Цена жизни

Глава 8

Учебный год начался незаметно — то, что вызывает у первокурсника душевное волнение и трепет, для пятикурсника обычная рутина. Преподаватели тоже не стали утруждать себя речами на тему очередной важной вехи и превращения нас в настоящих Владеющих. Похоже, они прекрасно понимали, что энтузиазма от нас всё равно не дождаться, и решили не напрягаться попусту.

Из приятного нужно особо отметить полное отсутствие предметов Ясеневой. Магда по-прежнему оставалась нашим куратором, но на пятом курсе ничего не вела. Да и не только она — на выпускном курсе обязательных предметов уже не было, за исключением, конечно, боевой практики, которая как раз резко увеличилась. Мы должны были выбрать не менее трёх факультативов из списка, и этим теоретическая подготовка на пятом курсе ограничивалась. Я с грустью вспомнил Драгану — её факультатив я бы сейчас и выбрал, но не сложилось. Впрочем, Милана Бобровская вела свой факультатив и на пятом курсе, и его я, разумеется, выбрал — наверняка оказавшись и в этом году единственным слушателем. Анна Максакова и на пятом курсе преподавала свои подлые приёмы, то есть непрямые воздействия — но уже в расширенной форме и факультативно. К ней я тоже записался, да и не только я. Вот там как раз народу будет достаточно — чуть ли не весь пятый курс, а может, даже и весь. Анна в прошлом году сумела всех нас впечатлить; до всех дошло, что её предмет для нас жизненно необходим. Высшие, наверное, могут просто идти вперёд, круша всё на своём пути, а для нас, низкоранговых Владеющих, непрямые воздействия — это залог выживания. Хотя, насколько я знаю, Высшие ими тоже отнюдь не брезгуют.

Боевая практика началась привычным и довольно приевшимся за эти годы порядком — для начала мы пробежали кросс в три версты в качестве лёгкой разминки, а потом наступил этап спаррингов. Скучноватый этап, надо признаться — мы уже настолько хорошо узнали друг друга, что вряд ли могли увидеть что-то новое и неожиданное. Преподаватели частенько пытались разнообразить спарринги совместными занятиями разных групп, но сегодня мы занимались отдельно. Погода стояла чудесная, так что занимались мы на улице. Ленку Генрих поставил против всей семьи Сельковых, а сам решил подраться со мной.

Для начала мы с ним обменялись несколькими ударами — скорее демонстративными, потому что не ждали, что они чего-то достигнут. Их целью было прощупать противника, а случись такая возможность, то быстро перейти в настоящую атаку. Генрих несколько раз попробовал швырять в меня камни издалека, но с тех пор, как я научился контролировать окружение, это было напрасной тратой сил. Я даже не обращал на эти камни особого внимания, просто перенаправлял их в самого Генриха, чтобы он не расслаблялся. В результате он тратил больше сил, сначала швыряя камни, а потом их же отбивая. А иногда я заворачивал уже отбитый им камень, и ему приходилось отбивать его ещё раз, отчего он изрядно злился.

Несколько минут мы развлекались таким образом, пока мне, наконец, не представилась хорошая возможность. Я провёл быструю серию из пары ударов — первый он отвёл, а вот от второго ему пришлось уклоняться, отступив на шаг, и в процессе этого уклонения он оказался почти полностью открыт. Я тут же этим воспользовался, двинувшись вперёд и нанеся мощный удар, который обязательно сбил бы его с ног — если бы всё пошло так, как я задумал.

Однако всё пошло совсем не так. Неожиданно он с ухмылкой легко уклонился от моего удара, а я с ужасом понял, что это было ловушкой, что сейчас я полностью открыт и уже ничего не успеваю сделать. И вот когда в меня уже летел кулак Генриха, я вдруг опять увидел неоднородности пространства. Не так, как раньше, не с трудом ориентируясь в непонятных мутных структурах, а ясно видя пути в этих складках и волнах. Внезапным наитием я совсем чуть-чуть согнул небольшую складку между нами, и кулак Генриха пролетел мимо моего уха. Издевательскую ухмылку он не успел стереть, но глаза у него стали совершенно непонимающими, и выглядел он в этот момент довольно глупо. Однако среагировал Генрих мгновенно, сразу отступая и уходя в сторону. Небольшой камешек лежал совсем рядом с его ногой, и потребовалось лишь ничтожное усилие, чтобы напитать силой ветку, где этот камешек оказывается у него под ногой. Генрих оступился, потерял равновесие и мог только изумлённо смотреть на меня, когда мощный пинок в живот заставил его отлететь на пару шагов.

— Вы в порядке, наставник? — озабоченно спросил я, видя, что он не торопится подниматься с земли.

— Не очень, но жить буду, — хрипло сказал он, с трудом вставая на ноги. — Поздравляю, Арди. А вот скажи мне: то, что я так позорно промахнулся — это же не случайность была?

— Не случайность, — признался я. — У меня получилось немного искривить пространство.

— А то, что у меня под ногой оказался камень, которого там не было и быть не могло — это тоже твоя работа?

— Почему вы считаете, что его там быть не могло? — полюбопытствовал я.

— Потому что я полностью контролировал окружение и не мог его не заметить. Точнее, я его как раз и заметил, он лежал рядом. А потом он оказался одновременно и рядом, и прямо у меня под ногой.

А Менски действительно сильный Владеющий, раз мог видеть старую ветку и даже какое-то время удерживать её в реальности. Но поскольку полностью лес вероятностей для него недоступен, то это всё, что он мог сделать.

— Тоже моя работа, — не стал отказываться я. — Он действительно лежал чуть в стороне, но я выбрал ту ветку леса вероятностей, где он лежал там, где мне надо.

— Лес вероятностей, да? — задумчиво сказал Генрих.

— Ясенева считает, что лес вероятностей — это всего лишь бредовая теория.

— Я не Магда, и я так не считаю, — с усмешкой сказал он. — Думаю, и её хороший удар в живот вполне мог бы переубедить. Но я не собираюсь обсуждать здесь теорию, я чистый практик. Пойдём-ка присядем, а то я пока ещё не вполне в норме. Менцева! — позвал он Ленку, которая без особого напряжения отбивалась от всего семейства Сельковых. — Иди к нам. А Сельковы… давайте-ка для разнообразия каждый за себя. Только никакого дружеского матча, я за вами присматриваю.

Ленка подошла к нам и посмотрела на Генриха с любопытством.

— Садись, Менцева, — он порылся в своей сумке, которая лежала рядом, достал оттуда нож и положил его перед нами.

— Руками не трогайте, только смотрите, — распорядился он. — Посмотрите на него внимательно и расскажите то, что вы о нём поняли.

Мы дисциплинированно уставились на нож. Я смотрел на него и не мог понять, что я должен в нём увидеть. Ну, немного необычная форма и заточка — это делают, чтобы нож выглядел пострашнее, когда основными покупателями предполагаются офисные работники и прочая подобная публика. Те, кто реально пользуются боевыми ножами, обычно предпочитают что-нибудь попроще, безо всяких жутких изгибов и зубцов. Что ещё можно сказать, просто глядя на этот нож? Однако Генриху явно хочется услышать что-то большее, чем очевидные выводы. Тогда что?

Я попробовал ощутить нож. Не смотреть на него, а почувствовать его, как самостоятельную сущность. Звучало это, конечно, довольно шизофренически, но когда я попробовал сначала почувствовать все напряжения в нём, а потом перейти от частного к общему, кое-что действительно получилось.

— В лезвии есть дефект, — сказал я. — Какая-то неоднородность. Может быть, трещина.

— Там просто пузырёк, — возразила Ленка. — Дефект отливки, который попал в пластину, из которой вырезали заготовку. В этом ноже нет души, — она немного смутилась. — Вы можете смеяться, это действительно звучит смешно, но я чувствую, что он не хочет быть ножом. Он мёртвый. Это ненастоящий нож, это просто фабричная дешёвка. Просто имитация.

— Здесь не над чем смеяться, — на удивление мягко сказал Менски. — Всё правильно. А теперь таким же образом посмотрите вот на этот нож.

Второй раз я уже знал, как смотреть, и дело пошло легче.

— В металле несколько слоёв, — сказал я. — Сердечник из мягкой стали. И это ручная работа. Есть небольшие неоднородности, но они влияния не оказывают. Это хороший нож.

— Это плохой нож, Кени, — вздохнула Ленка. — Он хорошо сделан, и с первого взгляда это действительно хороший нож, но у него плохая аура. Кузнец, который его ковал, был на что-то очень сильно разозлён, а может, он вообще весь мир ненавидит. Я этим ножом пользоваться ни за что не стану, лучше уж фабричная штамповка.

— Я восхищён, Менцева, — с искренним уважением сказал Генрих. — Даже первый нож мало кто смог бы так подробно описать, а вот со вторым я и сам ничего не мог понять. Вроде отличный нож, но душа у меня к нему совершенно не лежит, и ничего с ним нормально не получается. Он как бы плохо слушается. Долго не мог понять, что со мной, только потом начал подозревать, что на самом деле виноват нож. Чтобы вот это всё увидеть с одного взгляда… это просто потрясающий талант, Менцева. Что ты скажешь насчёт этого, Арди?

— Это меня нисколько не удивляет, — пожал я плечами. — Я давно знаю, что моя жена, как Владеющая, гораздо талантливее меня.

— И тебя это не задевает?

— Совершенно не задевает, мы же одна семья. Её успехи — это мои успехи, и наоборот. Для меня завидовать ей всё равно, что завидовать самому себе.

— Не очень типичный взгляд на семью, — хмыкнул Генрих. — Но возможно, что старые семьи Владеющих, где связь уже очень сильна, именно так друг друга и воспринимают. Хотя должен сказать, что и ты очень неплохо справился, просто твоя жена продемонстрировала нечто совершенно выдающееся. Но я подкинул вам эту задачку вовсе не ради пустого любопытства. У нас с вами опять возникла проблема.

— Проблема? — непонимающе переспросила Ленка. — Какая проблема?

— Арди мне очень наглядно продемонстрировал, что он меня превосходит, как боевик…

— Глупости! — немедленно отреагировал я.

— К сожалению — в основном для меня к сожалению, — нет, не глупости. Я примерно так же ощущаю себя в спаррингах с Анной Максаковой — она иногда проводит их для преподавателей боевой практики. Когда понимаешь, что противник полностью контролирует ход боя, и ты видишь, что не можешь ничего сделать, а можешь только потрепыхаться чуть подольше. Сегодня я точно так же себя чувствовал с тобой. Вы оба очень усилились за это лето. Совершили просто гигантский скачок — с чем это связано?

— Не имею ни малейшего понятия, — пожал я плечами.

И тут же задумался: а я точно не имею ни малейшего понятия? Кое-какие предположения у меня всё-таки появились, но обсуждать их с Генрихом я ни в коем случае не собирался.

— Так вот, — продолжал он, — в связи с этим сразу возник очень важный вопрос: такой прогресс случился у вас только в боевых умениях? Поэтому я и устроил вам эту проверку с ножами. Как оказалось, вы не только стали драться лучше, у вас заметно изменилось восприятие мира. Так что твоя победа, Арди, действительно неслучайна — ты меня и в самом деле перерос. Я, конечно, с удовольствием буду с вами и дальше заниматься — для меня это ценная возможность сразиться с сильным противником. Но сам я уже ничего вам дать не смогу. Чтобы развиваться дальше как боевикам, вам нужен противник посерьёзнее — та же Анна Максакова, например.

— Вы меня очень озадачили, наставник, — признался я. — Вы хотите сказать, что боевая практика для нас совершенно бесполезна?

— Нет, не совсем бесполезна, — покачал он головой. — Мы же здесь не только дерёмся. Но вам определённо необходима индивидуальная программа. Я отправлю доклад декану — может, Академиум и в самом деле сможет организовать вам тренировки с Максаковой.

— Не уверен, что Анна согласится, — с сомнением заметил я. — Зачем ей это?

— Может, и согласится, — возразил Генрих. — Ей тренировки тоже полезны, и я сомневаюсь, что у неё имеется большой выбор партнёров. Чем выше поднимаешься, тем сложнее найти равного противника.

— Насчёт равного противника — это всё-таки не про нас, — хмыкнул я. — Но вы правы, она может и заинтересоваться.

— В общем, посидите пока, подумайте, что для вас не имеет смысла, а что может оказаться полезным, — сказал он поднимаясь. — А потом мы вместе сядем и попробуем наметить для вас индивидуальные программы.

Он двинулся к Сельковым, которые уже вошли во вкус и довольно задорно мутузили друг друга. Мы проводили его взглядами и помолчали, обдумывая новости.

— Я всё-таки не совсем поняла, что изменилось… — вздохнула Ленка.

— А я понял, — отозвался я. — Ты разве не заметила, что чем лучше у нас структурируется эссенция, тем лучше мы чувствуем Силу?

— Что-то такое есть, — неуверенно отозвалась она. — Я как-то не особенно об этом задумывалась. Но вообще-то да, ощущения немного изменились.

Действительно, ощущения изменились, и не немного, а довольно сильно. Интересно, что до разговора с Генрихом я тоже не особо обращал на это внимание. Похоже, мы так увлеклись структурированием эссенции, что полностью упустили из виду прогресс в других областях.

Эссенцию мы с ней решили структурировать по-разному. Марен, по всей вероятности, нападёт на меня, причём неожиданно, так что я выбрал структуру, больше приспособленную для защиты. Ленке непосредственная опасность грозит меньше — вряд ли Марен знает о её роли в гибели его брата, и он, скорее всего, не станет воспринимать её всерьёз, если вообще обратит на неё внимание, — поэтому она предпочла структуру с упором на нападение. Структурирование оказалось совсем непростым делом, но кое-какие успехи у нас появились — узлы структур уже обозначились и начали постепенно набирать плотность.

— Думаю, Лен, мы можем считать доказанным фактом, что эссенция помогает лучше ощутить Силу, — сказал я. — Для меня главный вопрос выглядит так: допустим, мы избавились от эссенции. Израсходовали её полностью, или ещё как-то. Сохраним ли мы в этом случае наше теперешнее сродство с Силой или откатимся назад, к состоянию до эссенции?

— Не знаю, Кени, — в замешательстве сказала она. — Но мне кажется, что если и откатимся, то сможем быстро вернуться обратно. Мы же будем помнить наше ощущение Силы. Может, спросить у Алины?

— Она ничего не скажет, — покачал головой я. — Потому что сама больше ничего не знает. Я полностью уверен, что рассказала всё, что знала. Да собственно, не так уж много она и знала. Только то, что Драгана сумела раскопать в архивах Круга, но там вряд ли можно найти что-то по нашему с тобой случаю. Наши развивают сродство с Силой, те из Полуночи структурируют эссенцию, а вот про таких, как мы — которые структурируют эссенцию, чтобы потом от неё полностью отказаться, — про таких вряд ли кто-то слышал.

Зайдя в ворота замка, Росомаха слегка растерялся. Во дворе замка царила суета, а из бывшей конюшни, ныне администрации баронства, доносились крики. Управляющего нигде видно не было. «Что здесь у них происходит?» — удивился Росомаха.

— А ну-ка, постой, — обратился он к пробегающему мимо мальчику, по всем признакам, курьеру.

Тот, ни слова не говоря, просто отмахнулся рукой и побежал было дальше, но Росомаха был готов и цепко ухватил его за ухо. Дитя ойкнуло и послушно остановилось.

— Ты как себя ведёшь со старшими, росток? — сурово спросил Росомаха. — Может, тебя укоренить?

— Отпустите, дедушка, — заныл мальчик. — Меня накажут, если задержусь.

— Я тебе покажу дедушку, — грозно пообещал Росомаха. — Где управляющий?

— В замке сидит, где же ещё. Отпустите, мне бежать надо.

— Ну ладно, беги, — сжалился Росомаха, отпуская ухо. — И научись себя вести, а то в следующий раз не посмотрю, куда тебе там надо.

Мальчонка рванул от страшного деда, недослушав нотацию, а Росомаха усмехнулся и двинулся к донжону. Управляющий действительно обнаружился у себя в кабинете.

— Привет, Леннарт, — поздоровался Росомаха, заглядывая в дверь. — К тебе можно? Не оторву тебя от дел?

— А и оторви, Росомаха, — обрадовался Фальк, откладывая бумаги. — Здравствуй. Какими судьбами к нам?

— Как всегда, по делам, — пожал плечами тот, ставя на стол берёзовый туесок. — Гостинец вот тебе привёз.

— Ягоды? — понимающе спросил Леннарт.

— Ягоды, — кивнул Росомаха.

— Дорогой гостинец, — покачал головой Фальк. — Я же знаю, сколько они стоят.

— Брось, Леннарт, — махнул рукой Росомаха. — Лес не обеднеет от горсти ягод. Да и дорого они в Новгороде стоят, а барон их у нас за совсем другие деньги покупает.

— Тебя Ворон, случаем, не покусал? — усмехнулся управляющий, бережно убирая туесок. — Баронство вам за них, кстати, гораздо дороже платит, чем ты думаешь. Просто вы получаете сразу чистые деньги, за вычетом налогов, а налоги баронство само из этой платы удерживает. Его милость приказал так делать, чтобы Ворон в припадках не бился каждый раз, когда фискальный год к концу подходит. Ему ведь легче удавиться, чем пфенниг барону заплатить.

— Хм, — крякнул Росомаха. — Да, так действительно лучше. Мы, конечно, Ворона постепенно воспитываем…

— Ну-ну, воспитывайте, — засмеялся Леннарт. — Вы, главное, помните, что прибыль с ваших ягод не барону в карман идёт, что бы там Ворон на этот счёт ни воображал. Вот к вам дорогу щебёнкой отсыпали — ты же это наверняка своей спиной почувствовал? На какие деньги это сделали, как ты думаешь?

— Ну, спиной я не особо почувствовал, — замялся Росомаха, — но дорогу мы заметили, конечно, спасибо.

— Не особо почувствовал? — внимательно посмотрел на него Фальк. — Вылечил спину, что ли? А знаешь, ты ведь и впрямь выглядишь сильно помолодевшим.

— Ездил к барону, там меня подлечили, — признался тот. — И Бобра тоже вылечили.

— И вы ещё барона не цените, неблагодарные, — укоризненно попенял ему Леннарт. — А вот я каждый вечер за здоровье его милости Господу молитву возношу. Я же помню, какой дырой наше баронство было до его милости, и вижу, чем оно стало. Да и вы тоже не сильно-то хорошо в своём лесу до барона жили.

— Да я-то ведь и не спорю, — смущённо сказал Росомаха. — Мы барона ценим, не суди обо всех нас по одному Ворону. Слушай, а что там у вас за суета? — перевёл он разговор с неудобной темы.

— У нас через неделю учебный год начинается, а учебники в школу до сих пор не подвезли, — пояснил Леннарт нахмурившись. — И главное, правды вообще не могу добиться — то ли эти учебники где-то потеряли, то ли их вообще не заказали. В общем, я сказал так: если к началу учебного года учебников в школе не будет, то весь отдел образования переедет в тюрьму ждать суда барона, а в отдел я других наберу.

— Круто ты с ними, — уважительно заметил Росомаха.

— А что мне делать? — пожал плечами управляющий. — Я с них спрашиваю, а барон-то спросит с меня. Так что лучше я сам из них чучела набью и барону предъявлю, может, мне и послабление выйдет.

— Круто, — повторил Росомаха. — Но я к тебе и по этому поводу тоже. Нельзя ли и для наших ростков школу организовать? Барон говорил, что это возможно.

— Эх, немного не вовремя ты с этим, — крякнул Фальк. — Не мог раньше сказать?

— Ну вот так получилось, — виновато развёл руками Росомаха. — Извини, Леннарт.

— Ладно, — вздохнул тот. — Сразу тебе скажу, что учителей у нас пока не хватает, так что отдельной школы для вас не будет. Будем ваших детей в Раппин возить.

— Нам нужно будет какой-то транспорт покупать? — осторожно осведомился Росомаха.

— Ничего не надо. По приказу барона школы у нас бесплатные, всех детей в школу и обратно доставляем бесплатно. А из совсем дальних деревень детей в интернат привозим, а на выходные домой отвозим.

— Так в чём проблема, Леннарт? Нас всё устраивает.

— Вас-то всё устраивает, — усмехнулся тот, — а вот нам сейчас надо кучу дел сделать. Надо решить проблему с транспортом, маршруты по-другому проложить. Может, придётся ещё несколько школьных автобусов докупить. Потом вашим детям надо тестирование устроить. Да я и так могу сказать, что их сразу в классы определять нельзя, надо сначала какие-то подготовительные курсы организовать. В общем, как только мои бездельники с учебниками разберутся, сразу займутся вашими детьми.

— Спасибо, Леннарт, — сердечно поблагодарил Росомаха. — И вот ещё какое дело: я говорил с бароном насчёт наших тканей, и он не против, чтобы мы их через баронство продавали, так же как мы овощи-фрукты продаём.

— Отказался от идеи своих девок за швейные машинки засадить? — посмотрел на него Фальк. — Вот и правильно. А насчёт новой лавки мне уже передали, что барон приказал содействовать. От госпожи Киры на днях приедут люди обговаривать договор с вами — цены, сроки, номенклатуру тканей. Насколько я знаю, там уже подыскивают помещение, так что скоро откроем, не беспокойся насчёт этого. Пойдём лучше пообедаем, у нас сегодня мульгикапсад[1].