От Регенсбурга до Вены по воздуху всего полторы сотни вёрст — ну, или триста с небольшим километров, если пользоваться неизвестными здесь единицами того мира. Километров здесь нет, и вряд ли здешние французы их придумают — они больше франки, чем французы, и в науках блистают не особенно, предпочитая более практические занятия вроде войны. Скорее всего, здесь сказалось влияние неспокойных соседей — англам с бриттами временами надоедает резать друг друга; тогда они объединяются и отправляются грабить Нормандию или Пикардию, а дружественные им бретонцы обычно всегда рады в этом поучаствовать. С имперскими землями отношения тоже не безоблачные, а больше всего франкам досаждают осевшие в Пиренеях остатки вестготских племён, которых вытеснили с иберийских земель мавры. Ситуация в Пиренеях очень напоминает здешний Кавказ — франки считают горцев своими подданными, муслимы — своими, а те по очереди грабят обоих. Провести замирение методом генерала Ермолова ни франки, ни мавры не могут из-за возражений другой стороны, так что вылазки горцев они терпят, лишь время от времени проводя ограниченные карательные акции.
Впрочем, я отвлёкся. До Вены было меньше трёх часов полёта, так что сильно заскучать мы не успели. Ленка опять залезла в джакузи — новая игрушка ей ещё не надоела, — а я сидел на обзорной палубе, лениво разглядывая проплывающие под ногами виды. Деревни, сёла, маленькие городки, перемежающиеся пустыми в это время полями и небольшими перелесками — в империи явно нет проблем с популяционным регулированием. Не представляю, каким образом они этого добились, но практически всё огромное население империи размазано по таким вот небольшим городам и сёлам. Даже в Вене население чуть больше миллиона, то есть в четыре раза меньше, чем в Новгороде, а, к примеру, в Регенсбурге — столице большого и богатого герцогства, — всего лишь двести с лишним тысяч.
В Вене нам пришлось швартоваться в грузовом порту — собственно, чисто пассажирского воздушного сообщения здесь и не существовало, классы воздушных кораблей полностью исчерпывались большими грузопассажирскими дирижаблями и маленькими курьерами. Никогда не задумывался, почему — возможно потому, что на дальние расстояния путешествовало не так уж много людей, а для коротких поездок железная дорога была удобнее и дешевле. В общем, пришвартовались мы как раз между грязноватыми большегрузными трудягами, и наш сверкающий «Сын вьюги» выглядел среди них, выражаясь словами не существовавшего здесь Пелевина, как золотой зуб во рту у прокажённого. Причальная команда рассматривала его, разинув рты, впрочем, не забывая заводить швартовы в кнехты, или что они там куда заводят.
Нас не встречали. Точнее говоря, лимузин к причальной вышке был подан, но об этом позаботился я сам, заказав аренду лимузина перед отлётом из Регенсбурга. Император моего приезда как бы не заметил, хотя я прибыл совершенно официально в качестве специального посланника князя. Ну что же, неожиданностью это не явилось — я долго обдумывал сложившуюся ситуацию и пришёл к выводу, что встреча, вероятно, будет проходить по схеме «злые бояре и добрый царь». Или, скорее, нейтральный царь — демонстрировать какую-то особую доброту у императора причин нет, ему достаточно всего лишь немного дистанцироваться от злых бояр.
Остановились мы в уже знакомой мне гостинице «Виндобона» — в отличие от бедного торговца Генриха Шульце, Кеннеру Арди она была вполне по карману.
— Герр Шульце! — немедленно узнала меня и заулыбалась девушка за стойкой. — Мы рады видеть вас снова!
Ленка тут же развеселилась, а я немного смутился. Действительно, как-то неудобно получилось — я совершенно не учёл, что в таких сверхдорогих заведениях часто работают люди с фотографической памятью. Да собственно, у нас в «Серебряной мыши» все бармены такие, и полезной информации от них приходит столько, что мы не успеваем заносить её в досье.
— Увы, фройляйн, в этот визит герр Шульце не с нами, — заявил я с приличествующим сожалением. — Я Кеннер Арди барон фон Раппин, меня сопровождает моя жена Лена Менцева-Арди баронесса фон Раппин.
Девушка немного растерялась, но моментально взяла себя в руки. Постоялец сегодня не торговец, а барон? Да хоть повелитель галактики — в стоимость номера включены любые причуды клиента. Впрочем, доклад в полицию будет, разумеется, подан без промедления.
— Здравствуйте, господин барон, госпожа баронесса! — вновь заулыбалась она. — Ваш номер ждёт вас.
— Благодарю вас, — улыбнулся ей я. — И отправьте, пожалуйста, в канцелярию его величества письмо о том, что барон фон Раппин прибыл и ожидает аудиенции.
Портье заколебалась. То, что постоялец объявил себя бароном, её не особенно смутило — она наверняка уже насмотрелась на всяких персонажей. Но то, что подобная мутная личность вдруг потребовала аудиенции у самого императора, заметно выходило за рамки привычного шаблона.
— Вы можете отправить такое письмо в дворцовую канцелярию? — с лёгким напором спросил я.
— Безусловно, господин барон, — сдалась она.
— Так сделайте это, — бросил я, двинувшись прочь и бережно направляя Ленку к парадной лестнице.
Надеюсь, Дитрих не станет играть в игры с долгим ожиданием аудиенции и примет меня достаточно быстро, как и обещал мне кардинал. Вообще-то поездка по приказу князя — это вполне уважительная причина для отсутствия на занятиях, но преподавателям эти пропуски всё равно категорически не нравятся, и я чувствую их недовольство, даже если они его никак не показывают. Психологического комфорта это мне не добавляет.
Император принял меня, конечно, не сразу, но действительно быстро. Три дня Ленка таскала меня по галереям, в очередной раз пытаясь не очень успешно взрастить во мне любовь к высокому искусству, и в перерывах без устали дегустируя венские пирожные — в большинстве своём, на мой вкус, совершенно отвратительные. На четвёртый день в гостиницу прибыл фельдъегерь с извещением, что император Дитрих II примет барона фон Раппин завтра в три часа пополудни.
Я впервые входил во дворец с парадного крыльца — в прошлые посещения меня постоянно водили через какие-то ходы для кухонного персонала. Хотя какие тут могут быть причины для недовольства? Официально я здесь впервые, а торговца Генриха Шульце иначе как с чёрного хода и не пустили бы. Но на этот раз всё было вполне прилично, безо всякого урона для чести посланника князя новгородского. Возле меня немедленно материализовался весьма важно выглядящий лакей.
— Господин барон фон Раппин? — спросил он и, дождавшись ответного кивка, продолжил: — Его величество примет вас в своём кабинете, мне велено вас проводить.
— Ведите, — согласился я.
В кабинете Дитрих оказался не один. Второго присутствующего мне не представили, однако я узнал его без труда по портретам: эрцканцлер империи, граф Айке цу Ройтен.
— Ваше величество, — поклонился я, — ваше высокопревосходительство.
— Здравствуйте, барон, — улыбнулся мне император, а граф просто кивнул с довольно кислым видом. — Садитесь, расскажите нам новости. Как долетели?
— Прекрасно долетел, ваше величество, — ответил я, усаживаясь на не очень удобный стул — кабинет императора явно был предназначен исключительно для работы и какой-то комфортной мебели в нём не наблюдалось.
— Ну да, ну да, — усмехнулся он. — Про ваш дирижабль уже ходят самые невероятные слухи. Говорят, там есть даже бассейн.
— Это дирижабль моей жены, ваше величество. Всего лишь джакузи, правда, действительно большое. Что поделать — я стараюсь не баловать свою жену, но у меня не совсем получается.
— Я бы сказал, совсем не получается, — засмеялся он. — А как поживает дядя? Насколько я понял, вы как раз у него и гостили?
— Всего лишь заезжал по делам, ваше величество. Его высочество пожелал купить у нас довольно широкий ассортимент боевой техники, и так уж получилось, что я как раз и есть один из основных её производителей.
— И вы согласились её продать? — не смог сдержать удивления Дитрих.
— Конечно, согласился, — я посмотрел на него с недоумением. — Почему же нет?
— А что скажет на это князь Яромир?
— Князь, разумеется, одобрил продажу, как может быть иначе? Экспорт боевой техники невозможен без его разрешения, это всегда политический вопрос. Без его одобрения я не стал бы даже обсуждать договор, не то что его подписывать.
В эмоциях императора явно чувствовалось удивление, смешанное с недовольством.
— Отец рассказывал, что у вас появились новые бронеходы — это их вы продаёте дяде?
— Нет, ваше величество, — решительно отказался я. — Новые модели запрещены к экспорту.
— Насколько я понял по рассказу отца, у них какие-то совершенно выдающиеся характеристики? — он пытливо посмотрел на меня.
— Именно так, ваше величество, поистине революционные изменения, — подтвердил я. — Сверхтяжёлые бронеходы перестали быть неуклюжими черепахами и превратились в основную атакующую силу. Стремительные, мощные, хорошо защищённые — им нет соперников на поле боя. Для других бронеходов они практически неуязвимы, а у артиллерии плохо получается с ними бороться из-за их скорости.
Император доброжелательно смотрел на меня, слушая мой рассказ, а в эмоциях у него царило полное спокойствие. Было совсем непохоже, чтобы эти новые бронеходы как-то его заботили… я мог бы даже сказать, что его они скорее радовали, не выгляди такое заявление совершенно безумным.
— И на чём основано такое впечатляющее достижение? — с неподдельным любопытством спросил он.
— На принципиально новых псевдомускулах, ваше величество, — ответил я.
— А они, в свою очередь, появились благодаря каким-то новым материалам?
— Любой прогресс основан на новых материалах, ваше величество, будь то что-то совершенно новое или улучшение существующего. Кузнец, в незапамятные времена перековывавший крицы в деревенской кузнице, вряд ли узнал бы прекрасно знакомое ему железо в бруске нержавеющей стали.
— Прекрасно сказано, барон! — засмеялся Дитрих. — Весьма глубокая мысль, при этом не содержащая ни крупицы полезной информации. Кардинал Скорцезе не зря высоко отзывается о ваших дипломатических способностях. А вот что вы скажете насчёт такого любопытного момента: княжеская канцелярия недавно проинформировала нас, что некоторые территории Мурмана отныне являются запретными для посещения иностранцами. Вы ничего об этом не знаете?
— Откуда, ваше величество? — развёл я руками. — Могу лишь предположить, что там обнаружились какие-то опасности.
— Именно какими-то неназванными опасностями этот запрет и аргументировался, — согласился император. — Нам деликатно дали понять, что если кто-то будет достаточно глуп, чтобы туда проникнуть, то на вопросы о его дальнейшей судьбе княжество отвечать не станет. И у нас действительно пропала в тех местах этнографическая экспедиция. Мы беспокоимся о наших учёных, а княжество вместо ответа шлёт нам какие-то оскорбительные отписки.
Да-да, этнографическая экспедиция, кто бы сомневался. Я уверен, что настоящих этнографов просто вышибли бы из запретной зоны пинками, а вот шпионов наверняка там и похоронили.
— У нашего семейства нет никаких интересов в Мурмане, ваше величество, — сказал я. — Наши интересы лежат исключительно в Новгороде, за исключением ювелирных изделий, которые мы делаем совместно с рифейскими карлами.
— Слышал я про ваши ювелирные изделия, — сварливо сказал Дитрих. — Жена мне уже все уши прожужжала. Она, по-моему, даже собирается к вам вместе с женой дяди.
Надо же, до чего быстро жена императора узнала о нашем приглашении. Похоже, семьи императора и герцога не враждуют, а вовсе даже наоборот, в прекрасных отношениях.
— Для нашей семьи будет честью принимать её величество, — слегка поклонился я не вставая.
— Если я ей разрешу, — вздохнул он. — Ну хорошо, я верю, что у вас нет интересов в Мурмане. Но имеется ещё один заслуживающий внимания момент: эти запретные территории полностью включают в себя земли ваших родственников Ренских. Вы будете утверждать, что это случайное совпадение?
— Я ничего не могу сказать по этому поводу, ваше величество, — развёл я руками. — Я очень мало знаю о делах Ренских, они со мной совсем не откровенничают. Возможно, вам это неизвестно, но моя мать была официально изгнана, то есть формально они нам вообще не родственники.
— Тогда откуда вы берёте основу для новых псевдомускулов?
— Прошу меня простить, ваше величество, я не могу ответить на этот вопрос. Это государственная тайна.
— Ты заметил, Айке, — обратился к графу император, — что он совершенно ничего не подтвердил и не опроверг? Столько правдивых слов и полное отсутствие любой информации.
— Я ему не верю, — хмуро отозвался эрцканцлер. — Ни единому его слову.
Я с беспомощным видом развёл руками — уже в который раз.
— Ну, ну, дядюшка Айке, — со смехом сказал император, — не будь так строг к барону. Он приехал к нам вовсе не для того, чтобы выбалтывать секреты князя. А для чего, кстати?
— Да, барон, мне вот тоже интересно, — посмотрел на меня граф. — Зачем вы приехали и чего вы хотите?
Такой внезапный и резкий переход обычно неплохо действует на собеседника, выбивая его из колеи. На меня такие штучки уже слабо влияют, но выгляжу я молодым и неопытным, так что многие всё же пытаются.
— Ах да! — воскликнул я, виновато улыбаясь. — Прошу простить меня за это отвлечение на посторонние темы, — (у императора промелькнула мимолётная улыбка), — поручение у меня, собственно, довольно простое. Князь Яромир несколько озабочен концентрацией войск империи у границ княжества, а также слухами о возможном вторжении имперских войск на земли княжества. Князь хотел бы получить соответствующие разъяснения по поводу этих фактов.
— А почему, собственно, вас это удивляет? — резко спросил эрцканцлер. — Вы язычники, враги Господа нашего. Наказать вас было бы делом богоугодным.
— То есть вы подтверждаете, ваше высокопревосходительство, — кротко спросил я, — что империя действительно готовит нападение на княжество?
— Я ничего не подтверждаю и ничего не отрицаю, — отрезал тот.
— Полно, дядюшка Айке, — засмеялся Дитрих, — барон может понять тебя совершенно неправильно. Не судите графа строго, барон, он просто очень не любит язычников.
Я и не сужу строго — с самого начала было понятно, что граф здесь затем, чтобы сыграть злого боярина.
— Разумеется, мы по-доброму относимся к княжеству и всячески стремимся к миру, — продолжал император. — То, что вы ошибочно называете концентрацией войск на границе — это всего лишь зимние квартиры для отдельных частей. Дядя Оттон всегда был изрядным фантазёром, не стоит принимать его слова всерьёз.
Если учесть, что императору было совершенно неоткуда узнать о том, что герцог Баварский рассказывал Бернару, то это подтверждает, что его рассказ на самом деле исходил от самого императора. Это, конечно, и так уже было ясно, но дополнительное подтверждение никогда не помешает.
— Благодарю вас, ваше величество за это разъяснение, — я обозначил лёгкий поклон. Собственно, у императора тоже неплохо получается сказать много правдивых слов и при этом соврать. Хотя именно сейчас правдивых было совсем немного.
— Скажите, барон, а сколько стоят эти ваши новые бронеходы? — вдруг спросил император.
Вот зачем ему это знать? Ему было ясно сказано, что они не продаются. Он может разве что рассчитывать напасть и отобрать, но в этом случае цена ему вроде тоже ни к чему.
— Цены как таковой не установлено, ваше величество, — ответил я, — поскольку есть только один продавец и только один покупатель. По договору мы имеем пять процентов чистой прибыли после вычета всех затрат и налогов. Разумеется, люди князя имеют полный доступ к документации, и им известна себестоимость с точностью до веверицы.
— И какова же себестоимость? — живо заинтересовался он.
— Примерно на двадцать процентов выше, чем себестоимость старых тяжёлых бронеходов. Увеличение не связано с новыми псевдомускулами, они обходятся даже дешевле. В основном свой вклад в повышенные затраты вносят усиленные суставы, более мощная броня и тяжёлое вооружение.
— Изрядно, изрядно, — пробормотал император, что-то прикидывая. — А старые бронеходы вы нам можете продать? Или даже полную номенклатуру техники, как дяде Оттону?
— Конечно, ваше величество, — ответил я. — Раз вы заверили нас в своих добрых намерениях, то я не вижу для этого никаких препятствий.
У императора промелькнула целая гамма чувств, которые я не смог расшифровать, а эрцканцлер посмотрел на меня, как на слабоумного. Потом он явно задумался, каким бы это образом князь отправил в качестве представителя слабоумного, и взгляд его стал подозрительным.
— Но как я уже сказал, вопросы экспорта решает всё же князь, а не я, — добавил я с извиняющимся видом. — Князь Яромир непременно сообщит о своём решении через нашего посла.
Оба совершенно одинаково усмехнулись.
— Ну что же, барон, благодарю вас за интересный рассказ, — добродушно улыбаясь, заключил император, а эрцканцлер демонстративно поморщился. — Не буду дальше отнимать ваше время.
— Благодарю за беседу, ваше величество, ваше высокопревосходительство, — сказал я, вставая и кланяясь.
Всё время после возвращения из императорского дворца я пытался поймать ускользающее ощущение чего-то важного, что я упустил. Я совершенно не понимал мотивов основных игроков — чего хочет император или герцог, или кардинал. Все они вели себя неестественно — с моей точки зрения неестественно, а это значило, что моя точка зрения является неверной. И уже после того, как дирижабль мягко отошёл от причала и лёг на курс, мне пришла в голову совершенно неожиданная идея. Я решительно поднялся.
— Ты куда, Кени? — подняла глаза от книжки Ленка.
— Схожу к капитану, — ответил я. — Залетим кое-куда ненадолго.
Ленка недовольно фыркнула — ей никуда залетать не хотелось, — но промолчала и снова уткнулась в книгу.
Я довольно долго добирался до рубки, едва не заблудившись в паутине лестниц и переходов — дирижабль был и в самом деле большим. Капитан стоял, склонившись над огромной навигационной картой, и что-то оживлённо обсуждая со штурманом.
— Капитан! — позвал я, и он, наконец, поднял глаза от карты.
— Да, господин Кеннер, — отозвался он.
— Мы летим прежним курсом на Новгород, но как только долетаем примерно до Пскова, поворачиваем и летим в Киев.
Капитану явно хотелось спросить, зачем такие сложности, и не проще ли сразу лететь в Киев, что будет вдвое быстрее, но он пересилил себя.
— Будет сделано, господин Кеннер, — ответил он.
Я удовлетворённо кивнул и добавил:
— Об изменении курса наземные службы не предупреждать, хранить радиомолчание до Киева.
— Понял, господин Кеннер, радиорубку сейчас опечатаю.
— Выполняйте, — распорядился я и покинул рубку, краем глаза заметив, как капитан многозначительно переглядывается со штурманом. Не знаю, что они себе вообразили, но наверняка что-то невероятно романтическое. Воздушники…
В Киеве снега тоже не было, и я завистливо вздохнул. Не помню, где я жил в прошлой жизни, но точно помню, что снег и зиму я там не любил. Эту нелюбовь я принёс и сюда, но здесь тоже умудрился родиться в том месте, где снег ложится уже осенью. Но конечно, могло быть и хуже — вспомнить хотя бы тот же Мурман.
Выходить из дирижабля я не стал, а просто подождал, когда наземная команда подключит все кабели, и позвонил Лановой с борта. К счастью, она оказалась на месте.
— Гражданка Славяна, здравствуйте, — поздоровался я. — Прошу прощения за беспокойство. Мне хотелось бы встретиться с вами буквально на несколько минут — это возможно?
— Здравствуйте, господин Кеннер, — с некоторым удивлением отозвалась она. — Возможно, почему бы и нет. Где вы сейчас находитесь?
— В воздушном порту, на дирижабле «Сын вьюги».
— Ждите, я пришлю за вами машину.
Машина подъехала уже через полчаса и приехала явно не от Лановой, а откуда-то поближе. Впрочем, с её возможностями ей и не нужно было присылать свою — скорее всего, она просто приказала ближайшему окружному приставу организовать транспорт.
Водитель в безукоризненном костюме открыл мне заднюю дверь. Неплохой самобег, но, очевидно, не уровня гражданки. Скорее всего, действительно отобрали у какого-нибудь чиновника средней руки. Можно было бы спросить у водителя, но мне не особенно было интересно знать, кого Славяна напрягла, так что мы доехали до неё в полном молчании.
— Здравствуйте, господин Кеннер, — тепло поздоровалась Лановая, когда я вошёл в знакомый кабинет. — Что-то случилось?
— Здравствуйте, гражданка Славяна. Совершенно ничего, просто появилась пара крохотных вопросов, и пришлось неожиданно залететь в Киев.
— А задать их по телефону вы не могли? — с интересом спросила она.
— По телефону я говорю только о погоде, — пошутил я. Не совсем пошутил, конечно.
— Да вы, оказывается, параноик, — одобрительно заметила она.
— Что делать? — развёл руками я. — За нами, параноиками, постоянно кто-то следит. Не пойму, почему бы им не начать следить за обычными гражданами и не оставить нас, наконец, в покое.
— И впрямь, — засмеялась она. — Я тоже никогда этого не понимала. Но вернёмся к вашему делу.
— Благодарю вас, гражданка Славяна. Дело моё состоит в том, что я сейчас пытаюсь разобраться в имперском бурлении.
— С тех пор так и пытаетесь? — подняла бровь она. — Не получается?
— Не то чтобы совсем не получается, — неопределённо покрутил в воздухе рукой я. — Просто у них там всё так быстро меняется, что постоянно возникают какие-то новые течения. И новый император сильно добавил неопределённости.
— Да, очень резвый мальчик, — усмехнулась Славяна. — Он определённо многое сделает, если умрёт не слишком быстро.
— Думаете, его уберут? — я вопросительно посмотрел на неё.
— Шансы есть, — пожала плечами она. — Когда ты отдавил столько ног, каждый лишний день жизни — это удача. Впрочем, организованной оппозиции там пока не заметно. Так о чём вы хотели спросить по поводу империи?
— Скажите — люди императора не подходили к вам с какими-то обещаниями или предложениями? Даже неважно какими — просто не пытались ли сблизиться?
— А знаете, пытались, — задумалась она. — И я даже немного удивилась, как много они обещают, и как мало требуют взамен. Некоторые обещания явно пустые, но проскальзывало и кое-что для нас полезное.
— А не интересовались ли они, случаем, союзническими обязательствами княжеств?
— Вот сейчас вы спросили это, и я сразу вспомнила, что действительно интересовались, — она с любопытством посмотрела на меня. — Я тогда даже не обратила на это внимание, это было совсем между делом.
— Могу я спросить, что вы ответили?
— Да собственно, ничего особенного, — пожала плечами она. — Мы обязаны немедленно вступить в войну в случае нападения на одно из княжеств, однако в случае, если какое-то из княжеств само начинает войну, любые обязательства отсутствуют. Это общая часть союзного договора, и она, по большому счёту, секретом не является.
— Благодарю вас, гражданка Славяна, — сказал я вставая. — Не буду больше отнимать ваше время.
— Это всё, что вас интересовало? — удивилась она.
— Это всё, — подтвердил я.