Четыре хвоста.

Глава 19

Сражаться значит дышать. Это изречение было для многих основным, включая меня и стоящего напротив паладина. Я зарабатывал, размахивая заточенным железом, а он восхвалял своё божество, иначе обрекая еретиков на смерть при помощи своего меча.

Первые секунды схватки обозначились молчанием и лёгким шуршанием ветра, проникшего в зелёные кроны местных деревьев. Мы стояли напротив друг друга, анализируя шансы на наши победы. Сейчас каждый понимал, что мы выступили друг напротив друга, ощущая готовность выпустить кровь до последней капли крови своего врага. Никто не хотел нападать первым, прекрасно оценивая силы противника.

Всего мгновение, и мы сблизились со скоростью света, нанося целый ворох быстрых ударов. Клинки сталкивались со страшным звоном, закладывающим уши. Сталь блестела в лучах горячего летнего солнца, и от ударов высекались снопы искр, заставляя опасливо прикрывать глаза. Оба наших меча пели от каждого столкновения.

Паладин, накаченный множеством зелий, сваренных по древним рецептам, двигался со скоростью небесной молнии, нанося столь мощные удары, заставляющие гудеть удерживающие меч ладони. Воин попытался ударить снизу вверх, желая рассечь мне челюсть надвое, но встретил мой цвайхандер, обрушив удар мне на голову. Я закрылся мечом и даже сумел сдюжить, не рухнув на землю, но по всему телу пошла такая чудовищная волна, что от боли захотелось выблевать все свои внутренности, из-за чего я отпрыгнул назад, стараясь продолжать следить за быстрыми манёврами паладина, перемещающегося по нашей импровизированной арене со скоростью тени.

Кроткие секунды такой нужной передышки, и воин Кубка налетел на меня вновь. Он действовал молчаливо, но с силой дварфийского парового танка или дикого степного тура. Никогда прежде мне не удавалось видеть такой скорости ударов. Рыцарь раз за разом совершал выпады, целя то в голову, то в корпус, то желая ранить мои ноги. Его двуручный меч буквально пел, рассекая воздух с воистину ураганным свистом, и каждый раз мне приходилось напрягать каждую свою мышцу лишь для того, чтобы отразить хоть один удар, не говоря даже о попытке контратаковать.

Долго сдерживать напор я не мог. Меч этого человеческого воина не был стальным. Он словно изгибался от удара, заставляя не просто видеть, а предугадывать, куда устремится меч воина. Мне удавалось делать это, постоянно отступая шаг за шагом, но один раз я ошибся, не успел лишь на десятую долю мгновения, но, как бы то не было, сталь паладина достигла моей плоти. Широким ударом от левого бока к правому, он рассёк плотный гамбенизон так, словно это был лишь тонкий лист пергамента.

Клинок рассёк мой живот на два пальца ниже последнего из рёбер. Тело обожгло пламенем, и я почувствовал, как кровь фонтаном ударила из меня. Самая дорогая жидкость крупными каплями стала падать на землю, а сознание начало плыть. Меня словно окунули в реку. Не было больше вокруг рощи и воинов-монахов, готовых разорвать меня и сжечь на ближайшем костре. Тело потеряло контроль, рухнуло на землю, а я плыл по ледяной реке, уносящий меня в орочий Край Вечной Охоты, на встречу со своими многочисленными предками. Я уже видел эти прекрасные степи, леса и холмы, полные мясистой дичи и опасных хищников. Мне были видны вековые пиры с бесчисленными реками мёда, вина и эля, длинные дубовые столы, уставленные мясом и прекрасные девы, вьющиеся вокруг и зовущие наконец прийти к ним, отбросив свой дух.

- Верни.

- Свою.

- Кровь.

Слова прозвучали в голове так, словно с каждым звуком мой мозг клеймили раскалённой печатью. Я почувствовал древнюю силу, идущую ко мне из самой земли. Эта мощь шла из таких глубин, о которых не знали даже дварфы с их бесконечными туннелями, идущими в неизведанные недра планеты.

Моя кровь будто воспылала, превратившись в пылающий нектар, текущий по каждой жилке, приносящий настолько ужасную боль, сколь и великое удовольствие. Каждая частичка тела страдала и находилась в неимоверной неге, которую никогда ранее не приходилось мне испытывать.

Пред глазами предстало существо, чей ужас не мог описать язык ни одного народа. Я ощущал, что на меня смотрит сам Ад. Его взгляд заставлял тело полыхать, а мысли путаться, но отвернуться не было сил. Существо шептало, кричало и выло. Оно пробуждало каждую клеточку моей сущности, заставляя меня подняться, отпустить прекрасный мир, куда со всех паров неслась моя душа, вновь вынуждая меня сражаться.

Я сам не ощутил, как оказался на ногах, а руки подняли выпавший клинок, ставший мгновенно бесконечно холодным. Меч будто полностью стал из льда, который пронзил моё создание, которое покинули все лишние мысли, сконцентрировавшись исключительно на сражении.

Паладин посмотрел на меня. Мне даже показалось, что взгляд его приобрёл хоть какие-то эмоции, став заинтересованным, но даже так воин нисколько не опасался меня как противника. Теперь он видел меня, словно дичь, которую ещё стоит поймать.

- Нападай, сволочь. – шепнул я одними губами, чувствуя, как горячая кровь, превратившаяся едва ли не в магму, растекается по венам.

Прошло всего несколько мгновений, и схватка закипела с новой силой. Враг сблизился со мной за одну секунду, и мы принялись рубить друг друга с неистовостью, достойной древних героев. Время шло очень медленно, и, наконец, я заметил движущийся в атаке клинок. Если раньше древняя сталь просто смазывалась, превращаясь в сплошную тень, то теперь можно было вовремя отражать наносимые паладином удары и даже продвигаться вперёд.

Рыцарь наступал на меня, постоянно нанося удары, не давая и секунды на то, чтобы сконцентрироваться и попытаться нанести ответный удар. Его движения не несли ошибок, он был способен остановить меч даже в момент мощнейшего замаха, словно инерция для него была пустым словом, но и во мне открылось даже не второе, а уже десятое дыхание.

Понимая, что бесконечно отступать не получится, я решился атаковать сам, шагнув вперёд и сблизившись так, чтобы вынудить противника отступить хотя бы на шаг, ведь оперировать мечом на таком расстоянии будет физически невозможно.

Моя задумка оправдалась. Пропустив летящее мне в живот острие меча сбоку, я совершил широкий шаг вперёд, замахнувшись левой рукой, словно собираясь снести ударом кулака голову этого воина. Паладин не успевал всего десятые доли секунды, и это позволило мне попасть.

Кулак врезался в лицо паладина с такой мощностью, что шея обычного человека не выдержала бы и хрустнула, но этот сумел не просто удержаться на ногах, но и схватиться за меч. Я видел, как он отступил на несколько шагов, пошатнулся, едва не опрокинувшись на спину, но в одно лишь мгновение вновь вернулся в боевое состояние, будто не получил никакого урона.

Пользуясь секундами замешательства, я принялся давить, нанося быстрые удары, опасаясь контратаки, вытворяя просто невозможные связки и стараясь удивить своего противника. Рубящие удары сверху вниз сочетались с быстрыми колющими выпадами, переходящими в связки с перехватом для ударов «мордхау», надеясь добраться до своего противника хотя бы гардой. Но чем дольше затягивался бой, тем становилось сложнее. Сердце из едва тлеющего уголька превращалось в пылающий костёр, добавляя энергии и ярости, застилающий всяческие проявления разумности. Вместо того, чтобы аккуратно вести бой, мне приходилось просто рваться вперёд, бросаясь в безумную, практически самоубийственную атаку.

Затем что-то изменилось. В одно мгновение паладин будто сломался, превратился из гордого орла с хищным взглядом в толстую куропатку, настолько медленную и неповоротливую. До этого он спокойно вертел мечом так быстро, что движения его могли уловить только взгляд самых быстрых хищников, но теперь он на глазах стал намного медлительнее и нерасторопнее.

Выпад заканчивался новым выпадом, и постепенно мне начало казаться, что чаша весов этой дуэли склоняется в мою сторону. Казалось, что паладин становился медленнее, неповоротливее, будто отмахивался от ударов со значительно притупленной реакцией. Воин выдыхался, и это ещё сильнее подстёгивало меня рваться дальше вперёд, в тяжёлых и сложных попытках проломить оборону этого рыцаря. Двуручный меч в руках становился очинённым гусиным пером, которым я выводил красными чернилами судьбу этого сражения. Теперь я чувствовал себя поэтом, а не поединщиком, охотником, а не дичью, за которой охотится профессиональный ловчий, мастерски расставляя сети и направляя меня в сторону грамотно организованной засады. Я почувствовал сильный вкус крови, то приятное чувство доминирования, настигающее воина в тот момент, когда победа находится на расстоянии вытянутого меча.

Но я крупно ошибся.

Паладин попал очень аккуратно, филигранно, достойно самого профессионального из хирургов, прорезав мне бок примерно по левому среднему ребру. Кости не позволили стали войти глубже, но паладин практически достал меня в подмышку. Подними он меч всего на пару пальцев выше и его удар достиг бы цели, создав для меня такое кровотечение, что из моей крови можно было бы наполнить бадью.

Казалось бы, можно было продолжить атаковать, но я отскочил, разрывая дистанцию насколько это вообще возможно, понимая, что стоит успокоиться, как-то потушить рвущееся из груди сердце. Вот только противник вместо того, чтобы решительно атаковать, пользуясь моим замешательством, остановился и принялся задумчиво рассматривать свою руку, медленно покрывающуюся горячей кровью. Сейчас он с размаху воткнул свой двуручник в мягкую от впитавшейся в землю крови и начал с холодным интересом смотреть на свою руку, вертя ей по сторонам. Паладина вовсе перестал интересовать бой, который приобрёл неожиданную паузу.

Переводя дыхание, я присмотрелся, поняв, что достал своего противника весьма неплохо. Пусть он ранил меня в корпус, но мне удалось достать рыцаря в левую руку чуть выше локтя. У меня почти получилось отрубить его руку полностью, но кость выдержала и на ней осталась царапина. Не будь у этого человека запредельной мощи, то он наверняка лишился бы своей конечности, но единственное, что сделал воин, так это остановился на месте, сунув двуручный меч в широкий кожаный чехол.

Как только мужчина остановился, то сложил руки на груди и принялся просто ждать, кивнув в мою сторону своим людям. Пехота рванулась просто с выдающейся скоростью, прекрасно видя мои два моих неприятных ранения. Они побежали вперёд, готовясь задавить меня численностью, но и я сейчас уже был далеко не в том состоянии полумертвой шавки, что и в начале боя. Моё сердце пылало и оружие в руках казалось просто невесомым. Я был готов сражаться, чувствуя кипящую ярость, подпитываемую неожиданно сильным адским приливом.

Пехотинцы Ордена атаковали всей массой, но их попытка закончилась лишь кровью. Пусть эти воины были серьёзными, подготовленными бойцами, которых обучали снаряжали по лучшему разряду, в них не было и толики той страшной силы, которая таилась в паладине, спокойно ожидающего окончания сражения.

Враги нападали вместе, но моё нынешнее состояние боевого транса не позволяло им даже подобраться на дистанцию для уверенной атаки. В стороны полетели конечности, земля обагрилась кровью, а души одна за одной покидали этот мир. Звон стали, разрубающей плоть и отсекающей кости, смешавшийся с криками раненных, превращались в настоящую музыку, ласкающую мой слух.

Не прошло и трёх минут, как весь десяток воинов натурально закончился. Они даже не пытались отступить, сражаясь до последней капли крови и лишаясь своих жизней в этой кровавой схватке. Теперь они лежали кучкой порубленного мяса под моими ногами, а паладин степенно кивнул. Мужчина закрепил чехол с двуручным мечом на спине при помощи длинной кожаной лямки, после чего кивнул мне, почти что на прощание, и развернулся. Казалось, что он должен был отомстить за своих товарищей, погибших от моего меча, но сейчас он отступал. Нет-нет, даже не отступал, а спокойно выходил из схватки даже не проигравшим, сколько победителем. Сейчас он мог наброситься на меня, совершить два быстрых удара, бросив простых пехотинцев в качестве приманки, но нет. Он отходил, оставив на мне две тяжёлых раны, явственно ощущая своё превосходство в сражении.

Смотря за спиной уходящего человека, я старался сдерживать стоны боли, растекающееся по всему телу. Она заступала на пост, заменяя кипящую внутри ярость, которая ушла куда-то очень далеко. Мне сложно было даже понять, как вернуть состояние этого боевого транса, позволившего сражаться, миновав всяческие границы своих возможностей. Оставалось только уходить, прямо бежать, надеясь, что остатки сил не покинут меня быстрее, чем удастся добраться до своих союзников.

Сорвав с себя порванный в нескольких местах гамбенизон, я разорвал на несколько лоскутов надетую рубаху и принялся быстро перетягивать ранения. Мне приходилось делать это многие десятки, если не сотни раз, а потому прекрасно помнил поведение своей крови. Обычно она струилась к земле, заливая всё под ногами, то теперь моя горячая кровь будто бы обленилась. Она медленно выходила из раны и стала столь густой, что практически игнорировала притяжение планеты.

Вздохнув, я постарался сбросить накопившееся внутри меня напряжение и стремительно зашагал в ту сторону, куда сбежали прорвавшиеся кочевники. Краем глаза я успел заметить, что степное войско всё равно не обошли стороной потери, и даже так они смогли вырваться не из самой плотной, но блокады со стороны войск Ордена. Я был полностью уверен, что бойцы Каркси смогли уберечь трёх девушек и отошли они не настолько далеко, чтобы мне не удалось настигнуть их.

Пока я шёл, ощущая постоянное кровотечение, то мысли крутились вокруг странного паладина, который отпустил меня по неизвестной причине. Сомнительно, что он не был столь уверен в своей победе, чтобы не окончить сражение моей смертью, а значит, что у этого воина были собственные причины, чтобы бросить меня здесь в одиночку.

Первые несколько сотен шагов дали ещё достаточно легко, но чем дольше мне приходилось идти, тем тяжелее становилось моё дыхание. Физическая подготовка и орочья кровь позволяла относительно спокойно пересекать громадные, по меркам человеческой мысли, расстояния. Многие и многие тысячи шагов не считались для меня серьёзной нагрузкой, но сейчас становилось непосильно тяжело. На плечи мне словно повесили по несколько наковален, но приходилось держаться. Почему-то я полностью был уверен в том, что в спину орденское войско меня не атакует. Естественно, что я не верил в сказки о рыцарской чести и верности честным поединкам, но если бы меня хотели уничтожить, то уничтожили бы во время той схватки.

Я не успел заметить, когда отключился. Несколько десятков шагов я прошёл практически как в тумане, ощущая лишь отдалённые звуки окружающей меня рощи, а затем мир словно схлопнулся, превратившись в сплошную чёрную пелену.