Пепел перемен, Том 7: Цена власти

Глава 22

Войско преодолело добрые пару десятков миль и к вечеру вновь встало на привал. Таринор узнавал эти места, здесь начинались предместья Энгатара. Деревни встречались на пути всё чаще, и он предложил Равене собрать отряд, чтобы пополнить запасы.

Та поначалу была не в восторге от этой идеи, но усатый дядюшка Вернер выступил в роли голоса разума.

— Ты привела с собой разных людей, — сказал он. — Они поверили в тебя, оставили дом и родных. Но голод меняет даже самых лучших из нас. Многие из них не станут терпеть и сами начнут грабить округу, как сир Доррен. Лучше решить дело миром, пока это возможно.

К счастью для Равены, кое-кто из окрестных жителей согласился расстаться с частью запасов в обмен на серебро. Вот только цены сильно отличились от того, что она ожидала.

— Целый марен за фунт чечевицы! Полтора за кочан капусты! — возмущалась девушка, возвращаясь в лагерь. Она шагала рядом с телегой, гружёной мешками. — Хапуга наживается на тех, у кого нет выбора!

— Представь, сколько серебра уже потратила принцесса на свою часть войска, — заметил Таринор. — Наверняка король распускает слух, будто его дочь ведёт на столицу иноземцев-завоевателей, стремится во что бы то ни стало занять трон. Собственно, у войска два пути: либо покупать снедь у местных, либо поступать как тот ублюдок, сир Доррен, и просто грабить селян. Но её высочество, как сказал Дэйн, выбрала первый путь ещё до того, как покинула Высокий дом. Чтобы в ней видели не безжалостного захватчика, а полноправную хозяйку Хартланда.

— Скажу проще, — усмехнулся Вернер. — Чтобы после коронации ей не пришлось воевать с собственным народом. Я не король и не лорд, но, думается, куда легче править теми, кого перед этим не ограбил.

Равена окинула взглядом мешки на телеге и вздохнула.

— А что до цен, то скоро еда станет ещё дороже, — печально продолжил Вернер, пригладив усы. — Если осада затянется, благородные господа будут готовы отдать собственного коня за мешочек проса. К тому же ночи становятся холоднее, скоро ударят морозы, а в армии принцессы в основном южане-наёмники.

— Об этом говорили ещё в Высоком доме, — сказал Таринор. — Но вот что они не учли, так это то, что запасы Энгатара тоже не бесконечны. Я, конечно, в королевские закрома не заглядывал, но этот год вряд ли можно назвать спокойным для тех, кто сеет хлеб.

— Что верно, то верно, — вздохнул Вернер.

— И потому наша армия будет даже в более выигрышном положении, чем королевские силы, — продолжал наёмник. — Их войско может укрыться за стенами и ждать, пока мы не перемёрзнем, но когда у них закончится еда, им придётся варить суп из кожаных ремней.

Равена вопросительно посмотрела на Таринора.

— Потом расскажу, — усмехнулся он. — Та ещё история… Короче говоря, это будет битва голода против холода. И победит в ней самый стойкий.

— Правда за нами, — сказала девушка. — А за правду можно стоять до конца.

Таринор на это ничего не сказал, лишь усмехнулся про себя. Юная и наивная, верная идеалам, чем-то похожая на него самого в прошлом… Но плохо ли это?

Кто знает, может она и есть тот герой, которого заслужили люди Энгаты, измученные войнами, рыцарями-грабителями и дрязгами благородных лордов? Тот, которым мог, наверное, стать и сам Таринор, но слишком устал.

Наёмник вернулся в лагерь и почти добрёл до палатки, совершенно уверенный, что уснёт прежде, чем голова коснётся лежанки. Как вдруг услышал знакомый голос:

— Сир Таринор! Сир Таринор!

Наёмник тяжело вздохнул. День выдался слишком долгим, и начался он с точно таких же слов. Обернувшись, он увидел беспокойно глядящего Тиберия.

— Что на этот раз? — устало спросил наёмник. — Если хочешь поговорить о тех засранцах, что сбагрили фальшивое серебро, то дождись утра, иначе я помру на половине истории.

— Что? О, нет! Я вовсе не за этим! Игнат мне уже всё рассказал… — торопливо проговорил Тиберий. — Один из людей Сфорца разбудил меня и велел позвать вас. Наверное, потому, что я знаю ваш язык, а переводчицу будить не хотели. Давно подозреваю, что их с сеньором Сфорца отношения теснее, чем кажется на первый взгляд…

— Или потому, что мы с тобой знакомы и я не пошлю тебя куда подальше в такой поздний час, — процедил Таринор. — Но тут сеньор кондотьер просчитался. Скажи, что я спал так крепко, что ты не смог меня разбудить…

— К сожалению, они предусмотрели и это, — мягко заметил Тиберий. — Сказали, в случае вашего отказа, вас велят доставить туда силой.

— Сеньор Сфорца выбирает на редкость дерьмовое время, чтобы обсудить дела, — мрачно усмехнулся Таринор. — Наверное, мстит за то, что чуть не взлетел на воздух по моей вине. Что ж… Могу его понять. Ладно, идём.

Лагерь почти уснул, лишь кое-где ещё горели отдельные костры тех, кто прибыл на привал позже остальных. Но охранники Сфорца несли неусыпный караул у его шатра.

Внутри оказалось всего двое: сам кондотьер и незнакомец в чёрном плаще. Последний стоял на коленях со связанными за спиной руками и мешком на голове. Сфорца тут же что-то сказал Тиберию, и на приветствие это похоже не было.

— Зря я надеялся, что меня отпустят спать, — устало улыбнулся аэтиец. — Придётся переводить, что он скажет.

Сфорца заговорил вновь, и на этот раз речь длилась куда дольше. Тиберий внимательно ловил каждое слово, наморщив лоб, а когда кондотьер замолчал, обратился к Таринору:

— Итак, не далее как четверть часа назад караульные поймали лазутчика. Но, к их удивлению, тот не только позволил связать себя без сопротивления, но и назвал ваше имя, включая рыцарский титул. Его тут же доставили в шатёр Сфорца, а потом послали за вами. Теперь сеньор кондотьер желает провести допрос.

— То́льи иль са́кко, — сказал Сфорца, глядя на Таринора.

— Он просит снять мешок с головы пленника, — пояснил Тиберий.

Наёмник был готов сделать что угодно, лишь бы поскорее отправиться спать. Он подошёл к сидящему на коленях бедняге, сдёрнул с его головы мешок, и обомлел, не веря своим глазам.

Острые уши. Белые волосы, собранные в пучок на затылке. Чёрные знаки, въевшиеся в бледную кожу лица.

— Драм?.. — выдохнул Таринор, отступив на шаг.

— Хотел бы я, чтобы наша встреча прошла более приятно, — ответил эльф, щурясь на свет, и улыбнулся. — Здравствуй, сир Таринор Пепельный. Рад тебя видеть, друг.

Одним богам известно, что подумал Эмилио Сфорца, когда увидел, что сир Таринор набросился на лазутчика, едва увидев его лицо. Но даже им неведомо, что творилось в голове кондотьера, когда вопреки ожиданиям он увидел крепкие объятия старых друзей.

— Чертовки рад видеть тебя, дружище! — смеялся наёмник, хлопая эльфа по спине. — Только умоляю: никаких сиров и пепельных! Ты прекрасно знаешь, как меня зовут!

Бросив взгляд на Сфорца, Таринор впервые увидел на его лице недоумение.

— Теперь, наверное, стоит объяснить всё сеньору кондотьеру, пока у него глаза из орбит не выпали. Тиберий, придётся тебе ещё немного задержаться…

Эмилио Сфорца слушал перевод слов наёмника молча и с неизменным выражением лица, то и дело поглядывая на Драма. Когда же Таринор закончил, кондотьер произнёс несколько фраз, указывая на лицо эльфа.

— Сеньор Сфорца сказал, что ему немного знаком язык этельдиар, — пояснил Тиберий. — И что ему известно значение знаков на лице Драма. А ещё… Он сказал, что нашей армии трусы не нужны.

— Передай сеньору Сфорца, — с мрачным спокойствием проговорил Драм, — что и тот, кто оставил эти отметины мёртв. Как и тот, кто приказал их оставить. И что теперь я ношу их как боевые шрамы в знак того, что страх больше не владеет моим сердцем.

Такое объяснение устроило кондотьера. Его тонкие губы даже искривились в подобие улыбки.

— А теперь, — добавил Драм, — когда моя совесть свободна, было бы неплохо, если её примеру последуют мои руки и ноги…

Кондотьер разрешил Драму остаться в лагере, однако велел Таринору за ним приглядывать. Тиберия, наконец, отпустили на долгожданный сон, так что возвращались они уже вдвоём.

— Вот только места для ночлега у нас не найдётся, — сказал наёмник. — В палатке и так битком. Игнат, Тогмур, Мирана…

— Мирана? — спросил эльф.

— Да, потом расскажу. От тебя такое скрывать точно незачем.

— Я подремлю у костра. Плащи этельдиар прекрасно сохраняют тепло. Надеюсь, сестра меня не хватится.

— Так ты не один?

— Ты даже не представляешь, насколько, — хитро улыбнулся Драм и Таринору стало немного не по себе. — Но об этом завтра. А сегодня… У тебя найдётся место у костра для старого друга?

— Да чтоб мне заживо сгореть! Драм! Старый ты грибоед!

Восторженный голос Игната оказался первым, что услышал Таринор следующим утром. С вечера маг клятвенно уверял, что проснётся пораньше, чтобы приготовить завтрак, обещанный ещё вчера, но, увидев тёмного эльфа, мирно спящего у потухшего костра, забыл обо всём на свете. Радовался и Тогмур, а вот Мираны в палатке уже не было. Она успела упорхнуть прежде, чем все проснулись.

Однако от завтрака Драм отказался, и пока все ели похлёбку, он старательно пережёвывал сушёные грибы из собственных припасов.

— У нас такие тоже в ходу, — заметил Тогмур, указывая деревянной ложкой. — И притом разные для разных нужд. Какие-то жуют воины перед тем, как схватиться с троллем, другие старый Эйвинд размалывал в порошок и добавлял в отвар, чтобы лучше слышать богов.

— Грибные яды, — отвечал Драм, — сказываются на людях самым разным образом. Некоторые этельдиар даже жалеют, что они не действуют на нас. Впрочем, мои сородичи преуспели в иных способах затуманить разум.

— Зануда, — усмехнулся рукой рыжий северянин, махнув рукой.

— Таринор, — снова заговорил эльф, — сейчас мне нужно будет вас покинуть. Я предупредил, что могу пропасть до утра, но не дольше. Не хотелось бы, чтобы меня начали искать. К вечеру вы доберётесь до столицы, я вернусь и разыщу вас. И мне вновь понадобится помощь Тиберия, чтобы поговорить с вашим командиром. Он показался мне… Неглупым человеком.

— Ну, лишний раз беспокоить нашего кудрявого друга ни к чему, — ответил Таринор. — У Сфорца и своя переводчица имеется. Вот только не думаю, что сеньор кондотьер сейчас расположен к задушевным беседам. Нынче у него голова другим занята. Наверняка к вечеру соберёт военный совет.

— Тем лучше. Дело в том, что я привёл подмогу, но она… Необычная. Наверное, будет лучше, если ты увидишь её первым. Вечером.

Сказав это, Драм поднялся с места.

— Стой! — окликнул его Таринор. — На вот, возьми.

Наёмник протянул монетку с дыркой посередине, нанизанную на верёвочку.

— В следующий раз покажешь караульным, я их предупрежу, чтобы тебя впустили. Только убедись, что придёшь с правильного края лагеря, а то эти южане тебя ничерта не поймут.

Драм кивнул, молча взял монетку и зашагал прочь.

— И всё же он так и остался чудилой, — хихикнул Игнат и почесал щёку, на которой красовались аккуратные швы. — Ай! Зараза…

— Что? Болит?

— А сам-то как думаешь? — огрызнулся маг, но тут же взял себя в руки. — Но скоро пройдёт, наверное. Я же как к южанам-госпитальным пришёл, те сразу защебетали на своём, ничего не понятно. Наверное, хотели выведать, что со мной стряслось, ну и как мог изобразил выстрел из арбалета. Завздыхали, головами закачали, но всё-таки рану обработали. Промыли, зашили, хоть и вряд ли что-то поняли.

— Работа у них такая, без слов понимать. Да и тело у всех одинаковое — кровь, мясо, кости. Тут зашить, там прижечь…

От последнего слова Игнат поморщился.

— Я когда пришёл, как раз какому-то бедолаге руку прижигали. Уж не знаю, где он так порезался, но крови натекло… Брр, как вспомню. А ведь Рия при Лейдеране весь день так. Все эти раненые, умирающие бедняги, многим из которых уже не помочь… И ведь не скажешь такому в лицо, мол, ничего не поделать! Чёрт… Тогда мы оба вспылили, поругались, после, конечно, помирились, но… Но теперь я как-то, знаешь, острее осознал, через что она прошла. Даже извиниться перед ней захотелось. Снова.

— Будет у тебя такой шанс, — Таринор похлопал мага по плечу. — Судя по всему, до столицы осталось всего ничего. А там уж её отыщем.

— Или она нас, — улыбнулся Игнат и добавил уже серьёзно: — Но я теперь один никуда не пойду.

Аран Кавигер сидел в кресле, читая книгу под светом свечи. Король не обманул, когда обещал обставить камеру со всем возможным комфортом. Кровать, стол, книги, лампы на стенах и целый ящик свечей, которых с лихвой хватило бы на несколько месяцев. Последнее особенно пугало лорда Кавигера. Сколько же времени его собираются здесь держать?..

Ведь несмотря на мебель, книги, сносную кормёжку, весь этот кажущийся комфорт, камера в темнице оставалась камерой. Иногда он слышал крики, приглушённые толщей каменных стен, а иногда просыпался от воплей столь душераздирающих, что по телу пробегала дрожь. Аран Кавигер не раз бывал на поле боя и вид крови его давно не пугал, но от одной мысли, какие чудовищные пытки творятся совсем рядом, волосы лорда вставали дыбом.

Он перевернул последнюю страницу «Триединого пути». Церковь говорит, что в этой книге слова богов, записанные святым Готфридом. Её читают на проповедях, к ней обращаются в трудное время за советом, черпают с её страниц мудрости о честности, милосердии и прощении.

Эта книга многие века оставалась сердцем самой идеи Церкви Троих, и каждого юного лорда обязательно знакомили с ней. Но Арану, как и многим, в детские годы читать было лень. И только теперь, пройдя «Путь» от корки до корки, он пришёл к выводу: боги ничего не знают о бедах смертных.

Притчи казались надуманными, мудрости наивными, а наставления слишком оторванными от реальности. Он начинал читать эту книгу в надежде унять душевные терзания от поступка его сына. Дэйн Кавигер похитил принцессу, преступил законы богов и людей, предал своего короля… Так сказал Эдвальд Одеринг, и со всем этим Аран согласился. Но лишь на словах, не душой.

За дверью послышались шаги, но лорд Кавигер давно перестал обращать на них внимание. Однако то были не стражники, что волокли очередного беднягу в пыточную, и не слуга, что приносил обед и ужин — единственный способ узнать время суток. Ключ заскрежетал в замке, и дверь камеры с гулким скрипом открылась, впустив его величество Эдвальда Одеринга. Угрюмого и хмурого.

— Ваше величество, — лорд поднялся с места и склонил голову.

— Оставь любезности, — махнул рукой король. — Я здесь не за этим.

Аран Кавигер отложил книгу и приготовился слушать.

— События последнего времени не проникают в эти стены, — проговорил король. — Может оно и к лучшему. К столице приближается войско иноземных наёмников под предводительством мятежника Хельдерика, бывшего патриарха. Твой сын примкнул к ним и намеревается дать бой нашим войскам. Побег и похищение моей дочери — это одно, но поднять меч на бывших союзников… Кажется, он всеми силами стремится заслужить казнь.

— Ваше величество… — растерянно сказал лорд Кавигер. — Я готов на всё, чтобы сохранить ему жизнь.

— Именно на это я и рассчитываю, Аран.

Король протянул руку. На ладони лежало серебряное кольцо с фигуркой меча вместо драгоценного камня. Лорд Кавигер опешил.

— Но как же лорд Раурлинг?..

— Джеррод Раурлинг мёртв, — ответил король. — Отравлен предателями. Я предлагаю тебе занять его место и возглавить войска. Так ты сможешь искупить вину своего сына. И пусть он лишится всех титулов, лишится права наследования, но я сохраню ему жизнь. Даю слово короля. Пред ликом богов и людей, и владыки нашего Калантара.

Аран Кавигер завороженно смотрел на кольцо. Стать хранителем клинка — величайшая честь для любого в Энгате. Так почему же он колеблется? Не потому ли, что эту честь ему даруют под топором палача?

— Не стану предлагать дважды, Аран. Если ты откажешься, Клинок получит кто-нибудь другой. И тогда я не смогу гарантировать, что твоего сына возьмут в плен живым.

— Я согласен, ваше величество, — выдохнул лорд Кавигер, становясь на колено. — Я приму командование войсками и поведу их в бой против врагов.

Он склонил голову и протянул руку. В следующее мгновение в ладони оказалось кольцо, холодное и тяжёлое.

— Встань, лорд Аран Кавигер, хранитель клинка Чёрного замка, — проговорил король. — Я велю подготовить покои, подобающие твоему титулу. Тебя скоро отведут туда. А завтра ты проведёшь смотр войск и укреплений.

У самой двери Эдвальд Одеринг остановился и сказал, не оборачиваясь:

— Ты человек чести, Аран, и я всегда ценил таких людей. Однако человек чести может решить, что это скверно и бесчестно, вынуждать принять такой титул ценой жизни близких. Такие мысли могут толкнуть человека чести на благородные, по его мнению, но необдуманные поступки с далеко идущими последствиями.

— Я… не понимаю, к чему вы клоните, ваше величество.

— В Лейдеране ещё остались мои люди, — со сталью в голосе проговорил король. — Помни о своём младшем сыне, юном Дарене. Мальчик наверняка захочет увидеть живыми и отца, и брата. А ты наверняка захочешь увидеть живым его.