Пепел перемен, Том 7: Цена власти

Глава 33

— Чёрт, до чего же несправедливо! — Игнат негодующе сжимал кулаки, стоя в госпитальном шатре. — Они там сражаются, а я торчу здесь, будто… будто…

— Будто ты не могущественный маг, а какой-то там простой человек? — лукаво спросила Рия, острым ножом разрезая пропитанную кровью рубаху на раненом бедняге.

— Да! То есть, ну… Я не это имел в виду.

— Тогда прижгите вот здесь, господин могущественный маг. Только аккуратнее.

Игнат нехотя приложил кончик пальца к маленькой, но обильно кровоточащей ране. Послышалось громкое шипение, в воздухе запахло железом. Раненый задёргался, извергая поток отборных ругательств.

— Зато теперь ты не истечёшь кровью, — спокойно произнесла девушка. — Скоро тобой займутся аккантийцы, их можешь проклинать сколько влезет. Всё равно не поймут.

— И как ты только всё это терпишь… — проговорил Игнат, вытирая палец о тряпку.

— Привычка, — пожала плечами Рия. — И спасибо, что тратишь свой могущественный дар на столь приземлённые цели.

Игнат вздохнул и окинул взглядом полевой госпиталь.

— Мне просто кажется, что будь я там… я и остальные маги, тебе здесь пришлось бы меньше носиться. Но нет, чёртов Сфорца не привык использовать магов на войне…

В этот момент в шатре появились принцесса Мерайя и сир Дэйн Кавигер, а с ними несколько служанок. Найдя взглядом Игната и Рию, они направились прямо к ним.

— Ваше высочество? Сир Дэйн? — удивилась Рия. — Чем обязаны?

— Я решила, что не могу сидеть в шатре и ждать, пока мои люди проливают кровь, — сказала принцесса, нахмурившись, и Игнат согласно кивнул, бросив взгляд на Рию. — Пусть я и не могу взять в руки меч и сражаться, словно легендарная леди Ангаста, но я готова помочь ухаживать за ранеными. А мои служанки мне в этом помогут. И не стоит думать, что я боюсь замарать руки. За последние полгода я видела столько крови, сколько иным и не снилось.

— А кроме того, — сказал сир Дэйн, — Сфорца вызывает тебя, Игнат, и остальных магов на подмогу.

— Вот те раз! Неужто созрел, наконец? — ухмыльнулся Игнат, но тут же смутился: — Чего же там такого случилось, что Сфорца переменил мнение.

— Мне сообщили, что войско добралось до замка, но вот дальше… — Дэйн вздохнул. — Дальше всё полетело к чертям… Им должны были открыть ворота, но вместо этого на стене появились король и Фолтрейн…

Услышав последнее имя, Рия поморщилась и отвела взгляд. Игнат не оставил это без внимания, и девушке пришлось объясниться:

— Перед тем, как я решилась на побег… — нехотя начала она. — Меня выманили из лечебницы, сказали, что от дяди Карла. Привели в какую-то комнату, а там оказался этот… рыцарь. Он закрыл дверь и…

Игнат побледнел, а после начал багроветь. Послышался хруст сжатых кулаков.

— Он что… Тебя…

— Слава богам, не успел, — поспешила сказать Рия, положив руку Игнату на грудь. В её глазах застыли слёзы. — Он уже разорвал платье, но тут вмешалась та девчонка, матриарх. Она ужасный человек, просто чудовище, но в тот момент я была готова её расцеловать. Если бы только не испугалась до полусмерти…

Из глаз девушки безудержно хлынули слёзы. Она уткнулась в грудь Игната, стараясь издавать как можно меньше звуков.

— Простите… ваше высочество… — глухо говорила она. — Я не должна… Не здесь… Не сейчас… Не при вас и всех этих раненых…

— Ни одна королева не смеет запрещать слёзы, — сказала принцесса и обратилась к побледневшему Игнату: — Вы отправляетесь к замку? Передайте командирам моё позволение не брать сира Гильяма Фолтрейна живым.

— Я. Испепелю. Его, — прохрипел Игнат, глядя в никуда.

— А я на это посмотрю, — добавил Дэйн Кавигер.

Игнат и Дэйн подъезжали к королевским воротам, что брал лично Сфорца. С ними ехала его переводчица, остальные маги и отряд солдат. Привратная решётка была сорвана крюками, створы выломаны тараном, а над барбаканом красовались знамёна с белым грифоном и золотым львом.

Дэйн мрачно глядел, как похоронные бригады поспешно оттаскивали тела с дороги, Игнат же всем своим естеством сосредоточился на том, чтобы сдержать заполнявшую его душу ярость. Сфорца велел, чтобы его обрядили в кольчугу и панцирь, а на голову натянули шлем. Остальным магам достались лишь стёганки, но Игнат был готов вытерпеть любые неудобства, чтобы добраться до ненавистного замка.

Миновав развороченные ворота, они проехали по безмолвным опустошённым улицам к заваленной мертвецами рыночной площади, а после перебрались через залитый кровью мост святого Готфрида, пока, наконец, мрачная крепость не оказалась совсем близко.

Эмилио Сфорца встретил их лично и тут же отрядил магов на уготованное им место в предстоящем штурме. Вид у него был уже далеко не такой уверенный, как прежде, а взгляд и особенно голос выдавал жуткую усталость.

Переводчица старательно говорила, кому и куда следует отправиться, но Игнат вдруг перебил её.

— Сеньор Сфорца, — сказал он, — позвольте мне попробовать.

И без того хмурый кондотьер нахмурился ещё сильнее, выслушав перевод слов мага.

— Сеньор хочет знать, что вы имеете в виду, — отчеканила переводчица.

— Мне кажется, я смогу проложить путь в замок, — продолжал маг. — Или хотя бы облегчить его. Предлагаю рискнуть своей жизнью, чтобы вам не пришлось рисковать жизнями своих людей. Мне понадобится лишь небольшая помощь…

Едва ли Сфорца хотел верить в силу магии настолько, чтобы всерьёз на неё рассчитывать, но, похоже, ещё меньше он хотел положить не одну сотню, а то и тысячу жизней «золотых львов» на штурм этих стен. С каждой минутой энгатский поход грозил стать чёрной страницей в истории знаменитого кондотьера.

Стены Чёрного замка оказались вдвое выше городских, а инженеры в один голос твердили, что не успеют подготовить осаду за отведённое время. Сфорца не желал дожидаться вражеских подкреплений и оказаться зажатым между молотом и наковальней, поэтому, хоть и с осторожностью, но согласился на план, изложенный рыжим магом.

Отряд солдат с ростовыми щитами выстроился на почтительном расстоянии от моста, а Игнат неотрывно глядел на ворота замка. Из оцепенения его вывел голос Таринора.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Понятия не имею, — ответил маг. — Но чувствую, что должен.

— Рискнуть жизнью? Глянь, они уже стягивают стрелков на стену. То, что ты рассказал, про Рию и Фолтрейна, — это отвратительно, но Сфорца наверняка что-нибудь придумает…

— Надеюсь, эти доспехи не просто так гнут мне спину. К тому же нужно продержаться за щитами совсем немного.

— А потом? — спросил наёмник.

— А потом ублюдок Фолтрейн пожалеет, что родился на свет, — сказал Игнат и повернулся к Таринору: — Теперь отойди, дружище, и дай мне совершить самый опрометчивый поступок в жизни.

Наёмник вздохнул, обнял мага и похлопал по спине. Игнат поднял руку. Солдаты двинулись вперёд, образовав непроницаемую стену из щитов, а он пошёл следом.

Когда они добрались до середины моста, в щиты вонзились первые стрелы, но аккантийские щитовики не сбавляли шаг.

— Стой! — воскликнул Игнат, преодолев мост, но тут же вспомнил слово, которому его научил Сфорца: — Альт! Альт!

Аккантийцы остановились, принимая на щиты следующий залп. Пора.

Игнат глубоко вздохнул, давая ход притихнувшей было ярости. Он вспомнил слова Рии, вспомнил её рыдания и горячие слёзы, промочившие рубаху на его груди.

На раскинутых в стороны ладонях заиграло пламя. Но что-то не давало ему разгореться в душе. Что-то душило его, как дождь душит едва разгоревшийся костёр.

«Я знаю, что победил это, погасил в себе, — мысленно проговорил Игнат. — Знаю, что дал злобе выйти без остатка. Но теперь она нужна мне как никогда. Всего на миг. Я не попрошу больше ни о чём: только дай мне по-настоящему разозлиться…»

Стрелы вонзались в дерево с глухим звуком, и Игнат заметил, как стрелки постепенно смещаются в стороны, чтобы щиты не могли его защитить. Заметили это и аккантийцы, постепенно выстраиваясь полукругом.

Тогда арбалетчики изменили тактику. Стрелы полетели сверху, и солдаты едва успели поднять щиты так, чтобы защитить Игната. Один из них что-то обеспокоенно проговорил, но маг, конечно, ничего не понял. Он принялся дышать так, как когда-то учил его Маркус, распаляя внутренний огонь, давая ему разлиться по телу.

«Где чёртова ярость, когда она так нужна… — пронеслось в его голове. — Всего на миг, на единственный миг!.. Клянусь, в этот раз она не возьмёт надо мной верх… Я не боюсь потерять над собой контроль… И не потеряю!»

Стрелы попадали в щиты, падали позади Игната, а одна лязгнула прямо по макушке шлема.

Пламя в руках то разгоралось с новой силой, то почти совсем гасло. Если бы Игнату нужно было просто сражаться с людьми, никаких трудностей бы не возникло. Но то, что он задумал, требовало чего-то особенного. Похожего на то, что случилось в Пепельном зубе. Ему была нужна та самая сила, что одолела архимага, но он никак не мог её найти.

Игнат стиснул зубы, сгорая от злобы на самого себя, но вдруг в щели между щитами увидел на стене знакомую фигуру. Гильям Фолтрейн рыцарь, стоял и командовал стрелками. Он махнул рукой, и через пару секунд щиты поразил очередной залп.

Вот оно. Игнат представил то, о чём рассказала Рия. Подробно, в красках и деталях. Представил ублюдка Фолтрейна, разрывающего тонкую ткань платья. Оцепеневшую от ужаса Рию… И то, как он врывается в чёртову комнату и направляет всю мощь испепеляющей ярости на ненавистного Фолтрейна.

И это сработало! Пламя вспыхнуло парой огненных столбов, охватило руки сначала до локтей, а после и до плеч. Панцирь нагрелся, стала раскаляться кольчуга, и Игнат ощутил жар лицом, но этого было мало. Он отбросил страх, позволил ярости поглотить душу. Растворился в ней без остатка и в какой-то момент начал терять себя. Но эта была цена, которую он был готов заплатить…

Таринор с опаской глядел на огненный столб с ногами, в который обратился Игнат. Вскоре бушующее пламя охватило всё его тело, а аккантийцы расходились всё дальше от него, не в силах терпеть жар. Стоящий рядом Сфорца наблюдал со смесью удивления и восхищения.

В какой-то момент один из солдат не выдержал. Он бросил щит, побежал назад через мост. Его примеру последовал другой, а за ним и третий. Но Сфорца даже не повёл глазом. Всё-таки есть предел человеческой стойкости, и едва ли люди, не желающие сгорать заживо, достойны осуждения.

Наконец, остался последний аккантиец, что отважно прикрывал огненную бурю, что ещё недавно была Игнатом. Он дождался очередного залпа, принял на щит все стрелы, что смог, и лишь тогда пошёл прочь. Но, сделав несколько шагов, он рухнул на камень моста без движения, а от его спины поднимался неровный серый дым.

Сфорца что-то негромко процедил сквозь зубы, а Таринор, до того неотрывно глядевший на огонь, прикрыл глаза ладонью. Ревущий огненный смерч, в котором уже почти не угадывалась фигура мага, поднимался до самого неба, набирая силу с каждой секундой. Наёмник глядел на него сквозь пальцы со страхом и беспокойством. Он ещё никогда не видел, чтобы Игнат вытворял такое. Быть может, это действительно была самая большая глупость в его жизни?..

Вот со стен вновь сорвались тонкие чёрточки стрел, словно нарисованные на фоне неба тонкими штрихами. Они приближались к тому месту, что стоял маг, и сердце Таринора на мгновение ёкнуло. Но ни одна из них не достигла цели. Все до единой исчезли в короткой вспышке.

Новый залп так же ничего не дал защитникам замка. Едва ли Таринор мог различить лицо Фолтрейна с такого расстояния, но ему грела душу мысль, что некогда беспощадный командир «крысиной роты», цепной пёс короля, жесточайший убийца с равнодушным взглядом… сейчас боится, как никогда в жизни.

Огненная буря сжалась, словно пружина, обратилась в безупречно ровный огненный шар. Пламя из рыжего сделалось жёлтым, даже почти белым, а Таринора даже на таком расстоянии обдало жаром. Фолтрейн пропал со стены, и стрелки тут же последовали его примеру.

Рёв неожиданно стих, и мир потонул в звенящей тишине. Но продлилась она всего мгновение. Поток ослепительно белого пламени вырвался в сторону ворот с оглушительным рёвом. От этой сверхъестественной, пугающей мощи Сфорца сделал шаг назад и прикрыл лицо руками.

Веками стены и ворота Чёрного замка надменно возвышались над городом и глядели без тени страха на любого врага, что подступал к ним. Потемневший от времени камень привратных башен не боялся ни стали, ни осад. Ни самых храбрых воинов, ни самых решительных командиров. Но со столь сокрушительной мощью, воплощённой в магическом пламени, они столкнулись впервые.

Ослепительный поток раскалённой ярости врезался в створ ворот, и окованное железом дерево обратилось в пыль. Каменная арка, где ещё недавно стоял король, разлетелась тысячей обломков. Могучие башни оплавились, точно свечи, и накренились.

К тому моменту, как пламя иссякло, неприступные ворота Чёрного замка перестали существовать. На том месте, где находилась огненная сфера, остался круг расплавленного докрасна камня, в середине которого лежало неподвижное тело рыжеволосого парня. Пламя расплавило доспехи и испепелило одежду, не оставив от них и следа.

— Игнат! — воскликнул Таринор и ринулся туда, но отпрянул от порыва раскалённого, ещё не остывшего воздуха.

Эмилио Сфорца стоял чуть поодаль, осторожно заглядывая наёмнику через плечо. Впервые за весь поход на лице бывалого кондотьера читалось искреннее, по-мальчишески яркое изумление. Когда он проговорил что-то переводчице, та не сразу нашла слова:

— Сеньор Сфорца… очень… удивлён увиденным. И признаёт, что напрасно не задействовал магов раньше.

— Рад, что удалось его удивить, — ответил Таринор без капли радости в голосе, — но сейчас не до того. Нужно унести Игната в безопасное место, а потом… А потом найти чёртового короля в этом чёртовом замке.

Приглушённый грохот вырвал Рихарда Вайса из беспокойного сна. Стены темницы дрожали, а в воздухе стоял затихающий гул.

— Что ещё за дьявол?.. — прохрипел Вайс, вглядываясь в полумрак. — Землетрясение?

— Скоро всё закончится, — устало донеслось из тёмного угла, где обычно сидел отец Дормий.

— Помирать собрался? Или это тебе Холар шепнул по секрету?

— Я слышал его голос во сне. Хоть здесь уже непросто отличить сон от яви. Всё, что он сказал: твоё предназначение близко.

— Знаешь, когда я в прошлый раз чуть кони не двинул, тоже увидел чьё-то лицо. Правда, не разобрать, чьё именно… Но вот если начну слышать голоса, тут же пойму, что свихнулся.

— Быть может, ты тоже видел лик Отца чистоты? В конце концов, это ведь его сила не даёт тебе покинуть мир живых. Мало кто из живущих удостоился его милости в той же мере, что и ты…

— Знаешь, Дормий, чем дальше, тем меньше я считаю это милостью. Я торчу в душном каменном мешке уже… не знаю даже, сколько — время тут слиплось в один бесконечный ком. А единственное развлечение, чтоб его, — это мучительная смерть в луже собственной крови, рвоты и чёрт его знает, чего ещё…

Тёмный угол, где сидел священник, молчал.

— Так вот я подумал: может это такая кара? Боги насмотрелись на всё дерьмо, что я творил в жизни, и решили хорошенько надрать мне задницу?

— Или же это путь к искуплению.

— Брось, — Вайс махнул рукой. — Я же грешник до мозга костей. Такие не выносят глубоких уроков, чтобы переосмыслить жизнь и прожить её остаток праведником, трудящимся в поте лица…

— История знает и такие примеры, — возразил Дормий. — Взять хотя бы святого…

— Да ну! — Вайс вздохнул и прислонился к холодной стене. — Что толку говорить об этом, если мы проведём здесь ещё чёрт знает сколько… дней? Месяцев? Лет? А если старик Карл не доживёт до создания эликсира? Ты-то королю ещё будешь полезен, а меня его величество пустит в расход, не моргнув глазом. Или мы уже об этом говорили? Чёрт… Ты каждый раз возвращаешь меня здоровёхоньким, но вот мои мозги… Их каждый раз будто режут тупым ножом. Дольки получаются рваными, неровными, срастаются криво, и я понемногу схожу с ума. Чёрт! Не закончить бы как бедняга Раухель…

— Скоро всё зако… — заговорил было Дормий, но Вайс раздражённо перебил его.

— Да, да, слышал уже. А этот грохот оттого, что пришёл могучий воин и одним пинком вышиб ворота замка ко всем чертям. Потом отлупил толстомордых стражников, а теперь несётся сюда, чтобы нас освободить. Да так быстро, что аж волосы на ветру разве…

Вайс осёкся на полуслове, услышав торопливые шаги. Они приближались, пока, наконец, не послышался звон ключей. Дверь открылась и на пороге в свете лампы предстал совсем не могучий воин.

— Мастер Уоллес, — горько усмехнулся Вайс, и с его губ сорвались отрывистые смешки. — Не думал, что вы способны выбить ворота пинком.

— Ч-что?.. — осоловело спросил тюремщик, утирая лоснящийся лоб. — Послушайте, я здесь по важному делу. Замок пал, и я…

Рихард Вайс захохотал, заглушив дальнейшие слова Уоллеса.

— Славная шутка! — выдавил он сквозь смех. — Славная, хоть и злая. Но спасибо и на этом, а то я уж было начал тут хандрить…

— Какие к чёрту шутки⁈ — взвизгнул тюремщик и дёрнулся так, что жидкие волосы прилипли ко лбу. — Я только что был во дворе замка. Город взят, армия принцессы подошла к замку, а потом этот огненный маг, и… и… Ворот больше нет! Створы испарились, камни разлетелись как песок! Пламя такое яркое, что я чуть не ослеп! Я никогда такого не видел! Сир Гильям пропал, гарнизон сдался, стража тоже, и я могу их понять…

— Огненный маг?.. — голос Дормия звучал встревоженно, но Уоллес оставил этот вопрос без ответа.

— И ты поспешил нас обрадовать? — усмехнулся Вайс.

— Я пришёл вас освободить, — мастер Уоллес постарался успокоить дрожащий голос и изобразил на лице кривую улыбку. — Но с одним условием. Вы замолвите за меня словечко перед принцессой. Ей всё равно понадобится дознаватель и смотритель подземелья, а лучше меня здешних дел никто не знает…

— Я в общем-то не против, — пожал плечами Вайс и добавил с притворным укором, — но что же на это скажет король?

— Королю недолго осталось, — сказал Уоллес, снимая кандалы с его ног. — А в смутные времена побеждает тот, кто ставит на победителя…

Вайс помог Дормию подняться на ноги, вывел его на свет лампы у входа в камеру и ужаснулся. Священник выглядел наполовину седым исхудавшим стариком с почти угасшим взглядом.

— Вот уж кому помощь Холара и впрямь не помешала бы. Только не говори, что возвращал меня ценой собственных непрожитых годков.

— Я лишь проводник сил Отца чистоты, — тихо проговорил священник. — Всё идёт, как он предрёк…

За следующей дверью, что отпёр Уоллес, сидел немолодой мужчина с ригенском костюме. Освободителей он встретил непонимающим взглядом, но без единого слова. На предложение тюремщика он лишь недоверчиво кивнул.

Уоллес отворил ещё одну дверь, и Вайс увидел коренастого коротышку, сидящего на соломенной подстилке. Когда тот обратил к свету лицо, покрытое неровной чёрной щетиной, наёмник ахнул.

— Чтоб мне провалиться на этом самом месте… Дунгар?

— Ирмос?.. — выдохнул гном. — Или лучше сказать, Вайс? Вот так встреча…

— Где, чёрт побери, твоя борода? Впервые вижу гнома без бороды…

— А он разве не рассказал? — Дунгар прищурился на мастера Уоллеса. — Не рассказал, как обкорнал меня бритвой? И как потом его помощник высек меня на площади. Кстати, где он, тот громила с толстыми ручищами?

— Отправил его освободить ещё одну пленницу короля, — с неохотой ответил Уоллес. — Она в покоях наверху… Послушайте, я пришёл попросить вас…

— «Пленницу короля», значит? Ну-ну… — прохрипел гном. — Ты о той, которой выдрал зубы? Или которую оставил без ногтей?

Мастер Уоллес побледнел. Лампа в его руках задрожала.

— Откуда…

— Откуда знаю? Твои помощники не столь немногословны, когда остаются одни. А моя камера стоит слишком близко к пыточной. Я бы и рад не слышать всё то, что они обсуждали, да вот только выбора у меня не было.

Вайс покосился на мастера Уоллеса, и тот нервно сглотнул.

— А болтали они обо всём на свете. О том, как жаль, что никак не удастся использовать железную грушу на мужеложцах, о том, как нелепо выглядит гном без бороды, и о том, сколько бедняг уместится разом на виселице, что вы изобрели…

— Я выполнял приказы короля, — просипел пыточных дел мастер. Крупные капли пота скатывались с его лба одна за другой.

— … а ещё о том, что сделали с мальчишкой Рейнаром.

Вайс похолодел. Его немигающий взгляд заставил Уоллеса вжаться в стену.

— Ах ты сволочь плешивая… — проговорил он, хватая пыточных дел мастера за грудки.

— Я здесь ни при чём! — залепетал Уоллес. — Это всё обстоятельства!..

— Я сейчас тебе так врежу, что твои обстоятельства в портки стекут! Говори!

— Его приволок сир Гильям! Была свадьба, лорда Раурлинга отравили, потом на кортеж напали, мальчишка пустился наутёк… За ним отправили сира Гильяма…

— Что. Он. Сделал?

— Он вернулся с… телом. Одежда та же, волосы светлые, но лицо искромсано так, что не узнать. Я не посмел перечить, но может то вообще был другой мальчишка! Какой-нибудь случайный уличный сопляк, которого никто не хва…

Договорить мастер Уоллес не успел. Резкий удар локтем размозжил ему нос. Пыточник выронил лампу, а мгновением позже кулак угодил ему в печень, и он согнулся пополам с протяжным стоном.

— Никто не хватится, значит⁈ — прорычал Вайс, схватив Уоллеса за жидкие волосы. — Я был таким мальчишкой, рос среди них! И Делвин тоже! Ты бездушный ублюдок, как и все в этом чёртовом замке! И знаешь что? Кто бы не пришёл на смену королю, сучий потрох, вроде тебя, им будет не нужен…

Уоллес попытался что-то сказать, но Вайс приложил ему в челюсть с такой силой, что на пол полетели зубы.

— Слава Холару, на тебя мне силёнок хватит, — сказал Вайс с хищной ухмылкой. Он прошипел что-то по-анмодски, после чего обратился к остальным: — Вы идите, а я ещё немного побеседую с любителем брить бороды гномам и вырывать девушкам зубы. Железная груша для мужеложцев, значит?..

Эдвальд Одеринг неподвижно стоял у окна, заложив руки за спину. В голове крутилась одна единственная мысль: неужели это конец?

Когда враги прорвались в город — это ещё ничего не значило. Стены столицы и их защитники выполнили свою роль — вымотали и задержали вражескую армию. Потом из Храма перестал доноситься колокольный звон, и это могло означать лишь одно: Агна переоценила силу, которую может дать ей Владыка. Тень опустилась на душу Эдвальда, но он не позволил себе скорбеть об утраченной жене и нерождённом сыне. Не позволил унынию охватить его в столь важный час.

В конце концов, чужие знамёна взвились у стен его замка. Эдвальд вспомнил лицо аккантийского кондотьера, которого видел на переговорах. Грязный чужеземец и безбожник, который плевать хотел на Энгату. Многовековая история и кровь, которую проливали предки Эдвальда и он сам, — для аккантийца всё это не более чем высохшие чернила в хрониках, которые он едва ли когда-нибудь прочтёт, а Чёрный замок — лишь очередная крепость, в списке его корыстных свершений.

Верховный книжник едва не сдал ему замок, но, к счастью, заплатил сполна и умер позорной смертью на глазах неблагодарных свиней, ради которых он предал свою страну и своего короля…

И вот Эдвальд смотрел, как поток противоестественного пламени без остатка уничтожил врата Чёрного замка, в неприступности которых он не смел усомниться до последнего. Смотрел, неспособный ни поверить глазам, ни отвести их.

В какой-то момент ему даже показалось, что мир вокруг потерял реальность, и всё это морок, иллюзия, посланная Владыкой, чтобы испытать его… Вот через разрушенные ворота стали перебираться враги. Вот его солдаты бросают оружие на землю, сдаваясь на милость врага…

Может ли это всё быть на самом деле? Может ли он действительно… проиграть? После всего, через что прошёл. Всего, что сделал во славу Владыки. Неужели ему снова… не хватило… сил?..

Поток мыслей нарушил грохот. Эдвальд смотрел, как враги выбивают двери замка ручным тараном, и вдруг понял, что всё происходит по-настоящему. Осознание захлестнуло его с головой, ноги подкосились, а сердце заколотилось так, что стало тошно. Стены покоев словно смыкались вокруг него, грозя раздавить. Эдвальд сел на кровать и положил руку на холодный от пота лоб.

Его разум вдруг стал ясен как никогда. Ни голосов, ни малейшего шёпота. Ледяной порыв зимнего ветра сдул заполнявший голову туман, и множество позабытых чувств разом захлестнули обнажённую душу. Страх и тревога, горечь утраты и душащее сожаление…

«Владыка оставил меня.» Эдвальд проговорил эту фразу вслух несколько раз, и увидел страшную картину целиком. То, в чём он так долго сомневался, то, во что отказывался верить, вдруг стало настолько очевидным, что в горле застыл ком.

Вдалеке послышались шаги. Или же это просто игра воспалённого разума?.. Нет. Звук становился всё отчётливее. Остатки замковой стражи не задержат захватчиков надолго, если вообще станут это делать… Скоро враги будут здесь, поэтому Эдвальду остаётся только одно: встретить их как подобает королю.

Он надел корону, она показалась необычайно тяжёлой, встал и подошёл к окну. Затем заложил руки за спину и вздохнул прохладный осенний воздух. В памяти воскресло почти забытое воспоминание: они с сестрой бегут куда-то по берегу речки, которую взрослые почему-то зовут «Рукой лорда». Смешное название для реки. Башмаки промокли насквозь, вода брызгает в лицо и на одежду, но им обоим это не важно: они дети, не знающие бед. Безгрешные. Счастливые. Свободные.

— Сир Робин, сир Артур! — донеслось из-за двери. — Оставайтесь у входа с остальными.

Знакомый голос. Как и тот, что вторил ему:

— Тогмур, встань в конце коридора. Если кого-то услышишь, сразу дай знак. Пора, Дэйн…

Дверь распахнулась, впустила двоих и закрылась. Эдвальд знал, кто вошёл в его покои, и не стал оборачиваться.

— Прямо как семь лет назад, — проговорил он. — Только роли поменялись.

— Разве? — послышался голос Таринора. — Меч снова у меня в руках, а корона снова на голове у безумца.

— А рядом с тобой тот, кто сядет на трон? И тоже однорукий.

— Мне не нужен трон, — возразил Дэйн Кавигер. — Ваша дочь станет лучшим правителем. Лучшим, чем вы когда-либо смогли бы стать.

— Так ей говорят. Так говорили и мне. Так говорят все, кто мечтает занять тёплое место у трона…

— Всё кончено, Эдвальд! — перебил его Таринор.

— Для меня, — сказал король и вздохнул. — Но в мире всё останется по-прежнему. Боги, люди… Искры, что летят из-под молота судьбы и гаснут на холодном ветру…

— Прибереги оправдания для дочери…

— Мне нет оправдания. Но раз уж мне всё равно конец, вы ведь не откажете грешнику в последней исповеди? Я совершил самую страшную ошибку, которую только может совершить правитель: прислушаться не к тем голосам. Семь лет назад я прошёл долгий путь, и часть его ты преодолел со мной, Таринор. Ты видел, как я достиг своей цели, но знаешь, что я ощутил, когда достиг её? Когда поднял голову Альберта Эркенвальда и вышел с ней на балкон?

Ответа не последовало. Король печально вздохнул.

— Пустоту. Та буря в моей душе… Я принимал её за жажду справедливости, кто-то называл её жаждой мести… Но всё это было лишь желанием вернуть сестру. С тех пор, как я потерял Мерайю, моя душа стенала под гнётом вины. Я винил себя, что не был достаточно настойчив, что не нашёл в себе решительности пойти против короля раньше. Что мне не хватило сил. И все последующие годы я пытался найти силу во власти, что свалилась на меня…

— Свалилась? — горько усмехнулся Таринор. — Ты забрал её с удовольствием.

— Ценой этой власти оказалась гибель сестры! — король повысил голос, чуть обернувшись, но тут же отвернулся к окну. — Это страшная цена, которую я заплатил вперёд. Против своей воли. Я был обязан забрать то, что за неё причитается. Чтобы смерть Мерайи имела хоть какой-то смысл.

В последней фразе короля слышались слёзы, но он взял себя в руки и продолжил:

— Каждый просит чего-то у богов, и иногда они даже не оставляют наши мольбы без ответа. Но по-разному. Кто-то даёт то, что тебе действительно нужно. Другие — то, что ты хочешь, а кто-то — именно то, что ты просишь. Как Калантар. Он дал силу. Ту, которую я просил, но не ту, что я хотел. И уж точно не ту, что мне действительно была нужна. Подарил способность быть жестоким, достигать цели, невзирая на средства, и держать всё в железной руке. Эта сила дарила уверенность, опьяняла и постепенно подчиняла, пока не сделала меня идеальным слугой Железного владыки. Я слепо верил, что Калантар сделал меня всемогущим, но он лишил меня всего.

Эдвальд повернулся, и Таринор увидел его лицо. Измождённое и усталое, теперь оно больше походило на то, что он видел весной, в их первую за семь лет встречу.

— Я не ищу жалости, — сказал король. — Мне нет ни прощения, ни сочувствия. Я заслужил наказание и приму его как подобает.

— Твоя мать благословила меня казнить тебя, Эдвальд, — сказал Таринор, — вот этим самым мечом, последней реликвией дома Моэнов. Но, к счастью для тебя, войско к Чёрному замку привела не она. Принцесса хотела с тобой поговорить, так что мы приведём тебя к ней, а она уж пусть решает твою судьбу.

На лице короля появилась печальная улыбка.

— Хотел бы я сказать: «Прости меня Мерайя», но одна из носительниц этого имени уже никогда меня не услышит, а вторая — никогда не простит. Что ж, ведите. Только сначала я сниму этот бесполезный кусок железа…

Эдвальд засучил рукав, чтобы отстегнуть железную руку, как вдруг замер. Его пальцы задрожали, а по лицу пробежала судорога. Он отступил на два шага и окинул Дэйна и Таринора взглядом, полным презрения.

— О нет! — сказал он не своим голосом, низким и холодным. — Не для того я вёл этого зазнавшегося тирана к закономерному концу, чтобы его мягкосердечная дочь подарила ему ещё несколько лет жизни!

— Что на тебя нашло?.. — нахмурился Таринор и его осенила странная догадка: — Калантар?..

— А ты догадлив, — Эдвальд хищно улыбнулся, обнажив зубы. — Тебе не впервой общаться с богами, от тебя несёт Вечным странником.

— Что происходит? — спросил Дэйн, выставив перед собой меч. — Король сошёл с ума…

— Он одержим, — проговорил Таринор, вглядываясь в глаза короля, блестящие, словно бусы на лице тряпичной куклы.

— Я не жалкий демон, врывающийся в культиста, — огрызнулся король. — Я Железная длань и наставник тиранов, мучитель душ и отец жестокости! Я Калантар! Этот человек сам впустил меня в свой воспалённый разум, позволил вести себя за руку и сделать тем, кем стал. И теперь он получит то, что заслужил.

Король замолчал и неестественно дёрнулся, словно обжёгся.

— Я знаю, что ты слышишь меня, Эдвальд Одеринг, — проговорили его губы. — Скоро ты получишь то, что заслужил. Место на цепи у железного трона. И ты сам знаешь, кто ждёт тебя там.

По щеке короля потекла слеза, но изо рта вырвался злобный смех.

— У тебя было всё, у неё — ничего, теперь же всё будет наоборот. Агна заслужила это. Она не отвернулась от меня до самого конца, не усомнилась в своём господине, даже когда летела к земле. Даже когда сознание угасало в переломанном теле! Достойная дочь своего народа… Мой железный ангел!

— Но зачем всё это? — спросил Таринор, не опуская меч. — Почему просто не подождать, пока Эдвальд умрёт? Что такое несколько лет для бога?

— Я привык заканчивать игру на своих условиях, поэтому заберу душу этого червя здесь и сейчас. Ведь боги всегда получают своё, — сказав это, король зловеще улыбнулся. — Тебе ли об этом не знать.

Король перевёл взгляд на железную руку, и произошло то, что заставило Дэйна и Таринора в изумлении опустить мечи. Слитые вместе железные пальцы вдруг ожили и вцепились в шею молниеносным движением. В глазах короля застыл ужас. Он схватился за блестящий металл здоровой рукой, бил и царапал, ловя воздух посиневшими губами, но железная хватка делалась только крепче. Наконец, послышался мерзкий хруст, и Эдвальд Одеринг рухнул на пол собственных покоев.