Этот большой мир – 6. "Дети Галактики"

Часть третья Самый длинный день I

Полотнище солнечного паруса напоминало елочную игрушку — ажурный, с прорезями посредине, многоугольник натянутый на тонюсеньких нитях, лучами расходящихся от блестящего металлического шарик. Шарик был не совсем шариком, но с расстояния в два с лишним километра без оптики не разглядеть ни антенные выступы, ни прозрачный колпак на торце обитаемого модуля, ни совсем уж крошечные конусы маневровых дюз, ни прилепившиеся к бортам шарики с жидкими газами. Солнечная яхта, в самом деле, отдалённо напоминала стилизованную снежинку, по странной фантазии мастера вырезанную не из бумаги и даже не из алюминиевой фольги, в какой заворачивают плитки шоколада и конфеты. На это изделие пошёл иной материал — тончайшая золотистая плёнка из сложнейшего кремнийорганического полимера, продукт японской корпорации, подсмотревшей состав этого материала в останках инопланетных электрических червей.

Золотой снежинке не повезло — она упала с новогодней ёлки, и кто-то неосторожный наступил на неё. После чего, не желая возиться с починкой, повесил пострадавшую игрушку — но не на ветку, а почему-то на окно, за которым вот-вот должны взлететь к небу новогодние фейерверки. Так она и висит на бархатно-чёрном фоне, усыпанном яркими точками звёзд, медленно вращаясь на невидимой нитке. Золотистая фольга безжалостно смятая, потерявшая задуманную создателем безупречную гладкость и геометрически-точную форму отбрасывает во все стороны блики — благо, видимые размеры светила не слишком уступают тем, что видны с Земли, да и лучи его не теряют яркости, проходя через слои атмосферы. Но и отражаться солнечным зайчикам некуда — стен, потолка, мебели в этой «квартире» нет, разве что какому-нибудь повезёт и он попадёт на броню жилого модуля «Арго» или вспыхнет золотым бликом на толстенном, особо прочном стекле блистера, что отделяет меня в данный момент от межпланетной пустоты.

В данный момент «шарик» в центре снежинки необитаем — команда у нас на борту, осыпаются после пережитых потрясений. Я сам их снимал — подошёл к «Фебу» на своём «суперкрабе», зацепил манипуляторами, и неспешно, чтобы не повредить ещё сильнее парус, поволок на буксире к кораблю. Особого смысла в такой осторожности не было, скоро парус безжалостно срежут и, скатав в подобие рулона, как дети комкают блестящие конфетные обёртки, закрепят при помощи тросов получившуюся «скатку» снаружи на корпусе планетолёта. И всё равно я старался — казалось кощунством лишний раз уродовать это переливающееся солнечным золотом полотнище. Помните фантастический рассказ Александра Куприна «Жидкое солнце?», написанный в самом начале века, до Первой Мировой, в 1912-м, кажется, году? Наверное, его герой испытывал примерно такие чувства, когда впервые увидел колбу со сжиженным солнечным светом…

Дальше было проще. Оставив солнечную яхту висеть в паре километров от корабля, я дождался, когда члены «яхтсмены» наденут вакуум-скафандры, аварийно отстрелят колпак кокпита и выйдут наружу. Помог им закрепиться на раме буксировщика, развернулся и неспешно поплыл к «Арго», где и сдал с рук на руки медикам. Вид у спасённых был неважнецкий — ещё бы, два с лишним месяца, проведённые в тесноте, отчаянная двухнедельная борьба за «живучесть», за право остаться в гонке наложили свои отпечатки…

Вообще-то, жизни Середы и двоих его спутников ничего не угрожало — смявшееся полотнище паруса никак не сказалось на герметичности жилого модуля и системах жизнеобеспечения — чего, увы, нельзя сказать об их душевном состоянии. Виктор, когда его извлекли из скафандра, растерянно озирался, облизывал потрескавшиеся, пересохшие губы, говорил невнятно и всё время дрожал. В медотсек его пришлось нести — долгое пребывание в невесомости давало о себе знать, — и я не смог обменяться с ним даже десятком слов. «Наговоритесь, когда придут в себя — заявили медики, — а пока оставьте людей в покое и займитесь лучше своими делами!..»

…Вызвав меня на ходовой мостик, Поляков сообщил, что с Земли получено сообщение об аварии с солнечной яхтой «Феб», участвующей в «Солнечной Регате». Прямого распоряжения идти к ним на помощь нет, как и непосредственной угрозы жизни команды, так что решение оставили на наше усмотрение. Если мы откажемся — к «Фебу» отправится «Заря»; сейчас она на орбите Марса, принимает участие в поисках «звёздного обруча» и может добраться до терпящей бедствие яхты за считанные часы. Но если мы согласимся, добавил Андрей, то сначала подберём этих бедолаг, а потом тоже пойдём к Марсу, сдавать добытый полигимний, все сорок с лишним тонн, с рук на руки Леднёву, а уже оттуда отправимся домой, к Земле. Я, разумеется, не возражал — тахионных торпед в пусковых установках «Арго» было ещё пять штук, а операция по ловле солнечной яхты должна была занять не более сорока восьми часов. Так что подождёт Валера свой бесценный «сверхтяжёлый» — столько уже прождал, от дополнительных двух суток ничего с ним не сделается…

Так что теперь мне предстояло упаковать драгоценный солнечный парус (квадратный дециметр этой плёнки стоит раз в десять больше самого дорогого японского кассетника), зашвартовать жилой модуль «Феба» — и можно отправляться дальше. Здравствуй, Красная Планета, здравствуй, «Заря», капитан Волынов, старые друзья, те из вас, кто служит на нашем любимом корабле… И, конечно, ты, великий учёный Валерий Леднёв — то самый, что прямо сейчас по десятому разу репетирует гневную отповедь на тему непоправимого ущерба тахионной физике и космическому прогрессу человечества, нанесённого нашими проволочками с добытым полигимнием.

— Знаете, а я ведь впервые пришёл к Марсу на корабле. — Середа смотрел в иллюминатор, где на бархатно-чёрной, усыпанном звёздами пустоты висел бледно-кирпичный шар планеты. — До сих пор только на лихтерах, через станционный «батут». Да и сколько тех разов-то было, всего три…

И он ткнул большим пальцем за спину — там, скрытый от взоров корпусом корабля, медленно вращался бублик орбитальной станции «Скьяпарелли».

— По сравнению с моим единственным посещением ты ветеран. — отозвался я. — Мы тогда прибыли со «Звезды КЭЦ», после недельной планетологической практики на «Ловелле» — предполагалось, что после Луны мы повторим на Марсе ту же программу, для чего нас должны были перебросить «батутом» на Берроуз. Но у них случились очередные неполадки, и мы неделю проболтались на орбите — провели ареологические наблюдения, посидели на лекциях, наслушались рассказов ветеранов, включая байки о летучих пиявках — и вернулись, несолоно хлебавши, домой, на Землю.

Виктор понимающе кивнул. «Батут» марсианской базы Берроуз пользовался дурной репутацией — с момента его запуска там было не меньше трёх крупных аварий — это не считая мелких неприятностей, происходивших с завидной регулярностью. В последнее время поговаривали о том, чтобы вовсе вывести его из эксплуатации.

— А почему вас на челноке не спустили? — удивилась Оля. — Я слышала, что это здесь в порядке вещей?

— Что верно, то верно. — согласился я. — Тяготение меньше четверти земного, атмосфера разряжена до крайности, и если бы не пыльные бури, летать было бы не сложнее, чем на Луне. Но нам как раз пыльная буря и выпала — затянула весь район станции Берроуз и продолжалась почти неделю. Так что, решили лишний раз не рисковать подрастающим поколением покорителей Внеземелья…

Случай, о котором я вспомнил, имел место около полугода назад, после окончания третьего учебного курса. Вообще, два с половиной года, миновавшие после памятных событий в Поясе Астероидов оказались не самыми насыщенными в моей жизни. Нет, событий хватало, одно только рождение нашего с Юлькой сына чего стоило, да и выход трёх моих книг (одна художественная, о сатурнианской эпопее и два сборника документальных очерков) как ни крути, весьма примечательный факт… За пределами же «гравитационного колодца планеты -есть такое сугубо профессиональное выражение у работников Внеземелья, которые они любят щегольнуть перед прочими жителями нашей планеты — я провёл в общей сложности не более трёх месяцев. Всё остальное время было посвящено факультетским аудиториям, лабораториям и библиотеке — в общем, учёбе, учёбе и ещё раз учёбе, как, если кто забыл, завещал великий Ленин. Кстати, обязательные для любых советских ВУЗов историю КПСС, политэкономию и научный коммунизм мы тоже сдавали, причём мне приходилось бороться с лезущими наружу штампами из 'той, другой», в особенности, постсоветской жизни… Не самая простая задача — особенно, если учесть расхождения с оставленной мною реальности, причём как в плане фактологии, так и в сугубо идейном…

В настоящий мы сидели в «Сюрпризе», увлечённо обсуждая предстоящую встречу с Красной Планетой. Вернее, не сидели, а висели, кто пристегнувшись к ложементу, кто, как Оля, оплетя ногами единственную опору вращающегося табурета возле пульта. В помещении резервного мостика «Зари» царила невесомость, и никому из нас не улыбалось отправиться от малейшего толчка в свободный полёт — радости, связанные с отсутствием тяготения, уже давно для нас не в новинку.

— А всё же, поскорее бы… — Оля сидела спиной к большому прямоугольному окну из кварцевого стекла, составлявшему одну из главных достопримечательностей «Сюрприза». Конечно, до знаменитого блистера «Арго» ему было далеко — но это был живой, «натуральный» космос, а не созданный лучевыми трубками или жидкокристаллическими экранами.

Оля единственная из нас троих, не бывала даже на орбите Марса, и с нетерпением ждала, когда можно будет спуститься на поверхность планеты. Да я и сам, честно говоря, не отказался бы — уж очень хотелось своими глазами увидеть базу Большой Сырт и выяснить наконец, насколько соответствует реальности образ, созданный моим воображением по мотивам «Стажёров» братьев Стругацких. Для этого мы втроём и отправились с «Арго» на «Зарю» — наша старушка участвовала в программе поисков марсианского «звёздного обруча», и оттуда на поверхность планеты чуть ли не ежедневно отправлялись челноки. На «Арго» пока делать нечего — в корабельном компьютере обнаружился сбой и инженер-электронщик запросил двое суток на устранение неполадок. Контейнеры с добытым сверхтяжёлым отправили на «Деймос-2» с ближайшим челноком. Звено буксировщиков пылилось в ангаре (если предположить, что там нашлась бы хоть одна неучтённая пылинка), аппаратура рекреационного отсека и автоматы камбуза, отлаженные заботливыми руками Оли, работали как часы, так что и её недолгое отсутствие прошло незамеченным. Что касается Середы — он, как пассажир, волен был отправляться, куда душа пожелает.

Волынов обнаружив нашу троицу среди новоприбывших, буркнул «только вас мне тут не хватало». Капитану «Зари» действительно было не до нас — на корабле все носились как встрёпанные, и даже Юрка-Кащей, встретивший нас у шлюза, на вопрос — «что тут у вас за кипиш?» — отделался парой невнятных фраз и убежал, пообещав сообщить, как только что-нибудь выяснится. Единственное, что я смог понять — внизу, на планете, на плато Большой Сырт сделана какая-то важная находка, и мешать занятым людям, путаясь у них под ногами со своими расспросами, сейчас не стоит. Так что мы побросали багаж в отведённые нам каюты, запаслись в столовой плюшками, пакетами с сэндвичами, термосами с кофе и пластиковыми колбами с фруктовыми соками и отправились в «Сюрприз», где и провели полтора часа, беседуя о том, о сём и терпеливо дожидаясь, когда о нас вспомнят.

— Кстати… — я кивнул на рукав Витькиной куртки. — Спецом нацепил, по случаю нашего визита сюда?

— Что за выражения, Лёш! — возмутилась Оля. — «Спецом», да «нацепил»… У меня, если ты не заметил, такая же!

И продемонстрировала свой рукав с точно такой же, как у Середы, круглой нашивкой — силуэт «звездолёта, аннигиляционного, релятивистского ядерного» на голубом фоне, окружённый красными буквами. Такие по традиции получал каждый, кто совершил на борту «Зари» хотя бы один прыжок через «червоточину».

Виктор пожал плечами.

— Нет, это я ещё перед стартом регаты нашил. Она со мной всю дорогу от Меркурия была, как талисман.

— А моя дома осталась. — посетовал я. — Впрочем, не больно-то она тебе помогла…

И тут же пожалел о сказанном — тема провального участия в Солнечной Регате оставалась для нашего друга весьма болезненной. К моему удивлению, Виктор в ответ лишь неопределённо пожал плечами.

— Ну, это как сказать… Всё же, половину дистанции мы прошли, все живы и здоровы. Да и корабль практически цел, только парус поменять. Хотя, кому он теперь сдался…

Я насторожился — чтобы Середа, собственными руками, по винтику собиравший «Феб» — и так пренебрежительно отзывался о своей солнечной яхте?

— Не переживай, Вить… — засуетилась Оля. — Ну не получилось на этот раз, в другой раз получится. Знаешь, как говорят — первый блин комом!

— А первый солнечный парус — комком. — невесело усмехнулся Середа. — Вернее, драной тряпкой. Зря стараешься, Оль. Спасибо, конечно, но другого раза не будет. Я, пока мы летели, о многом успел подумать. Ну, хорошо, сделали мы солнечные паруса, доказали, что идея жизнеспособна — а дальше-то что? Устраивать гонки на потеху всей планете? Нет, дело-то хорошее, я и сам загорелся… поначалу. А потом понял — нет, не моё это. Нет во мне спортивного азарта.

— Разочаровался, значит, в идее?

Виктор ответил не сразу.

— Лёш, ты сам посуди… Вот вы подшучиваете на тему моей фамилии. И не только вы, другие тоже… Но ведь я правда однажды добраться до звёзд, а на солнечном парусе, даже самом огромном, этого не сделать! Вывод — надо менять специализацию, и чем быстрее, тем лучше. Время-то идёт, и если его тратить так бездарно — можно доиграться до того, что на первом звездолёте для меня не найдётся места!

Сюрприз за сюрпризом, подумал я. Хотя, чему тут удивляться — тот, киношный Виктор Середа тоже не готов был удовлетвориться победой в конкурсе школьных фантастических проектов. Его неудержимо тянуло к звёздам — а наш-то чем хуже?

— Ну, это тебе к Леднёву. — я пожал плечами. — Благо, до Деймоса недалеко, час полёта. Наш челнок пойдёт туда с грузом поолигимния, они и тебя могут подбросить. Валера бредит идеей межзвёздных путешествий, и не когда-нибудь в будущем, а совсем скоро, в ближайшие годы, и обязательно с помощью «звёздных обручей». Да что я тебе рассказываю, сам всё знаешь…

— К Леднёву, так к Леднёву. — покладисто отозвался Виктор. — Вот пошлю на Землю письмо с просьбой исключить меня из «парусного» КБ — и сразу же попрошусь к Валерке. Я, конечно, в тахионной физике ни уха, ни рыла, но раз он собрался к звёздам — ему же понадобится хороший бортинженер?

— Уверен, он будет рад. Кстати, Влада тоже в его команде, на «Деймосе-2» Помнится, ты к ней ещё в Астре неровно дышал, разве нет?

Заявление было провокационным, и Витька на него повёлся.

— Ерунда всё это, слухи, трёп! И я знаю, кто тогда их распространял…

И обвинительно уставил палец на Олю. Та виновато развела руками — «ну, было дело, чего уж там…»

— Ладно, что было, то прошло, чего уж теперь… — примирительно сказал я. — Влада тот ещё подарочек, вспомни хоть историю со Стивом и тем, вторым… чёрт, забыл фамилию… ну, с которым он тогда из-за неё подрался в общаге, а потом оба вылетели из «юниорской» программы! Хотя, как математик, она, как говорят, весьма талантлива…

— Мои собеседники предпочитали употреблять слово «гениальна». — Середа наставительно поднял палец к потолку. — Это ведь именно она разработала математический инструментарий для леднёвских теорий. Читал интервью с ним в «Вестнике Внеземелья»? Валера прямо так и заявил….

— Вот и хорошо. — я не стал спорить. — Она гений, ты тоже чертовски талантливый инженер — а Леднёву для такой затеи понадобятся все таланты, которые он сможет привлечь. Дело-то нешуточное!

— Ну, какой я талант… — Виктор смутился. — Дело своё знаю, но и только. А вот Влада…

Скрипнул, открываясь, круглый люк, и в «Сюрприз» вплыл Юрка-Кащей. Физиономия у него лучилась жизнерадостностью, а на нагрудном кармашке красовалась эмблема «Зари» — точно такая же как те, которые давеча демонстрировали мои собеседники.

— Вот вы где засели! — заявил он. — А я-то их по всему кораблю ищу, с ног сбился… Не слыхали ещё — «звёздный обруч» на Марсе нашли!

— Где? — Хором спросили мы трое. — И кто нашёл?..

— На Большом Сырте, километрах в ста пятидесяти от базы. А обнаружил его твой протеже, Серёжка Лестев на пару с какой-то девчонкой-практиканткой из МГУ. Она в процессе поисков пострадала, и врач базы решила отправить её для обследования к нам, на «Зарю»…

— Пострадала? — Оля немедленно встревожилась. — А что с ней случилось?

— Электротравма, довольно серьёзная, но прямой угрозы жизни нет. А вот что именно случилось, — тут Юрка загадочно ухмыльнулся, — это и есть самое невероятное!

— Не томи уже, а? — Середа расстегнул привязной ремень, оттолкнулся от кресла и взмыл к потолку. — Что за манера, сколько можно?..

— Терпение! — с мефистофельской улыбкой отозвался Кащей, явно наслаждавшийся ситуацией. — Челнок уже стартовал с Большого Сырта. Через полчаса они будут здесь, тогда всё и узнаете!