Пепел перемен, Том 7: Цена власти

Глава 2

Дунгар Велендгрим понуро взглянул на серое небо и утёр со лба первые капли начинающегося дождя. Когда его величество отправлял гнома в подгорный анклав Могримбар с важной миссией, тот и представить не мог, как всё обернётся.

Король попросил привезти полсотни тонких лент из серебряной стали. Его величество знал, что правителя гномов заинтересовать непросто, поэтому он в подробностях объяснил Дунгару, как лучше будет договориться со старейшиной Глиммерихом, что вот уже полсотни лет является бессменным правителем подгорного народа Пояса мира.

Следуя этим указаниям, на аудиенции Дунгар сначала сообщил, что король обещает выслать пять десятков обозов с едой и тканями, вином и специями, со всем тем, в чём подгорный народ нуждался во все времена. Глиммерих сначала заупрямился, мол, что ж тогда его величество не отправил хотя бы часть этого добра вместе со своим посланником? Тогда Дунгар выложил главный козырь: снижение налогов для всех торговых дел анклава с королевством. Тут-то широкие ноздри старейшины раздулись пуще прежнего, а в его глазах загорелся огонёк, хорошо знакомый любому, кто хоть раз торговал с гномами. Глиммерих почуял выгоду. Дунгар мог поклясться, что под густой белоснежной бородой старейшины анклава, совершенно непроницаемой взгляду, появилась широкая довольная улыбка.

Глиммерих согласился дать не больше десятка полос серебряной стали. Остальное — только после выполнения королём своей части договора. Впрочем, Дунгар и не думал расстраиваться. Учитывая тяжёлый нрав подгорного правителя, это уже был немалый успех.

Кроме серебряной стали его величество попросил разыскать и привезти в столицу гномьих мастеровых из тех, что сведущи в плотницком искусстве. «Они — единственные, кому я могу доверить задуманное», — сказал тогда король. Хоть сути работы он Дунгару не раскрыл, но посулил по-королевски щедрое вознаграждение за работу. Его величество, разумеется, знал о знаменитом прагматизме подгорного народа, поэтому последовал старой поговорке: когда гнома просят помочь со строительством, он спрашивает не «что?» или «где?», а «сколько?» И не прогадал.

Дунгар почти случайно вышел на бригаду мастеровых, которые на днях закончили укрепление опор в одной из многочисленных могримбарских шахт. Возможности выгодно поработать на короля Энгаты и, к тому же, сменить обстановку, были рады они все, кроме старого ворчливого Крегалака Гилля, мастера по выправлению гвоздей, как он то ли в шутку, то ли нет себя называл. Но, в конце концов, и его уговорили.

И вот Дунгар вернулся в столицу в компании шестерых мастеровых, лысого Ирмоса и его спутника, мальчишки Дерека. Последние, правда, оказались наёмником-головорезом Рихардом Вайсом и Делвином, которого змеюка Ида Морнераль выдавала за незаконнорожденного сына лорда Рейнара.

Вечером того же дня Дунгар уже предстал перед королём и матриархом, объясняя, почему старейшина Глиммерих дал ему так мало. Однако его величество будто бы на то и рассчитывал, поэтому выслушал рассказ гнома со снисходительной улыбкой. Он поблагодарил Дунгара, велел передать мастеровым чертежи и приниматься за работу.

Взглянув по пути на отданные ему бумаги, Дунгар так и не понял, что его величество собирается выстроить, понадеявшись, что лишь глазу опытного плотника и каменщика под силу разобраться в этом. Строить велели у Королевских ворот Энгатара, сразу за городскими стенами.

Когда-то там, на холме, стоял склад богатого ригенского торговца специями, который решил, что сумеет подмять под себя столичное пряное дело без оглядки на местную гильдию. Однако свою ошибку он осознал, лишь когда его склад запылал, точно факел, а драгоценные специи разлетелись по ветру.

Дунгар хорошо знал об этом случае, потому как сам помогал незадачливому воротиле сбежать от преследования торговой гильдии в Риген.

Жители городских предместий прозвали это место Горьким холмом. И говорили, будто бы всякий, кто проходил мимо, ощущал в воздухе горький перечный запах, который потом долго оставался на языке.

Когда на Горький холм прибыли гномы, там уже почти закончили каменный фундамент, а вскоре и привезли все необходимые материалы. Король выделил в помощь две дюжины рабочих и гномы принялись за дело. Работали они усердно, на совесть, а мальчишка Делвин, чью историю все семеро поклялись хранить в тайне, помогал по мере сил.

Конечно, большую часть времени он просто бегал тут и там, донимая мастеровых вопросами, но гномы относились к нему тепло, а ворчун Крелагак даже смастерил защитный шлем-каску как раз под размер головы мальчика. Впрочем, когда на Делвина едва не рухнула балка, на саму площадку его больше не пускали.

Жили все они в здании закрытого ныне отделения банка «Феннс и Драйберг», которое, по слухам, собирались передать Церкви. Юргент Драйберг жил на постоялом дворе в верхнем городе и планировал вернуться в Риген до холодов, захватив с собой часть важных бумаг, а до тех пор они были под личной ответственностью Дунгара. Кроме этого, гном почти каждый день навещал стройку, надеясь всё-таки понять, что же такое делают могримбарские мастера по велению его величества.

По трём сторонам квадратного фундамента в три человеческих роста рабочие возвели десять толстых каменных столбов. Между ними в три яруса расположились деревянные балки. Дунгару сначала казалось, получится нечто вроде храма, а места в пустотах между колоннами займут витражи. Но строительство шло, а никакого намёка на стекла там не появлялось.

Иногда на площадку приезжал немолодой мужчина с оплывшим лицом, жидкими волосами чуть ниже плеч и лысиной до самой макушке. Он представился как мастер Уоллес, автор чертежей по личному королевскому поручению. Появлялся этот человек совсем ненадолго и всякий раз выйдя из крытой повозки щурился на свет, даже когда небо заволакивало тучами. Он осматривал стройку, ковыряясь мизинцем в жёлтых зубах, отвечал на несколько вопросов гномов и вскоре исчезал. Но однажды Дунгару удалось буквально поймать мастера Уоллеса за рукав потрёпанного камзола, когда тот уже собрался уезжать.

— Прошу прощения, я очень спешу, — взволнованно проговорил он, утерев потный лоб с прилипшими к нему прядями жидких волос.

— Не займу много времени, — поспешил успокоить его гном. — Просто скажите, что же это такое строится?

— Его величество велел держать это в секрете.

— Но как, чёрт возьми, можно строить, не зная, что именно должно получиться? — не унимался Дунгар.

— Ах, — вздохнул мастер Уоллес, — его величество желает, чтобы его враги получили по заслугам, потому и поручил мне задумать конструкцию и создать чертежи. Пока с вас довольно и этого.

Сказав это, он быстрым шагом вернулся в повозку, а Дунгар остался наедине со своими догадками. «Чтобы враги получили по заслугам…» Но это даже на оружие не походит. Возможно, король задумал выстроить тюрьму? Или, быть может, это всё же будет храм? Его величество нынче набожен и вполне может решить, что его врагов должны карать боги…

Но даже когда сооружение было объявлено оконченным, а к прежней конструкции добавилась лестница, по которой можно было подняться на верх фундамента, Дунгар не имел ни малейшего понятия о предназначении диковинной конструкции. Мастеровые из Могримбара имели не больше догадок, чем он. Впрочем, их это не особо и интересовало, поскольку каждый получил солидную сумму и личную благодарность короля, который даже позволил им по старой традиции выточить зубилом свои имена на камнях фундамента.

— Да уж, — усмехался старый Крегалак, — сколько лет в ремесле, а такое впервые. Выстроил не пойми что, да ещё и деньгами одарили так, что спину надорву, если решусь поднять этот мешок серебра. Видать, правду говорят, будто король из ума выжил. Ну да моё дело маленькое…

После случившегося на турнире Дунгар безвылазно сидел в своей комнате в бывшем здании банка и ничего не ел. Единственной пищей для него была крепчайшая ржаная настойка, пустых бутылок из-под которой с каждым днём становилось всё больше.

В это утро, продрав глаза, он вдруг ощутил себя отвратительно трезвым. Всё горе последних дней вдруг навалилось на него с новой силой, поэтому единственным его желанием оказалось вновь забыться в пьяном угаре. Рука потянулась к полупустой бутылке с ржаной настойкой, но, к несчастью для него, в комнату вломился старый Крегалак с бумагой в руке.

— Король вызывает, — проскрипел гном. — Всю нашу бригаду. И тебя тоже. Узнаем, наконец, для чего эту штуковину возводили.

— Плевать… — прохрипел Дунгар.

— Ты третий день не просыхаешь. Хочешь свести себя в могилу — выбери способ побыстрее и не трать выпивку зазря. Идём, короля надобно уважить.

— К чёрту. Короля. Хреновину эту… Всё к чёрту… И меня к чёрту! Если б не этот щит проклятый… Если б не я…

Старый гном опустился на колено и положил широкую ладонь на голову Дунгара.

— Послушай. Сделанного не воротить. Хочешь, чтобы хуже стало? Можешь сразу послать короля к чёрту, но тогда точно никак не поможешь своему другу. Возьми, чёрт побери, себя в руки! Ты ведь гном! Плоть от плоти самой земли! Крепче гор и твёрже камня! Этой работой мы обязаны тебе, стало быть, мы тебе и поможем. Во всяком случае я уж точно, да и ребята вряд ли откажутся. Ты каждому из нас обеспечил безбедную старость.

— Хотя б Рию из этого дерьма вытащить… — тяжело вздохнул Дунгар, садясь на край скамьи. — Карл бы того и хотел, не сомневаюсь… А уж потом…

— Не говори так, будто бы он уже помер! А чтобы девице той помочь, нужно прямо сейчас оторвать задницу от скамейки и пойти с нами.

— А Делвин? Кто-то же должен с ним остаться…

— Ему уже велено сидеть тут, и сидеть тихо. Никто, кроме нас, не знает, что он здесь.

У Дунгара больше не осталось сил спорить, так что вскоре он уже стоял неподалёку от стройплощадки вместе с остальными мастеровыми. Серое небо будто давило, а редкие капли дождя противно разбивались о лоб и нос.

Громада диковинной постройки возвышалась над гномами, как и прежде, но теперь на каменных колоннах красовались алые знамёна с изображением серого, словно небо, железного кулака и такой же железной короны над ним. Лестницу наверх теперь прикрывали железные ворота, а стропила, которые Дунгар видел ещё три дня назад, уже успели разобрать. Вдобавок теперь с деревянных балок свисали покачивающиеся на ветру короткие цепи.

Сооружение окружала городская стража, вооружённая алебардами, и куда более многочисленные братья ордена Железной руки в серых накидках и палицами в руках. Вокруг них же собралась разномастная толпа, которую, судя по одежде, составляли как горожане, так и жители предместий. Гномы решили остановиться немного поодаль гомонящего людского моря и подождать короля. Впрочем, долго им ждать не пришлось.

Королевский экипаж появился из ворот, как и было условлено, в полдень. За крытой каретой следовал командующий гвардией Гильям Фолтрейн верхом на чёрном, как ночь, коне. На блестящем боку животного виднелись глубокие шрамы, и Дунгар поёжился, подумав о том, откуда они там взялись. К седлу был прикреплён злосчастный бело-голубой щит с полосами серебряной стали. Должно быть, теперь этот ублюдок повсюду таскает его с собой. То ли по приказу короля, то ли по собственному желанию.

Следом за Фолтрейном шла целая вереница людей. Разного пола и возраста, одетые в потрёпанную, испачканную одежду, они медленно шагали в сопровождении стражи. Их ноги сковывали кандалы, а руки были зажаты в деревянных колодках. Дунгар невольно сосчитал их — ровно двенадцать человек. За ними шагали ещё четверо, среди которых выделялся рослый детина с угрюмой рожей и удивительно толстыми руками. Он переводил взгляд с узников на королевский экипаж, с экипажа на огромную постройку, и в его голове зарождалась страшная догадка…

Наконец, карета остановилась. Из неё вышел сам король и подал руку матриарху. Следующим оттуда показался Эрниваль, это обожжённое лицо Дунгар узнал бы везде. Последним на землю ступил мастер Уоллес, по одному взгляду которого было видно, что он, как и Дунгар, рассматривает нахождение здесь не иначе как неприятную необходимость. Он пощурился на пасмурное небо, вздохнул и, плотнее запахнувшись в шерстяную накидку, последовал за матриархом. Король добродушно улыбнулся и поприветствовал гномов.

— Рад, что вы приняли моё приглашение, — король перевёл взгляд на возвышающуюся постройку и добавил с гордостью: — Пусть это великолепное сооружение, станет символом сотрудничества наших народов. Всё это стало возможным благодаря вам, господин Велендгрим.

Дунгар мрачно взглянул на короля, но ничего не ответил.

— Уверяю, я не держу на вас зла за то, что ваш друг Карл совершил преступление против короны. Вы к его проступку не имеете ни малейшего отношения. Более того, вместе с обещанным грузом в Могримбар отправятся наилучшие рекомендации для вас. Если же вы решите остаться в городе, в знак ваших заслуг, корона выделит щедрое довольствие, чтобы вы смогли провести остаток жизни сыто и спокойно.

— Благодарю, ваше величество, — только и сумел выдавить Дунгар.

— Что ж, нет повода больше откладывать, — провозгласил король и обратился к гномам: — Вы, непревзойдённые мастера, как никто другой заслуживаете знать, как я собираюсь использовать это… произведение искусства! Идёмте же!

Фолтрейн спешился и направился к воротам постройки. За ним следовал король, жестом велев гномам идти следом.

Толпа безропотно расступалась перед угрюмым командующим гвардии. Наверняка многие были наслышаны о случившемся на турнире, и никто не желал разделить участь несчастного Альбрехта Эльдштерна. Гильям Фолтрейн был облачён в тяжёлый на вид доспех, к тому же украшенный золотом, но шагал так, словно на нём вовсе ничего не было. Подойдя к железной калитке, единственному пути к постройке, король жестом остановил шедших позади него, и толпа затихла, оттеснённая от короля на добрый десяток шагов.

— Люди Энгатара! — провозгласил он, подняв к небу железный кулак. — Сегодня вы станете свидетелями начала нового порядка! Торжества правосудия и справедливости, что свершится здесь и сейчас! — сказав это, он обратился к страже: — Приведите двоих!

Король отпёр ворота постройки тяжёлым ключом и вскоре перед ним предстали двое узников. Их дрожащие руки были обожжены, а лиловые, как сливы, пальцы… Дунгар был не сведущ в лекарском деле, но даже он понимал, что они безвозвратно покалечены. Одним богам известно, каким ужасным пыткам подвергали этих бедняг.

— Отныне волшебники, колдуны и ведьмы Энгаты или служат королевству щитом и мечом, или приносят пользу иначе!

От невозмутимого, полного жестокости, взгляда его величества у гнома холодело внутри. Командующий гвардии не отходил от короля ни на шаг. Узники ничего не ответили и даже не подняли глаз.

— Вам был дан выбор, — вздохнул его величество. — И вы его сделали. На Горький холм!

Едва король произнёс последнее слово, как Железные руки тут же поволокли первого беднягу прямо к огромному сооружению, после чего за дело взялись четверо во главе с угрюмым детиной. Дунгар не верил своим глазам. Через последнее звено цепи, свисающей с поперечной балки, пропустили верёвку, а узника поставили на незамеченную ранее подставку. Гном взглянул на старого Крегалака, тот в изумлении не сводил глаз с происходящего.

Страшная догадка превратилась в мрачное, леденящее душу осознание. То, что на что гномьи мастеровые употребили свои умения, то, для чего Дунгар привёз их сюда, оказалось ничем иным, как чудовищных размеров виселицей.

— Мастер Уоллес, окажите честь, — негромко сказал король.

Тот самый немолодой мужчина с жидкими волосами учтиво поклонился и направился к калитке, пока на шею приговорённого надевали петлю. Взобравшись по каменной лестнице к перекладине, он остановился, выжидающе глядя на короля. Его величество кивнул, а мастер Уоллес тут же выбил из-под ног первого узника подставку с таким будничным видом, будто пинает уснувшего у порога пса, что мешается под ногами.

Цепь противно лязгнула, а толпа одобрительно загудела. К горлу Дунгара подкатил ком, но по-настоящему плохо ему стало, когда привели второго приговорённого и надели петлю на его шею. За мгновение до команды короля несчастный поднял голову, и гному показалось, что этот полный отчаяния и немого укора взгляд направлен прямо на него. Но вот его величество снова кивнул.

Лязг цепи раздался вновь, а Крегалак вздрогнул и резко зажмурился, словно от вспышки яркого света. Остальные гномы стояли, потупив взгляд. Дунгару вдруг стало трудно дышать. Он захотел сбежать отсюда прочь, расталкивая бестолковую толпу, понукания которой будто душили его, но он ощутил, как чья-то широкая крепкая рука сжимает его плечо. Старый Крегалак покачал головой.

— Нужно остаться до конца, — шепнул он по-гномьи, — иначе всё зря. Крепче гор. Твёрже камня.

Дунгар глубоко вздохнул. Родной язык чудесным образом помог ощутить в себе тот самый несгибаемый гномий стержень. Как бы ни было ни мучительно смотреть на эту казнь искалеченных, сломленных людей, он выдержит всё.

Вот повели молодую девушку с засохшими цветами в волосах. Король говорил о ней как о ведьме, совращавшей жителей деревни с пути служения Троим и владыке Калантару. Презрительная улыбка не сходила с её лица до самого конца.

Мужчина с кровавыми обрубками вместо ушей пучил глаза и всё время мычал. Матриарх обличила его как богохульника и демонопоклонника, лишённого языка, дабы не смущать людские умы. Толпа восторженно взревела, когда он закачался в петле, а Дунгару стало ещё поганее.

Они шли один за другим. Лысый с дрожащими губами и рыжая девчонка, старик с выдранной проплешиной и щуплый паренёк, на вид чуть старше Делвина… Старушка, с которой, похоже, обошлись милосерднее всех, без видимых следов пыток, не сводила с его величества взгляд до последнего вздоха. В её покрасневших, чуть влажных от слёз глазах не было ни ненависти, ни злобы. Она единственная из обречённых на смерть узников смотрела на короля с жалостью и сожалением. Перед тем, как мастер Уоллес выбил подставку из-под её ног, сухие губы старушки что-то беззвучно проговорили, а король, до того неотрывно и завороженно глядел на казнь, смутился и отвернулся.

— Нужно было всех лишить языка… — негромко проговорил король. — Всех до единого…

Последними шли двое юношей. Братья-близнецы, изувеченные будто бы специально чтобы сделать их как можно более непохожими: одного лишили глаза, другому же вырвали ноздри и изрезали губы. Они шли, также, как и остальные, опустив взгляд, но при этом с презрением смотрели на окружающую толпу исподлобья.

— Братья Саммерс из Крагенвелла, — король покачал головой, — сыновья мельника. Мне говорили о ваших способностях. И тем печальнее, что вы отказались применить их на благо королевства. Ведите этого! — его величество кивнул на юношу без ноздрей. — Пусть второй поглядит, чего стоит упрямство.

Юношу повели к чудовищной постройке, и стоило ему ступить на лестницу, как противные редкие капли, которые Дунгар то и дело стирал со лба и носа, вдруг сменились самым настоящим ливнем. Потоки воды обрушились на толпу, стражников, ужасную виселицу и её первых жертв, но король не дрогнул. Стоял неподвижно и последний юноша-узник. На его брата уже надели петлю, но он не сводил с него остекленевшего взгляда.

— Между смертью и служением он выбрал смерть, — громко проговорил король и махнул железной рукой. Дунгару показалось, что мерзкий лязг цепей и скрип верёвки он слышал даже через шум дождя.

Толпа редела. Как только ударил ливень, люди начали разбегаться кто куда, и теперь остались лишь самые стойкие. Те, что были готовы промокнуть до нитки, но увидеть, как погибнет последний «предатель».

Его величество кивнул и юношу без глаза повели к лестнице. Вдруг шум дождя прорезал его чистый пронзительный голос.

— Ваше величество! Ваше величество! — он оборачивался и пытался вырваться, но Железные руки держали его крепко.

— Стойте! — скомандовал король и, когда все замерли, добавил: — Говори.

— Мой брат был глупцом! — воскликнул юноша. — Он запугал меня, но я не хочу платить за его упрямство! Я не мог сказать этого, пока он был жив, теперь же прошу, пощадите! Я буду верен вам! До самой смерти!

Его величество вскинул брови. Железные руки удивлённо глядели на него, ожидая приказа. Один единственный жест — и искалеченный юноша займёт место рядом со своим братом. Многие пары глаз устремились на короля, ожидая судьбоносного решения.

— Так значит, желаешь служить? — Эдвальд Одеринг прищурил глаза и несколько секунд изучающе глядел на приговорённого. Струи воды стекали по прилипшим ко лбу и вискам прядям, королевские одежды потемнели от воды, но король был невозмутим.

— Хорошо, — наконец сказал он и обратился к той горстке, что осталась от прежней толпы зевак: — Возрадуйтесь, люди! Даже у обречённых есть шанс на спасение души и тела! Даже заблудшие могут прийти к свету истины! Искупи же предательство брата верной службой. Сир Гильям, приведите его к присяге немедленно.

Юноша упал на колени в грязь перед командующим гвардии, а тот со скучающим выражением лица велел повторять за ним слова клятвы. Дунгар глядел на происходящее с недоумением, во взгляде остальных гномов же читалось презрение и осуждение. Склонив голову, юноша повторял фразу за фразой:

— … служить телом и душой…

— … телом и душой…

— … покуда смерть не избавит от службы.

— … не избавит от службы.

— Встань же, верный слуга Троих и владыки Калантара! — провозгласил король, положив руку на плечо юноши. Тот неуверенно поднялся на ноги и, потупив взор, поклонился.

— Отвести его к остальным? — зевнул Фолтрейн и, получив согласие от короля, похлопал узника по плечу и мрачно добавил: — Поздравляю, малец, сегодня тебя не повесят.

Король был явно доволен случившимся. Об этом говорил его самодовольный, горделивый вид и чуть прищуренные глаза с лёгкой улыбкой. Он развернулся и направился к экипажу, но, когда до него оставалось лишь несколько шагов, монотонный шум дождя вдруг прорезал отчаянный крик.

Всё произошло в считанные секунды, но Дунгар всё же успел уловить, как юноша вдруг сделал широкий взмах искалеченными руками в кандалах. В мгновение ока потоки воды вокруг него превратились в десятки острейших игл и устремились в спину короля, однако Гильям Фолтрейн успел прикрыть его величество щитом и собственным телом в молниеносном рывке.

Часть льдинок разбилась о серебристые ленты на щите, рассыпавшись в мелкую крошку, часть глубоко вонзилась в многослойную ткань, которой он был обклеен. Пости все остальные иглы угодили в золочёный доспех командующего и оставили вмятины, однако несколько их застряло в кольчужной юбке, а пара глубоко впилась в неодоспешенную часть ног.

Зеваки отпрянули и испуганно замерли. Эрниваль заслонил собой испуганную Агну, а король удивлённо обернулся, в первые мгновения ещё не осознав, что произошло. К юноше рванулись стражники и Железные руки, но командующий гвардии уже успел сбить его с ног повалив в грязь.

— Вот нутром же чуял, что-то не так! — злобно воскликнул Фолтрейн. — Ублюдок! — выкрикнув ругательство, он схватил его за волосы и с силой ударил о лежащий рядом камень. По грязи потекли алые струйки крови. — Чёртовы маги! Переломать вам всем руки по самые плечи…

— Сир Гильям! — вдруг сказал король. — Довольно! Поднимите его.

Командующий сделал шаг в сторону от лежащего лицом в грязи юноши и резко выдернул из ноги острую льдинку. Она была в палец толщиной и длиной с ладонь, а дождь быстро смывал с неё кровь. Фолтрейн ругнулся, швырнул её в грязь и тут же беспощадно растоптал. Стража тем временем подняла юного мага на ноги и заломила ему руки за спину. На грязном лице красовалась кровавая улыбка, а взгляд немигающих глаз был направлен прямо на короля.

— Так значит, ты принёс клятву лишь для того, чтобы тут же нарушить её? — ледяным тоном проговорил король. — Использовал свой шанс на спасение для этого?

— Ради… брата… И всех… — прохрипел он разбитыми губами и плюнул кровью, едва не угодив в королевскую накидку.

— Ты отвратителен. Ты и подобные тебе. Вы готовы поставить под угрозу свои жизни и жизни всех, кто вам дорог, готовы любой ценой рвать цепи, не осознавая, что они — единственное, что удерживает мир от падения в пучину хаоса, а род людской от гибели. Вы как крысы, что в слепой упёртости грызут корабль, не осознавая, что, утонув, он утянет на дно их самих. Я веду мир к новому порядку, вы же, буйные безумцы, осколки мира старого. Бесполезные, как прошлогодняя листва. К счастью, даже из твоей выходки я сумею извлечь пользу. Сир Гильям, покончите с ним.

Командующий хищно усмехнулся, и выхватил с пояса кинжал. Схватив юношу за затылок, он одним резким движением вонзил тонкое лезвие в глаз по самую рукоять. Когда тот обмяк и рухнул в грязь, Фолтрейн обтёр кинжал и плюнул на бездыханное тело.

— Пусть это станет назиданием! — провозгласил король. — Для всех надменных колдунов, возомнивших себя выше закона! Магия будет служить вам и всему роду людскому! Клянусь пред ликом богов и людей, Троих и многих, и владыки Калантара!

Дождь утихал. Под ликование немногих оставшихся зевак тело юноши отнесли на виселицу и повесили за ноги вниз головой рядом с братом. Эрниваль сопроводил матриарха в карету, за ними последовал король.

— Впредь, прежде чем вести сюда приговорённых, лишайте их рук, — негромко сказал он мастеру Уоллесу, прежде чем вернуться в карету.

Железные руки зашагали за неспешно уезжавшим экипажем. Фолтрейн оседлал коня и отправился следом, за ним отправилась и стража. Зеваки, некоторое время ещё обсуждали случившееся и показывали пальцем на покачивающиеся тела, но вскоре тоже разошлись. Последним ушёл мастер Уоллес, заперев на ключ ворота перед лестницей.

Под дождём остались лишь гномы. Никто из них не решался нарушить угрюмое молчание, пока, наконец, старый Крегалак не испустил глубокий вздох. Он подобрал лежавший рядом булыжник и, подойдя к фундаменту отвратительной постройки, принялся методично лупить по каменной кладке.

С минуту гномы недоумённо наблюдали за ним, пока, наконец, один из них не подал голос:

— Не мучайся. Камень крепкий, не сломаешь.

Но старик продолжал исступлённо бить камнем о камень с одному ему известной целью.

— Бедняга, — негромко проговорил кто-то. — Знать бы, что такую гадость строим… Эх…

Вдруг стук прекратился. Хмурый Крегалак, тяжело дыша, зашагал обратно.

— Теперь ты, — сказал он решительно.

— У меня тоже не выйдет, Крег, — сочувственно ответил гном. — Ни у кого из нас…

— Болваны, — проворчал старик, и на его глаза навернулись слёзы. — Разве не видите, что мы с вами по незнанию соорудили? Чёртову виселицу! На которой ещё и три дюжины человек разом поместится!

— Но нам щедро заплатили… — послышался робкий голос, — золотом…

— Золотом⁉ — огрызнулся Крегалак. — Метал сгинет и обратится в пыль, а память вечна. Хотите, чтобы весь мир запомнил, чьих рук это дело? Пожалуйста! Но моего имени на этих камнях не будет.

Сказав это, он вложил булыжник в широкую гномью ладонь, и зашагал прочь. В тот день стук камня на Горьком холме не умолкал долго.