Чёрный полдень (СИ)

xxiv

— Надо вытаскивать его отсюда.

Я всё ещё переваривала «десерт»: Меленея в своих неуклюжих попытках перевести тему дошла до того, что протянула руку, прорвала ногтями воздух и достала из сияющего разреза стопку листов с машинописным текстом. Обслюнявив палец и перебрав бумаги, она выбрала один из листов и принялась без выражения зачитывать описание какого-то сногсшибательного торта, приготовленного для свадьбы колдуна Кале и его невесты, будущей покойницы. Торт был описан весьма вкусно, и я и впрямь отвлеклась, — поэтому новая фраза лунной выбила меня из колеи.

— Вытаскивать, — деловито повторила Меленея. — А то так и тронуться недолго. Эй, рыцырь! Ты же не хочешь тронуться?

— Ты знаешь, как снять это заклинание?

— Понятия не имею. У тебя не найдётся ножовки?

Я моргнула, а девочка принялась ощупывать мою шубу, всерьёз, похоже, надеясь, что я не покидаю дома без пилы.

— С собой?.. С собой нет. А заче…

Она была быстрая, эта лунная, — такая быстрая, будто двигалась не как человек, а как свет. Вот только что стояла рядом со мной, безо всякого стеснения шарясь по карманам холодными руками и засовывая острый нос под мой шарф, — мгновение, — и она уже в снежной борозде, ладонями выглаживает металлическую полосу.

Сверкнуло, и в её ладонях зажглось пламя, только не ласково-рыжее, как раньше, а слепяще-белое. Лунная провела им, как лезвием, по металлу, — искры во все стороны, проплавленные дыры в снегу, будто какой-то сумасшедший расстрелял сугроб дробью, — и несколько секунд спустя Меленея вынула из земли тяжёлый золотой прямоугольник, весь выпачканный вязким чёрным.

— Круг разомкнут, — гордо объявила она, отшвырнула золотой брусок куда-то в кусты и брезгливо отряхнула руки. — Ну?

— Ну?.. — растерянно переспросил лунный.

— Ты что-нибудь можешь?

Дезире удивлённо моргнул.

— Зажмурься, — раздражённо велела девочка, и рыцарь послушался. — Что ты видишь?

— Н-ничего? Черноту.

— Черноту? А глаза? Ты не видишь глаз?

— Ни единого.

— Хм, — Меленея почесала подбородок грязными руками. — Ладно, сейчас ещё что-нибудь попробуем.

И она, действительно, попробовала.

Лунного нельзя запереть, — так же, как нельзя пленить свет в кастрюле, или поймать звук руками. Мы, объяснял Дезире, бестелесные потоки света, мы везде и нигде одновременно, мы видим всё и ничего и сливаемся с потоком, который и составляет вселенную; мы — искра сознания, чистое впечатление; как можно посадить под замок сияние звёзд, как можно вырвать из мира взмах птичьего крыла?

Вместе с тем любой лунный знает: в мире нет ничего подлинно невозможного.

— Это… запретная магия?

Дезире отвёл взгляд.

Словом, лунного нельзя запереть, — но иногда, как видно, всё-таки можно. И, наверное, по-настоящему опытный мастер, какой-нибудь жрец Луны, сумел бы найти в заклинании вокруг Усекновителя внутреннюю логику и понять, как можно его разрушить, но Меленея была всего лишь лунной девочкой.

Она перепахала всю площадку и, презрительно отказавшись от моей помощи, разобрала металлическое кольцо на множество оплавленных звеньев. Потом надела на голову рыцаря какую-то корону из стекляшек и долго висела на дереве и мычала. Затем разложила обломки в новом порядке и вставила между ними разноцветные призмы. Она окурила статую какими-то благовониями, зачитала что-то вроде псалмов и ткнула в синие глаза подожжённой веткой можжевельника.

— Ну как? — с надеждой спрашивала она после очередной попытки.

— А теперь? — не сдавалась Меленея.

— Мне кажется, ты плохо стараешься, — ворчала она, когда Дезире признавался: он всё ещё не видит никаких глаз.

Наконец, она рухнула на моё бревно, и я ласково погладила её по холодному плечу.

— Я не знаю, — угрюмо сказала лунная, сразу став обратно маленькой. — Не получается…

Девочка шумно хлюпнула носом. Потом ещё раз, и ещё. И громко, с чувством, расплакалась.

— Ну что ты, — уговаривала я, мягко обнимая тонкую фигурку и гладя её по голове, пока Дезире ошарашенно моргал, — мы обязательно что-нибудь придумаем…

— Я тупааая, — ныла лунная, — я ничего не умееею…

— Ну что ты, солнышко. Ты уже столько всего придумала, а ведь это такая сложная формула!.. Ещё несколько попыток и…

Меленея с чувством высморкалась в ладонь и обтёрла сопли о снег.

— Я вижу только одно решение, — твёрдо сказала она. — Тебе, рыцарь, нужен кто-то получше меня. Олта отвезёт тебя в друзы!

— Я?!

— Куда?!

Девочка фыркнула и закатила глаза.

— Нет-нет-нет, — торопливо сказала я, пока Меленея не придумала что-нибудь ещё, такое же замечательное. — Я не поеду в друзы! И как я его повезу?! Он же… мраморный! И я никого там не знаю!.. И у меня здесь работа, родня, и я никак не могу…

— Друзы? Почему именно друзы? Должны быть какие-нибудь идеи получше!

— И вообще, вези его сама, если так надо!.. У тебя вон есть практически свой личный перевал, и ты можешь…

— Интересно. Можно ли найти тех самых жрецов, которые…

И Меленея неожиданно согласилась:

— Н-да. Друзы — это плохая идея.

К сожалению, во всём остальном она продолжала настаивать на своём восхитительном плане, а её слова упали в благодатную почву: Дезире, как обычно, не понимал никаких возражений, — зато живо вдохновлялся возможностями.

— Можно взять его, — жёлтые глаза Меленеи горели, — как-нибудь не целиком. Тогда даже отдельный билет покупать не надо! Сдать золото на лом, и на красивом-красивом поезде… как в «Убийстве в третьем купе»! Чай с лимоном и подстаканники! Занавесочки! И стук колёс, ммм… как жаль, что я не могу поехать с вами.

— У меня есть одна подруга, — подхватил Дезире. — Я помню, как она… не важно. Лунная, но живёт в Кланах. Она наверняка сможет…

— В Кланах? Замечательно! А ещё Олта может отвезти письмо. Для моей зверушки!

Я моргала и смотрела то на одного, то на другую, — между горящими взглядами лунных будто прыгал солнечный зайчик.

— Подождите, — робко сказала я. — Но как же я поеду, если…

— Я сплету тебе фенечку на память, — пообещала Меленея с широкой улыбкой.

— Но у меня работа! И новая партия, а Мадя руку сломала, и кроить будет не…

— Найдут кого-нибудь, — отмахнулась Меленея.

— Наверняка в цеху есть другие закройщицы, — поддакнул Дезире.

— Но я брала отпуск в начале осени! А если уволиться, то я останусь совсем без денег, и как то…

— Это не единственная швейная фабрика в мире, — фыркнула лунная.

— Ты же давно хотела работать в ателье, — удивился Дезире. — В большом городе больше возможностей. Будут индивидуальные заказы, как ты и хотела. Профессиональный рост!

— Но танцы!.. В марте будут танцы, я должна быть в Старом Бице, чтобы встретить па…

Меленея снова высморкалась, а потом засмеялась.

— Ты извини меня, — она покровительственно похлопала меня по плечу, — но это всё дурь. Следи за руками: тебе лет сколько?

— Двадцать семь, — растерянно ответила я, глядя на её руки. Лунная пыталась слепить из снега какую-то ерунду, но он был совсем сухой и не держал формы. — С половиной.

— И на танцы ты ездишь с?..

— Двадцати пяти.

— И провинций в Кланах сколько?

— Тридцать девять. При чём здесь?..

— Арифметика! Если твой мужик катается по этим танцам, его шансы приехать весной именно в Биц — меньше трёх процентов, а объезд всех провинций займёт у него без малого десять лет. А ты, зверушка, так-то не молодеешь!

Я вспыхнула и подавилась воздухом.

— Он найдёт меня, — твёрдо сказала я. — Мы обязательно встретимся. Так сказала оракул.

— Так не всё ли равно, будешь ли ты на танцах?

— Но…

— Ты увидишь большой мир, — сказал Дезире нараспев, и было в его голосе что-то… странное. Что-то, что пахло дорогой, и ветром, и солнцем. — Огромный мир, в котором ты сможешь быть кем угодно, в котором открыт каждый путь, и нет жестокой судьбы, и нет платы за ошибки, и нет боли, и нет…

Его слова были по вкусу похожи на мёд, сладковатые и немного пряные, щиплющие язык, щекочущие нёбо и пропитывающие собой лёгкие. Они проникали в кровь, пьянящие, пузырящиеся, они били в голову, и моё лицо само собой расслабилось и пустило на себя улыбку.

Не этого ли я хотела, и не об этом ли мечтала? Огромный мир, в котором я буду свободна. Где я найду новое место, где я встречу свою пару, где я стану расшивать кружево бисером и придумывать платья, в которых не стыдно выйти в свет Волчьей Советнице или самой Принцессе Полуночи. Синие глаза горели ярче неба в Долгую Ночь, и я улыбалась им, тянулась навстречу, тянулась всем своим существом…

…но потом я вспомнила.

— Нет, — с трудом выдавила я, и это «нет» резало язык и рвало душу. — Тётка Сати!.. Я не могу от неё уехать. Я не могу. Нет.

— Это твой выбор, — певучие слова хрустели битым стеклом.

Слёзы катились по щекам и замерзали. Я задыхалась, горела и каменела, а тело осело мешком:

— Нет.