентов земной. Но — руки упорно не верили этому, немеющие мышцы отказывались работать, и приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы не выпустить драгоценную ношу из рук. Он старательно отворачивался, чтобы не видеть изуродованное лицо девушки, шарил взглядом по стенам, ища отметки, способные подсказать, где они находятся, и далеко ли ещё идти до спасительного ангара, где стоит готовый к старту челнок, есть гермокостюмы и уже ждёт врач, готовый оказать помощь…

Персональный браслет на запястье припадочно вибрировал, издавая непрерывный писк — кто-то пытался связаться с ним, но прикреплённая к стене коробочка интеркома не отозвалась на его отчаянные призывы. Оставалось одно — собрать остатки сил и двигаться дальше, надеясь, что остатки воздуха выйдут из пробитых секций станции не раньше, что они смогут добраться до ангара.

Сквозь кваканье ревуна и гулкий звон в ушах прорвались другие звуки — топот тяжёлых башмаков по пластиковому покрытию. Из-за поворота появились три фигуры — одна в белом вакуум-скафандре с громоздким ранцем жизнеобеспечения за спиной, две другие в ярко-оранжевых «Скворцах». Владелец скафандра приблизился, и сквозь прозрачное забрало Серёжа узнал Володю Зурлова — того самого, что был куратором его практики на Энцеладе. Колени внезапно сделались ватными, ноги подкосились, и Серёжа мягко осел на пол, не выпуская из рук Владу. И не видел, как спутники Зурлова натягивали на него кислородную маску; как пытались надеть другую на страшно обожжённую струёй жидкого кислорода лицо его спутницы; как им обоим по очереди вкололи коктейль из обезболивающего и противошокового из эластичной ярко-красной ампулы с толстой иглой, прямо сквозь рукав комбинезона… Глаза затянула кровавая пелена; последним усилием он попытался что-то спросить у Зурлова, но не смог — сознание ухнуло в чёрную яму, и он, вслед за Владой повис на руках спасателей. Последнее, что он запомнил — это большие электронные часы над входным люком ангара, в точности как те, что вешают над входом в тоннель на станции метрополитена. На их экране светились крупные, составленные из жёлтых огоньков, цифры — 22.26.