Чёрный полдень (СИ)

lvi

— Ты была права.

Я так удивилась этим словам, что не сразу нашла в них другую странность: они раздались изнутри комнаты, которую я только-только отпирала ключом.

Я слишком сильно толкнула дверь, и она громко треснула ручкой о платяной шкаф.

Става сидела на моём столе, болтая ногами. На ней был очень короткий сарафан из фиолетового вельвета, жёлто-зелёная полосатая рубашка и малиновые колготки, а волосы она заплела в три тугих, торчащих в стороны косички. На руках — ряды широких фенечек, на шее — бусы из бисера, в ушах — крупные ярко-розовые серьги. Всё вместе это создавало образ придурковатой девочки-подростка, у которой нет ни матери, ни старшей сестры, чтобы привить хоть чуть-чуть вкуса и сдержанности.

Только лицо, несмотря на широкую улыбку, было слишком взрослое. И в уголках глаз уже толпились морщинки-лапки, подсказывая: этой девице давно не пятнадцать.

— Что вы здесь делаете?

Я хотела спросить строго, но вышло — неуверенно. Разговор с Лирой осел внутри душной сонной тяжестью, и теперь я хотела только умыться, сесть поудобнее и скользнуть сознанием в тёплый, пушистый свет, сквозь который от меня тянулась вдаль золотая связь.

— Он просыпается, — сказала Става.

— Просыпается? — я глупо моргнула. — Кто?..

Става закатила глаза и картинно покрутила кистью в воздухе:

— Ну этот твой. Как там его.

— Дезире?!

— Этот твой лунный, — снисходительно продолжила Става. — Так что можешь кончать эту свою ерунду со склепами.

Я плотно затворила дверь, ногой подтащила к себе стул и села.

Просыпается. Он — просыпается.

— Он… в порядке? — хрипло спросила я.

— Да что ему сделается? Или, думаешь, лунным господам снятся кошмары?

Я была уверена, что лунным снятся кошмары, даже если они не спят. А если уж спят, так, наверное, и подавно! Я хорошо помнила, как Дезире говорил о чёрной воде и мёртвых деревьях; в его голосе звучали, дрожь, тоска и боль, с какими люди пересказывают страшные сны, если в них кто-то умер.

В чём я не была уверена, так это в том, что странной девице из Волчьей Службы следовало об этом знать.

— Лежит там себе, — продолжала Става с кривой улыбкой, — реально кусок света, просто отвал башки!

— Где?

— Да какая тебе разница.

— Но я…

— Нечего тебе там делать.

— Но…

Става осклабилась.

— Видишь ли, змейка, возрождение лунного — это вроде как до жопы личный процесс. Типа того, интимный. И волшебный прямо отсюда и до обеда.

Я наморщила лоб, а потом сообразила:

— Вас что, тоже не пустили?

И Става разулыбалась:

— Вот видишь? А на первый взгляд — дура дурой.

Я глянула на неё хмуро и едва удержала рвущееся из зверя шипение. Я так и не могла понять, в кого превращается сама Става, но моя змея оценивала наши с ней шансы на победу в драке как сомнительные и предлагала поскорее ввинтиться под какой-нибудь симпатичный камень и шипеть оттуда. А если мерзкая гостья нападёт сама, кусать в шею, чтобы она сдохла хотя бы от яда!

Он просыпается, — напомнила себе я, с трудом сбрасывая с себя воинственное оцепенение и расслабляя руки. Он просыпается. Лежит, как кусок света… получается, теперь он просыпается совсем? Вместе с телом?

У него будет тело. И — почему-то это я знала совершенно точно, — меч тоже будет. Белый рыцарь с крыльями, безразличный и пугающий. Он приходит за теми, кто спутался с запретной магией, и обрушивает на них всю ярость грозового неба.

Юта знала его, как Филиппа Спящего. В человеческих текстах его называли десятком разных имён, но всё больше — Усекновителем. И его пробуждение никогда не означало ничего хорошего.

Что это значит… для меня?

Я хотела видеть его — до дрожи в пальцах, почти до слёз. Что-то во мне ужасно к нему тянулось. Дезире был моим другом, нас связывали пустая болтовня и сложные ночные разговоры, много пустых суббот на склонах Марпери среди газет и учебников по радиотехнике, долгая дорога в Огиц, непонятное тепло, потерянность, разбитый привычный мир, пустота неизвестного вместо будущего, кошмары, идеи, десяток придуманных платьев и золотая нить, тянущаяся через свет. Всё это было так много, что в моей жизни не осталось никого ближе и важнее.

Но это всё — мне.

А я, как милостиво напомнила когда-то Юта, всего лишь двоедушница. И пока я искала его, пока боялась и плакала… что делал он в своём где-то там? И каким он проснётся?

Царственным лунным, чей покой охраняют так старательно, что не пустили даже какую-то важную сотрудницу Службы?

Эти мысли отдавали горечью и чем-то кислым, несвежим. Я смяла ладонью юбку, потом опомнилась и расправила ткань, разгладила её ладонью. И только потом заметила, что Става так и сидела на столе, болтая ногами и чуть склонив голову.

— Чего вам? — хмуро спросила я.

Она широко улыбнулась и фыркнула:

— А я уж думала, ты и не спросишь! Видишь ли, змейка, какое дело… мне пригодилась бы твоя помощь.

— Моя?..

Я с трудом могла придумать, зачем понадобилась Волчьей Службе. Разве что снова посветить на руки этими их артефактами, но для этого вовсе не обязательно было заявляться ко мне домой. Да и вещей никаких при Ставе как будто не было: единственный карман сарафана был декоративным, с вышивкой, располагался на груди и казался пустым.

— Твоя, — серьёзно кивнула Става. И тряхнула головой: — Ты не дуйся, мне все говорят, что у меня шутки дурацкие. Это всё имидж, знаешь, что это такое?

Я оглядела Ставу с ног до головы. В колледже нам преподавали индивидуальный стиль, но очень модную, всегда с иголочки одетую преподавательницу схватил бы кондратий, если бы она увидела такое применение своей науки.

— Мне очень нужно поговорить с ним, — сказала Става, и дурашливость и правда слетела с неё, как шелуха. Теперь фиолетовый сарафан казался будто снятым с чужого плеча. — С твоим лунным. Это важно для Кланов, а, может быть, и для всего мира.

— Поговори, — тускло сказала я и пожала плечами. Во рту было сухо и неприятно.

— Это может быть непросто, — мрачно возразила она.

— И я, по-вашему, могу что-то с этим сделать?

Она усмехнулась:

— По-моему, никто не помешает ему заявиться сюда, как только у клубка света отрастут ноги.

Сердце подскочило в груди так, что казалось: в соседнем квартале слышно, как оно бьётся. Часто-часто, громко, встревоженно. Оно надеялось на что-то, глупое.

— Я не его… как там это… хме, что бы это ни значило. Мне говорили, что…

— Глупости говорили, — отмахнулась Става. — Я кое-что знаю о лунных, змейка. Не сомневайся, он появится.

— И… что?

— И ты сделаешь так, чтобы он со мной встретился.

Я нахмурилась. Что-то воздушное и сладкое, как облако сахарной ваты, в моей голове застряло на первой фразе: он появится. Он придёт, потому что я что-то для него значу, хме я там или не хме. Даже совершенно посторонняя двоедушница заметила, что между нами что-то…

К счастью, помимо девичьей глупости в моей голове водилось кое-что ещё. И это что-то заметило встревоженно: разве могу я что-то обещать? Разве могу я заставить своего друга встретиться с морочки знают кем, которые занимаются какими-то ужасно таинственными делами и светят на крысиные деньги лампочкой?

«Ты сделаешь так, чтобы он…» — я могла бы рассказать, или попросить, в конце концов. Но она ведь другое сказала.

— А если он… не захочет?

— Тогда ты его убедишь, конечно же.

— Но… Става, я не могу его убедить. Я не очень убедительная. А он во всём себе на уме, у него всё время безумные идеи, он, может быть, совсем не захочет…

— Ну, во-первых, ты скажешь, что ему самому это будет полезно. Можно сказать, это предложение о сотрудничестве.

Я поглядела на неё со скепсисом. У меня в голове очень плохо складывалось, как Дезире может захотеть сотрудничать с Волчьей Службой или вообще хоть с кем-нибудь. Если я понимала о нём хоть что-то, так это то, что он ненавидел свой меч и предпочитал как можно дольше делать вид, что его вовсе не существует.

— Во-вторых, — вздохнув, продолжила Става, — ты скажешь, что я хочу всего лишь поболтать о наших общих проблемах. А если мне не дать поболтать, то очень страшная я могу очень расстроиться, и тогда всем станет грустно.

— Это… угроза?

— Ну что ты!.. Угрозы — это только в-третьих. Понимаешь, я могла бы в целом запереть тебя в подвале Службы и подождать, пока он прямо туда и придёт. Но это как-то некрасиво, правда? И разговор начнётся ну совсем не с той ноты!..

Я вздохнула. Сложно даже сказать, какая Става была хуже, дурашливая или серьёзная. Потому что про подвал она говорила как бы в шутку, но с совершенно мёртвыми глазами.

— Нет, — твёрдо сказала я, — это всё не годится. Дезире никогда… я не буду его шантажировать, ясно? Ты с ума сошла, шантажировать лунного? Он же… ну… лунный!

— О, мы на «ты», — без всякой эмоции отметила Става.

— Никакого шантажа! — повторила я, остро почувствовав себя учительницей начальных классов в школе для очень злых девочек. — Давай сделаем… по-хорошему. Объясни, зачем тебе…

Става смотрела на меня грустно. Было вполне ясно, что она сама давно перестала верить в хорошее.

— Нет, — повторила я. — Объясни мне, что происходит, и я постараюсь тебе помочь. А если не объяснишь, вообще ничего делать не буду. А если ты меня запрёшь, то Дезире, он… этим мечом своим…

— Две минуты назад ты сомневалась, что он вообще появится, — с иронией сказала Става. — Впрочем… как знаешь. В конце концов, в этом-то… Может, ты и права.