— Игнат! Игнат! Очнись! Умоляю, очнись! — в отчаянии рыдала Рия, склонившись над побледневшим магом. Она обнимала его, трясла за плечи, снова и снова прислушивалась к неровному сердцебиению.
Едва услышав о случившемся, она примчалась, позабыв обо всём. Сейчас её не беспокоило ни платье, порвавшееся, когда она слезала с коня, ни кровоточащее колено, которое она разбила, пока бежала к Игнату. Для неё существовал только этот рыжий мальчишка, жизнь из которого утекала, как вода сквозь пальцы.
— Не оставляй меня! Я… Я не прощу себе!.. Не прощу, что отпустила тебя! Я не смогу!..
Безмолвный Таринор и другие рыцари стояли рядом под моросящим дождём, понимая, что уже ничем не смогут помочь. Со скорбным лицом молчал и Эмилио Сфорца: этому умирающему юноше он был обязан множеством жизней.
— Нет! Нет-нет-нет! — вскричала Рия, раз за разом прикладывая ухо к груди Игната. — Ты не можешь! Только не так! Не сейчас!..
В порыве отчаяния она заключила его в объятия, и слова потонули в рыданиях. Рыцари опустили взгляд, простые воины чуть поодаль сняли шлемы в знак скорби.
— Ещё, быть может, не всё потеряно…
Таринор обернулся и обомлел. Коренастый безбородый коротышка, в котором он с трудом узнал Дунгара, вёл под руку тощего старика, чьё лицо тоже показалось ему неуловимо знакомым…
— Дормий?.. — выдохнул Таринор. — Что ты здесь…
— Не сейчас, — старик поднял руку. — Пропустите. Если это он, то всё было не зря…
Рыцари расступились. Увидев Игната, отец Дормий изменился в лице. На покрасневших глазах проступили слёзы. Он поспешил опуститься на колени и положил худую ладонь на холодный лоб юноши.
— Теперь я вижу, к чему Отец чистоты вёл меня все эти годы, — тихо проговорил он. — К искуплению.
Старик закрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Я готов, — прошептал он. — Делай, что должно.
Между бледных морщинистых пальцев отца Дормия появился свет, мягкий и тёплый, будто старик прикрыл рукой лампу. Слабый поначалу, он становился всё ярче, пока не стал заметен всем вокруг. Вскоре свечение покрыло всю ладонь старика, поднялось по руке, охватило шею и лицо. Глаза отца Дормия засияли золотым, словно пара маяков тёмной ночью.
— На всё воля твоя, Отец чистоты! На всё твоя милость! — провозгласил старик, и свечение схлынуло вниз, растворившись в Игнате.
Юноша распахнул глаза и резко вдохнул. Рия подняла взгляд и на мгновение замерла, не веря своим глазам. Осознав, что произошло, она обхватила Игната руками и заплакала снова, но теперь уже от счастья.
Отец Дормий же обмяк и стал опадать, будто теряя сознание. Таринор с Дунгаром успели поймать его. Игнат озирался по сторонам и остановил взгляд на старике.
— Вы… Я видел ваше лицо там… В темноте… — проговорил маг, тяжело дыша. — Я что, умер?… А потом вы… Что вы сделали?
На лице отца Дормия появилась лёгкая улыбка.
— То, к чему Холар готовил меня долгие годы. Теперь моя душа чиста… И я могу уйти… О боги, как же ты на неё похож…
— Похож на кого? — спросил маг. — И кто вы вообще такой?
— Ищи ответы в Дракентале… — проговорил отец Дормий, слабеющим голосом. — Там… Где всё… Началось…
С этими словами глаза священника закрылись навсегда.
— Так значит, мой отец мёртв, — сдавленно проговорила принцесса, отводя взгляд.
— Да, ваше величество, — без тени радости сказал Таринор.
— Оставьте нас, — произнесла принцесса, и служанки поспешили к выходу. Этот разговор касался только её и двоих рыцарей, что стояли перед ней.
— Как это случилось? — тихо спросила она.
— Когда король понял, что поражение неминуемо, им овладело безумие. Едва мы вошли в покои, он набросился на нас с кинжалом и… не оставил мне выбора.
Принцесса бросила взгляд на ножны, висевшие на поясе Таринора, и по её лицу пробежала судорога.
— Сир Дэйн, вы можете подтвердить эти слова?
Молодой рыцарь замешкался всего на мгновение.
— Да, ваше высочество. Всё так и было. Сир Таринор защитил нас обоих. Поразил короля в шею, рана оказалась смертельной.
Принцесса молчала. Её губы едва заметно подрагивали.
— Если позволите, — негромко заговорил Таринор, — человек, который встретил нас в королевских покоях, уже не был вашим отцом. Лишь безумцем, который…
— Довольно! — прервала его принцесса, нетерпеливо махнув рукой. — Вы внесли свой вклад в победу, сир Таринор Пепельный, и я не забуду этого. Но всякий раз, когда я буду смотреть на вас, я буду видеть убийцу моего отца. Поэтому надеюсь, вы поймёте, если я захочу больше никогда вас не видеть.
— Ваше высочество, ваш отец был…
— Я знаю, кем он был, — перебила принцесса. — Знаю больше, чем кто-либо ещё в этом мире. И всё, о чём я попросила, — это возможность поговорить с ним в последний раз.
Она сделала глубокий вдох и продолжила:
— Я знаю, что не вправе винить вас за содеянное, сир Таринор, едва ли кто-то другой на вашем месте поступил иначе… Но не говорите так, будто поступили правильно. Теперь уходите. Мне нужно побыть одной.
Когда Таринор закрыл за собой дверь, Дэйн вздохнул и обратился к принцессе:
— Ты не единственная лишилась отца сегодня. В одной из комнат замка я нашёл дряхлого, едва живого старика и не придал бы этому значения, если бы он вдруг не назвал меня сыном… Да, я не сразу узнал его, лорда Арана Кавигера, моего отца.
— Что… Что с ним произошло? — растерянно спросила принцесса.
— Король испытал на нём зелье. Одно из тех, что заставлял готовить ригенского алхимика для продления собственной жизни. Отец держался из последних сил в надежде увидеть меня в последний раз… И умер у меня на руках.
— Мне… очень жаль, — проговорила принцесса, отведя взгляд.
— Отца я нашёл на обратном пути из королевских покоев. Но случись это раньше… — Дэйн направил взгляд прямо на принцессу. — Если бы сир Таринор не убил короля, я бы сделал это сам.
— Если бы, — ответила она. — В этом вся разница.
Дэйн склонил голову в знак прощания и развернулся было к выходу, но задержался и запустил руку за пазуху.
— Ещё кое-что, — сказал он и положил на стол скреплённый печатью свиток. — Когда всё закончилось, один из слуг в замке просил передать тебе. Печать верховного книжника.
Когда рыцарь ушёл, Мерайя осторожно сорвала печать и развернула бумагу. Убористый почерк верховного книжника Илберна говорил сам за себя.
'Если вы читаете эти строки, ваше высочество, значит задуманное мне не удалось, и я наверняка мёртв. Мне бы хотелось надеяться на лучшее, но ваш отец едва ли сохранит мне жизнь после того, как всё станет явным.
И всё же, если вы читаете это, значит одержали победу и Чёрный замок пал даже несмотря на то, что мне и моим людям не удалось открыть ворота. Не знаю, попадёт ли моя душа в Чертоги мудрости Сильмарета после смерти, но надеюсь, что хотя бы там смогу узнать, что же всё-таки произошло.
Простите за долгое вступление, но прошу прочитать до конца мою последнюю исповедь.
Я наблюдал за вами многие годы, ваше высочество. Видел, как вы росли совсем не тем человеком, что ваши отец, и, слава богам, мать. И чтобы направить вас на верный путь, будучи верховным книжником, я использовал самый очевидный из доступных мне инструментов: книги. С моей подачи вы читали истории, которые заложили в вас зерно доброты и здравомыслия. Как же я радовался, когда оно дало росток, и как я молил богов, чтобы оно не зачахло в мрачных стенах Чёрного замка.
Я не стану писать здесь о том, как сдружился с патриархом Хельдериком и шутом Тиллем, маленьким человеком с большим сердцем, до которого многим из нас ещё расти и расти. Не стану описывать, как мы пытались действовать в интересах страны наперекор сначала планам вашей матери, а после — фанатичному безумию вашего отца. Обо всём этом вам расскажет Хельдерик. В отличие от меня, он не ограничен единственным листом бумаги…
Здесь я расскажу лишь то, что ему неведомо, и то, что больше всего тяготит мне душу. Всю жизнь я не выносил вида крови и отвергал насилие в качестве разумного решения. Однако судьба вынудила меня сделать то, за что я себя возненавидел.
Когда ваш отец задумал продлить себе жизнь, он, не знаю каким образом, но добыл бесценный фолиант за авторством Отто из Альвенгау, знаменитого алхимика и исследователя эльфов. Здравый смысл во мне боролся с жаждой знаний и, в конце концов, одержал верх. Я изменил рецепт эликсира, совсем немного, чтобы даже такой опытный алхимик как Карл Эльдштерн не заподозрил подмены, а после, скрепя сердце, уничтожил книгу. Да простят меня те несчастные в темнице, на которых король испытывал эту бурду, но их жертва была меньшим злом…
Хоть это решение стоило мне сделки с совестью, но оно меркнет перед тем, что мне пришлось сделать позже. Пусть я и договорился с городским советом, что в случае штурма города они удержат часть войск у себя, но сильный и опытный командир всё ещё являлся сильным преимуществом королевских войск.
Поэтому с тяжёлым сердцем, поправ все свои принципы, я принял решение убить лорда Джеррода Раурлинга. Он был достойным человеком, славным командиром, но его жизнь могла принести несравнимо больше зла, чем то, которым стала его смерть.
Я никогда не умел лгать в глаза, поэтому, рассказывая королю о яде, я сказал чистую правду: кубки отравили ещё в замке, поскольку отравитель не мог знать, какой именно достанется нужному человеку. Он, то есть я, знал лишь о том, что Джеррод не пьёт сладких напитков, поэтому и яд был подобран так, чтобы срабатывал лишь в сухом вине.
Задумав погубить одну жизнь, я рисковал множеством других и своей собственной. Но, к счастью, всё сработало именно так, как планировалось. Джеррод Раурлинг погиб, я остался вне подозрений, а хранителем клинка стал никчёмный сир Гильям Фолтрейн.
И вот теперь мы с последними верными мне людьми готовимся совершить нашу последнюю авантюру: открыть ворота Чёрного замка, как это сделал Вельмор Скайн семь лет назад. Однако если бы нам это удалось, это письмо к вам бы не попало.
Надеюсь, вам никогда не придётся столкнуться с подобным выбором. Но если такое произойдёт, не сомневаюсь, что вы примете правильное решение. И, несмотря ни на что, не потеряйте себя. Энгата истосковалась по добрым правителям, поэтому станьте лучшей королевой, чем кто-либо о вас думает.
Я верю, что все эти жертвы не напрасны. Слава королеве Мерайе!
Магистр Илберн, верховный книжник Чёрного замка
p.s.
Прошу отправить моё тело в Хельмгард, чтобы мой отец, архимагистр Филберт, подобрал подходящее место для захоронения.'
Чем дальше Мерайя читала письмо, тем более влажными становились её глаза. Она будто снова пережила события последних месяцев, одно за другим. Они проносились перед глазами, наслаивались друг на друга, а в конце прозвучало громогласное «Слава королеве Мерайе!», услышанное в зале Высокого дома.
Едва ли она тогда осознавала всю ответственность, что свалится на неё. Тогда она была просто испуганной девчонкой, преодолевшей ужасный путь, чтобы сбежать от ещё большего кошмара. Наверное, тогда она согласилась бы на что угодно…
Но теперь всё иначе. Принцесса посмотрела в зеркало, стоявшее в углу, и не узнала себя. Ведь с той стороны полированного серебра на неё смотрела королева. Королева Мерайя.
Выйдя за порог, Дэйн увидел Таринора, стоящего неподалёку в одиночестве. Рыцарь-наёмник глядел на лагерную возню, а мелкие капли дождя разбивались о его волосы и плечи.
— Ты всё ещё считаешь, что поступил верно? — спросил Дэйн.
— Думаешь, стоило рассказать ей правду? — негромко сказал Таринор. — «В вашего отца вселился бог и сломал ему шею его же железной рукой» — так что ли?
— Я бы подтвердил твои слова и…
— И она бы увидела перед собой двух безумцев вместо одного.
Таринор развернулся и вздохнул. Во взгляде читалась жуткая усталость:
— Нет, Дэйн. Я принял удар на себя, чтобы принцесса не держала на тебя зла. Что ей стоило решить, будто это ты зарубил короля, чтобы отомстить за похищение отца? — Таринор опустил глаза и усмехнулся. — Сбежавшая принцесса и доблестный рыцарь — прямо как в сказке. Мрачной, кровавой, но всё же сказке. Так пусть хоть у вас она закончится хорошо.
— Безрукий рыцарь, гражданская война и город, полный мёртвых, — покачал головой Дэйн. — Слишком мрачно для счастливого конца.
— Смотря с чем сравнивать. Артур Роймер не рассказал, как нашёл сестру? Она сидела на полу собственных покоев с безумными глазами и раз за разом тыкала острой шпилькой для волос в шею какого-то мёртвого бедняги. Даже удивительно, как худышка Катарина с ним справилась — ручищи у него были будь здоров. Впрочем, безумцы порой способны на такое, что не верится. Ну да кому я об этом говорю…
— Ладно, ты прав. Но ведь слух быстро разнесётся по стране, — покачал головой Дэйн. — Слава убийцы короля — дурная слава. И только мы с тобой будем знать, что она незаслуженная. Это так… несправедливо!
— Справедливость — утешение для отчаявшихся, — со вздохом ответил Таринор. — А что до славы убийцы короля — я заслужил её ещё семь лет назад. Моё счастье, что она настигла меня только теперь. Прощай, сир Дэйн Кавигер. Береги себя.
По мосту Святого Беренгара торопливо шёл высокий, но коренастый человек. Его лицо было измазано грязью и сажей, а одежда явно сидела не по размеру. Вдобавок он сутулился, а неровно обрезанные волосы скрывал плотно натянутой шапкой.
Едва ли кому-то из встречных захотелось бы задержать на нём взгляд дольше, чем на пару мгновений. Но сир Гильям Фолтрейн как раз не искал внимания.
В тот решающий момент, когда он стоял между привратных башен, а перед воротами бушевала огненная буря, что-то внутри подсказало, что всё кончено. Несмотря на уверенность короля и многовековую историю неприступной крепости, сегодня Чёрный замок падёт. В тот самый момент к Гильяму пришло страшное осознание: лучшее, на что он теперь может рассчитывать — это остаться в живых.
Плевать на титулы, плевать на замок и короля. Пора в последний раз сыграть роль хранителя клинка. Гильям гаркнул «Все назад!» и понёсся вниз по лестнице, прыгая через ступени. Те, кто успеют последовать его примеру, имеют шанс остаться в живых. На остальных плевать.
Когда позади раздался ужасающий грохот, а спину обдало жаром, Гильям невольно обернулся. И только утвердился в своей правоте. Присяга рыцаря гвардии требует, чтобы тот защищал своего короля от любой опасности… Но вряд ли тот, кто это придумал, видел что-то подобное.
Те, кому не повезло оказаться прямо за воротами, обратились в пепел. От них не осталось даже доспехов. Там, где только что стоял целый отряд, теперь был только раскалённый докрасна камень.
Нет, с такой силой никому не совладать. Чёрный замок обречён, король тоже, а ему, Гильяму Фолтрейну, едва ли стоит рассчитывать на милость победителей. Но не для того он когда-то пошёл против воли собственного отца и поддержал мятежника, не для того служил Эдвальду Одерингу все эти годы, чтобы тот всё погубил и потащил за собой всех, кто был ему верен. Нет, такого дерьма Гильям точно не заслуживает.
Сейчас он вспоминал всё будто в тумане. Как нёсся между палатками, расталкивая ополоумевших от страха солдат во дворе замка. Как разрезал ремни и стягивал с себя доспехи, а потом в спешке обрезал волосы и пачкал лицо. И, наконец, как заставил помощника конюха расстаться со своими вонючими тряпками, а после прирезал его, чтобы не сболтнул лишнего.
Сунув за пояс кинжал, единственное оружие, что мог захватить с собой, Гильям воспользовался суматохой и чудом ускользнул из замка через круглый проход с гладкими оплавленными стенами, что прежде был воротами.
Вскоре он уже добрался до храмовой площади, увидел, как из Храма выносят тела железных братьев и усмехнулся. Безмозглые фанатики получили своё.
Вот он догнал колонну пленных, впереди которой ехал рыцарь на коне. Ополченцы в тряпье, солдаты в стёганках, кто-то из замковой стражи — все они понуро шагали, опустив голову.
Гильям ускорил шаг, чтобы поскорее пройти мимо, но один из пленных задержал взгляд, когда он проходил мимо.
— Сир командующий?.. — послышался голос позади. Гильям замедлил шаг и едва не обернулся, и это не осталось незамеченным. — Сир командующий? Это вы?..
Гильям разозлился на самого себя. Ему захотелось тут же заткнуть болтуна ударом в челюсть, но тогда на него точно обратят внимание. Вместо этого он отвернулся, натянул шапку до самой шеи и зашагал прочь.
— Это он? — послышались другие голоса. — Куда вы? Стойте! Сир командующий!
«Чёрт бы побрал их поганые языки!» — пронеслось в голове рыцаря. Сейчас кто-то обратит внимание, и тогда всё пропало… Нужно спрятаться. Но где? Гильям свернул в переулок между домов, пересекал одну опустевшую улочку за другой, не сбавляя шаг и не останавливаясь.
Сердце колотилось, кровь стучала в висках, но больше всего на свете Гильям боялся услышать позади топот конских копыт.
Наконец, зайдя достаточно далеко, он остановился и спрятался под карниз покосившейся лачуги от противного моросящего дождя. Место отчего-то показалось ужасно знакомым… Точно. Он уже был здесь совсем недавно. Южный район, лабиринт покосившихся домишек. Если где и можно скрыться в этом городе, то места лучше не найти.
А вот и часовня Аминеи на холме. Рядом с бедняцкой лечебницей. Если уж там принимают каждого вшивого бродягу, то безымянный беженец будет здесь в безопасности. По крайней мере, на время.
Гильям зашагал к часовне. С прошлого раза здесь стало ещё тише. Интересно, скольких жителей серые братья выгнали из этих краёв? Половину? Больше? Между ног пробежала крыса. Гильям содрогнулся от омерзения и грязно выругался.
Он, посвящённый рыцарь, обряжен в чужие вонючие тряпки и вынужден искать приюта в грязной ночлежке… Нет, он совсем этого не заслуживал.
Гильям толкнул дверь часовни, и множество глаз обратились на него. Похоже, он как раз поспел к молитве. Стараясь не привлекать внимания, он встал в тени у стены. Что ж, по крайней мере, он укрылся от дождя…
Молитва закончилась, но оборванцы не торопились расходиться. Белые сёстры принесли дымящийся котёл, и по залу разнёсся запах варёной чечевицы. Когда стали разливать по мискам неприглядную с виду серую похлёбку, живот Гильяма заныл с такой силой, что он поморщился. «Не мудрено, с утра маковой росинки во рту не было…»
Немного поколебавшись, Гильям встал позади остальных и терпеливо ждал, пока не подошла его очередь.
— Миска? — спросила белая сестра в кожаном переднике, зачерпнув половником серую жижу.
— Чего? — стушевался Гильям. — Нет у меня…
— Не беда, — улыбнулась девушка и произнесла чуть громче: — Принесите доброму человеку миску! Вам повезло, на дне больше всего чечевицы… Вы выглядите знакомым. Не бывали в большом Храме?
Гильям поднял взгляд и увидел, что девушка пристально всматривается в его лицо. Он прокашлялся и поспешил ответить как можно более хриплым голосом:
— Нет, я всего лишь скромный… плотник… Живу неподалёку…
— Я знаю всех плотников неподалёку, — проговорил немолодой бородатый мужчина, уплетая похлёбку деревянной ложкой чуть в стороне. — И тебя что-то не видал. А я, почитай, пять десятков лет в этих краях живу. Да и взгляд у тебя больше как у мясника…
— Ну будет вам, — мягко проговорила девушка. — В этих стенах мы рады всем. У Аминеи хватит жалости на каждого…
Сказав это, она быстро утёрла глаза рукавом.
— Простите… Не хватало ещё, чтобы в похлёбку попали слёзы…
«Едва ли это её испортит» — подумал Гильям, покосившись на содержимое котла.
— Плачь, дочка, — проговорил бородатый мужчина. — Аминея не запрещает плакать… Особенно если есть, по кому.
— Вот только Арли они не вернут, — всхлипнула девушка. — Бедного моего братца… Ну да будет об этом… Слава Аминее, она послала мне Дерека в утешение… Глядите, он как раз принёс вам миску.
— Вот, пожалуйста, — послышался мальчишеский голос.
Гильям обернулся и обомлел. Перед ним стоял Делвин Рейнар, тот самый белобрысый мальчишка, что улизнул от него. Теперь его обрядили в какие-то серые тряпки, вроде одежды послушников, но это был он, вне всякого сомнения.
— Сир Гильям?.. — испуганно проговорил мальчик, округлив глаза. — Что вы… Что вы здесь делаете?..
Услышав это имя, зал затих.
— Сир Гильям? — бородатый мужчина нахмурился. — Тот самый? Как бишь его… Фолтрейн?
«Чёрт бы побрал этого крысёныша…» — пронеслось в голове у Гильяма.
— Мальчишка меня с кем-то перепутал, — прохрипел он. — Меня часто путают с этим сиром…
— Не может быть… — проговорил кто-то. — Чтоб мне лопнуть… Да это и впрямь Гильям Фолтрейн, цепной пёс короля! Тот самый, что Арли убил!
Делвин в ужасе попятился, а по толпе прокатился гомон. Оборванцы, что жались по углам, бросили миски на пол и теперь окружали его со всех сторон.
— Да бросьте, мы же в храме этой, как её… — оскалился Гильям, но едва ли кто-то прислушался к его словам.
Отступать было некуда, терять тоже нечего, и Гильям решился на отчаянный шаг. Резким рывком он схватил Делвина за руку, выхватил кинжал из-за пояса и приставил его к шее мальчика.
— А ну назад или перережу сопляку гор…
Но договорить он не успел. Тупая боль ударила в затылок, зал церкви покачнулся, пошёл тёмными пятнами и померк. Следующим, что он увидел, была девушка в белом, склонившаяся над ним с подсвечником в руках.
— Да простит меня Аминея, — проговорила она дрожащим голосом. — Только вытащите его на улицу. Негоже пачкать храм этой гнилой кровью.
Сира Гильяма Фолтрейна, командующего гвардией и хранителя клинка Чёрного замка, волокли за ноги, будто мешок с отходами. Безжалостно глядело серое небо, капли дождя падали на запачканное лицо. Он не разбирал, что кричали те, кто бил его всем, что попалось под руку. Получая один удар за другим, он был не в силах даже сопротивляться. «Я этого… не… заслужил…» — пронеслось напоследок в угасающем сознании.