Пепел перемен, Том 7: Цена власти

Глава 1

Алессия Винтерсонг стояла на палубе Штормовой девы, собственного судна Венианора Русворта, вглядываясь в линию горизонта, где небо от воды отделяла лишь тонкая огненная полоса заката. Поросшие густым лесом берега острова Морант исчезли из виду ещё позавчера, и теперь всюду, куда хватало взгляда простиралась бескрайнее и неспокойное море. Порыв ветра надул паруса, и мачты протяжно заскрипели. Небо заволакивало тучами, чёрно-серыми, похожими на клубящийся от пожара дым. Алессия взглянула туда, где, как ей казалось, осталась обречённая Академия, и сердце вновь защемило от невыносимой тоски.

Жители Вальморы, городские и портовые… Они всегда относились к магам, как к чудакам, потому и отмахнулись от последнего шанса на спасение, сочтя слова ошалелых от ужаса преподавателей, отправленных их предупредить, дурацкой шуткой. Теперь все они мертвы, и одним богам известно, какой ужас они испытали перед смертью.

Хьялда Гвидбен, бессменный декан факультета земли, крепкая, словно вековой дуб, несгибаемая Хьялда, умерла от единственного прикосновения, поседев за один миг. Эта сцена являлась Алессии во сне почти каждую ночь: мертвенно бледное лицо декана земли, зрачки её глаз, сжавшиеся от ужаса в едва видимые точки, и одно лишь слово: «Бегите». Потом всё погружалось в темноту, в которой, словно две жуткие лампы, сияли глаза Вингевельда… Нет, это был уже не он. От бывшего архимага осталось лишь изуродованное тело, разум же полностью поглотило безумное чудовище, что зовёт себя Аальногардом.

Вдруг чувство вины захлестнуло Алессию с головой. Она вспомнила, как ещё в день прибытия Рейквина на совете деканов упоминалось о странностях, творящихся в заповеднике. Невыразимый ужас, несущий гибель всему живому, рос и набирал силу прямо под боком Академии, и никто не потрудился выяснить, в чём дело… Если бы Алессия занялась этим заранее, если бы была убедительнее, если бы лично пошла бы в ратушу, чтобы у горожан осталось время убраться с острова… Слишком много «если». Слишком многое пошло совсем не так.

Рейквин… Этот эльф пожертвовал собой ради людей. Отдал жизнь, чтобы Алессия успела спасти хоть кого-нибудь, но всё, что она успела сделать, теперь казалось ей преступно ничтожным. Из всех студентов и преподавателей на три корабля Венианора Русворта попала едва ли четверть.

«Ты всех подвела, — пронеслось в голове декана воды. — Алессия-всё-валится-из-рук-Винтерсонг!» Она в сердцах стукнула по влажному дереву фальшборта, а потом ещё раз, и ещё, пока не заболела рука.

— Поберегите себя, госпожа Винтерсонг, — донёсся до боли знакомый голос из-за спины.

Алессия обернулась и увидела Ирвина Фосса. Декан огня неуверенно шёл к ней, прихрамывая при каждом шаге. Лицо некогда первого красавца Академии и объекта девичьих мечтаний юных студенток, теперь было перебинтовано через левый глаз. Свободную же его часть покрывали глубокие ещё не зажившие царапины.

— Вам уже лучше? — с надеждой спросила Алессия.

— Было бы лучше, не будь мы на корабле, — ответил тот с горькой усмешкой. — Эти пернатые сволочи исполосовали мне лицо, порвали ухо и, похоже, лишили меня глаза. Но, благодаря вам, я по крайней мере не пополнил войско мертвецов. Как только ощутил, что могу встать с кровати, сразу же решил разыскать вас. Если бы не вы…

— Ничего этого бы не было, — перебила Алессия. — Нужно было действовать раньше, действовать быстрее. Тогда был бы шанс спасти гораздо больше жизней. А я тратила время впустую…

— Удивительно, — вздохнул декан огня, и Алессия удивлённо взглянула на него. — Алессия Винтерсонг, которую я прежде знал, никогда не тратила время впустую. Напротив, все свои силы она направляла на благо Академии. И даже когда случился этот кошмар, она осталась верна этому принципу до конца.

— Значит, на сей раз мне просто не хватило сил.

— Не корите себя, что не сумели прыгнуть выше головы. Ведь если бы не вы, мы бы все этой головы лишились. Я… я, плохо помню, что случилось после того, как меня изодрали птицы… Скольким удалось уцелеть?

— Тридцать студентов и семеро преподавателей. Включая нас с вами.

— Гм, — погрустневший Фосс несколько секунд помолчал. — Хьялда? Вилеон?

— Вилеон на соседнем корабле, он увёл полтора десятка своих студентов. Хьялде, увы, повезло меньше.

— Да упокоят боги их души. А что же Рейквин?

— Он приказал нам спасаться. Пожертвовал собой, чтобы задержать этих тварей. Благодаря этому, мне удалось спасти пятерых ваших студентов и с десяток своих.

— Вот уж не ожидал от него такого. Постойте. Пятеро моих… Десяток… А где же студенты Хьялды?

— Увы, в это время у них было занятие в предгорьях. Надеюсь, им удалось уцелеть. То был свободный день, многие ушли в город или разбрелись по острову…

Фосс тяжело вздохнул и отвёл взгляд. Алессия понимала, о чём он думает. Если Аальногард вознамерится взять под контроль каждое живое существо на острове, то их гибель — лишь вопрос времени.

— Стало быть, госпожа Винтерсонг, вам удалось спасти тридцать семь жизней. Это немало.

— Но меньше, чем могло быть.

— И всё же, не отнимайте у меня возможность быть благодарным вам хотя бы за это, — Фосс улыбнулся и едва не потерял равновесие, когда корабль качнуло. — Ох, от этой качки желудок наизнанку. Представляю, каково было господину Аронтилу…

— Огонёк! — вдруг воскликнула Алессия. — Он остался там, на острове!

— Наверное, я ещё не до конца пришёл в себя. О ком вы говорите?

— Кот Маркуса, рыжий такой. Он доверил мне присматривать за ним, а я…

— Простите, госпожа Винтерсонг, но ведь… это всего лишь животное.

Алессия посмотрела на Фосса, и тот, собиравшийся было что-то сказать, понял по взгляду, что лучше бы ему этого не делать.

— Я пойду к себе, — холодно сказала она. — И вам тоже стоило бы вернуться. Собирается дождь.

Сказав это, декан воды отправилась в свою каюту. «Всего лишь животное! — возмущалась про себя Алессия, спускаясь с палубы по лестнице. — До такого животного некоторым людям далеко. А уж учитывая всё то, что для Маркуса значил Огонёк… Наверное, Ирвин ещё не в себе. Или его просто укачало…»

Эти мысли заставили декана воды изменить свой путь, и минуту спустя она уже стояла перед укреплённой железом деревянной дверью. Алессия постучалась и приоткрыла её. В нос ударил сильный запах вина.

— Господин Русворт? — негромко позвала она. — Вы не спите?

— Госпожа Винтерсонг! — донеслось с другой стороны. Обладатель голоса явно был не совсем трезв. — Вы всё-таки решили принять моё приглашение?

— Я всего лишь хотела узнать, как скоро мы прибудем в порт. Некоторые из наших плохо переносят качку, и сейчас они больше всего на свете мечтают ступить на твёрдую землю.

— Если верить лоцману, не позднее трёх дней. А если не верить, то лучше сразу скормить его рыбам! Хах! Входите, госпожа Винтерсонг. Не откажите мне в удовольствии угостить вас превосходным неральским вином. Луарские виноделы, простите, дерьма не делают, иначе звались бы они совсем по-другому…

Алессия хотела было закрыть дверь и отправиться к себе, но после представила, что ждёт её в каюте — очередные бессонные часы под скрип корабельного дерева и приглушённую матросскую ругань. Неожиданно для себя самой она распахнула дверь настежь и шагнула внутрь.

Венианор Русворт лежал затылком к двери, закинув ноги на спинку кровати, но, услышав шаги Алессии, он уже мгновение спустя твёрдо стоял на полу.

— Прошу, присаживайтесь, — Русворт указал на стул и направился к стене, которая представляла собой ни что иное, как винный стеллаж. Уже на две трети пустой, как про себя заметила Алессия. — Признаться, я восхищён вашим мужеством. Увидеть всё, о чём вы рассказали, и оставаться при этом трезвой вот уже который день — бррр… Просто чудо, что вы, наконец, составите мне компанию. Отец всегда говорил, что пьянство в одиночку меня до добра не доведёт. Но не с матроснёй же мне пить в самом деле! Вот, извольте, «Шато де Луар» девяносто седьмого, — он многозначительно потряс пузатой бутылкой и на мгновение будто задумался. — Хороший был год. Славный…

Русворт встрепенулся, будто ото сна, и вскоре в серебряных кубках на столе уже плескалась алая жидкость, переливаясь то к одному краю, то к другому.

— Обходим скалы, — пояснил он. — Помню, это место. Скоро вдалеке покажется берег Когг Мирра. Если вам угодно, можем сойти в Чаячьем гнезде, замке Лонгхендов, а до Коггенпорта добраться уже по суше. Но, между нами, не советую: там совершенно дрянная кормёжка. Лорд Виггерт Лонгхенд уже много лет не чувствует вкуса, а потому повара работают спустя рукава. Пусть даже ваши желудки выдержат качку и корабельную снедь, но, уверяю, против трапезы в Чаячьем гнезде им не выстоять…

Алессия подняла кубок, и Русворт тут же схватил свой, едва не расплескав содержимое.

— Предлагаю выпить за спокойные времена, — произнесла она. — За то, что они когда-нибудь ещё настанут.

— Замечательные слова, — улыбнулся Русворт и наполовину опустошил кубок одним солидным глотком.

Алессия пригубила терпкую багряно-алую жидкость, и на душе стало самую малость легче.

— Отрадно видеть, как вы печётесь о своих школярах. Даже не жаль, что ребятам пришлось из-за них потесниться. Носитесь с ними прямо как моя матушка со мной, сорванцом. Говорила она мне, когда-нибудь голову сломаю, ан нет — ещё на месте, — Русворт погладил себя по рыжим волосам. — Ну, мне-то кроме головы и терять-то нечего. Я ведь всего лишь морской бродяга… Кстати, вы знакомы с капитаном Корвалланом? — вдруг оживился он.

— Не довелось, — Алессия допила вино, и Русворт тут же вновь наполнил кубок.

— Эх! Славный малый. Хоть и эльф, а кровь у него солонее многих миррдаэнских будет. В капитаны его ещё мой прадед посвятил… Любой дурак с толстым кошельком может купить себе корабль и набрать портовых крыс, назвав их командой, а себя капитаном, но только посвящённые лордом Русвортом, хозяином Солёной скалы, могут носить этот титул с гордостью… Да, госпожа Винтерсонг, на большой земле посвящают в рыцари, у нас же — в капитаны.

— И давно посвятили вас? — рассеянно спросила Алессия, наблюдая, как вино в кубке качается в такт волнам.

— Едва стукнуло восемнадцать годков. Я ведь сын лорда, хоть и младший, мне по рождению положено. Братец — будущий лорд, а ты, Венианор, седлай волну и борозди моря хоть до края мира… Знаете, хоть это и идёт вразрез с тем, что говорят об островитянах, а ведь и среди наших есть такие, кто почти всю жизнь просидел задницей на скалах! Взять хотя бы моего брата Мирртона. В годы войны он отправился воевать к Золотому берегу, так, говорят, весь путь, от причала до причала, просидел в трюме в обнимку с ведром. Где ж такое видано-то: наследник Солёной скалы и моря боится. Зато как на землю ступил, то бился как дьявол. В общем, парень славный, я вас обязательно познакомлю… Вижу, вас мои россказни, не слишком-то забавляют.

— Да? Простите, — Алессия в несколько глотков осушила кубок и встала. — Я лучше отправлюсь к себе. Спасибо за вино.

— Постойте, госпожа Винтерсонг. Вы в некотором смысле гостья на моём судне, и мне как капитану невыносимо видеть вас в таком состоянии. Что я могу сделать, чтобы на этих чудных щёчках вновь появился румянец? Только скажите — и это тут же будет исполнено.

Алессия держалась, как могла, но сейчас через плотину, которую она так старательно строила в своей голове, стремительным потоком хлынули эмоции.

— А что вы можете сделать, господин Русворт? — развернулась она перед самой дверью. — Вернуть к жизни моих коллег и студентов, оставшихся в Академии? Воскресить обречённых горожан, что остались на растерзание беспощадной твари? Или же вы справитесь с самим этим существом? Безжалостным чудовищем, которое убивает одним прикосновением! Насылающим ужасающие видения, которые я и представить не могу! Нет, господин Русворт. Всё, что вы можете, это вливать в меня неральское вино, бутылку за бутылкой. Но это не избавит от осознания того, что у меня больше нет ни дома, ни друзей, ни всего того, что наполняло мою жизнь смыслом! Остался только груз вины и отчаяние. Единственное, что не даёт мне спрыгнуть за борт — это ответственность перед теми, кого мне, вопреки всему, удалось спасти. Вам знакомо это слово, «ответственность»? Вряд ли. Я наслышана о ваших похождениях. Впрочем, неудивительно, вы ведь «всего лишь морской бродяга», а такие вещи, как ответственность и груз вины лишь тянут на дно.

Венианор Русворт выслушал всё это с невозмутимо каменным лицом. Когда же Алессия, тяжело дыша, закончила тираду, он поставил кубок на стол и тяжело вздохнул.

— Груз вины, говорите? Нет, госпожа Винтерсонг. Вы берёте на себя слишком много. Некоторые вещи нам предугадать не дано, и уж точно не стоит винить себя за то, что этот ваш архимаг снюхался с каким-то демоном и убил столько народу… А что же насчёт ответственности… — лицо Русворта на мгновение приобрело болезненное выражение. — Раз уж вы обо мне наслышаны, то наверняка знаете, что говорят обо мне и покойной королеве Мерайе, сестре Эдвальда Одеринга. Якобы она изменила королю Альберту Эркенвальду со мной, а после родилось рыжеволосое дитя, которое и стало причиной Войны короны. Разумеется, Эдвальд и слышать не хотел об этой версии событий, предпочитая верить, что король тронулся умом и убил верную ему супругу в припадке ревности. Вот только… — Русворт снова вздохнул. — Вот только всё было немного иначе.

Капитан встал лицом к окну, заложив руки за спину, и печально вздохнул.

— Мою сестру Мередит сосватали за Эдвальда ещё когда ей было пятнадцать. В Одерхолде по случаю помолвки случился большой праздник. Там я познакомился с Эдвальдом и там же без памяти влюбился в его сестру. О, госпожа Винтерсонг, как же она была красива… Каштановые волосы, что пахли печёным яблоком, а кожа… Губы… Глаза… Нет, я совсем не поэт. Любое сравнение, на которое способен мой пропитанный солью и вином язык, будет для неё оскорблением. То лето восемьдесят пятого года я провёл в Одерхолде. Мы были молоды и беззаботны… И Мерайя ответила мне взаимностью. О, великое море, я никого так не любил ни до, ни после, даже сбрил усы, которыми так гордился… Потому что Мерайе так нравилось больше.

Венианор Русворт вздохнул и продолжил:

— Эдвальд же был тогда удивительно простодушен. Мы держали наши чувства в тайне от него, и он видел в нас с ней не более, чем хороших друзей. Три года каждое лето я ездил в Одерхолд, а потом получил письмо, что Мерайю, мою прекрасную Мерайю, выдают замуж за нового короля, который годился ей в отцы… Мой мир просто перевернулся и пошёл ко дну, но всё же на свадьбу я приехал. Клянусь, в тот день ей к лицу была бы траурная вуаль, настолько разбитой она выглядела. И только когда наши взгляды встречались, её лицо украшала улыбка.

Венианор Русворт схватил кубок и плеснул остаток вина в рот.

— Я навещал их с Эдвальдом каждое лето. Мы отправлялись в Одерхолд, ездили на охоту, вспоминали былые годы, но наши с Мерайей чувства друг к другу не только не угасли, но, казалось, разгорелись с новой силой. Во время наших тайных ночных свиданий она говорила, что жизнь в Чёрном замке ей в тягость, что лишь только рядом со мной она чувствует себя по-настоящему живой.

Капитан облокотился на подоконник обеими руками, словно на его спине вдруг оказался тяжёлый груз.

— Когда я узнал о её беременности, то опасался худшего. И худшее случилось. Рыжеволосое дитя, мой безымянный сын. Плод нашей запретной любви, что стала причиной ужасной войны, унесшей десятки тысяч жизней… Не знаю, действительно ли Эдвальд не догадывался о нас с Мерайей или просто не желал в это верить. Она погибла, он помешался на мести, уверенный в непогрешимости своей сестры, а я так и не решился ничего ему сказать.

Алессия не смела вымолвить ни слова. Ей стало настолько неуютно, что на мгновение она даже забыла о всех своих бедах.

— И вот, спустя годы, Эдвальд тронулся умом, — продолжал Русворт, — убил Мередит, мою сестру, и начал новую гражданскую войну. Глупо оспаривать его вину во всём произошедшем, но, если подумать… то началось всё с меня и Мерайи. Она свою вину искупила сполна, и теперь я единственный, кто по сей день в ответе за все реки пролитой крови. Все эти годы меня не покидает одна единственная мысль. Она присосалась ко мне и сверлит, точно минога: если бы не я, всё могло бы быть по-другому. Вы спрашивали, знаком ли мне груз вины и чувство ответственности? О, госпожа Винтерсонг, поверьте, они мне знакомы.

Услышав звук закрывающейся двери и удаляющиеся шаги, Венианор Русворт лишь печально вздохнул. Он отхлебнул вина прямо из бутылки и, глядя сквозь мутное стекло на собирающиеся тучи, повторил:

— Всё могло бы быть по-другому.