Пепел перемен, Том 7: Цена власти

Глава 17

— Значит маг самоубийца? — крикнул Дэйн на бегу.

— Ляпнул первое, что пришло в голову! — бросил в ответ Таринор. — Чёрт знает, что там случилось!

Когда они достигли крепостной стены, там уже собралась добрая половина лагеря. Кто-то притащил лампу, кто-то ограничился факелом, поэтому ночная темнота здесь перестала быть непроглядной. Пробивая путь локтями, наёмник пробрался к воротам и ужаснулся.

Из-под обломков башни виднелось алое полотно шатра. Таринор понадеялся было, что ошибся или перепутал цвет в полумраке, как вдруг заметил то, что меньше всего хотел бы видеть. Обрывок ткани в красно-чёрную полоску, на которой угадывались ноги золотого льва. Знамя с шатра Эмилио Сфорца.

Нет. Не может быть. Таринор слишком хорошо знал о подобных случаях. Гибель командира бьёт по боевому духу даже самых дисциплинированных армий… Обезглавленное пятитысячное наёмничье войско в чужой стране. По кожи пробежал холодок от одной мысли, что они могут натворить…

— Кальма! — громогласно разнеслось над толпой.

Таринор не мог поверить ушам. С изумлением он наблюдал, как обрадованные солдаты расступались перед кондотьером Эмилио Сфорца, живым и невредимым. Он был облачён в знакомое наёмнику бархатное сюрко в цветах своего знамени, а шагал быстро и уверенно, будто на марше. Его верная переводчица неотступно следовала за ним. Неужели они даже не ложились спать.

Кондотьер прошёл мимо Таринора и остановился перед грудой камней, как по команде смирно. Окинув презрительным взглядом разрушенную башню, он улыбнулся краешком губы и довольно хмыкнул.

— Рипозо! — скомандовал Сфорца, и аккантийцы принялись расходиться по шатрам.

На обратном пути кондотьер остановился рядом с Таринором и что-то проговорил, не поворачивая головы, после чего зашагал прочь.

— Сеньор Сфорца жалеет, что не заключил с вами пари, однако спорить на собственную смерть — дурной знак, — пояснила переводчица и поспешила за господином, оставив наёмника в недоумении.

Дэйн Кавигер возник неожиданно, словно приведение, и его голос вырвал застывшего Таринора из паутины собственных мыслей.

— Так что… Что же здесь случилось? Башня просто… Рухнула. Как так вышло?

— Вышло, что я болван, — вздохнул Таринор. — А Сфорца прав.

— По крайней мере, теперь он не будет мешать ужинать, — попытался приободрить Дэйн.

— Надеюсь. А ещё надеюсь, что он теперь не станет подозревать меня.

— В чём же?

— А во всём. Это ведь я утверждал, что в башне безопасно, раз уж разведчики вернулись ни с чем. Это я задвинул такую цветастую речь, что хоть в книжки записывай. Мол, Эдвальд так уверен в своих силах, что просто вывел гарнизон и оставил крепость… Послушай Сфорца меня, сейчас бы «Золотые львы» выковыривали своего прославленного кондотьера по частям. И всё пошло бы прахом.

В палатке Таринора уже ждали Игнат с Тогмуром, жаждущие объяснений. Испуганная Мирана же в облике ворона, спряталась под собственное скомканное платье, лежащее у костра. Когда прогремел взрыв, девушка не решилась выпорхнуть, опасаясь, что её кто-нибудь заметит. Только когда лагерь снова затих, она осмелилась вернуться в человеческий вид.

— Те… что прятались… в лесу… — сбивчиво говорила она, жадно черпая похлёбку из миски. — Они… пришли. Видела… недалеко… Много их там…

— Наверное, решили дождаться утра. Надеюсь, за ночь не произойдёт ничего столь же поганого. Люди нам нужны, и будет жаль, если Сфорца велит им убираться прочь. Им ведь придётся что-то жрать, начнут грабить деревни, а то и, чего доброго, налетят на обоз из Высокого дома. Нет, с нами они хотя бы принесут меньше вреда. Полагаю, их поставят под начало Таммарена, но вот кто станет непосредственным командиром? Скорее всего, Кельвин Старлинг. Или кто-то из рыцарей, кто славно показал себя при Пепельном зубе…

— Командование над ними примешь ты, Таринор. Ты один из верных рыцарей дома Таммаренов, славно показал себя при Пепельном зубе, к тому же я тебе доверяю. Но главное, не сочти за грубость, — ты лучше понимаешь простых людей, а значит под твоим началом им будет лучше.

Таринор в ответ лишь вздохнул. Прошлой ночью он даже не догадывался, насколько оказался прав, и теперь жалел об этом. Лорд Кельвин Старлинг вызвал его к себе утром, и наёмник застал его склонившимся над картой предстоящей битвы. На полотнище ткани были расставлены фигурки Чёрного замка, и флажки с грифонами, львами, башнями и звёздами.

— К тому же их посланец попросил именно Таринора Пепельного, — добавил лорд Старлинг с улыбкой.

— Так что, полагаю, я сам виноват, — ответил наёмник.

— Не воспринимай это как повинность или наказание. В конце концов, ты наверняка сможешь чему-нибудь их обучить.

— Сколько их там?

— Пока что сотни три.

— Пока что?

— Говорят, что придут ещё. Ждать не станем, пусть присоединяются по пути. Но меня радует уже то, что люди к нам тянутся. В годы восстания Одеринга было так же?

— Почти. Он освобождал преступников из мелких крепостей, принимал имперских дезертиров, а то и просто прибившихся разбойников. Уверен, так всегда происходит, когда объявляешь себя борцом с несправедливой властью. Эдвальд был рад любому и в итоге собрал кучу первоклассных засранцев, обозвав их «крысиной ротой». Компания собралась что надо, сам там начинал.

— А ты был преступником, дезертиром или разбойником? — с сомнением в голосе спросил лорд Старлинг.

— Я был наёмником. Мои тогдашние напарники по опасному ремеслу сунули меня в петлю, а я рассказал Эдвальду об их грязном прошлом. С тех пор я в наёмничьи отряды ни ногой. Но вот теперь, кажется, придётся возглавить нечто подобное. Надеюсь, парни там окажутся не полными ублюдками, иначе каждая рощица по пути заплодоносит. Вот только висеть на ветвях будут совсем не яблоки с грушами.

— Можешь брать пример с аккантийцев. У них на всё одно наказание — плеть. И действенно, и несмертельно. Сам, наверное, слышал по пути.

Вопросительный взгляд Таринора говорил сам за себя, и лорд поспешил пояснить:

— Так пару «львов» секут посреди лагеря, на всю округу слышно.

Таринор прислушался и действительно уловил свист хлыста и следующий за ним душераздирающий крик.

— И что они натворили?

Лорд Старлинг пожал плечами.

— Может перепились со страху от вчерашнего, может украли чего, а может уснули голышом в обнимку. Когда столько людей собирается вместе, случается всякое. Но надеюсь, ты со своими новыми подчинёнными справишься, не прибегая к крайним мерам. Всё-таки люди нам нужны.

Лагерь, как во всякое другое утро, кипел жизнью. Кондотьеру Сфорца ещё вчера доложили, что в Оке короля остались припасы, однако он не решился их трогать. В самом деле, какой гарнизон оставит в крепости еду? А если и оставит, то наверняка отравит. По той же причине кондотьер запретил черпать воду из колодца возле башни.

Поначалу казалось, что на этом возможные опасности кончились, однако Сфорца решил проверить ещё одну свою догадку. Он велел перенести шатёр и лежанку в крепость, совсем рядом с башней, сам же остался ждать неподалёку. И оказался прав. Стоило лагерю затихнуть, как башня обрушилась, похоронив командирский шатёр под кучей камней.

Сфорца был так воодушевлён этой маленькой победой хитрости над вероломством, что даже позволил себе второй бокал красного вина перед сном. К сожалению, поджигателя так и не нашли, а караульные клялись, что никого не видели. Решив, что негодяя погребло под завалами, кондотьер успокоился.

Утром же ему доложили, что к лагерю прибыла крестьянская армия, о которой говорил Таринор. Он ответил, пусть их судьбу решает Тейнос Таммарен. Тот, стремясь отвязаться от нежеланного бремени, передал эти полномочия Кельвину Старлингу, а уже лорд Старлинг отправил за Таринором.

И вот, наёмник стоял у края лагеря, оценивая прибывающих людей. К счастью, они оказались вовсе не таким сбродом, как он опасался. Да, до профессиональных солдатам-аккантийцев им было далеко, но кто-то щеголял в старой стёганке, кто-то носил помятый шлем, но главное — каждый имел при себе то, что можно использовать в качестве оружия. Хоть топор, хоть трёхзубые вилы с отогнутыми зубцами по краям, хоть просто увесистую дубину. И, что важнее всего: при всём этом они до сих пор друг друга не поубивали.

«Но где же Дева-ворон, о которой говорил тот мужик? — думал Таринор, разглядывая разномастную толпу. — Или селяне просто выдумали себе символ? Не, вряд ли. Наверняка среди увезённых магов оказалась чья-то возлюбленная с волосами цвета воронова крыла. И это зажгло столь жаркий огонь в душе, что бедняга восстал против несправедливости, пообещав во что бы то ни стало вернуть любимую или отомстить ради её светлой памяти… А вот, наверное, и он сам.»

Таринор заметил, как к нему уверенно шагал коротко стриженный светловолосый юноша, а восставшие почтительно расступались перед ним. Его жёлто-бурую стёганную куртку украшала чёрная фигура птицы. «Наверное, это он у них за главного, — подумалось наёмнику. — Тогда точно всё сходится. Молодой рыцарь, исполненный идеалов. Может даже чей-нибудь бастард. Наверняка надеется получить кусок пожирнее, как всё закончится…»

— Стало быть, вы и есть Пепельный рыцарь, — на удивление высоким голосом проговорил юноша, подойдя ближе. — Приходилось о вас слышать.

— Да, так меня иногда называют, — усмехнулся Таринор, смерив его взглядом. — А ты, стало быть, верховодишь восстанием?

— Вроде того, — пожал плечами юноша и смущённо добавил: — Я Равена Даск, но мои люди предпочитают звать меня Девой-вороном. Даже неловко как-то…

Таринор опешил и взглянул на незнакомца, или теперь, вернее сказать, незнакомку, иначе. Равена выглядела весьма крепкой для девушки, похоже, сказалась непростая сельская жизнь, и при этом достаточно высокой, чтобы её можно было принять за юношу. При этом её лицо отличалось от лиц многих деревенских жительниц. Пусть палящее солнце и сделало его смуглым, почти как у аккантийцев, но во взгляде карих глаз не оказалось ни тяжести, ни усталости так присущих крестьянкам.

Волосы Равены, напоминавшие цветом поле вызревшей пшеницы, выглядели так, будто прежде были длинными, а потом их отсекли одним махом у самого затылка. Наёмник даже счёл бы девушку красивой, если бы не толстый и чуть сдвинутый набок нос. Таринор не раз видел такое: наверняка был сломан да так и сросся.

— Тоже решили, что я парень? — усмехнулась Равена.

— Неужели так заметно? — Таринор попытался скрыть смущение за широкой улыбкой.

— Мне знаком этот взгляд. Видела его каждый раз, как мы приходили в новое место… Ну да ладно, некогда лясы точить. Стало быть, теперь вы наше связующее звено с остальным войском.

— Выходит, что так. Лагерь снимается. Как выдвинемся, пойдёте следом. Припасы есть?

— На пару дней хватит, — ответила девушка, оглянувшись. — И, вы, кажется, велели привести магов?

Если Таринор принял командование восставшими как необходимую тягость, то Игнат был в восторге, когда услышал, что ему позволят обучить магов.

— Это ж я буду как преподаватель в Академии! Прямо как… Прямо как Маркус!

— Только осторожнее, — пытался умерить его пыл Таринор. — Спалите обоз или палатку — Сфорца с нас обоих шкуру сдерёт. Если тебе не дорога своя, то хоть меня пожалей.

— Да я буду сама осторожность, — хитро улыбнулся Игнат. — Эх, жаль, что лагерь уже снимается. Доберусь до них только вечером. Интересно, сколько среди них огненных магов?..

Сказав это, он вдруг погрустнел.

— Немного, наверное. Ну да ничего. Я натаскаю ребят так, что королевские солдаты портки обгадят от одного их вида! Вызволю Рию из грязных лап, только добраться дайте…

Впрочем, с «ребятами» Игнат перезнакомился уже на марше. То ли ему действительно не терпелось приступить к обучению, то ли он просто истосковался по себе подобным, но к Таринору с Тогмуром маг вернулся, прямо-таки светясь от радости.

— Их семеро, — сказал он, отпив из фляжки. — Жаль. Я думал, будет больше. Говорят, многие отказались идти. Боятся.

— И не мудрено, — ответил Таринор, ковыряясь в зубах соломинкой. — Тут же то башни взрываются, то верховный маг с охраной принцессы повздорит…

— Ой да ну тебя! Отдам я эти тридцать монет. Ради хорошего дела не жалко. Сделанного это вспять, конечно, не повернёт, но на месте Тиберия, я был бы удовлетворён. А ещё это Маркуса коснулось. Как я мог в стороне стоять?

— Не мог, конечно, — согласился Таринор. — Только подумай теперь вот о чём. Вряд ли, конечно, капитан Айден разобидится как мальчишка и уведёт отряд посреди ночи — всё-таки у «Клинков» есть репутация. Но именно из-за этой репутации он теперь устроит своим ребятам головомойку. Те наверняка найдут виновного, и ему достанется ещё больше. Представь, как этот засранец взъестся на тебя? На твоём месте, Игнат, я бы теперь смотрел в оба.

— Да ну, — махнул рукой маг. — Что он мне сделает? На спину плюнет?

— Дело твоё… — вздохнул Таринор и добавил: — Ну так что там с колдунами твоими?

Подопечных у Игната действительно оказалось семеро. Все мужчины разных возрастов: самому младшему едва ли исполнилось пятнадцать, а обгоревшее на солнце лицо самого старшего уже изрезано сеткой морщин. Вот только магов огня среди них не оказалось.

К вечеру скомандовали привал, и, пока лагерь располагался на новом месте, Игнат поспешил увести подопечных в сторону для первого занятия, чтобы каждый из них продемонстрировал свои умения. Хоть никто из семерых не впечатлил, Игнат всё же не скупился на похвалу, замечая, однако, что им ещё многому предстоит научиться. Так когда-то делал Маркус. И уж если такой подход работал с несносными магами огня, то и из этих бедолаг наверняка выйдет толк.

Как только войско остановилось, Равена поспешила присягнуть на верность принцессе. Юная девушка, что звала себя рыцарем, преклонила колено перед столь же юной девушкой, которая встанет во главе королевства. Глядя на это Таринор подумал о двух вещах: ему довелось жить в очень необычное время, и Равена знает слова клятвы куда лучше него самого.

Теперь же, когда он глядел на три сотни человек, ставящих биваки и собирающих костры из хвороста, ему на плечо неожиданно легла тяжёлая рука.

— Бу! — воскликнул Тогмур и расхохотался. — Неужто напугал? Ты прямо вздрогнул.

— Да ну тебя, — отмахнулся наёмник. — Думаю я.

— О птице-девице?

— Птица-девица — это, скорее, Мирана. А Равену зовут леди-ворон…

— По мне так оба имени им идут одинаково, — усмехнулся Тогмур. — любят, я смотрю, у вас тут воронов. Стойкий народ всегда считал их вестниками беды. Всякий раз, как Старый Эйвинд слышал вороний крик, он делался мрачным и задумчивым. Говорили, это потому, что он понимает, о чём те каркают.

— И что же, ты тоже считаешь это дурным знаком?

— Сложно сказать, — вздохнул северянин, почесав бороду. — Старик говорил про чёрных птиц, а Мирана — белая. Такие у нас не водятся. Равена эта тоже белобрысая, да и вообще ворон только по прозвищу… Хотя у вас на юге всё наперекосяк. Может и вороны тут несут не горе, а удачу. Тебе под начало вон столько народу привалило. Не думал, кстати, как их назвать? Помнится, ты говорил о дружине, в которой прежде бился. Что-то там было про крыс…

— О «Крысиной роте» и речи быть не может, — отрезал Таринор. — Уж больно погано звучит.

— Может тогда что-то с пеплом? Ты ж теперь как-никак Пепельный рыцарь.

— И думать забудь. И угораздило же архимага засесть именно в Пепельном зубе… Нет бы рядом была шахта какая-нибудь или рудник, их в Нагорье как грязи! Представь, как было бы: Битва при Золотых холмах или Таринор Серебряный…

— Ага. Или погребок какой. А лучше трактир. Пивной рыцарь! Таринор Квашеннокапустный! Красота же!

Наёмник хихикнул. Действительно, в сравнении с этим даже «пепельный» звучит не так уж плохо. Разве что мрачновато.

— Пойду-ка разыщу Равену, — проговорил наёмник, вглядываясь в раскинувшуюся поляну костров и биваков. — Раз уж мне этих людей вверили, надо бы хотя бы их командира получше узнать…

Таринор сделал шаг, но, заметив ухмылку северянина и лукавый огонёк в его глазах, добавил:

— Да ну тебя, я вовсе не о том! Равена наверняка не одна всей этой оравой управляет. Должны быть те, кто у неё за сотников и сержантов. Вот с ними и познакомлюсь. Хоть пойму, кто в этой толпе знает, каким концом держать копьё, а кому лучше рвы копать… И вот ещё что: если Дэйн придёт до моего возвращения, пусть ищет меня здесь. Но вряд ли задержусь тут надолго.

Под скрипучее хихиканье Тогмура наёмник отправился искать Равену. Солнце медленно уползало за горизонт, и лагерь погружался в полумрак. Если б Таринор не знал наверняка, то даже не понял бы, что эти люди чем-то отличаются от остальных обитателей лагеря. Да, с аккантийцами их спутать было бы непросто из-за цвета кожи, но вот от солдат Таммаренов войско Равены отличалось разве что отсутствием символики лордов Нагорья.

Вдруг среди тихого ворчания, смеха и кашля Таринор услышал звон струн и пение. Он обернулся на столь выбивающиеся из общего гомона звуки и увидел вдалеке уже знакомые небрежно остриженные светлые волосы. Равена сидела у костра, а рядом с ней ещё несколько человек. Всё, как он и думал.

Обходя едко дымящие костры, окружённые тесно поставленными биваками, и едва не запинаясь о смердящие ноги, Таринор, наконец, добрался до места и узнал незатейливую солдатскую песню времён восстания Одеринга:

Мы подотрёмся тряпками с грифоном,

И будем всю неделю пировать!

Плевать, что нынче мы вдали от дома:

За дом родной не жалко жизнь отдать!

Пела её Равена, чей голос оказался неожиданно красивым. Видимо, парень, сидевший с другой стороны костра, думал так же. Ловко перебирая пальцами по струнам лютни, он не сводил с девушки взгляда, когда же подошёл Таринор, тот нахмурил на него брови.

Пускай враги дрожат от нашей силы!

Портки намочат в страхе от шагов!

Мы утром их отправим всех в могилы,

А вечером…

— Вот чёрт! — прервалась девушка. — Всегда в этом месте сбиваюсь…

— А вечером утешим вражьих вдов, — нестройно пропел Таринор. Парень с лютней поморщился и отложил инструмент в сторону. Равена обернулась, и её лицо озарила улыбка:

— О, вы решили заглянуть на огонёк? Места всем хватит, а если не хватит — подвинемся…

— Знакомая песня, — усмехнулся наёмник. — Помнится, в прежнюю войну её пела одерингская солдатня. Да и слова были чуть другие.

— Оливер переделал, — Равена кивнула на того, кто перебирал струны. — Поменял «тряпки с орлом» на «тряпки с грифоном», ну и ещё пару мест.

— Славно вышло. Он у вас, значит, вроде менестреля?

— Я оруженосец леди Равены! — неожиданно вспыхнул парень. — И каждому, кто решит перейти ей дорогу, придётся иметь дело со мной.

В наступившей тишине Таринор оглядел его чуть внимательнее. Безусый мальчишка, а дерзости не занимать. Такие либо становятся прославленными героями битв и песен, либо бестолково гибнут в первом же бою. По выговору — из крестьян, вряд ли он даже видел настоящий меч, не говоря уже о том, чтобы им владеть. Впрочем, вряд ли он был одинок в этом среди своих соратников.

— Да охолони ты, защитник! — расхохотался сидевший рядом крепкий дядька с пышными седыми усами. — Прибереги силы для настоящих врагов и старшим не дерзи. Вы, леди, стало быть, с господином знакомы? Не дурно будет и нам узнать, кто он такой.

Равена смущённо улыбнулась и представила наёмника как «сира Таринора Пепельного, героя битвы при Пепельном зубе и нашего нового командующего». Услышав это, оруженосец Оливер поглядел на Таринора совсем другим взглядом, а усатый улыбнулся и тихо добавил: «Ишь ты…»

После девушка назвала имена всех тех, кто сидел у костра. Крестьяне, лишённые сана священники, не согласившиеся с церковным переделом, даже один кузнец затесался. Оливер же оказался сыном дровосека и к словам Равены добавил, что мастерски орудует топором.

— Однажды даже в семь ударов вяз срубил! — горделиво добавил он, и мужчины вокруг заулыбались. — Так что если придётся, то и головы полетят.

— Рубить головы чуть сложнее, чем деревья, — с улыбкой заметил Таринор. — Их обладатели редко стоят на месте…

Оливер принялся с жаром говорить, что он уже не мальчишка и что во время похода даже рубанул в бок одного серого негодяя, когда те нагрянули в их деревню за дочкой священника. Тогда им удалось отбиться, а вскоре пришла Равена. Тогда её отряд был ещё совсем невелик, и Оливер, единственный из всего селения, решил присоединиться. Остальные предпочли отгородиться частоколом и держать оборону.

— Болваны, — с горечью проговорил юноша. — Если по их душу войско придёт, никакие ограды не спасут. Уж если замки вон какие берут, то что им какой-то частокол…

— Вряд ли на деревню станут войско отряжать, — добродушно сказал Таринор, но про себя подумал, что это вполне в духе нынешнего Эдвальда — самым жестоким способом покарать наглецов, посмевших дать отпор. — Но что ж ты тогда не остался?

— Чтобы другим людям помочь. Дома у меня никого из родных не осталось, так уж лучше поищу славы, чем стану дрожать за стенами…

Тем временем у костра остались лишь четверо, считая Таринора: Равена, усатый дядька, что осадил Оливера, да и сам Оливер. Остальные разошлись спать. «Вот теперь, — решил Таринор, — самое время для расспросов.»

— Кстати, — как бы невзначай бросил он, — а как же так вышло, что во главе войска встала девушка? Ни в коем случае не хочу умалить достоинств твоей госпожи, Оливер. Мне просто любопытно, раз уж вы теперь под моей ответственностью, да и не каждый день встречаешь девушку-рыцаря. Кто ж тебя посвятил?

Равена медлила с ответом. Она взглянула в глаза соратников, будто ей было нужно разрешение рассказать, и вскоре заговорила вновь:

— Мой отец. Сам он получил титул от лорда Кевина Моэна, а вдобавок к тому — придорожную таверну у деревушки в десятке миль от Могилы эльфа. Так что жили мы вполне сносно. Папа был настолько предан своему господину, что тоже взял на герб ворона, но этого ему было мало. Поэтому меня зовут Равеной, а моего брата — Корвином, — девушка горько усмехнулась и добавила: — Вороньи имена.

— Говорили ему, что не к добру так детей называть, — протяжно вздохнул усатый, подбросив щепок в костёр, — но Вилланд Даск всегда был жутким упрямцем.

— Стало быть, в прошлую войну он сражался за Моэнов, — проговорил Таринор. — А ты, в свою очередь…

— Да, Моэны были за имперцев. Кевина Моэна убили на Руке лорда, отца же всего лишь ранили. Он попал в плен, а после…

Таринор поёжился. Он помнил, что именно Бьорн убил тогда лорда Моэна. Его друг не раз вспоминал ту битву, всякий раз замечая, что лорд Кевин был «здоровенным сукиным сыном со здоровенным мечом».

— … а после отец вернулся домой, но дома уже не было. Таверну сожгли. Мама защитила нас с братом, но… ей самой повезло меньше. Она умоляла нас не смотреть и не слушать. Я закрыла Корвину глаза и уши, но на себя мне рук уже не хватило.

— Это были люди Одеринга? — осторожно спросил Таринор.

— Чёрт бы их знал, — ответил за Равену усатый и, нахмурившись, плюнул на землю. — В войну шавок Однорукого было не отличить от обычных разбойников. Да и какая разница… И тем и другим место на виселице. Мне по хребтине тогда так приложили, что неделю с койки подняться не мог. А когда Вилланд вернулся, я ему ещё долго в глаза не мог смотреть. Мы ж соседями были, а я, старый солдат, не сумел жену его защитить, не уберёг…

— Бросьте, дядюшка Вернер, нет в этом вашей вины… — сказав это, Равена снова обратилась к Таринору: — Дом Моэнов исчез, их земли передали Гвилам, а те на нас плевать хотели. Спасибо соседям: помогли отстроить новый дом, удержаться на плаву, вот только отец прежним уже не был. Щит и меч забросил под кровать, начал пить. Говорил, что раз дома его господина больше нет, то и дарованный им титул теперь ничего не значит. Чтобы не дать ему сорваться в пропасть, я попросила научить меня сражаться. А он, к счастью, не отказал.

— У Вилланда тогда снова в глазах огонёк появился, — добавил усатый. — Впервые за долгое время. Не тот, что раньше, конечно, от такого оправиться — дело небыстрое, но всё же. Хоть какая-то жизнь.

— И потом ты попросила его тебя посвятить? — спросил Таринор и тут же поймал на себе хмурый взгляд Равены. Глаза девушки в полумраке уже казались почти чёрными.

— Нет, — словно нехотя ответила она. — Потом в один прекрасный день пришли ублюдки в серых балахонах. Пришли за моим братом.

— Постой, — смутился наёмник. — Разве они не отлавливают магов?

— Верно. Таких, как Корвин. Он землёй управлял.

— И что же… Все об этом знали?

— Непросто скрыть паренька, в одиночку вспахивающего поле без плуга. Моего братца вся деревня любила и ценила. Потому серые сволочи об этом и прознали. Мы тогда с отцом возвращались после тренировки. Наши вокруг лежали, кто с головой пробитой, кто со сломанной ногой, а Корвина связанного уже перекинули через седло, как мешок с брюквой. Папа схватился за меч и бросился вперёд. Двоих порешил, третьего ранил, а потом ему угодили палицей в грудь. И снова. И снова, пока он не свалился с жутким хрипом. Я хотела вырвать ублюдку глаза, но мне попали железным кулаком в нос так, что искры из глаз посыпались…

Равена шмыгнула и утёрла глаз, отвернувшись от огня.

— Когда в себя пришла, ни серых, ни Корвина уже не было. Отец ещё жив был. Подползла к нему, а он попросил, чтобы вложила ему в руки меч. Я тогда решила, что он хочет умереть с оружием в руках, как подобает рыцарю, а он вдруг приподнялся и стал что-то едва слышно хрипеть. Я сразу узнала эти слова. Он столько раз об этом рассказывал…

— Посвящение, — тихо проговорил Таринор, и Равена кивнула в ответ.

— Он успел прикоснуться клинком только к правому плечу. Потянулся к левому и… меч выпал из его руки. Клятву я приносила уже мёртвому телу.

Наступило недолгое молчание, которое нарушал только треск костра. Почти весь лагерь Равены уже отправился спать. Наверняка многие из них уже не раз слышали эту историю.

— Тем вечером мы похоронили погибших, — продолжила девушка, — и я поклялась на могиле отца, что сделаю всё, чтобы вырвать из лап серых сволочей Корвина и всех остальных, кого они схватили. Собрала тех, кто не был сильно ранен, и мы отправились в путь. Мы обошли многие деревни и сёла, к нам присоединялись люди, нас становилось всё больше. Сколько же раз я рассказывала свою историю… Будто снова и снова переживала этот день. Наверное, это и придаёт решимости двигаться дальше. Хотя даже если бы я захотела отступить… — Равена опустила взгляд и грустно улыбнулась. — Люди теперь видят во мне какой-то… символ что ли. Символ надежды. Притом этим символом стал ворон, вестник беды. Будто чья-то мрачная шутка. Я ведь отцовский щит ношу, с вороном. Кто-то увидел, придумал такое прозвище, и пошло-поехало… Иногда мне даже кажется, что я недостойна такого внимания. Я ведь всего лишь девушка с мечом, которую отец не до конца посвятил в рыцари.

— Но ты полностью этого заслуживаешь! — воскликнул оруженосец Оливер, взяв в руки лютню. — Ты принесла рыцарскую клятву, а значит ты рыцарь! Славься дева-ворон!

— Тише, Оливер, — шепнула Равена. — Все уже спят.

— Разве я не прав? Ты дала людям надежду. Они могли пойти за кем угодно, но выбрали именно тебя. Справедливо ли отнимать у них веру?

— Вот вроде сын дроворуба, а лепит не хуже бродячего проповедника, — тихо усмехнулся усатый. — Пора и нам спать, завтра снова топать целый день. Помнится, в былые годы я мог всю ночь с обозной девкой кувыркаться, а потом весь день маршировать. А теперь старость не радость, уж лучше высплюсь…

— Вы ложитесь, дядюшка Вернер. Я дождусь, пока не вернётся сир Доррен со своими людьми.

— Что за сир Доррен? — спросил Таринор.

— Они присоединились к нам не так давно, с неделю как. Ваш командир-иноземец отказался делиться с нами припасами, и нынешним вечером они вызвались купить пропитания в соседних деревнях. Взяли немного денег, ушли и до сих пор не вернулись. Как бы чего не случилось, о нас уже достаточно хорошо знают. Вдруг они попали в засаду… Нет, я не могу вот так сидеть здесь и ждать. Нужно отправиться за ними.

— Тогда со сном можно и повременить, — вздохнул усатый и крутанул локтями в сторону, разминая спину.

Таринор мрачно вздохнул.